Когда вернулся в класс, узнал, что мой авторитет поднялся на недосягаемою высоту после того, как Август с Деном поспорили, кто дольше руку над свечкой продержит, и оба продержали секунды по три.

Кое-кто из одноклассников хотел узнать, что сказали чародеи. Другие интересовались, как я дошёл до жизни такой, и не могут ли они тоже в волшебники податься. А Серж даже попросил:

— Колдани что-нибудь, а?!

Предлагаю:

— Если найдёте жемчужину, могу чуток Фриду полечить.

— Шрамы от оспы не лечатся, — с тоской отозвалась девчонка.

— Да? Это тебе целитель сказал? Не буду с ним спорить. Уговаривать тебя тоже не стану. Моё дело предложить, твоё отказаться.

Фрида сразу вытянула заколку из причёски. Серебро и жемчужина. Перочинным ножом отжимаю лапки держателя, вынимаю камень, а оправу возвращаю хозяйке. Потом разминаю кисти и делаю несколько изящных, красивых пассов. На самом деле отвлекаю внимание, чтобы незаметно спрятать жемчужину между пальцев, а затем перекинуть в карман. Камень нужен для другого заклинания, денег на реагенты нет, вот и приходится крутиться. Честно говоря, мне не стыдно за обман. Семья Губерласков богата, может позволить себе заплатить за лечение дочери.

На тыльной стороне правой кисти у Фриды большая оспина. Bet Corp! Накладываю Маленькую Смерть на девочку. Жизненные процессы замедляются, несколько минут она не будет ничего чувствовать, мешать лечению тоже. Моя правая ладонь окутывается зелёной дымкой. Пальцы ложатся на рытвину. Держу заклинание дольше, чем действительно необходимо. Работаю на публику, создаю впечатление, что творю сложные чары. Через несколько секунд привожу в сознание Фриду и заканчиваю выступление, устало откидываясь на спинку парты. Может стоит в артисты податься?

На месте оспины ровная, гладкая кожа. Правда, белёсая, как брюхо жабы, но даже следа от шрама не осталось. Под восторженное оханье зрителей и радостный вскрик Фриды перебираюсь за свою парту.

На оглашении оценок генерал начал с Августа.

— Это ты на экзамене свободную тему взял?

— Так точно, господин генерал, — сбившись от волнения, признался одноклассник.

Взрослые переглянулись. Это ж надо так в душу плюнуть! Какой-то юнец формы обращения совершено не блюдёт. Конечно, мы в гимназии наших величаем «господин директор», «господин учитель», но генерал-инспектора просто «господином генералом» назвать… Он бы его ещё «любезным» кликать начал. Ой, сейчас что-то будет!

— Дворянин?

— Никак нет!

— Оно и видно! Маршируешь, как хромой козел! Пишешь, как курица лапой. За чистописание с грамматикой получил «посредственно». Зато на казённых листах накарябал «Как обустроить страну». Вместо того, чтобы шагистике поучиться, ты даже сопли не вытер, сразу побежал страну обустраивать. Сами! Мы сами, без сопливых разберёмся, как государством управлять! — голос генерала грохотал. — Вольнодумец и смутьян! От экзаменов отстраняю! Аттестат не выдавать! Включить в запретительный циркуляр! Волчий билет будет тебе наградой за сочинительство! Инспектор! Этого сопливого обустраивателя отдать под гласный надзор полиции! А вы, господа, — он обратил горящий взор на наших педагогов, — вижу, устроили в гимназии рассадник крамолы и свободомыслия! Мы этого не потерпим и так просто не оставим!

Голос Августа, лепечущий жалкие слова оправданий, перекрыл могучий рык школьного инспектора.

— Вон из класса!

Педагогов жалко. Им не позавидуешь. Из-за одного идиота теперь всю гимназию трясти будут. Мы-то уже закончим, а оставшихся на следующий год проверками замучают.