Глава 11
Ночью мороз украсил окна сказочными узорами. Мордекай Тремейн лениво рассматривал тонкие линии, особенно изящные на фоне чистого белого света. Он пребывал в том приятном, хотя и мимолетном состоянии, которое отделяет сон от бодрствования. Сознание еще парило в блаженном пространстве, свободном от тревожных мыслей. Весь мир сосредоточился в морозном квадрате.
Однако уже в следующее мгновение чары разрушились, и начался мыслительный процесс. Первым явилось понимание необычности нового дня. С усилием Мордекай Тремейн вспомнил, в чем заключалась его особенность, и удивился необходимости сознательного напряжения умственных способностей. Разумеется, сегодня Рождество! Наполнивший комнату чистый свет – это свет рождественского утра.
Второе понимание пришло вслед за первым. Оно заключалось в излишней яркости света. Даже магия Рождества не могла объяснить неестественное сияние. Половина седьмого. Конец декабря. Обычно в это время бывает по-зимнему темно.
Мордекай Тремейн приподнялся на локте и посмотрел на часы. Стрелки показывали десять минут одиннадцатого. Пока он пытался осознать ту поразительную новость, что проспал лишних четыре часа, в памяти всплыли события вчерашнего дня. Джереми Рейнер мертв, убит ночью, и его тело в красном костюме Санта-Клауса лежало под елкой. Всех обитателей дома разбудил истеричный крик Шарлотты Грейм. Потом приехала полиция. Суперинтендант Кэннок – вежливый, спокойный, но в то же время полный мрачной решимости не дать следу остыть, – принялся терпеливо допрашивать всех по очереди. По своим спальням обитатели дома разошлись едва ли не на рассвете. Вот почему он проснулся так поздно. Мирное течение жизни было нарушено убийством.
Мордекай Тремейн окинул взглядом комнату, и она уже не показалась такой же светлой и уютной, как во время первого осмотра. Рождественское утро. Мир и покой всем, кто живет на земле, – вот что должен нести этот день. Вместо этого внизу лежит труп, чья кровь взывает к законному возмездию, а по комнатам притихшего дома бродят три ужасные тени, имена которым – Недоверие, Подозрение и Страх.
Несмотря на короткий сон, Мордекай Тремейн понимал, что, если снова закроет глаза, сознание не погрузится в состояние покоя, а сразу наполнится чередой образов; мысли закружатся в нескончаемом хороводе вопросов. Почему Шарлотта Грейм сидела полностью одетая? Почему пришлось так долго будить Бенедикта Грейма? Почему профессор Лорринг украл с елки последний подарок? И почему Джереми Рейнер лежал в костюме Санта-Клауса?
Мордекай Тремейн побрился, оделся и спустился в столовую в поисках завтрака. Убийство – жестокое потрясение, но живые продолжают жить, есть и пить. Остин Деламер и Эрнест Лорринг сидели в противоположных концах длинного стола. Каждый из них твердо решил не замечать другого. Лорринг ел сосредоточенно и увлеченно, не обращая ни на что внимания. Деламер, напротив, вяло и равнодушно ковырял вилкой в тарелке. Он мельком взглянул на Тремейна, едва ответил на приветствие и тут же опустил голову. Профессор пробормотал что-то невнятно, однако, несмотря на видимость полного самоуглубления, Мордекай Тремейн заподозрил, что ученый не настолько равнодушен к обстоятельствам, как хочет показать. Подойдя к буфету и взявшись поднимать крышку за крышкой, он почувствовал на себе его пристальный взгляд. Эрнест Лорринг определенно что-то скрывал, а потому сам подозревал всех и каждого. А особое подозрение вызывал у него тот, кто уже проявил любопытство и стремление понять чужие намерения.
Мордекай Тремейн не подал виду, что заметил тайное наблюдение, спокойно сел за стол и приступил к завтраку. Нервное поведение Лорринга порадовало его своей предсказуемостью.
Тремейн почти завершил трапезу, когда вошла Шарлотта Грейм, но проскользнула к буфету так тихо, что только произнесенные шепотом слова «доброе утро» – выдали ее появление. Было заметно, что спала она мало и плохо. Лицо побледнело, а круги под глазами стали еще темнее и глубже. Поначалу мисс Грейм избегала смотреть на Тремейна, но потом, словно под действием непреодолимой силы, все-таки неуверенно взглянула в его сторону. Он улыбнулся, и она ответила робкой улыбкой.
– Надеюсь, сегодня утром вы чувствуете себя лучше? – спросил Мордекай Тремейн.
– Да, – ответила мисс Грейм. – Намного лучше. Спасибо.
Он знал, что Шарлотта лжет. Едва закончив завтрак, Тремейн поспешил уйти. Несмотря на огромные различия, троих оставшихся за столом людей объединяло недоверие к чужаку. Проявлялось оно по-разному, но при этом ощущалось не менее остро: Шарлотта Грейм не могла скрыть ужаса; Эрнест Лорринг демонстративно молчал; Остин Деламер бросал косые, полные истерики и возмущения взгляды.
Общее настроение выразила Розалинда Марш. Мордекай Тремейн нашел ее в библиотеке с книгой в руках, но с устремленным в окно отсутствующим взглядом.
– Доброе утро, – ответила дама, повернувшись, и с нескрываемым цинизмом добавила: – Желаю веселого Рождества.
– Не такого рождественского утра я ожидал, – признался он. – Боюсь, смерть бедного Рейнера положила конец всем развлечениям.
– Бедного Рейнера? – удивленно переспросила мисс Марш. – Что заставляет вас так думать?
Тремейн посмотрел на нее внимательно, однако следов плохо проведенной ночи не заметил. Розалинда не проявила даже намека на мучительное волнение, столь характерное для Шарлотты Грейм. Холодная красота сохранилась в полной мере, а самообладание не дрогнуло.
– Наверное, следовало подобрать более уместное слово, – произнес он, – однако именно это выражение используется в подобных ситуациях. Что ни говори, он убит.
– Да, – кивнула мисс Марш. – Действительно убит.
Мордекай Тремейн испытал шок. Трудно было избавиться от ощущения, что спокойствие дамы граничит с бесстыдством.
– Вы считаете, что мистер Рейнер заслужил такую смерть? – медленно проговорил он.
– Джереми Рейнера трудно назвать святым. При жизни он умудрился впутаться во множество сомнительных историй и накопил целую коллекцию темных секретов, которыми не спешил делиться с полицией.
– Мистер Рейнер совершал поступки, выходившие за рамки закона?
– Конечно, – подтвердила мисс Марш. – Во всяком случае, так должно быть.
Последняя фраза прозвучала не предположением, а спокойным заявлением уверенного в собственной правоте человека. Мордекай Тремейн почувствовал, что теряет почву под ногами. Розалинда, видимо, заметила это и пояснила:
– Вам известно не так много, как я предполагала. Или как некоторым кажется.
– Не силен в загадках, – парировал Тремейн, и она опять удивила его – на сей раз внезапным смехом.
– Вы или весьма скромный детектив, либо коварный. Во всяком случае, вам удалось всех напугать. Они боятся пошевелиться, чтобы не вызвать у вас подозрений.
Мордекай Тремейн вздохнул. Надежда суперинтенданта Кэннока на свободное наблюдение за обитателями Шербрума исчезла. Если гости уже заподозрили его в связях с полицией, то раскроют перед ним ничуть не больше секретов, чем перед самим Кэнноком или другими офицерами. А если не сообщить Кэнноку ничего нового, то и взамен ожидать нечего.
– Почему все решили, будто я детектив?
– Нашептала трава прерий, – беззаботно ответила Розалинда Марш. – А ваше продолжительное собеседование с суперинтендантом укрепило подозрения.
– Вероятно, офицер беседовал со мной так долго потому, что мой рассказ его не удовлетворил.
– Не исключено, – промолвила мисс Марш.
Ее сумочка лежала рядом. Она достала сигарету из золотого, украшенного монограммой портсигара, прикурила и затянулась.
Мордекай Тремейн сдался.
– Хорошо. Предположим, я готов признать интерес к криминальным расследованиям. Разумеется, чисто любительский. Естественно, что если в доме, куда меня пригласили в гости, вдруг кого-то убивают, сразу хочется выяснить обстоятельства и причины преступления. Но из этого вовсе не следует, что я наделен официальным статусом или связан с полицией.
Произнося витиеватую лукавую тираду, Мордекай Тремейн смутно вспомнил слова, когда-то сказанные Джонатаном Бойсом. Инспектор Скотленд-Ярда назвал друга магнитом для убийств: если где-то кого-то лишали жизни, он или находил тело, или оказывался неподалеку. Вот и сейчас вовсе не показалось странным, что судьба вновь привела его на место преступления.
– Не хотите ли рассказать мне что-нибудь? – обратился он к Розалинде Марш.
– Насколько могу понять, вы спрашиваете, не готова ли я в чем-нибудь признаться? – уточила она. – Пожалуй, ограничусь очевидным замечанием: я не убивала Джереми Рейнера. – Она взглянула на Тремейна сквозь густое облако дыма. – А теперь решайте: то ли я невиновна, но испугана, то ли виновна, но хитра, а потому пытаюсь сбить вас со следа, притворяясь, будто допускаю возможность подозрений в свой адрес.
– Значит, вы его не убивали? – мягко уточнил Мордекай Тремейн.
– Я знаю, кто мог это сделать.
– Правда?
– Да, – подтвердила Розалинда. – Однако имя не предназначено для огласки. Доказательств у меня никаких нет, а безосновательно обвинять человека в убийстве по меньшей мере неразумно.
Отточенным движением Розалинда Марш стряхнула пепел. Проследив за ее жестом, Мордекай Тремейн обратил внимание на несколько лежавших в пепельнице окурков. Все они были испачканы помадой. Итак, уверенность оказалась поверхностной. Дама поняла его мысли и едва заметно покраснела, но однако от более явного смущения ее спасло появление Николаса Блейза.
– Простите, что прерываю ваше общение, – произнес он, – но в эту минуту суперинтендант беседует с Бенедиктом. Он просит пока не покидать дом и окрестности. Разумеется, это формальность. Полицейским необходимо закончить осмотр территории.
– Мы понимаем, Ник, – кивнула Розалинда Марш. – В таких случаях невозможно избежать неудобств. Не беспокойтесь, мы будем вести себя примерно.
– Полагаю, некоторые комнаты недоступны для посещения? – уточнил Мордекай Тремейн.
– Закрыта лишь одна, – сообщил Блейз. – Там фотографируют и производят измерения. Часть лужайки также огорожена.
– Я сегодня еще не видела Бенедикта, – мимоходом заметила мисс Марш. – Как он переносит этот кошмар, Ник?
Блейз помедлил с ответом. На его лице появилось настороженное выражение.
– Что именно вас интересует? – осведомился он, пытаясь выиграть время.
– Джереми Рейнер был ближайшим другом Бенедикта, – пояснила мисс Марш. – Наверное, он испытал страшное потрясение.
– Разумеется. Пока не до конца осознал, что произошло. Как вам известно, мистер Грейм немолод, а Джереми находился с ним много лет. Но держится он мужественно.
Разговор напомнил Мордекаю Тремейну маневры двух опытных фехтовальщиков, которые осторожно кружат вокруг да около, выбирая удобный момент для решительного выпада. Розалинда Марш многозначительно улыбнулась, давая понять, что ценит попытку секретаря защитить хозяина, однако не считает его доводы убедительными.
– По-моему, вам надо побеседовать наедине, – произнесла она. – А я пойду к мистеру Деламеру и выражу сочувствие. Кажется, после этого Рождества ему придется проститься с политической карьерой!
– Вовсе не хотел вас прогонять, Розалинда! – воскликнул Николас Блейз.
– Я умею чувствовать атмосферу, Ник, – иронично возразила она. – Позвольте мне сделать собственные выводы.
Как только мисс Марш ушла, Николас Блейз изменил тон:
– Она права, Мордекай. Я действительно хочу поговорить с вами.
– Я предвидел такую возможность, – ответил Тремейн.
Секретарь присел на край стола. Длинная нога нервно закачалась. На лице застыло выражение крайней озабоченности.
– Дело обстоит чертовски плохо, – вздохнул он. – Фраза избитая, но точно отражает ситуацию. Я пригласил вас сюда, потому что почувствовал нечто чрезвычайно странное, но подобного конца даже представить не мог. Не предполагал, что дело дойдет до убийства.
– Вы волнуетесь за Бенедикта Грейма, Ник?
– Поэтому я вас и пригласил.
– Я говорю о другом, – уточнил Тремейн. – О том, убил ли Бенедикт Грейм Джереми Рейнера.
Николас Блейз долго молчал, а когда наконец снова заговорил, его голос зазвучал хрипло:
– Почему вы спрашиваете?
– Могут существовать иные ответы. Но для начала предположим самый очевидный. Люси Тристам.
Блейз посмотрел в окно. Его руки крепко сжали край стола.
– И что же миссис Тристам?
– Великолепная Люси, – промолвил Мордекай Тремейн. – Мне нравится эта версия, Ник. Веет полным жизни духом эпохи, которой принадлежит красавица. Эпохи Борджиа, когда мир светился яркими красками, а любовь и ненависть доходили до крайней черты. Тогда убийство представлялось естественным решением любой проблемы.
– Не понимаю вас.
– По-моему, очень хорошо понимаете, Ник. Двое мужчин влюблены в одну женщину. Оба привыкли получать все, что хочется, не обращая внимания на этику. Подобная ситуация вполне может выйти из-под контроля. Предположим, сама дама не уверена в собственных предпочтениях. Один из претендентов решает избавиться от соперника. Ради любви мужчины готовы совершать странные поступки. А мужчина, перешагнувший порог зрелого возраста, способен действовать отчаяннее самого дерзкого мальчишки.
Николас Блейз беспомощно взмахнул рукой:
– Не верю. Неправдоподобно. Так не бывает.
– Бывает сплошь и рядом, – возразил Тремейн. – Каждый день. Мы настолько привыкаем читать в газетах подобные сообщения, что перестаем обращать на них внимание. А потом то же самое происходит с нами, и тогда мы слепо верим, будто избраны судьбой в качестве мишени для необычных посланий. Спальня Бенедикта Грейма находится непосредственно над той комнатой, где произошло убийство. Обнаружив тело, Шарлотта Грейм закричала так пронзительно, что разбудила весь дом. Люди ходили по коридорам, громко разговаривали. Тем не менее хозяин даже не попытался выяснить причины ночного переполоха.
– Бенедикт очень крепко спит, – произнес Николас Блейз. – Мог просто не услышать.
– Согласен, что данное объяснение имеет право на существование.
Выражение лица секретаря подсказывало, что он растерян и озадачен, не готов высказать определенное суждение, пока не обдумает предложенную версию.
– Вы не упомянули об этом в разговоре с суперинтендантом? – с надеждой спросил он.
– Нет. Решил, что прежде надо обсудить вопрос с вами. Наедине.
Блейз кивнул:
– Спасибо, Мордекай. Хотя вряд ли Кэнноку потребуется много времени, чтобы догадаться… если до сих пор не догадался.
– Полицейские хорошо соображают. Порой кажутся медлительными, но почти ничего не упускают из виду и делают правильные выводы.
Блейз встал со стола и принялся расхаживать по комнате.
– Не поверю, что Бенедикт совершил это. Если только…
– Что?
Однако секретарь решил, что слишком далеко зашел в своих предположениях, и не закончил фразу, а вместо этого начал оправдываться:
– Не могу продолжать разговор, Мордекай. Жуткая история требует бесчисленных хлопот, и Бенедикт на меня рассчитывает. В конце концов, работая у него, я зарабатываю себе на жизнь. Сейчас необходимо встретиться с остальными и рассказать, что происходит.
– Понимаю, Ник. Вы должны выполнять свои обязанности.
Однако Николас Блейз не проявил намерения уйти. Его определенно сдерживало какое-то особое обстоятельство. Наконец он проговорил:
– Бенедикт очень добр ко мне. Я многим ему обязан. Разумеется, мы совсем разные люди, но я его люблю. Вы сообщите мне, если суперинтендант… если он вдруг начнет что-либо… подозревать?
– Да, Ник. Но проникнуть в мысли Кэннока мне не дано. Вряд ли он полностью откроется.
– Уверен: все-таки кое-что скажет. Он знает, с кем имеет дело, и понимает, какую огромную помощь вы способны оказать следствию.
Секретарь ушел, оставив Мордекая Тремейна в глубокой задумчивости. Почему-то считалось, что он близко знаком с суперинтендантом Кэнноком. Если, несмотря на первое впечатление, офицер окажется не столь доступным, то акции Тремейна плачевно обесценятся. С другой стороны, если суперинтендант действительно готов признать неофициальное равенство и это обстоятельство охладит отношения с другими гостями, Тремейн не сумеет помочь ему. В любом случае он окажется в проигрыше.
Мордекай Тремейн мрачно посмотрел в окно: двое полицейских ходили по лужайке, деловито осматривая и замеряя сохраненные ночным морозом следы. Звук открывшейся двери заставил его обернуться. В библиотеку вошла Дени Арден.
– Наконец-то я вас нашла! – воскликнула она, слегка задыхаясь. – Обегала весь дом.
Румянец на щеках и блеск глаз, пусть даже немного лихорадочный, подчеркивали юную прелесть. Сентиментальная душа Мордекая Тремейна вздрогнула, однако он невозмутимо парировал:
– Старики, подобные мне, нечасто ощущают внимание привлекательных молодых леди!
В ответ на любезность мисс Арден ограничилась торопливой улыбкой. Ее занимали собственные проблемы.
– Мне необходимо срочно с вами поговорить, – настойчиво продолжила она. – О Роджере.
Мордекай Тремейн изобразил рассеянность.
– Ах да, – отозвался он, словно только что вспомнив. – Роджер Уинтон.
И Дени затараторила так взволнованно и быстро, словно боялась, что он перебьет ее на полуслове, а потому спешила выпалить все и сразу:
– Роджер попал под подозрение. Суперинтендант думает, будто он убил моего опекуна, потому что пришел сюда ночью. Это неправда! Роджер не убивал… просто не мог совершить столь ужасный поступок!
– Что заставляет вас считать, что суперинтендант подозревает его? – осведомился Мордекай Тремейн.
– Роджер только что звонил. Сказал, что полицейские уже побывали у него дома. Задали множество вопросов и велели не покидать окрестности Шербрума.
– Это вовсе не означает, что они подозревают его больше, чем любого из нас. Нам всем пришлось отвечать на вопросы. И всех попросили оставаться на территории поместья. Но из чистого интереса уточню: почему ваш молодой человек явился сюда в критическую минуту?
Дени помолчала в нерешительности, а потом медленно спросила:
– Можно говорить с вами откровенно?
– Не обещаю, что утаю от полиции ту информацию, какую считаю важной для следствия, поэтому, если есть нечто подобное, лучше оставьте при себе.
– Да, – прошептала Дени, – вы правы. – Она подняла голову, и Тремейн встретил прямой, открытый взгляд. – Роджер пришел, потому что беспокоился за меня. Чувствовал, что в доме творится нечто странное. Доказательств у него не было, и я пыталась отмахнуться от его сомнений. Говорила, мол, это просто игра творческого воображения. Вчера вечером он встревожился больше обычного. Даже хотел остаться в доме. Бенедикт не возражал, но Джереми непременно устроил бы скандал. Когда все мы отправились спать, Роджер все-таки уехал к себе. Точнее, сделал вид, будто уехал. Тогда я не знала, что он отогнал машину на небольшое расстояние и вернулся пешком. Остановился возле дома и начал наблюдать. Сказал, что хотел находиться рядом со мной на случай опасности. Наверное, звучит нелепо и неправдоподобно, но, видите ли… Роджер любит меня.
– Верю, что так оно и есть, – подтвердил Мордекай Тремейн.
Перед его мысленным взором возник образ влюбленного молодого человека, холодной зимней ночью верно охраняющего сон нежной подруги, чтобы прийти на помощь в трудную минуту. Безумная причуда молодости, но храбрая, благородная, очень редкая и особенно ценная в век расчета и цинизма. Однако душевный порыв потребует долгого и подробного разбора перед комиссией присяжных заседателей, давно растерявших романтические устремления. Более того, едва оказавшись в эпицентре полицейского расследования, поступок утратит магическую силу. Офицерская практичность потребует материального объяснения присутствия Роджера Уинтона.
Мордекай Тремейн разволновался. Любая угроза благополучию истинных чувств мгновенно порождала стремление поддержать и защитить. Сентиментальность требовала действенного выступления на стороне влюбленных.
– Готов предположить, что ваш молодой Дон Кихот представил полицейским именно это объяснение, однако оно не полностью удовлетворило пытливые умы.
– Так и есть, – вздохнула Дени. – Суперинтендант держался вежливо, но дал понять, что не верит в искренность истории. Захотел выяснить, что именно заставило Роджера заподозрить опасность. Проблема в том, что ни один из нас не способен сказать что-нибудь определенное. Конкретного объяснения у нас нет.
– Что же, по-вашему, предстоит сделать мне? – осведомился Мордекай Тремейн.
Дени умоляюще посмотрела на него:
– Что-то действительно было неладно. Вы же знаете, как мы порой предчувствуем события, хотя не можем описать, какие именно. Поведение Джереми заставило подозревать некий замысел. Если бы вам удалось выяснить, что именно он задумал, установить причину его странности, то можно было бы понять, кто его убил. И точно определить все, что случилось ночью.
– Иными словами, вы просите найти убийцу, чтобы убедить суперинтенданта Кэннока в невиновности Роджера Уинтона. А пришли ко мне, решив, будто бы суперинтендант уже утвердился в обратном мнении.
Прямая постановка вопроса привела Дени Арден в замешательство.
– Да, причина именно в этом, – призналась она наконец и добавила: – Скажите, что постараетесь нам помочь. Пожалуйста.
Мордекай Тремейн серьезно посмотрел на нее:
– Расследование убийства вашего опекуна – дело полиции. Но признаюсь, что глубоко заинтересовался им. Если смогу чем-либо вам помочь, то непременно сделаю это. Однако должен предостеречь, – поспешил он добавить, – что в процессе поиска могут обнаружиться такие подробности, о которых вы предпочли бы не знать. Скрыть их уже не удастся.
В глазах Дени мелькнул страх.
– Что вы имеете в виду?
– С точки зрения полиции Роджер Уинтон обладал и возможностью, и мотивом для убийства. Во-первых, оказался здесь в то время, когда должен был находиться дома, в собственной постели. Во-вторых, любил вас и продолжает любить, а опекун постоянно ссорился с ним и открыто заявлял, что никогда не согласится на брак. Если суперинтендант Кэннок действительно думает так, то вполне возможно, что он прав.
– Нет! – воскликнула Дени и прикрыла рот ладонью. – Только не вы! Вы не можете считать Роджера виновным в убийстве!
– Я этого не сказал. И все же убийство кто-то совершил.
Мисс Арден побледнела, однако сумела сохранить спокойствие.
– Вы ошибаетесь. Говорите так, потому что не знаете Роджера.
Мордекай Тремейн ощутил острое сочувствие и легкий упрек совести.
– Не хочу, чтобы у вас создалось впечатление, будто бы я предвзято настроен против мистера Уинтона. В конце концов, каждый из нас в определенной степени находится под подозрением. Ну а теперь, – продолжил он бодро, пытаясь успокоить собеседницу, – не расскажете ли что-нибудь полезное? Например о человеке, который спешил скрыться из дома и столкнулся с вашим другом? Вам о нем что-нибудь известно?
Дени покачала головой:
– Нет. Роджер не может сообщить ничего определенного, потому что не успел рассмотреть его: все произошло слишком быстро, но сегодня утром, по телефону, он сказал мне то, что скрыл от полиции.
– О событиях прошедшей ночи?
– Да. Примерно через полчаса после того, как все разошлись по комнатам, он увидел, как Джереми вышел из дома и направился к сторожке. Сейчас там никто не живет. Джереми вошел туда и задержался внутри примерно на двадцать минут.
– Мистер Уинтон разговаривал с ним?
– Нет. Роджер не хотел, чтобы о его присутствии узнали.
– Что же произошло?
– В сторожку Джереми вошел в своей обычной одежде, а вышел оттуда в костюме Санта-Клауса. Роджер сказал, что в дом он вернулся по лужайке и через французское окно, а больше ничего не знает. Вскоре он услышал крики Шарлотты и бросился на помощь.
– Что-нибудь еще?
– Когда Шарлотта закричала, к Роджеру подбежал человек. Он попытался остановить незнакомца, но тот сбил его с ног и бросился наутек. Догнать все равно бы не удалось, поэтому Роджер поспешил в дом, чтобы узнать, что происходит.
Некоторое время Мордекай Тремейн обдумывал ее слова, а потом спросил:
– Почему мистер Уинтон не сообщил полиции, что видел вашего опекуна?
– Я ждала этого вопроса, – призналась мисс Арден. – Лучше объясню вам, а не суперинтенданту. Вы поймете. Все из-за меня. Роджер не хотел ничего говорить о Джереми прежде, чем сообщит мне.
– Гуманное решение, – заметил Мордекай Тремейн. – Но неосмотрительное. Хотелось бы, дорогая, поговорить с вашим молодым человеком. Разумеется, ему придется сообщить суперинтенданту всю правду, но, полагаю, можно гарантировать, – добавил он с уверенностью, которой не ощущал, – что полиция учтет обстоятельства и простит его за неполные показания.
Признательный взгляд прекрасных глаз согрел сердце и закалил волю Тремейна перед встречей с суперинтендантом Кэнноком.
– Спасибо, – улыбнулась мисс Арден. – Я знала, что вы обязательно поможете мне.
Это заставило Тремейна повторить свое предупреждение, на всякий случай:
– Не забудете, что нельзя ничего скрывать? Что бы ни значили факты?
– Нет, – заверила Дени и ушла, оставив его размышлять о том, как Роджеру Уинтону невероятно повезло.
Мордекай Тремейн надеялся, что судьба обойдется с мисс Арден милостиво. Его сознание – переполненное сочувствием, но не ограниченное иллюзиями любви – подсказывало, что положение Роджера Уинтона крайне шатко. Известного антагонизма с убитым вполне достаточно, чтобы полиция не рискнула принять его историю за чистую монету. Молодого человека ожидала череда неудобных вопросов, и еще предстояло услышать, сможет ли он найти убедительные ответы.
Если нет… Мордекай Тремейн с грустью представил альтернативу. Если нет, то роман закончится внезапно и печально.
