Зимний зал полнился голосами и был битком набит бражниками, многим из которых пришлось стоять, поскольку стульев на всех не хватило. Марго вышла из полутемного коридорчика, наткнулась на их спины и начала проталкиваться вперед со словами: «Расступитесь, пожалуйста, дайте дорогу». Люди пятились в стороны и освобождали проход, а сразу за Марго шел мистер Воган с девочкой на руках, завернутой в одеяло. Замыкала эту процессию миссис Воган, кивая налево и направо в порядке благодарности за поздравления.

При виде ребенка первые говоруны притихли. Другие, находившиеся дальше в зале, начали обращать внимание на внезапную тишину позади себя, оборачивались, замечали Марго с ее сопровождением и умолкали в свою очередь. Голова девочки лежала на плече Вогана, уткнувшись лбом ему в шею; глаза ее были закрыты. Судя по обмякшему телу, она спала. Тишина добиралась до самых дальних стен быстрее, чем продвигались вперед Воганы, и уже на середине их пути к двери стала такой же оглушительной, каким был недавний шум. Ближайшие зрители наклонялись, дальние вставали на цыпочки, чтобы получше разглядеть лицо спящей девочки, а за их спинами несколько человек с той же целью взобрались на столы и стулья. Марго уже не было нужды толкаться – проход перед ней освобождался сам собой, а когда Воганы достигли двери, там уже стоял наготове матрос, дабы услужливо распахнуть ее перед ними.

И они вышли наружу.

Марго кивком велела матросу закрыть дверь. Все замерли на своих местах. Там, где толпа расступилась, по-прежнему были видны доски пола. После нескольких секунд безмолвия и неподвижности раздалось покашливание, зашаркали ноги, толпа разом сомкнулась, и голоса зазвучали громче прежнего.

Около часа продолжалось обсуждение дневных событий во всех подробностях. Взвешивались и сопоставлялись факты, сдобренные предположениями, догадками и гипотезами, а добрая порция слухов и сплетен играла роль дрожжей для этого теста, чтобы оно хорошо поднялось.

Понемногу к ним пришло осознание того факта, что история разрастается. Теперь она принадлежала не только рэдкотскому «Лебедю», но и большому миру за его стенами. И бражники вспомнили об этом внешнем мире: о своих женах и детях, о соседях и друзьях, многие из которых все еще ничего не слышали о Воганах и молодом Армстронге. И вот – сначала по одному или по двое, а затем уже массово – клиенты начали отбывать восвояси. Марго поручала относительно трезвым сопровождать самых пьяных на тропе вдоль реки, чтобы они не свалились в воду.

Когда закрылась дверь за последним из них и зимний зал опустел, Джо начал подметать пол. Он был еще слаб и часто останавливался передохнуть, опираясь на метлу. Джонатан принес охапку поленьев. Когда он складывал их в дровницу рядом с камином, Джо подметил в раскосых глазах сына нехарактерное для него меланхолическое выражение:

– В чем дело, сынок?

Мальчик вздохнул:

– Я хотел, чтобы она осталась с нами.

Отец улыбнулся и взъерошил его волосы:

– Знаю, что тебе этого хотелось. Но у нее есть своя семья.

Джонатан отправился за следующей охапкой, но у двери остановился, так и не успокоенный.

– Неужели все закончилось, папа?

– Закончилось?

Джонатан внимательно следил за тем, как его отец склоняет голову набок и устремляет взор в тот темный верхний угол, который якобы служил ему источником новых сюжетов. Затем он снова взглянул на Джонатана и покачал головой:

– Это только начало истории, сынок. Все еще впереди.