Преподобный Джеймс Плоуден родился в семье богатого, но честного торговца сахаром. Он стал еще одним членом весьма многочисленного семейства, бывшего предметом постоянного беспокойства мистера и миссис Плоуден. Эти достойные люди, прекрасно осознавая собственные недостатки в вопросах образования, твердо решили, что ни деньги, ни любые трудности не станут препятствием для их отпрысков на пути в «благородные люди». А потому особняк Плоуденов близ Блумсбери в скором времени оказался переполнен самыми дорогостоящими слугами – няньками, медсестрами, боннами, гувернерами, наставниками и учителями – каждый из которых трудился не покладая рук, чтобы обеспечить идеальное «благородство» маленьких Плоуденов. Результаты этой деятельности были весьма причудливы и разнообразны – и едва ли эквивалентны огромным материальным затратам. Юные Плоудены обоих полов, как говорится, были отлично раскрашены, лакированы и позолочены по образу и подобию «благородных» – но могла ли вся эта окраска и позолота устоять перед вызовами реальной жизни, большой вопрос; впрочем, нас он не касается почти никак, если не считать одного члена этой большой семьи.

Мастер Джеймс Плоуден пребывал примерно в середине списка юных Плоуденов – однако вполне мог бы его и возглавить, ибо с самого детства властно и умело правил своими братьями и сестрами – иногда тяжелой и безжалостной рукой. Он был самым сильным физически – и морально – и рука у него была действительно железная.

За его проступки обычно расплачивались братья, предпочитавшие получить любое, пусть не заслуженное, наказание, нежели быть обреченными на те ужасы, которые братец Джеймс готовил для непокорных. Благодаря этому сам Джеймс считался в семье образцово-показательным ребенком; а поскольку он был действительно умен, голову его увенчивали лавры всех сортов и видов.

Решение направить его по церковной стезе родители приняли, когда он был еще ребенком. Его будущая карьера всегда была предметом самых разнообразных спекуляций, поскольку старшие Плоудены принадлежали к тому типу родителей, которые любят устраивать судьбы своих чад едва ли не с колыбели, основываясь на тех склонностях и достижениях, которые означенные чада демонстрируют, скажем, года в три.

Так вот, у матушки Джеймса был любимец – большой попугай с алым хвостом, из которого юный Джеймс любил выдергивать перья. Особенно его привлекало то, как при этом птица кричит от боли и бьется. Разумеется, вину за выдернутые перья должен был брать на себя кто-то из братьев – он и получал суровое наказание.

Однажды этот безупречный план дал сбой. Попугай залез на свою клетку и сидел, соблазнительно свесив пышный хвост. Однако умная птица видела, что ее враг затаился неподалеку – и не теряла бдительности. Завидев тянущуюся к хвосту руку юного Джеймса, попугай молниеносно извернулся – и вцепился мальчишке в палец своим мощным клювом. Джеймс завопил от боли и ярости и швырнул птицу на пол, а потом еще и ударил ее книгой. Этого ему показалось слишком мало для достойной мести: видя, что оглушенная птица не может кусаться, Джеймс свернул попугаю шею.

– Вот тебе, злобный дьявол! – прошипел он, бросая бездыханное тело в клетку. – Проклятье, у меня во лбу что-то лопнуло!

– О Джеймс, что ты наделал! – закричал его младший брат Монтегю, прекрасно зная, что любые проступки Джеймса напрямую коснутся его самого.

– Что за чушь! Это ты скажи, что ты наделал? Запомни, Монтегю – это ты убил попугая.

Как раз в этот момент с прогулки вернулись мистер и миссис Плоуден, после чего в гостиной состоялась весьма оживленная и драматичная сцена, в подробности которой мы вдаваться не будем. Достаточно сказать, что Джеймс был оправдан, несмотря на явные доказательства его вины – на основании того, что он «хороший мальчик», а Монтегю, завывающий и протестующий, был сурово наказан. Джеймс, справедливо опасавшийся разоблачения, поспешил выйти из комнаты, однако мать окликнула его, когда он был уже в дверях.

– Что это у тебя на лбу, Джеймс?

– Не знаю. Что-то как будто лопнуло и теперь дергает.

– Боже мой! Джон, ты только посмотри на мальчика – у него на лбу крест!

Плоуден-старший очень внимательно изучил лоб сына, а затем торжественно снял очки и провозгласил:

– Элизабет, это все решает!

– Что именно это решает, Джон?

– Как что? Будущую профессию мальчика, разумеется! У него на лбу, как ты справедливо заметила, крест. Конечно же, он должен посвятить себя Церкви! Даже не собираюсь спорить на эту тему, Элизабет. Вопрос решен.

Таким образом, Джеймс Плоуден, эсквайр, со временем отправился на обучение в Кембридж, из стен которого вышел уже преподобным Джеймсом Плоуденом.

Начав самостоятельную жизнь, он прежде всего выпросил у родителей свою часть состояния – вернее, вдвое больше того, на что мог рассчитывать – после чего счел разумным и удобным разорвать все связи с семьей: он считал своих родственников слишком вульгарными и мешающими его карьере. Однако так или иначе, но со всеми своими дарованиями – а он действительно был от природы умен, хитер и силен – и преимуществами, которые дарила материальная независимость, преподобный Джеймс Плоуден до сих пор так и не продемонстрировал заметных успехов. Он несколько раз становился местоблюстителем в различных приходах, заменяя священников, которые, подобно мистеру Хэлфорду, были вынуждены уйти в длительный отпуск по состоянию здоровья – только и всего.

Со всех этих должностей преподобный Джеймс уходил без сожаления – да и никто из прихожан не сожалел о его уходе. Дело в том, что Джеймс Плоуден никогда не был популярен. У него были способности, возможности, деньги – вполне достаточно, чтобы жить без хлопот. В общем-то он был неплохим компаньоном – в самом обычном понимании этого слова; то есть при желании мог довольно сносно общаться и с мужчинами, и с женщинами. Первые равнодушно называли его «неплохим парнем», а вот вторые, особенно леди, повинуясь своему внутреннему инстинкту, его не любили. Джеймс Плоуден отталкивал их своей грубостью.

Разумеется, невозможно привести всех людей к одному знаменателю или вывести общее правило, каким должен быть мужчина, однако по двум важным признакам о мужчине можно составить довольно точное мнение. Первый признак – его друзья, второй – то, как к нему относятся женщины. Человек, который нравится дамам, в девяноста девяти случаях из ста – славный парень, инстинкт женщин определяет это безошибочно, в противном случае они ни за что не одарят его своей симпатией. Нам могут возразить: мол, женщины часто любят, так сказать, злодеев. На это возможен лишь один ответ: значит, помимо злодейского, в этом человеке много хороших черт. Покажите мне мужчину, которого любят или любили всем сердцем две-три женщины его круга – и я без опаски доверю ему все, что у меня есть, не обеднев ни на пенни.

Так вот, женщины не любили преподобного Джеймса Плоудена, хотя сам он с течением времени пришел к выводу, что недурно было бы заручиться любовью хоть одной из них. Проще говоря, Джеймс Плоуден решил, что его карьере поможет женитьба. Он ведь был достаточно проницательным человеком и не мог скрыть от себя тот факт, что до сих пор его успехи были более чем скромными. Он старался изо всех сил, но, несмотря на все свои достоинства и преимущества, терпел неудачу за неудачей. Оставался лишь один путь к успеху, который он пока еще не испробовал: это был брак. Брак с женщиной из высшего общества, умной и красивой, мог дать ему то социальное положение, в котором он так остро нуждался. У него есть достойная профессия, у него есть деньги, у него есть здравый смысл, пусть он грубоват – но выглядит неплохо, ему всего тридцать пять лет – так почему же не жениться по расчету, на крови, мозгах и красоте, чтобы засиять, пусть и отраженным, но новым блеском?

Таковы были мысли, кипящие в деятельном мозгу преподобного Джеймса Плоудена с того момента, как он впервые увидел Еву Чезвик в старинной церкви Кестервика.

В течение недели, или чуть более, по приезде мистер Плоуден на правах духовного пастыря Кестервика совершил первый официальный визит в дом мисс Чезвик. Все дамы оказались дома.

Мисс Чезвик и Флоренс любезно приветствовали его; Ева была вежлива, но холодна, что явственно говорило о полном отсутствии интереса к его персоне. Тем не менее, его-то интересовала именно Ева. Он воспользовался возможностью, чтобы проинформировать всех собравшихся, но особенно – Еву, о том, что он чувствует свою огромную ответственность, как местоблюститель, и осознает тяжесть этой ноши. Он просил всех собравшихся – и особенно Еву – разделить с ним эту ношу. Он собирается создать новую систему посещений прихожан – помогут ли ему в этом милые дамы, особенно – Ева? Если помогут – можно считать, что это благое дело наполовину уже сделано. Ведь женщинам дано многое. Он убеждал их, что один визит юной леди, какой бы бесполезной она себя не считала до этого – а в случае с присутствующими это наверняка не так, – способен куда сильнее повлиять на самую отчаявшуюся и безбожную семью, чем шесть визитов таких благонамеренных, но несимпатичных священнослужителей, как он. Так может ли он надеяться, что дамы ему помогут?

– Боюсь, что я уже слишком стара для этого, мистер Плоуден! – отвечала старая мисс Чезвик. – Но вы можете попытать счастья с моими племянницами.

– Я уверена, что с радостью помогу вам, – откликнулась Флоренс, – если Ева составит мне компанию. Я всегда стесняюсь вторгаться в чужие дома без поддержки.

– Ваша застенчивость вполне объяснима, мисс Чезвик – я и сам страдал от этого в течение многих лет, но теперь, к счастью, стало легче. Впрочем, я уверен, мы не станем беспокоить вашу сестру понапрасну.

– Я буду рада помочь, если вы думаете, что я могу сделать что-то полезное, – просто ответила Ева, глядя на мистера Плоудена. – Однако хочу вас предупредить, что и сама не слишком тверда в вере.

– Господь велел трудиться, мисс Чезвик – и вера придет сама. Посей семена – дерево поднимется и в свой срок принесет плоды.

Она не ответила, и Плоуден продолжал:

– Стало быть, вы позволите выделить вам те районы, которые необходимо посетить?

– О да, мистер Плоуден, – бодро отозвалась Флоренс. – Хотите еще чаю?

Мистер Плоуден отказался от чая и откланялся – ему еще предстояло много работы, поскольку он неукоснительно придерживался распорядка дня. Для себя он сделал вывод, что Ева Чезвик – самая красивая женщина, которую он когда-либо видел.

Когда парадная дверь закрылась за мистером Плоуденом, мисс Чезвик весело сказала:

– Я думаю, мы можем поздравить Еву с очередной победой. Мистер Плоуден не сводил с тебя глаз, дорогая, и надо сказать, я не удивлена – ты выглядишь очаровательно.

Ева вспыхнула и сердито сказала:

– Чепуха, тетя!

Она вышла из комнаты, а мисс Чезвик задумчиво протянула:

– Честное слово, не могу понять, что с Евой в последнее время, она такая странная…

– Думаю, ты задела ее за живое, – сухо заметила Флоренс. – Мне кажется, она влюблена в мистера Плоудена.

– Ах, вот в чем дело! – Старушка глубокомысленно кивнула.

Вскоре обе мисс Чезвик получили в свое распоряжение отдаленный район прихода, и Ева была рада возможности хоть чем-то занять себя. Правда, теперь ей приходилось часто встречаться с мистером Плоуденом, что было не очень приятно, поскольку она все еще чувствовала к нему неясную неприязнь и избегала его взглядов. Однако чем лучше она его узнавала, тем меньше у нее оставалось поводов для этой неприязни. Да, мистер Плоуден не был джентльменом, но это было его несчастье, не вина. С Евой он вел себя почтительно, почти униженно; никогда не навязывал ей свое общество, хотя они все равно виделись почти ежедневно. Ему даже удалось разбудить в ней какое-то подобие энтузиазма, которого бедной Еве в последнее время недоставало. Она считала Плоудена хорошим священником, всем сердцем радеющим за свое дело. Однако он все равно ей не нравился.

Ева так и не ответила на письмо Эрнеста. Несколько раз она бралась за перо, но вспоминала советы мудрой Флоренс – и откладывала его. «Он снова напишет!» – убеждала она сама себя. Ева не знала Эрнеста: он был не из той породы, что склоняется перед женщиной. Если бы она могла видеть, как ее возлюбленный стоит возле почтового отделения в Марицбурге в дни, когда приходит почта из Англии, и как приникает к окошку, когда расходятся люди, чтобы переспросить усталого клерка, «уверен ли» он, что на имя Эрнеста Бейтона больше нет никаких писем; если бы знала, какая боль терзает его сердце возможно, тогда ее душа смягчилась бы. Но она не знала – и потому каждую неделю в далеком Натале бедный Эрнест раз за разом переживал одно и то же разочарование…

Однажды мистер Эльстон отправился на почту вместе с ним. Увидев, как юноша спускается по ступеням почты, сжимая в руках белый конверт, мистер Эльстон спросил:

– Ну что, Эрнест? Письмо наконец-то пришло?

– Это от Дороти. Нет, Эльстон, оно не придет. Она меня бросила.

Мистер Эльстон подхватил его под руку, и они неторопливо зашагали по рыночной площади.

– Послушай меня, мой мальчик. Женщина, которая оставляет человека в беде или как только он оказывается далеко, – такая женщина бесполезна. Это печальный урок, согласен – но мир полон печальных уроков… и бесполезных женщин. Ты знаешь наверняка, что она получила твое письмо?

– Да, она сказала об этом моему другу.

– Тогда я говорю тебе: твоя Ева, или как ее там, еще бесполезнее, чем все бесполезные женщины этого мира. Она была взвешена, измерена – и признана негодной. Взгляни! – Тут мистер Эльстон указал на стройную кафрскую девушку, проходившую мимо с большим калебасом пива на голове. – Тебе лучше взять в жены эту Интумби, чем такую, как твоя Ева. Уж во всяком случае, она будет стоять рядом с тобой в любой беде, а если ты падешь в бою – убьет себя, чтобы не разлучаться с тобой. Пошли, будь мужчиной. Забудь о Еве!

– Клянусь небом, я сделаю это! – отвечал Эрнест.

– Вот и правильно. Теперь слушай: фургоны будут в Лиденбурге через неделю. Давай возьмем завтра повозку и отправимся в путь? У нас будет целый месяц на то, чтобы настрелять вильдербисте и куду, пока не станет достаточно безопасно, чтобы отправиться в страну лихорадки. Как только ты вступишь в Большую Игру, ты перестанешь думать об этой женщине. Нет, женщины тоже очень хороши – когда они на своем месте… но когда доходит до выбора между ними и Большой Игрой, я лично выбираю Игру!

– Тебе лучше взять в жены эту Интумби, чем такую, как твоя