22-й вышел на остановке возле рынка и теперь тревожно озирался.

Он был здесь впервые и с трудом сдерживал в себе желание спрятаться, оторваться от потоков пассажиров, которые ползли из всех щелей общественного транспорта и, как чересчур разварившаяся – не по размеру кастрюли – каша, размазывали себя по окрестным улицам.

Ему было жутко неуютно среди этих людей. И потому что их было много, и потому что он отвык от открытого пространства, и потому что каждый встречный хищно пялился на его порядковый номер, хоть он и пытался кое-как закрыть значок отложным воротником.

И все-таки он пытался справиться с подступившей к горлу тошнотой и с паникой, которая заставляла спотыкаться на ровном месте и тем еще больше привлекать внимание спешащих кто куда номеров.

В конце концов, потерпеть осталось совсем немного – где-то здесь уже и нужное место, подсказанное услужливым интернетом и уточненное по телефону.

Вот рынок, вот правильный переулок, где же… Да вот он, этот самый магазин. «Старая книга». Хоть вывеска и протерта временем до деревянного мяса, а все-таки следы прежних букв угадываются. Так что сомнения нет: еще пара метров – и он у цели.

– Чем могу служить, молодой человек? – спросил его сидящий у прилавка старик, оторвавшийся от толстой книги.

«Как он читает в этих нелепых очках? – подумал 22-й. – Кажется, сейчас пластырь окончательно отклеится и дужка упадет на пол».

Но вслух он сказал совсем другое:

– Я вам звонил. Уточнял, что магазин существует и открыт.

– Да, звонили, – подтвердил старик. – Так чем же все-таки могу быть полезен? Вы что-то принесли или что-то хотите приобрести?

– Я… – начал 22-й, с трудом подбирая слова, – я… Впрочем, лучше вот как: скажите, вы их только продаете-покупаете или знаете тоже? Потому что если знаете, то, вероятно, так будет проще и быстрее.

– Если вы об этих книгах, то с их содержанием я действительно хорошо знаком. А в чем, собственно, дело?

– Отлично, отлично, – обрадовался 22-й и даже схватил старика за руку, сильно встряхнув ее в знак благодарности.

Старик смотрел на него спокойно. По всему было ясно, что он в жизни всякого повидал и что на фоне всего этого виданного-перевиданного пылкий молодой посетитель не произвел на него чрезмерно странного впечатления.

Это было хорошо и подбодрило 22-го продолжить беседу.

– Тогда вот скажите мне, например… Только, пожалуйста, не подумайте, что я вас экзаменую или что-то в этом роде. Поверьте, это совсем не так. Потому что это для меня самого. Это мне, видите ли, очень нужно.

– Да не переживайте так, молодой человек, – как-то певуче успокоил его старик. – Я вам с удовольствием помогу, только скажите, что же вас конкретно интересует.

– Меня? Меня вот что… Да я лучше зачитаю, я тут список приготовил.

С этими словами он дрожащими пальцами достал из кармана бумажку и начал сыпать вопросами – буквально на одном дыхании, боясь остановиться:

– Рэй Брэдбери писал рассказ о доме Эшеров по мотивам Эдгара Аллана По? А роман «451 градус по Фаренгейту»? А Достоевский – скажите, в его романе «Братья Карамазовы» есть такая глава, которая называется «Легенда о Великом инквизиторе»? А «Бесы» – он ведь написал «Бесов»? Теперь Жозе Сарамаго… Был такой писатель в XX веке? Он писал «Воспоминание о монастыре»? А «Слепоту»? А «Евангелие от Иисуса»? Послушайте, это и вправду очень важно. Он ведь именно за эту книгу получил Нобелевскую премию? Или нет? И Замятин. Вот я особенно хотел спросить про Замятина. Там в последней главе главному герою сделали операцию на мозге? Операцию по удалению фантазии? Сделали или нет?

Последние слова он уже не говорил, а кричал. Впрочем, старик, кажется, не проявлял особого беспокойства по этому поводу.

Когда же 22-й замолчал и уставился в глаза старика – странно молодые и живые, хоть и спрятанные за толстенными стеклами, – в его собственных глазах читалась такая мука, такая страшная боль, словно им снова предстояло ослепнуть и они судорожно хватались за последние доступные картинки – впитать, запомнить, сделать частью себя до самого конца, до гроба.

– Молодой человек, – сказал старик, – вам совершенно не о чем беспокоиться. Потому что если положительные ответы на заданные вами вопросы вам действительно так важны, то я с полной уверенностью могу их дать. Да, да и да! Вы все сказали правильно.

– Значит, Сарамаго писал «Слепоту»?

– Да.

– И Брэдбери писал «451 градус»?

– Да.

– И у Замятина была операция на мозге? В финале?

– Да.

– Вы точно это знаете?

– Я точно знаю. А в чем, собственно, дело?

Перед тем как ответить, 22-й подошел к старику очень близко. Нагнулся, уперся локтями в разделявший их прилавок и шепнул:

– Потому что теперь это не так. Этих книг не существует. А те, что существуют, стали другими. Как будто их кто-то переписал.

– Как не существует? – переполошился старик, как оказалось, не такой уж и безмятежный.

– Я не знаю, как это объяснить. Но теперь все по-другому.

– Как это по-другому?

– В интернете в биографиях этих писателей вычеркнуты многие произведения. Сарамаго, например, не получал Нобелевскую премию. Потому что не писал альтернативный вариант Евангелия. Вы понимаете? Не получал, потому что не писал. И так про всех остальных тоже. Биографии изменены.

– Я не знаю, что вам сказать, – встрял старик. – Я не пользуюсь интернетом.

– Поверьте. Перед тем как прийти к вам, я обзвонил несколько городских библиотек. И знаете, что выяснилось?

– Что?

– Что многие из них как-то очень уж одновременно закрылись на ремонт и реконструкцию.

Старик задумался и сказал только три слова:

– Вот оно как!

– А те библиотеки, что открыты, не выдают некоторых книг. Они говорят, книги на руках или потеряны. Я был в нескольких читальных залах, перед тем как прийти к вам.

Старик молчал.

22-й испугался, что тот ему не верит, считает сумасшедшим, и даже отпрянул немного, словно желая дать старику как следует себя рассмотреть и убедиться, что все в порядке, что стоит перед ним человек вполне вменяемый и образованный.

Старик молчал.

– Вы мне не верите? – не выдержал наконец 22-й.

– Почему же? – удивился старик. – Наоборот, я не только вам абсолютно верю, но чего-то такого в этом роде и ожидал.

– Неужели? Не может быть.

– Очень даже может быть. Более того, это было совершенно предсказуемо.

– Что именно?

– Что они начнут уничтожать книги.

– Как у Брэдбери? – спросил 22-й.

– Может быть, поэтому с него и начали? – ответил старик вопросом на вопрос.

– А я не мог бы… – 22-й слегка замялся. – Ну, если у вас есть хоть что-то из этих книг… Не мог бы тогда лично убедиться?

– Ну конечно, – согласился старик и встал, чтобы направиться к полкам и извлечь оттуда несколько томов. – Вот держите – Сарамаго. Это Брэдбери. Замятина вам сейчас показать не могу. Он на руках, его читают.

– На руках?

– Нет, не так «на руках», как вам сказали в библиотеке, – успокоил 22-го старик. – Его читает юная девушка. Она работает в соседнем магазине. И мы можем вместе к ней зайти, чтобы она подтвердила.

– Нет, я верю.

– Я думаю, она только рада будет. К тому же, вероятно, она уже дочитала эту книгу и захочет передать ее вам.

– Хорошо.

– Я ей, кстати, Оруэлла тоже дал. Как насчет него? Он еще не попал в ваш список?

– Нет, – покачал головой 22-й. – Вы понимаете, я же не все еще успел проверить. Я как только заметил, сразу решил к вам.

– Мы можем это сделать вместе. Но, по-моему, так и проверять не нужно. Его точно уберут, как и многие другие книги.

– Когда?

– Рано или поздно. Скорее всего, рано. Очень скоро. Может быть, уже.

– Но зачем?

Тут старик посмотрел на 22-го и в очередной раз покачал головой, на сей раз укоризненно.

– Как вы можете спрашивать, если сами читали перечисленные вами книги? Это же очевидно.

– Я не очень понимаю еще, – попытался оправдаться 22-й.

– Или не хотите пока понимать.

– Или не хочу.

И тут открылась дверь, и Кирочка вошла сама, без приглашения, как будто знала, что сейчас самое время. В руках у нее были книжки.