Глава 12
Необратимость
— Ника, нам нужно поговорить, — решительно заявил Герман, опуская ложку на край тарелки, так и не попробовав ни капельки супа.
А он, между прочим, получился замечательный — ароматный, густой, с нежной куриной грудкой и домашней яичной лапшой.
— Что-то случилось? — забеспокоилась я и подпустила в голос обиды: — Ты хмурый с утра и не ешь, а я так старалась…
Вздохнув, он съел парочку ложек и вернулся к разговору:
— Ты определилась, Ник?
Герман скрестил руки на груди — мускулы натянули темно-серую ткань футболки. Глаза сейчас не карие, а черные из-за расширившихся зрачков, губы чуть сжаты. Настроен решительно и бескомпромиссно.
— С чем?
— Ты согласна стать моей женой, Вероника? Согласна носить фамилию Волкова?
Как же не вовремя! И какая муха его укусила?
— Гер, прошлой ночью мы простились со Стеллой. — Я замялась, подбирая слова тактичней. — Твоя тетка плохо себя чувствует, и нам теперь предстоит ремонт. Так какая сейчас свадьба?
Охотник покачал головой и, подавшись вперед, взял меня за руку, за ту, где его кольцо. И я почувствовала себя в самой настоящей западне.
— Свадьбу сыграем зимой. Но ответ дай сейчас. Ника, принимаешь ли мое предложение?
Что называется, прижал к стенке. И что делать? Врать, конечно.
Улыбнувшись, я кивнула.
— Вероника, любимая…
Он поцеловал мою левую руку, затем снял с нее кольцо и надел на безымянный палец правой.
Поспешил, но он об этом не знает. Пока.
— Ты сегодня по-особенному красивая, — сделал комплимент охотник и пошутил: — Твое новое платье и заставило меня напомнить о предложении.
Я вскинула брови — Герман учится чаще говорить приятности? Или платье в самом деле того стоило? Из черного струящегося креп-шифона, без рукавов, с глубоким клиновидным вырезом спереди и на спине. Крупная драпировка-складки от лифа вниз подчеркивала тонкую талию. Я выбрала его из-за удобной юбки ниже колена, которая не мешала бы в полете. Вдобавок на нем отсутствовали металлические детали — замок-молнию на спине заменяла незаметная шнуровка.
Добившись внятного ответа, со спокойной душой Герман доел суп и довольно откинулся на спинку стула.
— Чай? Сок?
Я изображала радушную хозяюшку, хотя мысленно находилась уже далеко.
Волков помотал головой и нахмурился.
— Ты знаешь, Никуль, ничего не хочу. — Он заразительно зевнул. — В сон почему-то клонит.
— Может, ужин слишком плотный? — притворно обеспокоилась я и предложила: — Иди наверх, подремли немного, потом посмотрим вместе фильм.
Эта ночь обещала быть спокойной, дежурства по городу закончились, и Герман надеялся, как поняла по намекам, на бессонную ночь. Что ж, у кого она и будет, так это у меня, а Герман пускай себе отдыхает.
— Нет, Ник, свари мне кофе, я пока посижу тут.
Но стоило ему пересесть на мягкий диван, как он моментально уснул. Да, суп получился замечательный — вкусный и очень, очень сонный. Зелья для здоровенного крепкого охотника я не пожалела.
Убедившись, что Волков уснул, сбегала в кладовку за приготовленной заранее сумкой с нужными для ритуала компонентами. Перекинув ее через плечо на манер почтальонской, убедилась, что все карманы-клапаны закрыты. Не хочется, чтобы в самый ответственный момент выяснилось, что один из ингредиентов выпал.
Ночь приняла меня в свои душные объятия с радостью. В саду трещали цикады, как будто соревнуясь, кто громче. Пахло яблоками и переспевшими грушами. На щербатую луну наползала лохматая туча.
Свет в гараже я включила, затаив дыхание. В дальнем правом углу, слегка припорошенная пылью, стояла она — моя метла. Толстый дубовый черенок украшало изображение черного полумесяца, гибкие прутья из березы зафиксированы крепкими шелковыми шнурами черного и фиолетового цветов. Виднеющиеся среди веточек амулеты — звезды и трилистники из серебра — потемнели, так получилось, что в последний раз я чистила их восемь лет назад.
Моя метла давно не пробуждалась и наверняка подзабыла вкус полета. Как и я.
Нежно погладив рукоятку, шепнула заклинание и влила силу. Всю, что была во мне сейчас, не жалея. Получилось неожиданно много — черенок серебристо засверкал.
— Привет, подружка. Скучала? — обратилась я к ведьминской помощнице, как к живому существу.
Метла вздрогнула — и вырвалась из рук. Встав на прутья вертикально, она замерла в ожидании.
Перебросив сумку за спину, я оседлала дубовое древко, все еще не отрывая ноги от пола. Метла становиться в горизонтальное положение не спешила. Ладно. Придется самой, такое случалось и раньше. Мастерить ее мне помогла Кара Соколова, и почему-то наше совместное детище переняло черты вредного нрава старой ведьмы, а не моего милого характера.
— Полетаем?
Сердце выскакивало из груди. Я испытывала одновременно радость и страх, что у меня ничего не получится, как и восемь лет назад. И хотя резерв у меня сейчас гораздо больше — Роза права, стараниями дамонийца сила возросла, — я все равно ждала подвоха.
Зажав черенок между коленок и крепче обхватив его обеими руками, я сделала глубокий вдох и подпрыгнула вверх. Метла зависла в воздухе, приподняв меня над полом приблизительно на метр.
А в последнюю попытку полетать после моего выгорания она не удержала — и я грохнулась, больно ударившись задом и заполучив синяк с ладонь шириной. Больше я не пробовала подняться в небо. До сегодняшнего дня.
— Вперед!
Метла выполняла простейшие команды. Главное, произносить их уверенно.
Вылетев из гаража, поднялась выше. Надеюсь, сейчас никто не любуется звездами.
Я понеслась в сторону Темного — прежде чем готовить судьбоносное зелье, стоило пополнить резерв.
Осознание случившегося пришло, когда коттедж Германа остался далеко позади. И я не сдержала вопль триумфа:
— Я лечу! Лечу!!!
Прохладный ветер трепал подол платья, шаловливо играл косой, ослабляя ее и нахально вытаскивая пряди. Легкий страх, что не справлюсь с управлением, улетучился, стоило вспомнить, за что я любила полеты. Свобода. Или ее иллюзия, ведь летела не сама, а с помощью подручного средства. Но как бы там ни было, а я ощущала себя вольной птицей. Впервые за восемь лет.
Серебрящаяся в лунном свете гладь озера вынырнула внезапно, не дав насладиться полетом в полной мере.
Скользнув взглядом по пустынному куску берега, я приказала метле спускаться. И вот тут снова проявился ее характер: она не послушалась, полетела дальше.
— Стоять! Назад!..
В двух-трех метрах от берега она резко крутнулась, и я, не удержавшись, рухнула вниз.
Нахлебаться горьковатой воды не успела — сила источника приняла в свои объятия и мягко подтолкнула к поверхности. Недружелюбное покалывание по всему телу быстро сменилось приятным теплом. Чуть успокоившись и пережив закидон «веника», сделала то, ради чего прилетела. Нырнула глубоко-глубоко и потянула силу. Я жадно пила ее и долго не могла насытиться.
На берег вышла, пошатываясь, ощущая себя объевшейся пиявкой.
Метла ждала, паря в метре над галькой. Я спокойно взобралась на нее, не тратясь на сушку волос и одежды. Радовало, что сумка заговорена от всевозможных неприятностей и влаги в том числе. Вскоре ветер, еще тот фен, отлично справился с задачей, окончательно испортив мою прическу.
Когда приземлилась на большой лесной поляне, луну скрыли грузные облака. Если не потороплюсь, могу попасть в грозу. А молнии и ведьма на метле несовместимы. Хуже только ведьма на метле и незамеченные провода высоковольтных столбов, которые встречаются чаще небесных стрел.
Звуки ночного леса умиротворяли, и несколько минут я вслушивалась в них, выравнивая дыхание и просто наслаждаясь живым шумом. Света редких звезд мне не хватало, пришлось начаровать несколько полупрозрачных, ярко светящихся голубым «воронов», заменивших мне фонарики.
Более-менее ровный, поросший мхом участок земли я нашла почти сразу. Сверяясь с потрепанным листком, расставила треугольником белые свечи, перемежая их кусками розового кварца. Черный морион, призванный смягчить последствия расставания с любимым человеком, продублировал треугольник внутри первого. В размещенное в центре треугольное блюдо белого цвета я насыпала измельченные в порох растения: дурман, полынь, омелу, руту и любисток. Сверху посыпала щепоткой чертополоха. На травяную подушку поставила хрустальную пиалу, пока еще пустую. Готово, можно читать заговор.
Забавно, что его я нашла в книге дома Волковых. Еще четыре года назад, когда Стелла заставила делать выбор: остаться с Германом или избавить его от страсти ко мне. На самом деле тогда на кону стояла не любовь ее сына, а моя жизнь — и я выбрала первое. Но, как всякая ведьма, не могла отказаться от дармового знания из чужого гримуара.
Стелла приказала выбрать одно заклинание из двух. Подозревая, что меня обыщут, я записала оба, но лист с лишним скомкала и бросила под стол, в корзину для бумажек. На следующее утро Морриган следил за домом Волковых, чтобы заметить, когда они выбросят мусор. Когда мусоровоз отъехал от дома Верховной, ворон украл нужный мешок и отдал мне. Пришлось покопаться в чужом соре, но оно того стоило — я заполучила уникальный заговор чужого рода, не подозревая, что однажды все-таки использую его по собственному желанию.
Интересно, Стелла одобрила бы, что я не просто сбегаю из Темных Вод, но и избавляю ее сына от любовной зависимости? Что-то сомневаюсь. Она окончательно смирилась с моей кандидатурой в невестки, раз после смотрин заговорила о внуках…
Предаваясь воспоминаниям, я немного отвлеклась. Хлопанье крыльев вернуло к реальности.
Сотни воронов слетались ко мне, рассаживаясь на ближайших деревьях. Мощные клювы, опасные когти — черные птицы станут моими защитниками на ближайшие полчаса, пока я буду сосредоточена.
— Кхар! — хрипло каркнул Морриган, спланировав к моим ногам.
— Спасибо, что привел их, — поблагодарила эквиума и, наклонившись, наделила толикой силы.
Довольно встрепенувшись, он вскочил во внешний треугольник и деловито поправил лапкой один из кристаллов. Перфекционист.
Подозвав ближайшего из эфемерных «воронов», чтобы посветил, я вернулась к листочку с коротеньким заклинанием. Повторила несколько раз мысленно, заучивая.
Казалось, когда я развела в стороны руки, лес замер, прислушиваясь. Умолкнул далекий сыч, затихли лягушки из ручья, протекающего неподалеку. Затаились цикады и ночные скрипачи-сверчки. Даже комары перестали зудеть назойливо.
Подчиняясь моему мысленному приказу, одновременно зажглись свечи.
— От меня к тебе. Твоя любовь отравлена моей нелюбовью… — Я произносила древние слова медленно, тягуче, видя перед мысленным взором печальное лицо Германа Волкова. — В кривом зеркале чувства замараны болью. Истай, темная страсть, к берегу верному прибейся, о сердце другой отогрейся!
Порыв ледяного ветра, норовя затушить свечи, взметнул мои волосы вверх. Вороны тревожно закаркали, забили крыльями, оставаясь на месте. Взятая у источника в озере сила сочилась сквозь пальцы, по капле чистой росой оседая на дне хрустальной пиалы. Оседала, закрашенная мощью заклинания.
Миг поколебавшись, я договорила необязательную строчку:
— От меня к тебе отразись, тот, кто судился, явись!
Заклинание также обещало подсказку, где искать истинную любовь тому, кого избавляли от несчастной, и той, кто ритуал проводил.
Один образ скользнул неуловимым видением, сразу исчезая. Призрачный Матвей Иванов задержался дольше. Сухощавая фигура, темно-русые волосы, нереально синие глаза — мое воображение разыгралось, дорисовав то, что не увидишь в размытом мареве. Светящийся лазурно мужчина качнулся в мою сторону и сразу исчез.
Я зажмурилась, не давая слезам пролиться. Вот что я за женщина? Почему противоречивые чувства раздирают даже во время важного ритуала?.. Почему меня потянуло сразу к двоим? Где это видано, восхищаться силой духа, характером и поступками одного мужчины и испытывать жгучее влечение к другому? Настолько сильное, безумное влечение, что простила своему врагу все?..
А может, просто ненависть и страх перегорели во мне за восемь лет? И я видела в демоне всего лишь страстного, безудержного любовника? Вожделение и адреналин — взрывная смесь. Вскружив голову, спустя время они пройдут без следа. Надеюсь, но я уже не уверена.
Свечи погасли. На дне пиалы радужно сиял напиток забвения для человека, который любил без взаимности. Бережно перелив его в пластиковый флакон, я быстро убрала за собой.
Бледно-бирюзовый туман, частый спутник колдовства на природе, полз по земле. Что скрывали его рваные клочья, я увидела, когда спрятала кристаллы в сумку и отошла от очищенной полянки. Вокруг меня появился ведьмин круг, грибы, выросшие на излишках чар. Заговор мой нес светлую энергетику и желание исправить ошибки, поэтому выскочили белые грибы — широкошляпые крепыши на толстых ножках, высотой с мою ладонь. Ведер пять собрать точно можно. Какой-нибудь счастливчик из окрестных поселков сдуреет от радости, когда найдет редкостный урожай.
— Назад, в город, — велела метле устало.
И хитрое помело не стало упрямиться — сразу подняло в воздух без прыжков с моей стороны. Воронья стая не отставала, оглушительно галдя.
Развевающиеся волосы серебрила вынырнувшая луна, ветер настойчиво дергал подол платья. Я неслась с Морриганом над головой и сотней его братьев вокруг — лучшей свиты и не пожелаешь.
Я наслаждалась подзабытыми ощущениями, старательно гоня мысли о том, что наделала. Нет, я не жалела, но легкий страх, что теряю опору в настоящем, не представляя, что ждет меня в будущем, омрачал радость.
Но ведь это неправильно! Зачем сидеть в унылом болоте, когда впереди может оказаться чистейшая река? Я рискну — и вдруг выиграю у судьбы настоящее счастье, а не суррогат?
Огни города, тонущие во мраке под моими ногами, далеко внизу, отрезвили. Я сейчас так высоко! Непозволительная смелость… Метла напитана силой, возможно, на десяток полетов, но рисковать и парить в поднебесье глупо.
Начав снижение, осознала, что вдобавок замерзла.
В коттедж вошла на цыпочках — охотник обладал поистине богатырским здоровьем, и его организм мог уже преодолеть чары сна.
Так почти и вышло: Герман беспокойно вертелся на диване, находясь на грани сна и бодрствования. Расстегнутая рубашка открывала его бурно поднимающуюся грудь.
Вылив полученный эликсир в чашку с водой, позвала ласково:
— Гер… Герман, проснись.
Он открыл глаза. Мутный взгляд скользнул по комнате, остановившись на мне, прояснился.
— Ты просил пить сквозь сон.
Мое сердце сдавалось, громыхало где-то в горле, своим биением заглушая другие звуки.
Герман беспечно потянулся за чашкой и в пару глотков осушил ее.
— Иди ко мне, — потребовал он, дергая к себе на колени.
Пустая чашка, упав на пол, разбилась.
— Гер, подожди. — Я попыталась мягко вывернуться из его жестких объятий. — Герман!
— Ника, из-за убийств я уже и позабыл, каково это — целовать свою женщину без спешки, — пожаловался он, будто и не слыша меня.
— Герман, отпусти!..
— Ни за что и никогда, — как обезумевший, шептал охотник, покрывая мои плечи и шею горячечными поцелуями.
Порванную цепочку зачарованного медальона, благодаря которому я всегда откликалась на его страсть, Волков заменить не успел, и артефакт где-то валялся в спальне. И сейчас я ничего к нему не чувствовала. Более того, мои воспоминания о демоне не позволяли поддаться мужскому напору.
— Ника, драгоценная моя, желанная…
Руки его шарили по моей спине, выискивая застежку платья.
Я прижала ладонь к голой груди, с силой отталкивая Германа и одновременно активируя заговор.
На смуглой коже засветился отпечаток моей руки.
— Что это?! — Волков настороженно подобрался, вмиг растеряв любовный пыл.
Вспомнив про ведьмин круг, я решила рискнуть — и накинула на мужчину «сонную сеть». Невероятно! Силы мне хватило — заклинание сковало его, оставляя все еще в сознании, но не позволяя двигаться.
— Вероника?! — Он запаниковал. — Что ты делаешь?
Я не знала, с чего начать, но объясниться следовало. Не ради него, ради меня самой, моей совести.
— Я не буду носить фамилию Волковых, Гер.
— Что?
Он непонимающе нахмурился.
— Я не выйду за тебя замуж. Я ухожу от тебя, Герман.
Он шокированно уставился на меня и резко бросил:
— Нет! Я не пущу тебя, ты моя!
Собственническое заявление подстегнуло, подкрепив решение.
— Я не люблю тебя… Прости.
Охотник яростно, изо всех сил старался преодолеть навалившуюся на него слабость. На лбу от напряжения вздулась вена. Но заклинание вышло мощным — недаром грибы выросли на поляне плотным кольцом. Мой резерв действительно резко возрос в последние дни.
— Только попробуй уйти, Ника! — процедил Волков сквозь зубы, разозлившись. — Я найду тебя и верну домой! Ты моя!
— Ты забудешь меня, Герман Волков. Проснешься — и не вспомнишь о своей любви.
Он переменился в лице и даже сумел чуть сдвинуться в сторону, ближе ко мне. Я успокаивающе погладила его по руке, подпитывая «сонную сеть».
— Ника, не смей этого делать! Ника, я люблю тебя!
Я поднялась с дивана.
— Ничего страшного. Это пройдет утром.
— Почему, Ника? — жалобно простонал он, пытаясь дотянуться до меня рукой. — Почему ты так со мной?..
Я не испытывала жалости, когда ударила неприкрытой правдой:
— Принуждение к ведьме неприемлемо, Герман.
— Но ведь ты сама согласилась стать моей!
Горько, как же мне горько сейчас… И я не испытывала облегчения, открывая ему глаза.
— Ты слепой, Герман? Твоя мать убила мою! Я четыре года подчинялась ее воле, а ты не видел? Между нами всегда стояло убийство моего самого родного человека. Как бы я могла тебя полюбить?!
Болезненная гримаса исказила лицо охотника. Его тело выгнулось, внезапно разрывая заклинание.
— Ника, это не так, я расскажу тебе…
Я испугалась, что он схватит меня, и набросила еще одну «сеть», посильнее. Тело обмякло в мгновенном сне.
До последнего он защищал Стеллу — великая сыновья любовь делала его глухим и слепым. Печально, но уже не имеет значения.
Собрав в одну сумку гримуар, кулоны дома Вороновых, несколько ценных книг и наборов камней, я вернулась в коттедж за вещами. Герман лежал в той же позе, в которой его оставила, но глубокие складки у рта говорили, что видятся ему кошмары.
— Не уходи…
От неожиданности я уронила свою ношу, а затем и сама опустилась на колени — ослабевшие ноги отказывались держать. В сердце незваным прокралось сожаление. И страх, что совершаю главную ошибку в жизни.
Что я делаю?.. Это именно то, к чему стремлюсь? Я заблудилась в лабиринте своих желаний. Я уже не знаю, чего хочу по-настоящему. Страшно рвать по живому и уходить в неизвестность. Если бы мне было куда идти, я бы не боялась. И нет, к демону я не пойду — на голой страсти отношений не построить, иначе я была бы довольна жизнью с Германом.
Остаться в Темных Водах, ведь Стелла больше не сможет меня терроризировать? Обнять Германа, проснуться рядом с ним утром и тем самым деактивировать заклинание. Я могла бы купаться в его любви и обожании, смириться, что не могу ответить взаимностью. Говорят, что в паре часто один человек всего лишь позволяет другому себя любить…
Но принесет ли мне это счастье? Сомневаюсь. Притяжение тел краткосрочно и ложно, ставку нужно делать на притяжение душ!..
Но что, если я так и не встречу своего суженого? Или моя симпатия вновь окажется безответной, как в случае с Матвеем? Или нарвусь вновь на такого, как демон, — идеального любовника, но не любимого и не любящего?
Не знаю, что уготовила мне судьба. Одно понимаю точно: хочу любовь настоящую, взаимную, светлую. Возможно, раскрывая душу, я ошибусь, как с Матвеем, еще не один раз. Возможно, перецелую десятки жаб, в своей обманчивой привлекательности похожих на зачарованных принцев. Но однажды все-таки найду своего мужчину. Я сентиментальна? Не спорю, но иначе я не могу. Мне нужна надежда, чтобы восстать из пепла, в который превратилась моя жизнь.
Накрутив себя, уверенно набрала и отправила эсэмэску, после чего быстро переоделась в синие джинсы и белый топ.
Когда я вышла со двора с сумкой за спиной, наперевес с метлой, вызванная эсэмэской ведьма уже ждала возле ворот. Удивленная, чуть заспанная, в домашнем халате и со спутанными волосами.
— Ты все еще любишь Германа? — спросила ее в лоб.
Глаза Насти Пчеловой округлились, как у совы, но ответила она не раздумывая:
— Больше жизни!
— Тогда он твой.
Создав магический фонарик в виде ворона, я вручила ведьме мятый листок с ритуалом, который провела в лесу.
Она прочитала один раз. Растерянно улыбнулась — и вновь уткнулась взглядом в судьбоносную бумажку.
— Ты… ты… уже? — заикаясь, спросила всегда уверенная в себе девушка.
— Да, я провела его. Герман спит. А проснувшись, полюбит всем сердцем ту, которая в этот момент окажется рядом с ним.
— Хорошо. — Настя агрессивно вскинула подбородок. — Теперь Герман мой. Если передумаешь, я тебя убью!
Я грустно рассмеялась:
— Не угрожай, я уезжаю. И не вернусь сюда. Никогда.
— Скажи, куда переслать вещи? — нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, спросила Настя.
— Никуда. Все, что я бросила, вскоре рассыплется прахом.
— Радикально!
— А то, — усмехнулась я. — Ах да, это тебе.
Я протянула ей сапфировый браслет и кольцо, которые подарил мне Герман перед смотринами.
Отметив цвет камней и платиновые звенья-перышки, Настя недовольно поморщилась, но бережно опустила украшения в карман халата.
— Хорошо… Прощай, Вероника, надеюсь, никогда не увидимся.
— Я тоже.
За то, что я перекинула любовь Германа на нее, благодарить ведьма и не думала, да и не нуждалась я в ее признательности.
Но меня искренне порадовали сумасшедшая радость в ее глазах и пылкое обещание:
— Клянусь, я сделаю его счастливым!
Я села на метлу с легкой душой и твердым пониманием, что поступила правильно.
Все. Это точка невозврата. Необратимость. Миг, после которого уже нельзя отступить и вернуться назад.
* * *
Милосердие его ведьмы удивило. Он уже приготовился к аттракциону: безрезультатно мечущийся охотник в поисках пропавшей любимой. Волков рыл бы землю, но не нашел бы Веронику, закрытую дамонийскими щитами от всего мира.
Почему ему хотелось, чтобы охотник страдал? Все просто — в отместку. Несколько недель Мэйтуса съедала ревность, он изводился ранее незнакомым чувством и хотел, чтобы соперник испил чашу темных мук до дна.
Но добрая Ника поступила по-своему — мудро и благородно. Она отсекла все ниточки, связывающие ее с прошлым.
