Меган Эбботт
МАЛЕНЬКИЕ
Меган Эбботт родилась в штате Мичиган, неподалеку от Детройта. Окончив Мичиганский университет, она получила степень по английской и американской литературе в Нью-Йоркском университете. Меган Эбботт – автор нескольких романов, среди них «Дамка», «Песня – это ты», «Слегка умри», «Зарой меня поглубже», «Конец всего», «Как ты смеешь», «Горячка», а также ряда научно-популярных работ. В 2008 году за роман «Дамка» Эбботт получила премию «Эдгар» как автор лучшей книги в мягкой обложке, а также премию «Барри» как автор лучшего романа в мягкой обложке. «Нью-Йорк таймс», журнал «Пипл» и еженедельник «Энтертейнмент уикли» называли «Горячку» одной из лучших летних книг. Эбботт преподавала в Нью-Йоркском университете и в Университете штата Нью-Йорк. В 2013–2014 годах Эбботт преподавала литературу в Университете Миссисипи по программе имени Джона Гришема. Эбботт – обладательница многих литературных наград, в том числе трех премий «Эдгар», премии имени Ширли Джексон, Книжной премии «Лос-Анджелес таймс», британской литературной премии «Фолио».
По ночам звуки из каньона менялись и перемещались. Казалось, с каждым эхом бунгало приподнимается, стены часто и тяжело дышат. Сразу после двух она просыпалась, глаза жгло, словно в них посветили фонариком.
Потом она слышала звук. Она слышала его каждую ночь. Легкий стук, словно за стеной бился зверек. Так ей казалось. Вспоминался случай из детства: однажды в погреб попал опоссум. Несколько недель все слышали шорох, но опоссума нашли, лишь когда от стен пошел запах.
«Это не маленькие, – твердила она себе. – Это не они».
Потом раздавался всхлип, и она пугалась. Ведь это всхлипывала она, от страха.
«Не боюсь. Не боюсь. Не боюсь».
Началось все четыре месяца назад, в день, когда Пенни впервые попала в Кэньон-Армс. Шоколадные и розовые фасады, высокие арочные окна, стеклянные двери, мощенный плиткой дворик в объятиях эвкалиптов, олив, перечных деревьев и миниатюрных финиковых пальм – не жилье, а мечта.
«Так и должно быть в Голливуде», – подумала Пенни. Таким она представляла Голливуд с самого детства – образ, смонтированный из снимков в киножурналах. Кей Френсис носит парчу с серебряными нитями, Кларк Гейбл ездит на своем «дюзенберге» по бульвару Сансет, все красивы, и все возможно.
Наверное, этот мир когда-то существовал, но Пенни, приехавшая сюда на автобусе «грейхаунд» шесть лет назад, обнаружила, что он давно сгинул. Его поглотил шумный и красочный Голливуд 1953 года с покатыми крышами мотелей, ослепительными витринами бургерных и ресторанов для автомобилистов, густым смогом, от которого у Пенни ночами саднило горло. Порой она едва могла дышать.
Но здесь, в тихом дворике посреди Бичвуд-каньона, старый Голливуд не только сохранился, но и процветал. Пахло абрикосами, из каньонов доносились приглушенные звуки. Ни гула клаксонов, ни скрипа тормозов. Лишь далекое «динь-динь» колокольчиков в чьем-то окне. На пороге здешнего бунгало нетрудно было представить Норму Ширер в пеньюаре, с шейкером в руках.
– Здесь чудесно! – прошептала Пенни, стуча каблучками по мексиканской плитке. – Я сниму бунгало.
– Вот и отлично, – сказала миссис Сталь, хозяйка.
Спрятав банковский чек Пенни в отвисший карман атласного халата, она вручила ей тяжелую связку ключей.
От влажного, насыщенного пыльцой воздуха сладко болело сердце. Здесь с любой точки виден знак Голливуда, а это что-нибудь да значит.
Это жилье Пенни обнаружила случайно, шагая из «Карнавальной таверны» после трех виски с содовой.
– Каждого из нас предавали, – сочувственно проговорила официантка, захлопывая счетницу. – А по счетам мы как платили, так и платим.
– Меня не предали, – возразила Пенни.
Мистер Д. все-таки позвонил в бар, и старшая официантка вызвала Пенни в душную телефонную будку. Не успела Пенни отцепить юбку от дверных петель, как мистер Д. оглушил ее новостью. Сегодня он не придет. И вообще никогда не придет. Причин множество: плотный рабочий график, высокие требования студии, неудачные переговоры с Союзом кинематографистов… Когда он дошел до жены и шестерых детей, Пенни отодвинула трубку от уха и больше не слушала.
За стеклянными дверями будки виднелась длинная гирлянда мигающих фонариков в витрине бара. Пенни вспомнила о ночнике, который был у нее в детстве: от него по стенам комнаты скакали лошадки.
Благодаря этим фонарикам «Карнавальная таверна» была видна за несколько миль. Вблизи они выглядели занятно. На каждом полустертый клоун – старье, без претензий на гламур. Интересно, давно здесь эти фонарики? Посетители их еще замечают?
Пенни думала о фонариках, слушая мистера Д., в хриплом голосе которого звучали логика, безапелляционность, даже скрытая агрессия. Под конец он заявил, что это безумие должно закончиться и что Пенни, конечно же, с ним согласна. «Ты была вкусной конфеткой, но теперь тебя пора выплюнуть».
Чуть позже Пенни спускалась по крутой рампе, которая начиналась у бара, фонарики раскачивались на ветерке из каньона. Она шла и шла и в итоге набрела на Кэньон-Армс, скрытый за живыми изгородями, разросшимися настолько, что хоть прячься в них. От сильного запаха жасмина Пенни чуть не разрыдалась.
– Вы наверняка актриса, – проговорила миссис Сталь, ведя ее к бунгало номер четыре.
– Да. То есть нет. – Пенни покачала головой.
Она чувствовала себя пьяной. Из-за аромата абрикосов. Нет, из-за сигареты миссис Сталь. Нет, из-за ее помады «Тэнджи» со сладким апельсиновым запахом. У матери Пенни была такая же.
– Ну, наверное, мы все актрисы, – сказала миссис Сталь.
– Я была актрисой, – наконец выдавила Пенни. – Но потом решила найти занятие попрактичнее. Сейчас работаю гримером на киностудии «Рипаблик пикчерс».
Миссис Сталь вскинула тонюсенькие брови:
– Может, вы и мне как-нибудь грим наложите?
Пенни чувствовала: в ее жизни начинается новый этап.
Хватит ютиться в цементных коробках Западного Голливуда вместе с разношерстными старлетками. Хватит с нее вилл «Клевер» и «Солнечная». Хватит запахов кольдкрема, вчерашнего пота, талька между ног.
Пенни не знала, по карману ли ей отдельное жилье, но миссис Сталь брала низкую квартирную плату. Удивительно низкую. Даже если Пенни не удержится в гримершах, у нее есть неприкосновенный запас, довольно приличный, благодаря шести месяцам с мистером Д., киношной шишкой, в чьем кабинете стоял пыхтящий и скрипящий диван. Даже если мистер Д. говорил серьезно и их роману конец, у Пенни остался его последний чек. Похоже, он собирался ее отшить, ведь тот чек был самым большим и предназначался для получения наличных.
У Кэньон-Армс имелись и другие преимущества. Бунгало номер четыре, как и все остальные, сдавалось с мебелью. В гостиной с желто-зелеными стенами стоял черно-белый диван, выгоревший на солнце; кухня оказалась кипенно-белой, обои на ней – белыми, с вишенками. У Пенни это было первое съемное жилье без ржавых пятен в ванне и вездесущих шариков нафталина.
Еще в бунгало имелись встроенные полки, на которых стояли романы со сморщенными обложками. Пенни любила читать, особенно бестселлеры Ллойда Дугласа или Френсис Паркинсон Кейс. Однако все книги из бунгало номер четыре были изданы не меньше двадцати лет назад и буквально источали лоск и благородство. На обложках таких книг людей не изображают.
Пенни пообещала себе: пока живет в Кэньон-Армс, она прочтет все, даже книги, обернутые коричневой бумагой, которые стояли во втором ряду. С них Пенни и начала. Она засиживалась с ними допоздна, угощаясь розовым джином, приготовленным из грейпфрутовой цедры и джина «Гилбис», бутылку которого нашла в буфете. От этих книг ей снились престранные сны.
– Она кого-то поймала.
Пенни развернулась на каблуках, да так, что едва не споткнулась о плитку во дворе, огляделась по сторонам, но никого не увидела – только открытое окно, из которого, как из драконьей пасти, клубился дым.
– Наконец-то она кого-то поймала, – снова проговорил голос.
– Кто здесь? – спросила Пенни, всматриваясь в окно.
Из окна соседнего бунгало, номер три, выглянул старик в бархатной домашней куртке, которая выцвела и стала розовой.
– Поймала она милашку, – добавил старик и, улыбаясь, обнажил серые зубы. – Тебе нравится в четвертом бунгало?
– Да, очень, – ответила Пенни и услышала шорох за спиной у старика. – Для меня это идеальный вариант.
– Конечно. – Старик медленно кивнул. – Нисколько не сомневаюсь.
За его спиной опять послышался шорох. У старика есть сосед? Домашнее животное? В темноте не поймешь. Когда шорох раздался снова, Пенни почудилось, что это шиканье – «тш-ш-ш!».
– Мне пора, – заявила Пенни и отступила на шаг, едва не споткнувшись.
– Ладно, в следующий раз, – сказал старик и затянулся.
Ночью Пенни проснулась. Во рту пересохло от джина, выпитого в два часа. Ей приснилось, что она лежит на досмотровом столе и доктор с огромным лобным зеркалом склоняется над ней так низко, что Пенни чувствует фиалковый запах его дыхания. Казалось, осветитель в центре зеркала кружится и гипнотизирует ее. Пенни видела блики, даже когда снова закрыла глаза.
Следующим утром старик из бунгало номер три вновь сидел у самого окна и следил за происходящим во дворе.
После джина ночью и двух сигарет утром Пенни соображала плохо. «Болит голова, не хотит работать» – говорила про такое состояние мама. Поэтому, увидев старика, Пенни остановилась и спросила напрямую:
– Что вы вчера имели в виду? Когда сказали: «Она кого-то поймала».
Старик беззвучно засмеялся – только плечи затряслись.
– Миссис Сталь поймала тебя, поймала! Слышала стишок: «„Ты ко мне заглянешь в гости?“ – Муху спрашивал Паук».
Старик подался вперед, и под затертым бархатным рукавом Пенни разглядела полосатую ткань пижамной куртки. Розоватая кожа казалась влажной.
– Я не наивная идиотка, если вы об этом. Здесь хорошее съемное жилье. А я знаю, что такое хорошее съемное жилье.
– Не сомневаюсь, дорогуша, не сомневаюсь. Не пропустишь со мной стаканчик? Заходи, я расскажу тебе об этом месте. И о бунгало номер четыре.
В бунгало было темно, за спиной у старика что-то блестело. Может, бутылка?
– Каждый чем-нибудь утешается, – загадочно проговорил старик и подмигнул Пенни.
– Послушайте, мистер…
– Флэнт. Мистер Флэнт. Открывай дверь, мисс, и заходи. Я тебя не обижу.
И старик махнул бледно-розовой рукой, с таинственным видом показывая на свои колени.
Пенни почудилось, что в темноте, за сутулыми плечами мистера Флэнта, что-то движется. В бунгало играла тихая музыка – кажется, старая песня о том, что мир нужно поджечь.
Мистер Флэнт мурлыкал в такт музыке. От возраста и малоподвижности его тело сделалось дряблым, но бледные глаза пронзали насквозь.
От ветерка входная дверь открылась, скрипя, на пару дюймов, и Пенни утонула в запахах табака и лавровишневой воды.
– Даже не знаю, – проговорила Пенни, уже делая шаг к двери.
Впоследствии она сама удивлялась тому, что это решение тогда показалось ей самым правильным.
Другой обитатель бунгало номер три был моложе мистера Флэнта, но куда старше Пенни. На нем были майка и брюки, а усы и массивные сутулые плечи, казалось, посерели от многолетнего пота. Когда он улыбался, что случалось нередко, Пенни понимала, что в свое время этот мужчина с большой, как у всех кинозвезд, головой был невероятно красив.
– Зови меня Бенни, – велел большеголовый, протягивая Пенни чашку кофе, сильно пахнущего ромом.
Мистер Флэнт объяснил, что бунгало номер четыре годами пустовало из-за давнего происшествия.
– Порой она ловит жильцов, – возразил Бенни. – Помнишь молодого музыканта со свитерами?
– Он долго не продержался, – покачал головой мистер Флэнт.
– Что же стряслось?
– Нагрянула полиция. Парень голыми руками разодрал стену.
Пенни подняла брови.
– Ага, – кивнул Бенни, – пальцы у него висели, как прищепки.
– Не пойму, что случилось в четвертом бунгало?
– Есть те, кто принимает эту историю слишком близко к сердцу, – покачал головой Бенни.
– Какую еще историю?
Мужчины переглянулись. Мистер Флэнт покрутил в руке кофейную чашку.
– Погиб человек, который жил в том бунгало, – тихо сказал мистер Флэнт. – Очень хороший человек. Его звали Лоренс. Ларри. Успешный книготорговец… И он погиб.
– Ой!
– Да уж, – кивнул Бенни. – Отравился газом.
– В Кэньон-Армс? – уточнила Пенни, чувствуя, как затылок покрывается потом, хотя везде работали вентиляторы, поднимая в воздух всякий сор и чешуйки старой кожи. Однажды, сдувая пыль с пальцев, соседка Пенни сказала, что пыль – это мертвая кожа. – В моем бунгало?
Оба мрачно кивнули.
– Тело несли через двор, – проговорил мистер Флэнт, безучастно глядя в окно. – Помню эту гриву белокурых волос. Боже! Боже!
– Некоторые люди зацикливаются на этой истории, – вставил Бенни. – Услышат и начинают зацикливаться.
Пенни вспомнила, как соседский мальчишка упал с их дерева и через два дня умер от заражения крови. Никто больше не собирал груш с этого дерева.
– Да, – проговорила Пенни, устремляя взгляд в грязное окно, – некоторые люди суеверны.
Вскоре Пенни начала захаживать в бунгало номер три несколько раз в неделю, по утрам, перед работой. А потом и по вечерам тоже. Соседи угощали ее ржаной и яблочной водкой. От водки лучше спалось. Своих снов Пенни не запоминала, но очень часто по ночам глаза ей жгли световые пятна. Иногда пятна принимали странные очертания, и Пенни нажимала пальцами на веки, чтобы это прекратилось.
– Заходите ко мне в бунгало, – предложила она однажды, но соседи медленно, в унисон покачали головой.
Говорили они большей частью о Лоренсе, о Ларри, который, похоже, был человеком деликатным, чувствительным, со слишком тонкой для этого города душевной организацией.
– Когда это случилось? – спросила Пенни, чья голова шла кругом: жаль, что Бенни добавил в яблочную водку так мало воды. – Когда погиб Ларри?
– Незадолго до войны. Двенадцать лет назад. Ему было всего тридцать пять.
– Как грустно, – отозвалась Пенни, чувствуя, как затуманиваются глаза: спиртное начало действовать.
– Его книжный до сих пор работает на бульваре Кауэнга, – сообщил Бенни. – Ларри так гордился его открытием.
– А до этого он работал в книжном Стэнли Роуза, – добавил мистер Флэнт, вытаскивая носовой платок из манжеты потертого рукава. – Ларри все любили: видный мужчина, с выговором мягче виргинской сосны.
– В слове «постель» он растягивал второй слог – «по-сте-е-ель». – Бенни прислонился к подоконнику и растянул губы в улыбке, наподобие Кларка Гейбла. – Он часто вставлял это слово, «по-сте-е-ель».
– Я знал Ларри задолго до того, как он устроился к Стэнли, – зачастил мистер Флэнт. – Задолго до того, как встретил Бенни.
Бенни пожал плечами и долил всем водки.
– Он продавал книги из багажника своего старого «форда», – продолжил мистер Флэнт. – Я купил у него своего первого «Улисса».
– А я – свою первую Тихуанскую библию. – Бенни снова улыбнулся. – «Семейная вечеринка у Дагвуда».
– Он продал мне «Попая в искусстве любви», – кивнул мистер Флэнт, смеясь. – Я был просто потрясен. Ларри обладал невероятной интуицией. Знал, что нужно именно тебе.
Соседи объяснили, что Роуз, чей магазин некогда служил украшением Голливудского бульвара и притягивал известных писателей, посылал молодого Ларри на киностудии с полными книг чемоданами. Ларри должен был ловить крупных шишек, показывать товар и продавать книги в товарных количествах – от художественных альбомов, которые можно выставлять в кабинете, до грязной бульварщины, которую нужно прятать в большом золотом сейфе.
Пенни кивнула, вспоминая особые книги, которые мистер Д. держал у себя в кабинете за фальшивыми корешками томов энциклопедии. На картинках девушки выделывали разные фокусы с павлиньими перьями, веерами и стеками. Неужели их продал ему Ларри?
– Чтобы добраться до шишек, Ларри приходилось немало бегать – обходить секретарей, сценаристов, рекламщиков, даже гримерш, вроде тебя. Черт, даже установщиков декораций. Ларри обожал сексапильных установщиц декораций.
– Этот город кого угодно сделает шлюхой, – брякнула Пенни неожиданно для себя самой.
Устыдившись, она прикрыла рот ладонью, но ее соседи лишь засмеялись.
Мистер Флэнт выглянул во двор. Листья банана хлоп-хлоп-хлопали о жалюзи.
– Думаю, больше всего он любил актрис, и знаменитых, и простых.
– Ларри говорил, что ему нравится ощущать женскую кожу в по-сте-е-ели. – Бенни потер свою левую руку. Его глаза потемнели и казались бархатными. – Конечно, он до тринадцати лет спал на одной кровати с мамой.
По дороге в свое бунгало у Пенни всегда возникало странное чувство, что она увидит Ларри, что тот покажется из-за розовых кустов или из-за статуи Венеры. Однажды, посмотрев в чашу фонтана, Пенни подумала, что сейчас увидит лицо Ларри, а не свое. А ведь она даже не знает, как он выглядел.
Когда Пенни вернулась к себе, в голове стоял туман, в каньоне – тишина, и мысли вернулись к Ларри. Мебель – судя по дизайну, изготовленная не меньше двадцати лет назад – явно стояла здесь при Ларри. Руки Пенни покоятся на гладкой оконечности ротангового дивана, пальцы ног – на кисточках из бананового волокна, украшающих половик. В ванной, на старом зеркале – мелкие черные оспины.
Ночами, лежа на кровати с чересчур мягким, попахивающим плесенью матрасом, Пенни просыпалась снова и снова, каждый раз вздрагивая. Начиналось все со жжения в глазах, потом снился доктор с налобным зеркалом или машина, которая неслась к ней по шоссе, ослепляя фарами.
Однажды взгляд Пенни упал на плинтус дальней стены: там плясали огоньки. Пенни видела их несколько мгновений: огоньки проплывали, словно нанизанные на тончайшую нитку. Чем-то они напоминали мышей, которых Пенни видела дома в детстве. Только разве мыши мечутся так быстро? Так быстро, что моргнешь – и их нет, но потом появляются другие. Это и впрямь мыши? Если приглядеться, огоньки похожи на маленьких человечков. Может, это мыши на задних лапках?
Наутро Пенни поставила мышеловки.
– Извините, но он не может ответить, – сказала секретарь.
Пенни узнала ее даже по телефону – та самая, с родинками и жирафьей шеей.
– Послушайте, это не то, что он думает! – заверила Пенни. – Я звоню из-за чека, который он мне выдал. Банк не выплачивает по нему наличные.
Вот тебе и прощальный подарок от мистера Д.! Пенни хотела потратить деньги на квартирную плату, купить себе новый корсет-грацию, а может, даже телевизор.
– Мисс Смит, я передала ему ваши сообщения. Больше я ничего сделать не могу.
– А вот я могу и сделаю! – заявила Пенни дрожащим голосом. – Так ему и скажите!
Чем-нибудь занять себя – вот единственное утешение. На работе это легко: много людей, шум, актеры с непростыми характерами. Черные мысли одолевали ночью, и Пенни знала: их нужно прогонять. Раньше с этим помогали соседки, все как одна с жирной кожей, с сыпью от дешевого студийного грима, с гонореей от дешевых студийных мужчин и с хорошими фигурами, как и у самой Пенни. Девчонки болтали без умолку, накручивали волосы на папильотки и облизывали пальцы, листая журналы. Зато их болтовня не позволяла предаваться раздумьям. Да и сама обстановка – густая смесь пудры из магазина Вулворта и нейлоновых ночнушек, когда девчонки спали на одной кровати, – делала жизнь веселой, глуповатой, простой и дешевой.
Здесь, в бунгало, оставив мистера Флэнта и Бенни на милость водочных снов, Пенни оказывалась наедине с собой. И с книгами. Поздней ночью, дожидаясь огоньков, Пенни уже не могла сомкнуть глаз. Веки теперь постоянно дергались. Возможно, причиной был аромат никтантеса или полыни.
Но у Пенни были книги – множество книг в красивых высохших обложках, книг, которые пробуждали ее чувства, заставляли мечтать о таких местах, как Париж или река Лиффи. Еще были книги в свертках: коричневая бумага на сгибах размягчилась, белая веревка слегка истерлась. Больше всего Пенни понравилась история о детективе, который вызволил краденые драгоценности из немыслимого тайника. А другая сильно ее напугала: дочь фермера спала на сеновале, однажды сено ожило и давай тыкать и колоть девушку. Считалось, что это юмор, но Пенни после него снились кошмары.
– Ей очень нравился Ларри, – сообщил мистер Флэнт. – Но она, увы, была не в его вкусе.
Пенни только что пожаловалась соседям на миссис Сталь: накануне вечером та заявилась к ней, в старой атласной пижаме, с кольдкремом на лице, и отчитала Пенни за передвинутую мебель.
– Даже не представляю, откуда она узнала, – пожаловалась Пенни. – Я только кровать от стены отодвинула.
Хозяйке Пенни наврала, что ночами слышит хлопки увлажнителя кухонной печи. О тенях, огоньках и других чудесах, средь бела дня кажущихся бредом, она рассказать не решилась. Например, о мышах, бегающих за стеной на задних лапках, таких проворных, что Пенни представляла их гномами, пикси. Маленькими.
«Это не ваше личное жилье, чтобы мебель переставлять!» – воскликнула хозяйка так громко, что у Пенни мелькнула мысль: сейчас миссис Сталь разрыдается.
– Всю мебель в том бунгало покупал он, Ларри, – проговорил Бенни. – И всю утварь, вплоть до вилок и ложек.
У Пенни слегка застучали зубы.
– Ларри дарил хозяйке книжки, которые ей нравились, – добавил Бенни. – Чопорное британское чтиво. Дарил, а потом дразнил миссис Сталь из-за ее вкусов. Ларри месяцами не платил за квартиру.
– Когда он погиб, хозяйка несколько недель рыдала во дворе, – вспомнил мистер Флэнт.
– Миссис Сталь хотела развеять пепел в каньоне, но тут нагрянули родственники Ларри, – добавил Бенни.
– Мужчина и женщина прикатили на поезде из Каролины, с картонными чемоданами, набитыми сэндвичами с душистым перцем. И забрали тело домой.
– Они сказали, что Ларри убил Голливуд. – Бенни покачал головой и улыбнулся, показав зубы с табачным налетом. – Так всегда говорят.
– Для гримерши ты слишком красивая, – заявил один из актеров, запуская руки под длинную накидку.
Пенни в ответ улыбнулась и сбежала, пока не дошло до щипка.
Снимали вестерн, поэтому ей в основном достались мужчины с бакенбардами, потрескавшимися губами и пыльной трехдневной щетиной.
Девушек красить сложнее. У каждой свои представления о том, как должно выглядеть ее лицо. Девчонки тут бойкие, рвущиеся в «Парамаунт» и Эм-джи-эм. Или те, которые начинали там, но покатились вниз и для начала оказались в «Рипаблик пикчерс». Потом будут «Эллайд пикчерс», «Американ интернешнл пикчерс» – и наконец никому не известная студия на дому у какого-нибудь пройдохи из долины Сан-Фердандо.
У этих девчонок есть вши и гнилые зубы, а некоторые пахнут так, словно моются очень редко. Костюмерши вечно зажимают нос у них за спиной. Голливуд – мясорубка для красавиц, но других вариантов нет.
Пенни знала, что давно потеряла блеск. Мужчины стерли его, слой за слоем. Впрочем, ей и в гримершах неплохо. Когда с девчонок стирается блеск, Пенни достает кисти и пуховки и занимается реставрацией. Пока накладываешь пудру, думать можно о чем угодно. Пенни думала о Ларри – представляла, как он носится по задним дворам студий. Привез бы он свой товар в «Рипаблик пикчерс»? Да, наверное. Подлизался бы к Пенни в надежде, что ее боссы любят Т. С. Элиота или французские игральные карты?
Днем Ларри виделся ей обольстителем, бойким, сладкоречивым повесой, а вот ночью в Кэньон-Армс все было иначе. Ночью Пенни порой представляла, как Ларри бродит по комнатам, бледный, в грязном белье, как он пьет и рыдает по тому, кого потерял и никогда не вернет.
Появились звуки. Звуки сопровождались огоньками, которые загорались в два часа ночи, или мышами, или что уж это было?
Стук-стук-стук.
Сначала Пенни думала, что листья банана стучат о стену бунгало. Она выглянула в окно, посмотрела на залитый лунным светом двор и поняла, что вряд ли. Воздух казался неподвижным. Может, это веерная пальма за окном кухни? Вокруг столько сочной зелени, которую Пенни, вообще-то, любит, но сейчас эта растительность раздражает и пугает.
Ночью Пенни старалась не заходить на кухню. Белый кафель жутко отсвечивал и что-то напоминал. Обширный белый живот мистера Д., его задранная рубашка, его цепочка для часов. Большое блюдце с молоком, которое она оставила кошке утром, когда сбежала из дома в Голливуд.
В мышеловки никто не попадал. Каждое утро после сна, нарушенного метанием и мерцанием у дальней стены, Пенни переставляла ловушки. Она искала следы, но не видела ни одного.
Однажды в три утра Пенни опустилась на колени у стены и потрогала плинтус. «Это внутри стучит?» – подумала она, прижав ухо к стене. «Тук-тук-тук». Или «тик-тик-тик»?
– Здесь я ни разу ничего не слышал, – заявил мистер Флэнт на следующий день, когда Пенни рассказала про стук. – Но я принимаю успокоительное.
– Однажды я видел розовых слонов, – нахмурившись, признался Бенни. – Думаешь, здесь то же самое?
Пенни покачала головой:
– Стук мешает мне спать.
– Дорогуша, хочешь помощницу? – предложил мистер Флэнт и раскрыл влажную розовую ладонь. На ней белела таблетка.
Той ночью Пенни спала невероятно крепко. Так крепко, что не могла шевельнуться. Шея вывернулась, тело скрючилось. Когда она проснулась, ее вырвало в мусорное ведро.
Вечером, после работы, Пенни ждала миссис Сталь во дворе. Раскуривая одну сигарету за другой, она заметила то, на что раньше не обращала внимания. Плитка частично потрескалась, частично пропала. Львы в центре фонтана покрылись выемками и сколами, их пасти извергали ядовито-зеленые струйки. Сток чаши был забит мятыми сигаретными пачками и использованными контрацептивами.
Наконец показалась миссис Сталь, с большой нарядной шляпой на маленькой головке.
– Миссис Сталь, вы когда-нибудь вызывали дезинсектора? – спросила Пенни.
На миг хозяйка встала как вкопанная, потом левой рукой убрала волосы под шарф горчичного цвета.
– Я сдаю чистое жилье, – негромко ответила она посреди солнечной пустоты двора. Двора, окруженного олеандрами и глициниями, яркими и ядовитыми, как и все в этом городе.
– Иногда из-за обшивки стен слышится шорох, – сообщила Пенни. – Может, это мыши, а может, детеныш опоссума застрял в стене между спальней и кухней.
Миссис Сталь пристально посмотрела на нее:
– Шорох слышится после того, как вы печете? Может, увлажнители снова хлопают:
– Я почти не готовлю. Плиту я еще не включала.
– Неправда! – Миссис Сталь торжествующе подняла подбородок. – Вчера поздно вечером включали.
– Что?! – воскликнула Пенни и вспомнила. Накануне дождь лил как из ведра, и она включила плиту, чтобы подсушить платье. Но время было позднее. Откуда об этом знает миссис Сталь? – Вы что, в окна ко мне заглядываете? – спросила она зазвеневшим от напряжения голосом.
– Я увидела свет. Дверь была открыта. Одежду у духовки сушить нельзя. – Миссис Сталь покачала головой. – Это очень опасно.
– Вы у меня не первая хозяйка, которая любит подсматривать. Нужно будет задергивать занавески, – холодно проговорила Пенни. – Но то, что я слышу каждую ночь, – это явно не хлопки увлажнителя. Говорю вам – в простенке что-то есть. В кухонном простенке.
Губы у миссис Сталь дрогнули, и это придало Пенни смелости.
– Если я возьму молоточек, который нашла под кухонной раковиной, и пробью брешь в стене? А, миссис Сталь?
– Не смей! – Хозяйка стиснула руку Пенни так, что дешевые кольца впились в кожу. – Не смей!
У миссис Сталь сбилось дыхание. Пенни поняла, что та в панике, усадила ее на краешек фонтана и села рядом.
Какое-то время они просто дышали вместе. Пахнущий абрикосами воздух казался Пенни густым.
– Миссис Сталь, простите. Я… я не высыпаюсь.
Хозяйка сделала глубокий вдох и прищурилась:
– Это те два болтуна по соседству? Они тебе гадости рассказывают?
– Что? Только не об этом, я…
– После того, что случилось, кухню как следует вымыли. Кухню вымыли, линолеум ободрали. После того, что случилось, я наклеила свежие обои на каждый квадратный дюйм. Все оклеила обоями.
– Так это случилось на кухне? – спросила Пенни. – Ну, с тем беднягой из четвертого бунгало? С Ларри?
Миссис Сталь говорить не могла или не хотела. Она дышала в носовой платок. Квадратик из сиреневого шелка поверх ее рта надувался и сдувался, надувался и сдувался.
– Ларри был очень красивым, – наконец прошептала хозяйка. – Когда его оттащили от духовки, лицо у него оказалось чудесного красного цвета. Как спелая-спелая вишня.
Рассказ миссис Сталь изменил все. Пенни всегда представляла, как меланхоличный красавец Ларри обходит бунгало, включает газ, потом забредает в гостиную и устраивается в клубном кресле. Ну, или устраивается на кровати и сбрасывает оковы жизни.
Как же теперь использовать плиту? Как смотреть на нее? Плита ведь наверняка та самая, «Мэджик шеф», белый фарфор, чугунное литье. Точно такая же сохранилась в детских воспоминаниях Пенни – совсем не то, что современные плиты, ярко-желтые или мятно-зеленые.
Впоследствии мистер Флэнт рассказывал, что последняя жиличка вечно чувствовала запах газа.
– Жаловалась, что от этого запаха у нее болит голова, – сообщил он. – А однажды вечером явилась сюда, мертвенно-бледная, и сказала, что минуту назад видела на кухне святую Агату с окровавленной грудью.
– Я… ничего такого не видела, – пролепетала Пенни.
Перед сном Пенни вспоминала события недельной давности. Как она оставила дверцу духовки открытой и развесила на плечиках тонкое, мокрое от дождя платье. Если честно, Пенни забыла о платье и вернулась за ним через несколько часов.
Сейчас Пенни подошла к шкафу, сняла платье с плечиков и прижала к лицу. Никакого запаха газа.
Мистер Д. упорно не отвечал на звонки. Пришлось рассчитаться с банком за непокрытый чек, поэтому Пенни вернула купленную шляпку. А через два дня предстояло платить за жилье.
Пока другие работники студии направлялись в буфет, на ланч, Пенни выскользнула на улицу и потратилась на такси до студии.
Едва Пенни открыла дверь приемной, секретарь вскочила и решительно двинулась к ней.
– Мисс, – начала она, фактически загородив Пенни дорогу, – вам сюда нельзя. Мак не должен был пускать вас даже на первый этаж.
– Почему это нельзя? Я десятки раз…
– В списке встреч, мисс, вы не значитесь. Такая теперь у нас система.
– Чтобы попасть на скрипучий диван, нужно значиться в списке встреч?
Пенни указала на обитую кожей дверь. Мужчина с тонкими усиками и женщина в шляпе с пером оторвались от своих журналов.
Секретарь уже разговаривала по телефону:
– Мак, мне нужна твоя помощь… Да, она.
– Если он думает, что может вышвырнуть меня, как уличную торговку, – Пенни подошла к двери мистера Д. и принялась колотить в нее, – он сильно, сильно об этом пожалеет.
Ни костяшки пальцев, ни кулак не смогли извлечь звуков из мягчайшей кожи.
– Мисс! – позвал кто-то. К Пенни шел охранник.
– Я имею право здесь находиться! – заявила Пенни звенящим от напряжения голосом. – Я заработала его! Заслужила…
Охранник схватил ее за руку. В отчаянии Пенни посмотрела на мужчину и женщину с журналами: вдруг они помогут? Хотя с какой стати? Женщина притворилась, что увлечена статьей в «Синестаре». Мужчина улыбнулся, сверкая напомаженными волосами. И подмигнул Пенни.
Утром следующего дня Пенни проснулась в изнеможении, но была настроена решительно. Не нужны ей деньги мистера Д.! У нее есть работа, причем хорошая.
После обеда на съемочной площадке было жарко, и гримеры не успевали стирать пыль с лиц актеров. У каждого столько морщин и складок – об этом не задумываешься, если тебе не нужно сделать лицо гладким.
– Пенни! – окликнул ее Гордон, старший гример.
Понимая, что Гордон наблюдает, как она накладывает актеру пудру, Пенни действовала без спешки.
– Здесь так пыльно, – посетовала она. – Поэтому я трачу столько времени.
Гордон дождался, когда Пенни закончит и актер отойдет, а потом спросил:
– Пен, ты как, ничего?
Гордон смотрел ей не то на шею, не то на грудь.
– О чем это ты?
Но Гордон продолжал таращиться.
– Эй, красотка, ты что, карбюратор чинишь? – спросил установщик декораций, проходя мимо.
– Что?! Я…
Пенни взглянула в зеркало и только тогда заметила большое жирное пятно на ключице и мазок сажи вдоль линии роста волос.
– Даже не знаю… – Пенни вяло растягивала слова. – Машины у меня нет.
Потом ее осенило: это же сон, приснившийся под самое утро. Вот она на кухне проверяет увлажнитель печи. Скрипит входная дверь, и у окна появляется миссис Сталь с горящими, как у волчицы, глазами.
– Это же сон, – сказала она Гордону. Или не сон? Она что, бродила во сне? Была на кухне, у духовки… и все во сне?
– Пенни, – Гордон искоса глянул на нее, – Пенни, тебе лучше пойти домой.
Времени было мало, возвращаться в Кэньон-Армс не хотелось. Не хотелось в бунгало номер четыре, не хотелось на кухню, где вишенки на обоях напоминают брызги крови. Еще Пенни казалось, что миссис Сталь, поливая банановые деревья, подсматривает за ней через деревянные жалюзи.
А потому она села на автобус и поехала в большую библиотеку на Южной Пятой улице. У нее появилась мысль.
Библиотекарь, молодой парень с галстуком-бабочкой, помог ей отыскать некрологи. Ларри были посвящены целых три, но все, увы, без фото. Только в «Миррор» поместили хоть какие-то подробности. Например, что тело обнаружила «прекрасная домовладелица, некая миссис Герман Сталь», которая «дала волю рыданиям» таким громким, что их слышали и в каньонах, и на холмах, и у замшелых букв знака Голливуда.
Тем вечером Пенни спросила у мистера Флэнта и Бенни:
– Что случилось с мужем миссис Сталь?
– Он умер за несколько месяцев до Ларри, – ответил Бенни. – Говорят, у него было слабое сердце.
Мистер Флэнт изогнул светлую бровь:
– Она никогда не рассказывала о нем. Только о Ларри.
– Однажды он пожаловался, что она за ним подглядывает. В смысле – Ларри пожаловался, – вспомнил Бенни. – Подглядывает, мол, через жалюзи в спальне, когда он занимается любовью.
Пенни сразу поняла, что это правда. Она представила, как сама спит на той кровати, с матрасом настолько мягким, что порой столбики, кажется, прогибаются внутрь.
Миссис Сталь настаивала, что кровать нужно отодвинуть обратно к двери. Пенни отказалась, но по возвращении домой, на следующий день, она увидела, как хозяйка двигает кровать сама: короткие руки обхватили матрас, лицо прижато к накладному орнаменту.
Наблюдая за ней, Пенни чувствовала себя вуайеристкой. Зрелище получилось чуть ли не интимным.
– Порой у меня возникают вопросы, – сказал мистер Флэнт. – Сплетни-то ходили. Про Черную Вдову. Про Старую Деву.
– Человека не заставишь засунуть голову в духовку, – заявил Бенни. – По крайней мере, надолго. Сам газом отравишься.
– Точно, – подтвердил мистер Флэнт.
– А вдруг Ларри умер не у духовки? – выпалила Пенни. – Тело ведь нашла хозяйка. Вдруг она просто включила газ, пока Ларри спал? А потом подтащила его к духовке, для копов?
Мистер Флэнт и Бенни переглянулись.
– Миссис Сталь очень сильная, – добавила Пенни.
Вернувшись в бунгало, Пенни села у окна спальни и затаилась в ожидании. Далеко за полночь Пенни глянула за жалюзи и наконец увидела ее.
Миссис Сталь обходила двор по периметру. Хозяйка негромко напевала, двигалась неуверенно – Пенни подумала, что она навеселе, но кто ее знает.
Пенни развивала свою теорию.
Она взяла книгу, провалялась с ней до двух ночи, потом выскользнула из постели и попыталась ориентироваться на вспышки света и тени.
Наклонившись, она провела рукой по плинтусу, словно могла коснуться тех странных фигурок – мышей на задних лапках. Или маленьких бегущих человечков.
– Здесь что-то есть! – воскликнула Пенни и удивилась собственному голосу. – В стенах что-то есть!
Утром все помутнеет, но сейчас зацепки складывались в картину, объединяющую газовые горелки, миссис Сталь, безответную любовь и яд в стенах. Пенни разгадала загадку прежде, чем случилось страшное.
Картина вышла такой логичной, что, когда за штукатуркой послышалось тихое «тук-тук-тук», Пенни чуть не закричала от радости.
Мистер Флэнт отпаивал Пенни, давая ей амаро, бокал за бокалом. Бенни смазал усы воском и станцевал для нее танец вроде чечетки, но тихо. Соседи утешали Пенни, потому что ее уволили со службы.
– Опаздывала я раза два-три, не больше. Свою работу всегда делала хорошо. – Пенни кусала губы до крови. – Кажется, я знаю, кто за этим стоит. Он выдал мне фиктивный чек на семьсот сорок долларов, а теперь хочет уничтожить.
Потом Пенни рассказала соседям, как несколько дней назад написала мистеру Д. письмо:
Мистер Д!
Я пишу это письмо не для того, чтобы создать тебе проблемы. Что мое, то мое, а индейским дарителем я тебя никогда не считала.
Я купила красивые платья, чтобы поехать с тобой в парк «Голливуд» и на виллу «Капри». Покупала по три пары чулок в неделю, ведь ты лапал меня так неловко. Из-за тебя я отказывалась от работы. Из-за тебя я прошла два курса пенициллина. Из-за тебя я разругалась с соседкой Полиной – ты будто бы щупал ее у сервировочного столика. Поэтому те деньги – минимум того, что джентльмену следует оставить даме. Абсолютный минимум, мистер Д.
Позволь спросить: книги, спрятанные на студии, в письменном столе, в ящике с двойным дном, ты купил у мистера Стэнли Роуза или у его симпатичного помощника Ларри?
Твоей жене известно, какие книги ты прячешь в кабинете? А каких девушек ты там прячешь, склоняя к непристойностям?
Ларри наверняка согласился бы со мной насчет тебя. Он был человеком деликатным, а теперь я живу в его бунгало и сплю на его кровати. Такие, как ты, довели его до пьянства и до этого ужасного поступка.
Как ты смеешь отнимать у меня деньги? Твоя жена носит на своих пухлых, сутулых плечах норку, горностая и рысь. Живет она в Холмби-Хиллз, в доме 312 по Норт-Фэринг-роуд.
Давай вести себя как взрослые, опытные люди. Кто знает, на что способен человек, если загнать его в угол?
Твоя счастливая монетка Пенни
Когда Пенни писала это письмо, оно выглядело более связным, чем сейчас, когда она читала его соседям.
– Он копов вызвал, да? – спросил Бенни, хлопая ее по плечу.
– Охрану студии. Это ничуть не лучше, – ответила Пенни.
Охранники вывели ее из гримерной. Все таращились, кое-кто из девчонок посмеивался.
«Прости, Пен, – сказал Гордон, забирая у нее кисть для пудры. – В нашем бизнесе одной рукой дают, другой отнимают».
Двумя месяцами раньше, нанимая Пенни, Гордон написал на ее личном деле: «Мистер Д.».
– Ясно, твой парень воспринял это как угрозу. – Мистер Флэнт смотрел на письмо, качая головой. – Он человек жесткий. Да, такие бывают. Он – жесткий, ты – мягкая. Ларри тоже был мягким.
Пенни знала, что это правда. Жесткости ей никогда не хватало – по крайней мере, когда было нужно и где было нужно.
От соседей Пенни ушла очень поздно. У бунгало номер четыре она застыла, не в силах шевельнуться. Казалось, холодные пальцы уперлись ей в грудь и толкают обратно.
Тогда она и заметила миссис Сталь в бунгало: хозяйка в вечерней кофте мелькнула за панорамным окном.
– Стойте! – крикнула ей Пенни. – Я вас вижу!
Миссис Сталь замерла, потом медленно повернулась к Пенни. Стекло искажало черты лица – хозяйка смотрела как из-под воды.
– Дорогуша! – раздался голос за спиной у Пенни. Голос точь-в-точь как у миссис Сталь.
«Она что, способна перемещать голос?»
Обернувшись, Пенни увидела хозяйку во дворе, в паре футов от себя.
Казалось, миссис Сталь – ведьма, оборотень из сказок, которые Пенни читала в детстве.
– Дорогуша! – снова позвала миссис Сталь.
– Я думала, вы в бунгало, – пролепетала Пенни, стараясь отдышаться. – Но это лишь ваше отражение.
Миссис Сталь ответила не сразу. Она стояла, сложив ладони чашей, и Пенни заметила, что в руках у хозяйки – книга в алой обложке.
– Я часто сижу здесь ночами, – проговорила хозяйка, пьяновато растягивая слова, – читаю под звездами. Знаешь, Ларри тоже так любил.
Она пригласила Пенни к себе в бунгало, самое маленькое, в глубине комплекса.
– Нам нужно поговорить, – заявила хозяйка.
Пенни согласилась без колебаний. Ей хотелось увидеть своими глазами. Хотелось понять.
Сразу за порогом бунгало стало ясно, чем сильнее всего пахнет во дворе. Всюду стояли горшки с цветущим никтантесом, который вился по встроенным полкам, оконным рамам и даже проник в столовую через арочный дверной проем.
Миссис Сталь и Пенни пили холодный жасминовый чай. Пенни никогда не видела столько книг, как в этой тесной гостиной. Судя по аккуратнейшим корешкам, ни одну из них не открывали.
– У меня еще есть. – Миссис Сталь махнула рукой в сторону коридора со стенами мятного цвета или того, что было за ним: Пенни, опьяненная сильным ароматом никтантеса, не видела этого. – Я люблю книги. Это Ларри меня научил. Он знал, какие книги мне понравятся.
– Ночами в бунгало я читаю книги, – сказала Пенни, кивнув. – Я никогда столько не читала.
– Мне хотелось оставить книги там. Казалось, так будет правильно. И я не верила жалобам других жильцов на то, что бумага пахнет газом.
Пенни пришла в голову мрачная мысль: вдруг все пахнет газом, а она не знает? Сильный аромат абрикосов, эвкалипта – постоянная отдушка, заполняющая все. Как же тут разобраться?
– Дорогуша, тебе нравится жить в бунгало Ларри?
Пенни не знала, что ответить, поэтому просто кивнула и хлебнула чая. С ромом? С каким-то ликером? Чай был приторным и щипал язык.
– Ларри – мой любимый жилец, даже после того… – Миссис Сталь осеклась и покачала головой. – После того, что он сделал.
– И вы нашли его, – проговорила Пенни. – Ужасно было, да?
Миссис Сталь показала книгу в красной обложке, которую читала во дворе:
– Вот, ее нашли… при нем. Ларри наверняка собирался подарить ее мне. Он сделал мне много подарков. Красная, как сердце, видишь?
– Что это за книга? – спросила Пенни, пододвигаясь ближе.
Миссис Сталь смотрела на нее, но будто не слышала. Одной рукой она сжимала книгу, другой гладила свою шею, длинную и гладкую.
– Каждая книга от Ларри доказывает, как хорошо он меня понимал. Он сделал мне много подарков, а сам ни разу ни о чем не попросил. Как раз тогда моя мать умирала от воспаления почек. Лицо у нее было красным, как воздушный шарик на празднике. Мерзкая женщина.
– Миссис Сталь! – позвала хозяйку Пенни. Как жутко дрожат пальцы, какие сильные запахи – растений, тяжелых духов миссис Сталь. Сандаловых?
– Ларри любил всех. Казалось, для него существуешь лишь ты – такая трогательная забота. Однажды он принес мне со студии «Парамаунт» баночку румян и сказал, что это румяна Полетт Годдар. Я храню их до сих пор.
– Миссис Сталь! – снова позвала Пенни, на этот раз смелее. – Вы были влюблены в него?
Хозяйка посмотрела на нее, и Пенни почувствовала, что перед глазами темнеет, совсем как в старых кинодетективах – перед тем, как погаснет экран.
– Ларри хотел только звезд, – проговорила миссис Сталь, гладя свое декольте, атласную ткань халата, дракона, нарисованного на груди. – Говорил, у них другая кожа. Другой запах. У Ларри был пунктик насчет запахов. Насчет звуков. Насчет света. Он был очень чувствительным.
– Но ведь вы любили его, да? – Голос Пенни на этот раз прозвучал настойчиво.
– Все его любили. Все, – ответила хозяйка, прищурившись. – Ларри говорил «да» каждому. Он отдавал себя каждому.
– Миссис Сталь, почему он так поступил?
– Ларри засунул голову в духовку и погиб, – отозвалась миссис Сталь, расправляя плечи. – Ларри сходил с ума, как случается только с южанами и с артистическими натурами. А Ларри был и тем и другим. Но ты слишком молода и безыскусна, чтобы это понять.
«Миссис Сталь, вы что-то сделали с Ларри?» – хотела спросить Пенни, но слова не шли. Хозяйка росла и росла, дракон на халате что-то шептал Пенни.
– Что вы добавили в чай?
– О чем ты, дорогуша?
Лицо хозяйки странно вытянулось. Откуда-то донесся шорох – стук быстрых лапок, звериных коготков, резвых ножек. Качнулась золотая цепочка часов, мелькнуло лицо соседского мальчишки на грушевом дереве.
Пенни проснулась в пурпурных лучах зари. Она так и сидела в ротанговом кресле в гостиной миссис Сталь. Правая рука свесилась, указательный палец цеплялся за ручку чайной чашки.
– Миссис Сталь! – позвала Пенни шепотом, но на диванчике напротив нее хозяйки уже не было.
Пенни ухитрилась встать и медленно, осторожно выбралась из гостиной. Дверь спальни оказалась приоткрытой. Миссис Сталь растянулась на матрасе, дракон растянулся на ней. Рядом на кровати лежала книга, которую хозяйка читала во дворе. Красная обложка, вызывающий заголовок. Книга называлась «Бурная ночь».
Открыв ее с величайшей осторожностью, Пенни увидела дарственную надпись:
Миссис Сталь, моей грязной убийце. С любовью от Лоренса.
Пенни забрала и книгу, и чайную чашку.
Свернувшись калачиком на полосатом диване своей гостиной, она проспала несколько часов.
Два дня назад Пенни перестала заходить на кухню и кнопками прикрепила старое банное полотенце к дверному проему, чтобы даже не заглядывать туда. Чтобы не видеть сияющего фарфора духовки.
Пенни не сомневалась: из кухни пахнет газом. За полотенцем мерцали синие огоньки. Нет, на кухне Пенни не появлялась, но стала бояться, что запах просачивается через стены.
Все было взаимосвязано. За всем стояла миссис Сталь. И за огоньками, и за тенями на плинтусе, и за шорохом за стеной, а теперь и за шипением газа.
Мистер Флэнт смотрел на дарственную надпись, качая головой:
– Господи, неужели это возможно? В последние дни перед гибелью Ларри вел себя непонятно. Отсиживался в своем бунгало. Может, прятался от нее? Потому что знал.
– Эту книгу нашли при нем, – дрожащим голосом пролепетала Пенни. – Именно так сказала мне миссис Сталь.
– Значит, дарственная надпись должна была стать уликой, – проговорил мистер Флэнт и потянулся к запястью Пенни. – Как перст, указующий из могилы.
Пенни кивнула. Она знала, что следует делать.
– Я понимаю, как это звучит. Но ведь нужно что-то предпринять.
Полицейский детектив кивнул, потягивая колу. Белоснежная рубашка, седеющие виски – он представился как Нобл, но внешность его не соответствовала фамилии.
– Мисс, давайте посмотрим, что можно предпринять. Дело давнее. После вашего звонка мне пришлось запрашивать материалы из хранилища. Этого дела я почти не помню. – Лизнув указательный палец, Нобл открыл папку и начал листать страницы. – Отравление газом, да? В ту пору, накануне войны, такое случалось сплошь и рядом.
– Да, человек отравился на кухне. Сейчас это моя кухня.
Просматривая тонкую папку, Нобл на миг поджал губы, потом мрачно улыбнулся:
– Ах да, помню-помню. Человечки. Маленькие.
– Маленькие? – Пенни аж содрогнулась.
– Наш патрульный выезжал в Кэньон-Армс за неделю до случившегося: поступила жалоба на шум. Ваш книготорговец орал во дворе. Говорил, что из стен выходят маленькие и хотят его убить.
Пенни промолчала. Душа ее заходилась в крике, и потребовалось огромное усилие воли, чтобы сидеть и слушать.
– Белая горячка. Запой, – объявил Нобл, читая отчет. – Он был пьяницей, мисс. По его словам, двор ломился от маленьких.
– Нет. – Пенни покачала головой. – Дело не в этом. Ларри был не таким.
– Ладно, я расскажу, каким был Ларри. В тумбочке у него мы нашли полдюжины колпачков… – Нобл осекся и посмотрел на Пенни. – Извините, мисс. Женских контрацептивов. Подписанных. Даже имена звезд попадались. Точнее, тогдашних звезд, сейчас я их и не вспомню.
Пенни все еще думала о стенах. О человечках. О мышах на задних лапках. О пикси. О танцующих феях.
– Ну вот, – проговорил детектив, закрывая папку. – Парень был пропойцей, одна из афер со звездой не склеилась. Самоубийство, это ясно как божий день.
– Нет, – возразила Пенни.
– Нет? – Детектив вскинул брови. – Мисс, да он по пояс в духовку залез. А в руке сжимал охотничий нож. Для верности.
– Нож? – переспросила Пенни и прижала пальцы ко лбу. – Ну конечно! Вы что, не понимаете? Ларри пытался защититься. Как я и сказала по телефону, детектив, вам надо разобраться с миссис Сталь.
– С хозяйкой? С вашей хозяйкой?
– Она была влюблена в Ларри. А он ее отверг.
– Фурия в аду ничто по сравнению с брошенной женщиной? – Нобл откинулся на спинку стула. – На моей памяти одна такая брошенная с Черимойя-авеню утюгом погладила парню лицо, пока тот спал.
– Взгляните на это.
Пенни вытащила из сумочки книгу миссис Сталь.
– «Бурная ночь», – прочел Нобл, растягивая первое слово.
– Думаю, это грязная книжка.
– У моей жены такая есть, – заявил Нобл, искоса глядя на Пенни.
Та промолчала.
– Вы хоть читали ее? – устало спросил Нобл.
Пенни открыла книгу на странице с дарственной надписью и показала детективу.
– «Моей грязной убийце». – Детектив пожал плечами. – Хотите сказать, что этот парень знал о планах хозяйки, но в полицию не пошел, а начирикал это послание и дал себя убить?
В устах детектива все звучало иначе, это не было похоже на идеальную, жуткую, стройную конструкцию, которая возникла в голове у Пенни.
– Не знаю, как обстояло дело. Может, Ларри собирался обратиться в полицию, но хозяйка постаралась, чтобы он не успел. И я не знаю, как она его убила, – проговорила Пенни. – Вы ведь понимаете, что она опасна, да?
Детектив этого явно не понимал.
– Говорю вам, я видела, как ночами хозяйка бродит по двору и пакостничает, – зачастила Пенни, у которой сбивалось дыхание. – Она что-то делает с газом. Если вы проверите газовые горелки, то, может, выясните. – Пенни понимала, что говорит слишком громко, что на ее груди выступил пот. Она понизила голос и наклонилась к детективу. – Думаю, улика у меня в духовке.
– Неужели? – Детектив потер подбородок. – Маленькие там тоже есть?
– Дело не в этом. Не в этом. Но маленьких я вижу, да. – Если она посмотрит ему в глаза, то растеряется. – Я знаю, это не маленькие человечки, а какая-то пакость миссис Сталь. Они всегда появляются в два. В два часа ночи. Это ее пакости. Она изводила Ларри, а теперь изводит меня.
Нобл тер щеку, и Пенни поняла, что ничего от него не добьется.
– Как я и сказала по телефону, хозяйка пыталась меня отравить. – В ее голосе зазвучало отчаяние. – Я чашку принесла.
Пенни достала из сумочки чайную чашку с коричневым колечком на дне. Детектив Нобл взял ее, понюхал и поставил на стол:
– Она травила вас виски «Олд гранд-дэд»?
– Я знаю, что в чай подмешан алкоголь. Но, детектив, хозяйка не только алкоголь подмешивала!
Пенни снова сорвалась на крик, и другие детективы уставились на нее со своих мест. А вот Нобла ее истерика не растрогала – на чисто выбритом лице даже мелькнула улыбка.
– Зачем хозяйке вам пакостить? – спросил Нобл. – Она и в вас влюблена?
Пенни посмотрела на него и, чувствуя, как грудь потеет все сильнее, начала считать – медленно и беззвучно. Ей всю жизнь попадались такие мужчины. Самодовольные. Одетые хорошо или плохо, но неизменно со скользкими мыслями, с похотью. Запросто распускающие руки. Мгновенно превращающиеся из миляг в сволочей.
– Детектив, миссис Сталь наверняка подозревает, что мне известно многое, – начала Пенни, заставив себя успокоиться. – Что мне известно о случившемся с Ларри. Не знаю, может, она отравила его наркотиками и инсценировала самоубийство. Раз у Ларри нашли нож, там была борьба. Я знаю точно лишь одно: это дело гораздо сложнее, чем сказано в бумагах из вашей тоненькой папки.
Детектив кивнул и снова откинулся на спинку стула. Правой рукой он взял из лотка другую папку:
– Мисс, а давайте поговорим о вашем досье.
– О моем досье?
– После вашего звонка я навел справки о вас. Это стандартная процедура. Не желаете рассказать о письмах, которые вы отправляли в Холмби-Хиллз?
– Что?! Я… Письмо было только одно.
– А два года назад в Эм-си-эй? Тот парень сказал, что вы порезали ему шины.
– Обвинения мне не предъявляли.
Об этом Пенни не станет рассказывать никогда. Как и о том, что парень пытался сделать с ней в задней будке ресторана Чейзена.
Нобл положил ее досье на стол:
– Мисс, чего именно вы добиваетесь? Поцапались с миссис Сталь? Знаете, мне мой домовладелец тоже не нравится. Не хотите платить за аренду?
Пенни захлестнула волна усталости. На миг показалось, что она не сумеет подняться. Но ей следовало подумать о Ларри, о том, место ли ей в бунгало номер четыре. Пенни чувствовала, что ей там самое место, с этого все и началось. С этого для нее началась новая жизнь.
– Нет, – сказала Пенни, вставая, – дело не в этом. Вы сами увидите. Увидите. Я покажу вам.
– Мисс, пожалуйста, не надо мне ничего показывать, – сказал ей вслед Нобл. – Просто ведите себя хорошо. Будьте умницей, ладно?
Вернувшись в бунгало номер четыре, Пенни легла на ротанговый диван, стараясь дышать. Стараясь думать. Из кармана платья она вытащила книжку миссис Сталь и начала читать. Книжка оказалась не такой, как она думала: совсем не грязной в отличие от тех, обернутых коричневой бумагой.
Детектив. Место действия – Англия. Женщина, с которой не так давно сняли обвинение в убийстве любовника, отправляется на встречу выпускников. Там в рукав платья ей засовывают мерзкую анонимку: «Ты грязная убийца!»
Пенни ахнула: неужели дарственная надпись – лишь подмигивание Ларри в адрес миссис Сталь?
«Ларри дарил хозяйке книжки, которые ей нравились, – говорил Бенни. – Чопорное британское чтиво. Дарил, а потом дразнил миссис Сталь из-за ее вкусов». Неужели дело только в этом? Неужели у дарственной надписи только один смысл?
«Нет! – заверила себя Пенни, пряча книгу в карман. – Это отвлекающий маневр. Меня хотят сбить с толку, чтобы не выяснилась правда. А нужно, чтобы я выяснила правду, нужно для Ларри».
Вскоре после этого в прорези для почты что-то зашуршало. Обернувшись, Пенни увидела, что на пол прихожей упал листок бумаги. Пенни подошла к двери и подняла его.
Бунгало № 4: вы просрочили платеж.
Миссис Г. Сталь
– Мне все равно придется съезжать, – сказала она Бенни, показывая записку.
– Нет, детка, зачем? – спросил Бенни шепотом. Из спальни доносился негромкий храп мистера Флэнта.
– Я не могу доказать, что это ее рук дело, – ответила Пенни. – Но в бунгало пахнет, как в газовой камере.
– Слушай, не позволяй ей тебя запугать, – сказал Бенни. – Запальник наверняка выключен. Хочешь, я посмотрю? Могу попозже зайти.
– А сейчас можешь? – спросила Пенни.
Бенни заглянул в темную спальню, улыбнулся и похлопал ее по плечу:
– Да я не против.
Скинув рубашку, Бенни нырнул под банное полотенце, которым Пенни завесила дверной проем.
– Я думал, ты зовешь меня, чтобы постель тебе согреть, – сказал Бенни, опускаясь коленями на линолеум.
Раздалось знакомое «тук-тук-тук».
– Слышишь? – сдавленным голосом спросила Пенни.
На кухне стук звучал не так, как в спальне. Казалось, он ближе. Не за стенами, а повсюду.
– Это запальник, – сказал Бенни. – Он пытается зажечь газ.
Пенни смотрела на него из-за края полотенца.
– Ты же запах чувствуешь? – спросила она.
– Конечно чувствую, – ответил Бенни до странного высоким голосом. – Черт, это ужасно!
Бенни поочередно рассматривал плинтус, раковину, трясущийся холодильник.
– Что это? – произнес Бенни, с усилием придвигая духовку к себе и ощупывая стену за ней.
Пенни видела только его спину.
– Что там? – спросила она. – Ты что-то нашел?
– Не знаю, – ответил Бенни, отвернувшись от нее. – Я… Черт, мысли путаются! Словно в Аргонский лес вернулся.
Он подался назад, прижав ладони к полу.
– Что ты там видел? – спросила Пенни, показывая на стену за духовкой.
Бенни лишь качал головой и дышал в майку, которую поднял к лицу.
У обоих сбилось дыхание, но через минуту Бенни повернул ручку на дверце духовки.
– Я чувствую запах, – заявила Пенни, отступая на шаг. – А ты?
– Запальник! – прохрипел Бенни, закрывая лицо. – Он наверняка выключен.
Бенни встал на колени и снова подполз к сияющей белой духовке.
– Ты что… собираешься ее открыть?
Бенни посмотрел на нее – лицо у него побледнело, губы растянулись, как резиновые.
– Да, собираюсь. Нужно зажечь запальник, – проговорил он, но не шевельнулся.
Почему-то казалось, что дверца духовки сейчас откроется, как черная пасть. Оба замерли.
В дверь постучали, и Пенни повернулась на звук. Потом снова посмотрела на Бенни и ахнула: он по плечи залез в духовку и издавал жуткие звуки, как кот, застрявший в ловушке.
– Вылезай! – закричала Пенни. Это прозвучало очень глупо, ну и пусть! – Немедленно вылезай!
Она резко наклонилась вперед, схватила Бенни за штаны и вытащила из духовки.
На ноги оба поднялись с трудом. Шатаясь, Пенни прислонилась к кухонной стене, оклеенной обоями с вишенками. Бенни повернулся к ней лицом, схватил за руки и буквально пригвоздил к стене своим весом.
Пенни чувствовала его запах, чувствовала его липкую, в пупырышках кожу. Губы Бенни впились ей в шею без малейшего намека на нежность, к небрежному поцелую подключились зубы, руки легли ей на бедра. Что-то изменилось, и Пенни пропустила этот момент.
– Детка, ты ведь этого хочешь? – зашептал ей на ухо Бенни. – Ты с самого начала хотела только этого?
– Нет, нет, нет! – Пенни поняла, что плачет. – И ты ведь не любишь девушек. Не любишь!
– Я люблю всех, – проговорил он, надавливая ладонью ей на грудь.
Пенни подняла голову и увидела: перед ней Ларри. Да, это Ларри. Ларри…
Потом он снова превратился в Бенни, с усами и усмешкой, но за этой усмешкой скрывался страх.
– Извини, Пенни, – сказал он, отступая на шаг. – Мне очень лестно, но я так просто не могу.
– Что? – Пенни посмотрела вниз: ее пальцы стиснули ему пояс брюк. – Ой! Ой!
В бунгало номер три оба выпили из высоких стаканов, жадно глотая воздух.
– Тебе нельзя туда возвращаться, – заявил Бенни. – Утром нужно позвонить в газовую компанию.
Мистер Флэнт разрешил Пенни переночевать у них на диване, если удастся убрать старые газеты.
– Зря ты туда заглянул, – сказал он Бенни. – Ну, в духовку. Это же как на кладбище свистеть.
Лицо белее мела, на плечах полотенце – Бенни колотила дрожь.
– Я ничего не видел, – твердил он. – Я там ни черта не видел.
Пенни снился сон.
«Ты украла у меня книгу!»
Во сне вспотевшая Пенни встала с дивана мистера Флэнта и открыла дверь. Близилась полночь, но во дворе было удивительно светло, пышная растительность сильно пахла.
Стоп! Кто-то что-то сказал?
– Ларри подарил ее мне!
Тело двигалось медленно, словно Пенни застряла в патоке.
Дверь бунгало номер четыре была открыта, миссис Сталь как раз выходила на крыльцо, держа в руке что-то красное.
– Ты забрала ее, пока я спала, так ведь? Воришка! Шлюха вороватая!
Когда миссис Сталь двинулась на нее, когда халат ее вздулся, как гигантские алые крылья, Пенни еще думала, что спит.
– Прекратите! – воскликнула Пенни, но хозяйка подошла вплотную.
Да, это был сон, а во сне возможно все, поэтому Пенни высоко подняла руки и отпихнула надвигающиеся крылья.
Книга выпала из кармана, женщины стали бороться за нее, но Пенни оказалась проворнее – она схватила книгу и прижимала ее к шее хозяйки, пока у той не запутались ноги и она не упала.
Да, это был сон, ведь миссис Сталь оказалась слабой, слишком слабой для убийцы. Дряблое, безвольное тело, как у нитяной куклы.
Замелькали локти и острые коготки, массивное золотое кольцо с жуком на заскорузлом пальце миссис Сталь чиркнуло Пенни по лицу.
Стоило толкнуть одной рукой, как пожилая хозяйка потеряла равновесие и головой стукнулась о плитку двора.
Кап-кап-кап – из ее рта и ушей закапала кровь.
– Пенни! – раздался оклик за спиной. Мистер Флэнт стоял на пороге своего бунгало, зажав рот рукой. – Пенни, что ты делаешь?!
Она повернулась к мистеру Флэнту – очевидно, с таким выразительным видом, что тот мигом скрылся в своем бунгало и закрыл дверь на защелку.
Время пришло, в этом Пенни не сомневалась.
Порог бунгало номер четыре она переступила чуть ли не с улыбкой. Вытащила скобы из импровизированной двери на кухню, одну за другой, и полотенце упало ей на руку.
На темной кухне пахло иначе, чем прежде, – не абрикосами, не жасмином и не газом, а плесенью, обойным клеем и ржавой водой.
Медленно и целенаправленно Пенни приблизилась к духовке, залитой лунным светом. Не духовка, а жуткий мазок сияющей белизны.
Дверца закрыта. На ощупь – холодная.
Пенни опустилась на колени и поползла за духовку, к месту, так поразившему ее соседа.
«Что это?» – воскликнул тогда Бенни.
Да, это был сон, и во сне Пенни знала, что делать. Ладонь скользнула по обоям с вишенками вниз, к плинтусу. Пенни увидела участок, где куски обоев разошлись и, казалось, дышали. Вдох-выдох.
Пенни потянула обои на себя. Посыпался высохший клей.
Вспоминались слова миссис Сталь: «После того, что случилось, я наклеила свежие обои на каждый квадратный дюйм. Все оклеила обоями». Дыхание сбилось, колени хрустят, лоб прижат к стене – что она надеется обнаружить?
Обои отходили не ровно, а кусками, длинными полосами – примерно так у Пенни лезли волосы, после того как мистер Д. заразил ее гонореей. Тогда она проболела несколько недель.
Часть стены обнажилась, и Пенни увидела, одну за другой, выбоины, словно кто-то несколько раз вонзил в цемент нож. Охотничий нож. Нет, это не просто выбоины, а знаки, непонятные символы.
Пенни прищурилась, но ничего не увидела в кромешной тьме кухни. Найдя на ощупь спички, она зажгла одну и разглядела глубоко вырезанные каракули:
Маленькие выходят из стен.
Каждую ночь я отрываю им головы. Мой разум погас.
Сегодня я сведу счеты с жизнью.
Надеюсь, эту надпись найдут.
Прощайте!
Пенни подалась вперед и прижала ладонь к надписи.
Это главное, остальное значения не имеет.
– Ах, Ларри! – Слезы благодарности мешали говорить. – Я тоже их вижу!
Звук, который раздался потом, стал самым громким в жизни Пенни. В лицо ей полыхнуло пламя.
Детектив стоял в центре двора, у бананового дерева с обрезанной верхушкой. На земле перед ним тлела доска – входная дверь почерневшего бунгало.
Мимо шли пожарные, унося свое оборудование. Каталку с погибшей девушкой давно увезли.
– Чертов запальник! Крыша у бунгало чудом не слетела, – сказал один из патрульных.
– Кухня как после бомбежки! Труп только один – девушки. Вернее, то, что осталось от трупа. Могло быть куда хуже.
– Точно. Как всегда, – отозвался детектив. И у него, и у патрульного лица были закрыты масками из-за дыма.
Подошел другой полицейский.
– Детектив Нобл, мы опросили пару из соседнего бунгало, – начал он. – Они твердят, что предупреждали девушку: внутрь входить нельзя. Но она пила весь день и несла безумную ахинею.
– А как хозяйка?
– В больнице.
– Мы закончили, – кивнул Нобл.
Было почти два часа ночи, но детективу пока не хотелось домой. Путь в Игл-Рок был неблизким, но запах и увиденное на той кухне… нет, домой пока не хотелось.
В начале дороги манил яркими огнями бар «Карнавальная таверна» с крышей, наподобие гигантского волчка.
«Жизнь – сплошной карнавал», – подумал Нобл. Примерно так, с сухой иронией, мог выразиться детектив из книг, которые обожала его жена.
Неужели бар до сих пор существует? Нобл помнил его еще до войны, когда встречался с билетершей из Голливуд-боула.
Резко крутанув руль, Нобл въехал на маленькую стоянку бара. Столько лет прошло, а чумовые фонарики с клоунами не забылись.
Внутри было тепло и уютно, хотя официантка попалась неприветливая.
– Последний заказ, – предупредила она, подавая детективу хлебную водку. – Через десять минут мы закрываемся.
– Мне только позвонить.
Нобл вошел в телефонную будку и закрыл за собой дверь-гармошку.
– Да, у меня есть такая книга. Но она не грязная, – ответила ему жена, подавив зевок. Потом она захихикала, и Нобл ощетинился.
– Так что это за книга? – спросил он.
– Разные люди относятся к книгам по-разному, – сказала жена. Она часто выдавала подобные перлы, желая показать, какая она умная.
– Ты понимаешь, о чем я, – сказал Нобл.
Пару секунд жена молчала, и Нобл услышал плач. Наверное, проснулся кто-то из детей.
– Это детектив, – наконец ответила жена. – Тебе не понравится. Там никого не убивают.
– Ясно, – отозвался Нобл. Вообще-то, он надеялся на другой ответ. – Скоро буду дома.
– Любовная линия там тоже есть, – добавила жена шепотом, почему-то грустным. – Тебе не понравится.
Нобл повесил трубку и заказал пиво – из барного крана ему налили последнюю на тот вечер порцию. Сев у панорамного окна, детектив посмотрел на каньон, потом выше, на знак Голливуда. Все ощущения знакомы. Он работал в этом округе уже двадцать лет, минус три года в армии, и даже сюрпризы были всегда одни и те же.
Нобл подумал о девушке, вспомнил о ее приходе в участок – дрожащие ноги, поношенное платье, мольба в голосе.
Кто-то же должен подумать о ней хоть на минутку?
Нобл взглянул на часы. Два ночи. Сегодня девушка не увидит маленьких.
Уборщик посуды, с тоненькими усиками, принес длинный шест и один за другим зажег грязные фонарики в окнах. Нарисованные клоуны уставились на каньон. Бар закрывался.
– Не скучай по мне! – на прощание велел Нобл неприветливой официантке.
На стоянке детектив посмотрел вниз, на каньон, и понял, что видит Кэньон-Армс. Дым до сих пор клубился над остовом бунгало, черным, как раковина мидии. Оконные стекла в спальне вылетели, ночной ветерок трепал занавески.
Нобл уже садился в машину, когда увидел их. Маленьких. Они плясали на капоте автомобиля, стоявшего на краю каньона.
Нобл обернулся: фонарики в витрине бара кружились, отправляя пляшущих клоунов в каньон, в Кэньон-Армс – всюду.
Детектив глубоко вдохнул.
– Такое случается каждую ночь? – спросил он уборщика посуды, сбегавшего по лестнице на стоянку.
Парень проследил за его взглядом и кивнул.
– Каждую ночь, – сказал он. – Как во сне.
