Глава 17
– Ты не знаешь, кто ставит в лесу капканы? – спросила я Уильяма.
Он пришел вскоре после завтрака, принеся с собой очередную дюжину яиц в подарок и собираясь, по его словам, закончить прополку грядок с лекарственными растениями. Мы пошли вместе к сараю.
– Нет, не знаю. А разве они не запрещены?
– Металлические капканы, слава богу, да, и давно. Но силки? Твой отец сказал, что поблизости живут цыгане. Они могут ловить так кроликов.
– Может быть, но здесь цыган не было уже очень давно. Раньше они селились в старой каменоломне, где вас встретил папа. Но теперь она вся заросла, и им выделили место с другой стороны леса. Здесь их нет – мистер Йеланд никогда этого не допустит. А почему вы спрашиваете?
Дверь сарая была приоткрыта. Я распахнула ее настежь.
– Потому что прошлой ночью…
Я остановилась на пороге как вкопанная. Уильям, шедший сзади, налетел на меня и уже начал было извиняться, как тоже потерял дар речи от удивления. Мы оба стояли в дверях и не отрывали глаз от того, что лежало в углу сарая.
На подстилке Ходжа, свернувшись калачиком и стараясь казаться как можно меньше, на нас испуганно таращилась собака. Колли. Грязный и тощий, дрожащий от страха. Черно-белый призрак, вернее, сон из прошлого. Из далекого прошлого.
Я даже не вспомнила о Джессами и его прокушенной руке. Я опустилась на колени рядом с собакой, как двадцать лет назад на кухне моих родителей. Животное замерло и задрожало. Прижатый к полу облезший хвост чуть-чуть шевельнулся. Голова потянулась ко мне – он хотел лизнуть мне руку. Вокруг шеи пса была завязана толстая старая веревка. Конец ее был перекушен.
Уильям опустился рядом и стал гладить собаку по голове.
– Какой он худой! Он умирает от голода!
– Да. Осторожнее. С ним все в порядке, но если ты нечаянно сделаешь ему больно, он может укусить.
Все время, пока я говорила, мои руки ласково поглаживали и ощупывали собаку.
– Уильям, беги скорее на кухню и подогрей немного молока. До комнатной температуры, не больше. Попробуй пальцем, ладно? Потом накроши в молоко кусок хлеба и принеси сюда в миске. Не выпускай Ходжа на улицу. И захвати с собой острый кухонный нож, надо перерезать эту веревку. Все в порядке, малыш, все в порядке. Лежи спокойно.
Уильям убежал. Пес привстал и лизнул мне подбородок. Я ласково говорила с ним, поглаживая и баюкая. Колли был ужасно тощий, с абсолютно сухим потрескавшимся носом. Длинная шерсть свалялась грязными клочьями. Постепенно дрожь перешла в редкие короткие спазмы и наконец совсем прекратилась. На газетах, там, где он лежал, виднелись пятна крови. Осторожно осматривая собаку, я нашла наконец рану – голую проплешину у самого хвоста, до сих пор сочащуюся кровью. Без сомнения, это он укусил Джессами сегодня ночью. Если мальчик задел эту рану, выпуская собаку из капкана, тогда понятно, почему пес его укусил.
– Может, принести еще кошачьего корма? – спросил Уильям.
– Нет, он слишком долго голодал. Хлеба с молоком пока достаточно. Теперь пускай поспит.
– Можно мне его погладить?
– И поговори с ним, пока я выкатываю велосипед. Не думаю, что бедняга теперь скоро снова начнет доверять людям.
Потом мы оставили его отдыхать, вышли из сарая и закрыли за собой дверь.
– Так вот почему вы спрашивали о капканах?
– Да.
– Но тогда вы еще не знали о собаке, правда?
– Нет. Впрочем, кое-что знала. Вот послушай. – И я рассказала ему о ночном происшествии с Джессами. – И если пес попал в капкан хвостом, а Джессами стал неловко освобождать его, то понятно, почему колли стал кусаться. Рана у хвоста слишком большая – какой бы там ни был капкан, я собираюсь найти его и убрать.
– Можно, я вам помогу?
– Конечно, я рассчитываю на твою помощь. Джессами сказал, что это случилось «около большой усадьбы». Это далеко отсюда?
– Нет, около полумили.
– Тогда поехали.
Хотя «большая усадьба» действительно была огромной, но даже беглого взгляда на эти живописные руины было достаточно, чтобы понять – здесь никто не стал бы расставлять силки и капканы. Либо Джессами меня не понял, либо сказал первое, что взбрело в голову, чтобы избежать дальнейших расспросов.
Практически не тронутые временем ступени вели к дверному проему главного входа, поднимаясь над высохшим рвом и узким двориком, куда выходили низкие оконца подсобных помещений, находившихся раньше ниже уровня первого этажа, – оружейная, бильярдная, кухни, прачечная и тому подобное. Подвал располагался еще ниже.
– Никто не станет ставить здесь капканы, – сказал Уильям, когда мы взобрались по ступеням и стали смотреть в низкие оконца на балюстраде.
– Похоже, ты прав. А если собака как-то попала в дом и… и, например, провалилась в какую-то яму? Тогда можно считать, что она попала в ловушку.
– Сама? С веревкой на шее? Можно, я спущусь и посмотрю, что там внизу?
– Хорошо, только, ради бога, будь осторожен.
Я с тревогой смотрела, как мальчик медленно пробирается между обвалившимися балками перекрытий. Наконец он протиснулся к отверстию, которое раньше было окошком.
– Что ты там видишь?
Ответа не последовало. Затем Уильям молча отодвинулся. Я слезла вниз и осторожно приблизилась к окошку. Уильям пропустил меня, и я смогла заглянуть внутрь.
Комната была маленькой, с низким потолком и трещинами на стенах. Пол завален каменной крошкой и гниющими остатками каких-то деревянных частей. Дубовая дверь соскочила с петель и лежит на полу. А к крюку в дверном проеме привязана толстая веревка. Там же – щербатая старая голубая миска, пустая и сухая. Собачий помет на небольшом расстоянии от крюка. И перекрывающая вонь экскрементов тюремная атмосфера ужаса и отчаяния, гибель любви и надежды.
Мы ничего не сказали друг другу. Я крепко закусила губу, чтобы сдержать слова, готовые сорваться с языка. Уильям, кажется, глотал слезы.
В молчании мы выбрались наверх и мрачно зашагали к велосипедам.
Вместо того чтобы сесть на велосипед, Уильям обернулся и стал глядеть мимо меня, на развалины большой усадьбы.
– Они могут забрать его назад?
– Кто «они»?
– Те, кто держал его там. Вы сказали, Джессами думает, что это цыгане.
Я покачала головой.
– Кто бы ни оставил его умирать от голода на веревке, они не имеют никаких шансов… слышишь, ни малейшего шанса заполучить его обратно. Им повезет, если они избегнут судебной ответственности за такое. Нет, не бойся. Если это сделали цыгане, мы никогда о них больше не услышим.
– Вы оставите его у себя, правда?
– Да, конечно. Но… – Я задумалась. – Не мог бы ты взять его к себе на некоторое время, а, Уильям?
– Я?
Мальчику явно понравилась эта идея, но что-то все-таки заставляло колебаться.
– Да. Видишь ли, во всей этой истории есть несколько вопросов, на которые мне очень хотелось бы получить ответы. И пока я их не получу, мне нужно, чтобы собаки нигде не было видно. Все это довольно странно, Уильям. Понимаешь…
Он прекрасно все понимал.
– Вы хотите сказать, они могут попытаться навредить ему? Значит, Джессами не выпускал его, а…
– Я не знаю. Знаю только, что… Короче, это касается… Ох, Уильям, давай сейчас ты просто поверишь мне на слово? Потом я тебе все объясню.
Не могла же я в самом деле рассказать мальчику о колдовских снах, об обещании моей тети, которое она дала мне много лет назад у реки Иден. Но мальчик прекрасно понимал меня и без слов.
– Вот подумай, – медленно добавила я, – собака перегрызла веревку и, возможно, освободилась сама. Тогда пес сразу бы выскочил из развалин и убежал бы. Теперь – даже если предположить, что Джессами действительно спустился туда, чтобы освободить его, – что же он такого сделал, что пес так сильно его укусил? Я ясно слышала крик боли. И если кто-то причинил собаке такую сильную боль и так ее напугал, что она перекусила веревку, рванулась и убежала… Вот о чем я думаю.
– Та рана у хвоста? Ой, мисс Джейлис! Конечно, я заберу его! Заберу прямо сейчас, ладно?
– Чем быстрее, тем лучше. Твой отец не будет против?
– Нет, если я расскажу ему, что случилось. Сегодня, боюсь, не получится – отец уехал в Лондон к издателю и вернется очень поздно. Но все будет в порядке, вот увидите, он не станет возражать. Отец любит животных, просто у него нет времени, а собака отнимает много времени, он так говорит. Но я должен все ему рассказать, вы не против?
– Конечно нет. И пожалуйста, подчеркни, что я заберу его, как только все выяснится. У вас он будет в безопасности, ты его станешь кормить и выхаживать – пускай поправляется. Я не думаю, что он страдает чем-то, что не могут вылечить уход и хорошее питание, но все равно свожу его к ветеринару, как только смогу. Еще я съезжу в Арнсайд и куплю ему еды, но, пока он так истощен, молока с черным хлебом будет достаточно. Можно добавлять яйцо. Ты с этим справишься?
– Конечно!
– Тогда поехали назад. Ты у нас специалист по ключам, скажи, пожалуйста, сарай запирается?
– Да.
– Вот и отлично. Поехали, закроем его, пока ко мне не пожаловали какие-нибудь неожиданные гости.
Вернувшись в Торнихолд, мы посмотрели на нашего колли, который спал глубоким сном у себя в углу, закрыли дверь на замок и пошли на кухню. Я сварила себе кофе, а Уильяму дала кружку сладкого какао и кусок того самого пирога, которым я кормила ночью Джессами.
Мальчик уже не задавал вопросов. Он целиком погрузился в радужные перспективы заботы о своей собаке. Я слушала вполуха. Мои мысли витали в странном подлунном мире тайн и загадок, снов и воспоминаний. Многие загадки предстояло еще решить.
– Кто здесь в окрестностях держит голубей? – спросила я.
– Голубей? – повторил Уильям, которого я перебила на перечислении достоинств пастушьих собак вообще и колли в частности. Вид у него был сейчас такой, словно я спросила по меньшей мере о птеродактилях.
Посмотрев на его удивленную мордашку, я рассмеялась.
– Ну да. Голубей. Это такие птицы. С перьями. Они говорят «гули-гули» и живут под крышами или в мансардах вроде моей. Ты говорил, что часто помогал мисс Джейлис ухаживать за ее голубями.
– Извините, – улыбнулся Уильям. – Так что там про голубей, мисс Джейлис?
– Давай ты попробуешь называть меня просто Джили. Короче и удобней. И забудь про «мисс».
– Я… я не знаю.
– Давай-ка, попробуй. Ну! Джили.
– Джили.
– Еще раз.
– Джили.
– Вот и славно. Так я тебя спросила, кто в округе держит голубей.
Мальчик сдвинул брови.
– Дайте-ка я подумаю. Ну, для начала, голуби есть на ферме. Не там, где мы живем, а там, где живет семья фермера, – в Блэк-Коксе. Но мне кажется, это дикие голуби. Дикие скалистые голуби, вот как они правильно называются. Папа говорит, что все породы домашних голубей произошли от них, потому что они привыкли селиться в расщелинах скал и пещерах и могут размножаться в коробках и всяких таких…
– Нет-нет, я не о диких голубях. Меня интересуют домашние голуби. Почтовые.
– Да, в городе есть несколько человек, которые держат почтовых голубей. Около моста через реку есть большое поле, разбитое на маленькие садики. Там есть несколько голубятен. А почему вы о них спрашиваете? Хотите держать у себя почтовых голубей?
– Похоже, придется. У меня их уже два. Второй прилетел вскоре после того, как я сюда переселилась, и принес записку.
– Записку? – Он со стуком поставил кружку на стол. Выплеснулось немного какао. – Сюда? А что в ней было?
– Сейчас покажу.
Записка хранилась в боковом кармане моей сумочки. Я вытащила тоненькую полоску бумаги и протянула ее Уильяму:
– Вот она.
Теперь я понимаю, что поступила тогда довольно глупо. Дело было в том, что мне требовался человек, которому я могла бы полностью доверять свои мысли, и я забыла, что Уильям еще совсем ребенок. Правда, он не раз показывал себя таким тонким и умным собеседником, каких не встретишь и среди людей вдвое старше, чем он. К тому же я попросила его называть меня просто Джили – и вот результат.
Мальчик взял бумажку, развернул, и я увидела, как он смертельно побледнел. Рот полуоткрыт, в лице ни кровинки.
– Уильям, прости, пожалуйста! – кинулась я к мальчику, мысленно кляня свою глупость. – Мне не надо было показывать тебе эту записку… Успокойся, все в порядке. Кто бы ее ни послал – очень хорошо, что он это сделал. Я сразу почувствовала себя дома. И пришла она в самый нужный момент. Голубь, наверное…
– Она не могла послать записку. Она умерла. Я был на похоронах. Мы ходили с папой. Я видел… я видел, она мертвая. Ее похоронили.
– Уильям, Уильям, ну перестань же! Боже, что я наделала! Я бы никогда не показала тебе эту записку, но мне нужен дружеский совет. Это всего лишь…
– Папа не хотел, чтобы я шел на похороны. Он не пустил меня, когда умерла мама, но это было давно, я был еще маленький. А мисс Джейлис я любил, поэтому пошел и видел все до конца.
– Уильям!
Но он не слушал, глубоко погрузившись в свои мысли, потрясенный не меньше моего.
– Вы думаете, она действительно была колдуньей? Некоторые ее так и называли, но она только смеялась. Она говорила, что может иногда предсказывать будущее, и даже поддразнивала меня, но это всегда было похоже на шутку, я смеялся. А на самом деле?
– Конечно же, она шутила.
– Она была настоящей колдуньей? Ведьмой?
– Не знаю. Я не знаю, есть ли вообще на свете колдуньи и ведьмы. Я знаю только, что с ней ко мне всегда приходило какое-то волшебство, и это волшебство всегда было добрым, Уильям. Есть много людей, которые могут «иногда предсказывать будущее». Моя тетя Джейлис была очень доброй и хорошей женщиной, и это естественно, что ты полюбил ее. Я видела ее всего несколько раз за всю свою жизнь, но тоже очень любила ее. Так что перестань думать о колдовстве и магии. Я не знаю, есть ли это все на самом деле, но даже если и есть, достаточно верить в Бога, и они не причинят тебе вреда. Хорошо?
– Хорошо. Со мной все в порядке, не волнуйтесь. А вот что с вами, мисс Джили? То есть Джили. Вы выглядите как-то странно.
– Правда? Ничего. Только вот… я подумала, может, я не так поняла тебя в первый раз, но ты говорил, что мама вас бросила. Поэтому я очень удивилась, когда сейчас ты сказал, что она умерла. Извини, пожалуйста.
– Это вы меня извините. Ну, что я соврал в первый раз. – Он смотрел в свою чашку, не поднимая головы. – Понимаете, так легче разговаривать с людьми. И думать так тоже легче. Но ведь это не настоящее вранье, правда?
– Конечно. Я понимаю. Не имеет значения.
– Могло неловко получиться в разговоре с папой.
– Могло. Но не получилось ведь.
– Или с кем-нибудь другим, кто знает.
Он неуверенно взглянул на меня и снова уставился в чашку.
Агнес? Конечно, она все знала, но почему она сразу же не прояснила ситуацию, ничего не сказала мне?
Еще один вопрос. Но он может и подождать.
– Забудь про это, Уильям, – быстро сказала я. – Давай вернемся к записке, но уже без всякой магии и колдовства. Итак, голуби.
Мальчик отставил пустую чашку в сторону.
– Да, голуби. Птицы с перьями, которые говорят «гули-гули» и живут под крышами. И что же?
Быстро же он приходит в себя. Я налила себе в чашку остывшего кофе и присела рядом с мальчиком.
– Я вообще почти ничего о них не знаю. Например, с какой скоростью они летают?
– До шестидесяти миль в час. Хотя, конечно, это зависит от погоды и от ветра.
– Шестьдесят миль в час?! Боже мой! Ты не знаешь, тетины голуби были почтовыми?
– Не знаю. Они были домашними, это точно.
– Но ты не видел, чтобы она посылала с ними сообщения?
– Нет, но это не значит, что она этого не делала.
– А ты не знаешь, куда делись ее голуби?
– Кто-то пришел и забрал их – вот и все, что мне известно. Миссис Трапп сказала мне, что их больше нет, поэтому мне не надо приходить кормить их.
– Что ж, тогда остается единственное объяснение: тетя заранее написала записку и оставила кому-то подробные инструкции выпустить голубя в тот день, когда я приеду в Торнихолд.
– Но тогда она должна была знать, что вы приедете. Знать, что она умрет, я имею в виду. Она должна была написать записку еще до того, как ее забрали в больницу, до того, как унесли голубей.
– Она знала, – мягко сказала я. – В своем будущем она была абсолютно уверена. Еще задолго до болезни она написала мне письмо и отдала своим поверенным с указанием отправить мне в определенный день. Оно пришло вскоре после ее смерти, и там говорилось: «Когда ты получишь это письмо, Торнихолд будет твоим». Тогда я думала, что знать свое будущее очень тяжело и грустно, но теперь мне кажется, что это даже лучше. Успеть все подготовить, знать, что ждет впереди, и не бояться этого, быть уверенным, что все твои любимые вещи, дом, сад попадут в надежные, заботливые руки… Тебе не кажется, что это лучше?
Мальчик молчал, но я видела, что напряжение постепенно исчезает с его лица. Наконец он кивнул. Я допила кофе и встала из-за стола.
– Ну что ж, это утро было довольно бурным для нас обоих. Давай теперь отложим все досужие мысли в сторону и займемся насущными делами.
– Можно, я взгляну на него, прежде чем уходить?
Никаких сомнений и вопросов относительно «насущных дел».
– Конечно, только не разбуди его.
– Как вы его назовете?
– Когда-то у меня был колли по кличке Ровер. Как тебе это имя?
Уильям сморщил нос.
– Слишком обычное. Может, назовем его Рэгс?
– Ты прав. Что прошло, то прошло. Рэгс – отличное имя. Иди, Уильям, и спасибо тебе за все. Обязательно расскажи мне, что решит твой отец по поводу собаки.
Я проводила мальчика до двери черного хода. Уже на тропинке он повернулся:
– Совсем забыл. Папа специально просил меня узнать, как ваши царапины.
– Все в порядке. Пожалуйста, поблагодари его от меня.
– Хорошо. До встречи!
Я смотрела, как он подошел к сараю, на цыпочках заглянул в окошко, потом повернулся и жестами показал мне, что пес спит. Затем помахал рукой и уехал через боковую калитку.
Я стояла и смотрела ему вслед, пока его худенькая фигурка не исчезла среди деревьев. Потом машинально подняла голову. Мне показалось, что высоко в небе, над деревьями, облака складывались в огромный вопросительный знак.
