Пламя свечи затрепетало и погасло в потоке воздуха, дверь захлопнулась. В темноте поплыл запах дымящего воска.

– О боже! – воскликнула Дженнифер и тихо застонала от недоброго предчувствия.

Вытянув вперед руки, она бросилась к двери. Но натолкнулась на глухую стену и начала нервно шарить по поверхности, ладони скользили по двери, пока не нащупали замок. Дженнифер распахнула дверь настежь, выбежала в коридор и почти в полной темноте вслепую устремилась к лестнице, ведущей в трапезную.

– Селеста! – вполголоса взволнованно звала она. – Селеста!

Но девушка уже исчезла. И ни к чему было гадать, куда она побежала, – сейчас любой путь вел ее к несчастью. Лестница осталась позади; заметив тусклый свет, падающий из дверей трапезной, Дженнифер ускорила шаги.

Там тоже было пусто, в воздухе стоял едва уловимый запах пищи и теплого уюта. Единственный светильник, высоко на стене, не в силах был справиться с сумраком. Дверь под арку была открыта и раскачивалась, сильный ветер жутко завывал под сводами. Тяжелый ковровый занавес за дверьми церкви колыхался, как будто кто-то только что откинул его… Все правильно, именно в церковь. Только сюда и могла направиться Селеста. Гавань для корабля, потерпевшего крушение…

Дженнифер коснулась рукой занавеса и остановилась в раздумье: что нужнее сейчас Селесте – сострадание или облегчение, которое может принести молитва? Но пока она раздумывала, все решилось само собой.

– Куда это ты собралась? – услышала она раздраженный голос доньи Франциски.

Дженнифер напряглась, – казалось, каждая клеточка ее тела дрожала. Она отдернула руку от ковра, точно ее ударило током. Голос доносился из церкви.

Все-таки это произошло. Селеста то ли случайно, то ли намеренно, но все же столкнулась с испанкой лицом к лицу.

Дженнифер немного отодвинула край занавеса. Одна створка двери за ним была закрыта, и девушка проскользнула внутрь, очутившись между занавесом и внутренними дверьми.

Сердце ее глухо стучало. Она осторожно заглянула в церковь. Освещение было не таким ярким, как во время службы, но на стенах горело два-три светильника, а в нишах мерцали в подсвечниках огоньки тонких восковых свечей. Один светильник в алтаре горел ясным красноватым светом, другой – поменьше, в боковом нефе – пылал, как рубин.

Под ним, напряженно выпрямившись и высоко подняв голову, стояла Селеста. Донья Франциска оторвалась от своих дел – она стояла перед маленьким боковым алтарем – и повернулась к девушке. Сквозь сумрак плыли угасающие звуки органной фуги Баха, которую играла в своем тихом уединении ничего не подозревающая сестра Мари-Клод.

Дженнифер замерла в темном укрытии между дверью и ковровой занавесью. Мучительные сомнения закружились в ее голове, когда сквозь замирающую музыкальную фразу к ней донесся голос Селесты. Голос был сухой и резкий, тот же, что Дженни слышала только что в келье.

– Вот что я пришла сказать вам. Я ухожу отсюда, сеньора, сейчас. Прямо сейчас. И больше не вернусь. Никогда, слышите?

Испанка воззрилась на нее как на сумасшедшую:

– Селеста! О чем ты? Ты заболела? Дитя мое, милая моя девочка…

Она направилась к девушке, но Селеста, не сдвинувшись с места, четко произнесла:

– Не приближайтесь. Вы не смеете прикасаться ко мне.

– Селеста! – потрясенно и строго воскликнула испанка и затем произнесла с нарастающим гневом: – Как ты смеешь говорить со мной таким тоном? Ты сошла с ума? Ты соображаешь, с кем разговариваешь?!

– О да. – Ответ прозвучал, как последний вздох перед смертью. – С доньей Франциской. Все эти годы я считала, что люблю вас. Но все кончено. Нет, не смейте прикасаться ко мне. Я хочу объяснить, почему пришла попрощаться с вами… Потому что все эти годы… потому что я не могу просто вычеркнуть их. – Ее голос задрожал, и она закончила с оттенком ужаса: – Не могу даже сегодня, потому что вы были все же очень добры ко мне.

– Сегодня?..

Дженнифер сжала горло руками, увидев, как напряглась испанка, как изменилось ее лицо и как сузились черные глаза, освещенные пламенем свечей.

– О чем ты говоришь, Селеста? Почему именно сегодня?

Девушка глубоко вздохнула, ее побелевшие руки сжали складки плаща – этот незначительный жест оказался на удивление выразительным. Голос ее окреп:

– Вот видите, вы сразу догадались, о чем речь. Значит, все правда. Смешно, но я поняла это сразу, как только она начала рассказывать.

– О ком ты, Селеста? – еле слышно спросила донья Франциска.

– Об английской девушке. Уж не думаете ли вы, что я останусь здесь после того, что услышала?

Испанка взвилась, как змея. Она взмахнула своими длинными руками, схватила девочку за плечи и прошипела:

– О чем она узнала?

Селеста не двигалась.

– Об убийстве, – тихо произнесла она.

В безмолвии храма парила возвышенная ангельская музыка.

Девушка дернула плечами, пытаясь вырваться, полы плаща разошлись, и под ними оказалось голубое платье. Она яростно ударила кулачками по уже немолодым, но цепким рукам испанки и высвободилась. Словно невольно подчиняясь тишине храма, она перешла на шепот, однако никакой крик не мог быть более выразительным:

– Я ухожу прямо сейчас! Ухожу от вас, от ваших возвышенных и благочестивых разговоров. Я ухожу к моему возлюбленному… Ах, извините! Ведь вы еще не знаете? Да, у меня есть возлюбленный, я давно с ним встречаюсь, там, в горах. Вы, конечно, назвали бы это грехом, донья Франциска! Грех? Пускай! Меня это больше не волнует! Если и грех, то он куда лучше вашей святости!

Говоря все это, она отступала к южным дверям, и ее темная фигурка то озарялась трепетным светом, то вновь пропадала во мраке. Она помедлила на пороге – и вдруг застывшая на ее лице презрительная маска сломалась и растаяла в потоке слез. Она разжала губы, пытаясь что-то сказать, но ни один звук не сорвался с них. Ослепнув от слез, Селеста отвернулась и распахнула двери.

Черный плащ взметнулся, как облако, и окутал ее. Еще мгновение силуэт девушки был виден в резкой границе света и тьмы. Затем она исчезла, и пламя свечей заметалось в потоках хлынувшей в храм ночной свежести.

Дверь церкви зияла черной тьмой, порывистый ветер тяжело качнул створку – раз, другой…

Донья Франциска замерла в странной летящей позе: ее протянутая к опустевшим дверям рука так и осталась полусжатой, как когтистая птичья лапа. Другая рука стиснула рубиновый крест на груди. Словно злые чары превратили испанку в статую темного старого дерева, глубокие морщины осунувшегося лица, казалось, были нанесены резцом художника-примитивиста.

Даже когда она пошевелилась, иллюзия не рассеялась. Медленно, точно опускающиеся под собственной тяжестью конечности манекена, руки испанки упали и повисли по бокам, только пальцы нервно подергивались. Следом упало еще что-то, как летящая искра… Крест соскользнул с разорвавшейся цепочки, сверкнул, падая, и угас в складках шелкового облачения. Она ничего не замечала. Ее лицо с большими полуопущенными, как у хищной птицы, веками еще хранило резкость линий деревянной статуи.

Затем это фантастически причудливое, словно черная горгулья, лицо медленно обернулось к дверям, за которыми стояла Дженнифер.

– Английская девушка… – тихо произнесла донья Франциска и направилась прямо в ее сторону.

Испанка не сделала и двух шагов в ее направлении, как Дженнифер, ни минуты не раздумывая, уже нырнула за занавес, точно удирающий кролик, и пролетела под гулкой аркой в сторону сада. Ее обступила тьма, но отблески света, падавшие из полузакрытых окон, указывали дорогу. Дождь перестал барабанить, и лишь ветер, еще шумевший в кронах деревьев, гасил звуки ее шагов. Яблони над ее головой взмахивали тяжелыми ветвями и шелестели листвою, на низкорослых апельсиновых деревцах покачивались круглые, как головки одуванчиков, плоды. Дженнифер толкнула садовую калитку и бросилась под защиту темного кладбища.

Она прибежала сюда чисто инстинктивно, выбрав самое темное место. Но сейчас, случайно наступив на могильный холмик, она, все еще охваченная паническим страхом, поняла, что выбрала правильный путь. Отсюда – скорей на ферму, к Стивену. Ведь надо предостеречь их… Но Дженнифер не стала убеждать себя, что ее единственное намерение – предупредить Стивена и полицейских. Уже третий раз она искала защиты в его надежных руках. Дженни интуитивно поняла причину: пускай он отказывался от роли героя, все же он единственный герой ее жизни. А сейчас у Дженнифер не осталось никаких сомнений насчет того, в какую ситуацию она влипла. Если можно себе представить лицо, на котором написано единственное желание – убить, то именно таким было лицо испанки, когда та направилась за намеченной жертвой.

Намеченная жертва… И ветер, так надежно скрывающий бегство Дженнифер, мог точно так же заглушить шум преследования.

Донья Франциска не могла увидеть ее и вряд ли даже слышала хоть что-нибудь. Возможно, она еще блуждает по коридору над трапезной в поисках «английской девушки», но, может быть, уже скользит черной тенью за своей добычей по кладбищу… Вытянутые руки Дженнифер натолкнулись на мокрые дрожащие листья розовых кустов, которые раскинули свой ковер у монастырской стены возле калитки, ведущей в горы. Волосы мокрыми прядями падали на глаза Дженни, шипы роз оцарапали руки и, словно когти, вцепились в подол плаща. Что-то больно стукнуло ее по руке, она отскочила с криком ужаса, но тут же поняла, что это просто калитка, раскачиваемая порывами ветра.

Она прошмыгнула в нее и устремилась к горной дороге. К ферме Бюсака. Стивен должен быть там, Стивен и полицейские из Лу и Гаварни. Стивен…

Осталась позади тень монастырских стен и деревьев, дорога стала лучше видна. Подгоняемая страхом, Дженни бежала по склону и судорожно всхлипывала; чем быстрее она бежала, тем больший ужас охватывал ее. Она летела без оглядки по следам недавней грозы. Когда она достигла той высоты, где монастырские стены уже не служили преградой ветру, ее захватил вихревой поток и потащил вперед, словно она весила не больше легкого облачка. Туфли скользили по мокрой траве, дважды она падала на колени, руки были в грязи, плащ порвался и испачкался, но ни падения, ни боль от ушибов ничуть не уменьшили скорости ее бешеной гонки. Ураганный ветер раздувал плащ, как парус, и нес ее, точно легкое суденышко, вверх по склону под сень сосен. В темноте она едва не налетела с размаху на ствол первой же сосны, но ветер протащил ее чуть левее, и наконец Дженни поглотило безмолвие леса, который разом оборвал рев стихии, подобно тому как скалы укрощают морские волны.

Мрак плотной стеной встал на ее пути, и, казалось, сам воздух препятствовал ее продвижению вперед. Но она не могла остановиться. Она не смела даже оглянуться назад, боясь увидеть позади себя под деревьями движение черной тени, боясь ощутить не одно только дыхание холодного ветра. Она бежала.

Вскоре она достигла склона, ведущего прямо к ферме.

Эта каменистая крутая осыпь и всегда была ненадежной, но сейчас превратилась в ужасное скользкое месиво – множество ручейков сбегало вниз, и дорога стала руслом потока, мелкой предательской речки, несущейся по скользким гладким камням и жидкой грязи. Дальше и выше… шаг за шагом, она уже не бежала, а едва продвигалась вперед, то и дело оступаясь, скользя, еле переставляя отяжелевшие ноги по камням и рытвинам…

Вперед… вперед… Она уже поднялась выше того места, где начинался поток, и теперь карабкалась по мокрым от дождя камням… Вперед и вперед… Совсем обессиленная, она бросилась к последнему повороту дороги.

Наконец-то она дошла. Низенькая ферма точно съежилась под порывами холодного ветра, ее освещенные окна мигали, хлопая тяжелыми ставнями.

С криком «Стивен!» Дженнифер вбежала на мощеный дворик, и слезы облегчения обожгли ее глаза.

Она толкнула дверь домика и нырнула внутрь. Ее встретил теплый воздух, насыщенный запахами тушеного мяса и свежего хлеба.

Она снова выдохнула: «Стивен!» – и остановилась, зажмурясь от света, на пороге комнатки. Дверь захлопнулась.

Испуганная девушка обратила вопросительный взгляд своих серых глаз к Дженнифер.

Больше в комнате никого не было.