Глава 10
Большая белая акула
Ивата почувствовал, что не может дышать носом.
Он открыл глаза.
Больничная палата.
Где это я?
Посмотрев вниз, он обнаружил на своем запястье ярлык с номером: Больница Университета Тиба.
На подоконнике — засохшие головки давно истлевших цветов. Снаружи темной змеей течет на восток канал. На улице дождь.
— Доброе утро, инспектор.
Напротив его кровати сидела обложенная бумагами Сакаи.
— И давно я здесь?
— Сутки. Потеря крови. Вывих лодыжки. Ушиб носа. Швы уже наложили, тебе идет. Не хочешь рассказать, как тебя угораздило?
— Черную «хонду» нашли?
— Ни следа.
Ивата уловил двусмысленность за ее словами.
— Что, Сакаи?
— Новое убийство.
— Это он?
— Похоже на то.
Ивата спустил ноги на пол. Голова раскалывалась от боли. Лодыжка казалась хрупкой, как стекло.
Сакаи бросила на постель пакет с неброской дешевой одеждой и бельем из супермаркета.
— Твои шмотки превратились бог знает во что, я их выбросила.
Ивата проковылял к ширме и переоделся. Когда он закончил, Сакаи открыла дверь и зацокала каблуками по коридору, где царила больничная суета. Ива-та еле поспевал за ней.
— Ничего не понимаю, — бормотал он.
— О чем ты?
— Кто-то пытался убить меня средь бела дня.
Сакаи остановилась и повернулась к нему:
— Ага. Кто-то. В черной «хонде-одиссей».
— Мне кажется или ты в чем-то сомневаешься, Сакаи?
Она подождала его, и они пошли дальше рядом.
— Ивата, я понимаю, ты в последние дни почти не спал, да и ел кое-как. Потом получил удар по голове…
Он резко рассмеялся:
— Очень мило с твоей стороны, но я видел то, что видел. Помедли я на долю секунды, и проблемы со сном показались бы безделицей.
Они дошли до лифта, Сакаи нажала кнопку вызова.
— Водителя разглядел? Номер запомнил?
— Нет.
— Значит, это мог быть кто угодно.
— Сакаи, и я и ты прекрасно знаем, кто был за рулем.
— Ты думаешь, что это убийца. Но ты не можешь этого доказать. Ты даже не можешь утверждать, что это не пьяный, который просто-напросто тебя не заметил.
— Задним ходом? На пустыре? Какого черта он туда приперся?
— Хотела задать тебе тот же вопрос.
Они глядели друг на друга. Открылись двери лифта.
— Ты как хочешь, но Синдо рвет и мечет. Думаешь, от его внимания ускользнуло, что вместо работы по делу ты шляешься рядом с домом погибшего коллеги? Не сомневаюсь, ему ты навешаешь лапши на уши, но меня не проведешь.
Она нажала кнопку, и они поехали вниз.
— Ладно. Черт возьми, я считаю, что Акаси узнал больше, чем есть в официальном деле.
Сакаи качнула головой, как утомленный вечным нытьем жены муж.
— Даже если так — что нам это даст сейчас?
— А ты подумай, Сакаи: почему ни с того ни с сего Акаси покончил с собой? Почему сгорел его дом? И почему меня пытались убить, когда я заглянул туда?
— Полицейские отчеты говорят, что обычно там собиралась покайфовать местная шпана. Видимо, они и подожгли. Что касается наезда — вероятно, они решили тебя проучить.
Они вышли к парковке и направились к своей машине.
— Сегодня за рулем ты, ладно? — Ивата указал на свою лодыжку.
— Все равно ты водишь, как моя бабушка.
— Сакаи, я осмотрел дом очень внимательно. Никаких следов пребывания наркоманов. «Шпана» — удобное слово, сказал, и работать не надо. Но кто-то нарочно сжег дом. И напал на меня, когда я там появился.
По переулкам они добрались до шоссе и притормозили, ожидая просвета в движении.
— Хорошо, допустим, Акаси знал больше, чем содержится в деле. Что это доказывает? Он был явно не в себе. Нормальный человек не бросится с моста.
— Но его могут сбросить.
— То есть?
Ивата пожал плечами и отвернулся к окну. По крыше машины стучал дождь. Они ехали в молчании, Ивата прикрыл глаза, пытаясь забыть о боли.
— Куда мы едем?
— Залив Сагами, — ответила Сакаи. — Жертву зовут Юко Оба. Вдова, ей было под восемьдесят. Детей нет, родственников, похоже, тоже. Извлечено сердце, как и у Цунесумы Канесиро. Отделение полиции Канагавы уже оцепило место преступления.
— Время смерти установлено?
— Это случилось позапрошлой ночью. Но ничто не указывает на Кийоту, если ты об этом.
Сакаи свернула к автомагистрали.
Она ехала на юг в объезд Йокогамы, направляясь к оконечности полуострова Миура. Залив Сагами, полуостров Босо, пролив Урага. Ивата помнил эти названия с уроков географии. Около ста лет назад на острове Идзуосима, что находится южнее, произошло Великое землетрясение Канто. Оно разрушило Токио, Йокогаму и близлежащие территории. Тогда погибло около ста тысяч человек.
Сегодня же море будто бы выстлали по всей поверхности ровным слоем серебристой фольги. Вдоль береговой линии трепетала на ветру трава. Песчаные склоны, подступающие к воде, украшали кринумы — водяные лилии, похожие на упавшие с неба звезды. За ними высились черные японские сосны, охраняя гнездившихся в прибрежной полосе бакланов. Птицы пронзительно клекотали, бросаясь в воду и обратно и прижимаясь друг к другу при порывах ветра.
Дом № 6082 по улице Мисакимати Мороисо находился по другую сторону сосен, почти полностью скрытый от глаз ковром плюща и буйно разросшимся кустарником. Его окна покрывал толстый слой пыли, а краска на фасаде облупилась. Телефонные провода переплелись с виноградной лозой. По обеим сторонам высились горы мусора и старой мебели. Видимо, когда-то отсюда открывался красивый вид, но заросли ежевики не прореживали годами. К дому — современному зданию белого цвета — вела короткая тропка, но все вокруг указывало на запустение. Прилегающая дорога была оцеплена полицией.
Сакаи припарковала машину, вышла наружу и прищурилась, когда ей в лицо ударил океанский бриз. Ивата тоже выбрался и наглухо застегнул куртку. Крепкий полицейский лет пятидесяти отделился от компании коллег и подошел к ним:
— Сержант Наката. Я к вашим услугам.
— Я Ивата. Это младший инспектор Сакаи. Первый отдел. — Он кивнул в сторону дома: — Полагаю, свидетелей у нас нет?
— К сожалению, нет.
— Соседей уже опросили? — вступила в разговор Сакаи.
Накату, похоже, застал врасплох ее тон, но он все же кивнул.
— Они приехали только сегодня утром, на выходные. Они отдыхают здесь вот уже десять лет и ни разу не видели жертву. Думали, что дом заброшен.
— Кто нашел тело?
— Мальчик-рассыльный. Он был ее единственной связью с миром. Но и он едва ее видел. Она оставляла деньги, а он ей продукты и забирал мусор.
— Что мальчик? — спросил Ивата, оглядывая дом.
— Ему пятнадцать.
— Алиби у него есть?
Наката подобострастно улыбнулся, приняв ее вопрос за шутку. Но быстро понял свою ошибку и, прокашлявшись, ответил:
— Он всю ночь был дома. С родителями.
Тем временем они подошли к входной двери, и Сакаи отослала его, бросив вслед «спасибо». Наката помрачнел, но подчинился. Ивата вздохнул и пролез под желтую ленту. Мощные лампы освещали тусклый коридор, заваленный старыми газетами, телефонными справочниками и обрывками упаковки. Слева, через открытые сёдзи виднелась почти пустая комната — лишь в углу стоял домовой алтарь. Рядом на стене висела черно-белая фотография седовласого мужчины с мешками под глазами. На нем была черная судейская мантия с белым воротничком, а на запястье дорогие золотые часы.
Ивата почувствовал аромат благовоний, который, как ему показалось, отличался от запаха в доме Кане-сиро. Слишком сладкий, цветочный. Сакаи повернула налево, в кухню, и, пораженная увиденным, резко остановилась: здесь, похоже, уже давно безраздельно царила жуткая грязища.
— Сакаи? Что там?
Она ответила, рукой прикрывая рот:
— Ничего, гниль повсюду.
Ивата прихрамывая поднялся на второй этаж. На стенах он увидел множество фотографий пожилой четы, ракурсы и интерьеры которых менялись так же, как со временем и лица супругов Оба.
Дверь в спальню была открыта. Из дверного проема виднелись лишь голые ноги жертвы. Сквозь похожую на папирус тонкую кожу с пигментными пятнами просвечивали бордовые вены. На пол рядом с телом падал сероватый свет из окна. Ивата почувствовал запах фекалий, но сквозь него пробивался другой, землистый, с нотками цитруса, тот же, что и в спальне у Канесиро.
Снова ты.
Стоя в дверях, Ивата рассматривал место преступления. Женщина лежала на полу, на смятых простынях, очевидно, ее на них тащили. Два мраморных шарика ее глаз были направлены в сторону моря. Пониже груди у нее зияла дыра. А позади трупа, на стене, было изображено черное солнце, размером с Ивату.
Ивата услышал слабое тиканье золотых часиков — тех, что он заметил на фотографии на руке госпожи Оба; она держала их на прикроватном столике.
— О, просто супер! Классный дизайн обоев. — Сакаи поднялась на второй этаж и вручила Ивате резиновые перчатки. Он аккуратно обошел пятна крови и присел на корточки рядом с телом, опираясь на руку для равновесия. Потом достал фонарик и посветил в отверстие в груди женщины.
— Сердца нет.
Ивата поднялся и подошел к черному символу на стене.
— Есть различия в размере и форме — возможно, у него тряслись руки, — но символ тот же самый. — Он приблизился к стене и принюхался.
— Опять уголь? — спросила Сакаи и, понюхав рисунок, добавила: — Нет, что-то другое.
Оба уставились на пол. Урна с прахом была перевернута, пепел лежал небольшой серой горкой.
— Останки бедного господина Оба? — сказал Ивата.
Сакаи наморщила нос и присела рядом с телом. Она осторожно перевернула указательный палец правой руки жертвы. Он был испачкан углем и пеплом.
— Он заставил ее нарисовать черное солнце прахом собственного мужа. — Сакаи прикусила губу. — Потом вырвал у нее сердце. У Канесиро-отца тоже. Но почему ни у кого другого?
— Он пришел туда из-за отца — за его сердцем. Остальные умерли, потому что оказались рядом.
Сакаи сложила руки на груди.
— Ну и какая же связь между Цунемасой Канесиро и госпожой Оба?
— Не забывай про господина Оба, — усмехнулся Ивата.
— Мы не можем включить покойника в список жертв.
— Я включаю его в список сопричастных. Он ведь участвовал в ритуале.
Сакаи легонько потыкала кончиком ручки свою щеку и прищелкнула языком.
— Ненавижу эту тварь.
— Сакаи, тебе придется включить все свое обаяние, для того чтобы удостовериться, что местные ищейки глубоко покопались в ее прошлом. И в прошлом ее мужа — если он был судьей, то может обнаружиться мотив, месть.
Сакаи оживилась:
— Злодей отсидел тридцатник и решил добраться до умника, который его посадил. Уз нав, что старикан дал дуба, он вымещает злобу на его жене?
— Но какая тут связь с Канесиро?
— Может, запудрить нам мозги?
Ивата кивнул, мол, кто знает.
— Свяжись с судебным управлением Токио — посмотрим, может, там что нароем. И пробей информацию по базам данных, Сакаи.
— В смысле?
— Нам нужны ответы. Проживали ли когда-нибудь семьи Канесиро и Оба по соседству? В одном городе? Обращались ли к одному и тому же врачу? Пользовались одним автосалоном, супермаркетом, банком? Еще проверь, нет ли пересечений в контактах на мобильных. Любая связь.
Сакаи кивнула:
— В чем дело, Ивата? Почему ты морщишься?
— Мне кажется, все это бессмысленно. Старуха не покидала своего дома лет десять. Откуда убийца мог знать, что она здесь живет? Они же не были друзьями.
Сакаи пожала плечами:
— Может, он и не знал. Может, он решил, что дом пуст, а тут она.
Ивата с сомнением покачал головой:
— И что он здесь искал?
— Деньги.
Ивата кивнул на столик.
— Оставив золотые часы и не заглянув в богатый дом по соседству? Нет, он знал, что она здесь, как знал и про Канесиро.
— Оба дома стоят на отшибе…
— И старшего Канесиро, и старуху он заставил нарисовать черное солнце. У обоих вынул сердце. Почему? Если мы обнаружим связь, это будет прорыв.
Сакаи выглянула в окно. Там собралась толпа.
— Черт!
— В чем дело?
— Синдо явился.
— Ты иди, Сакаи. Я тебе позвоню.
Она кивнула и хотела что-то сказать, но лишь вздохнула и вышла. Ивата слышал, как она поздоровалась с Синдо у входной двери. Тот промолчал. Лестница застонала под тяжестью шагов. Мужчины стояли лицом к лицу в тускло освещенном коридоре. Было слышно лишь дыхание запыхавшегося шефа.
— Жертва там?
— Да.
Синдо миновал спальню и открыл дверь в маленькую захламленную комнату. Юридические справочники, научные статьи и газетные вырезки наводили на мысль, что это бывший кабинет хозяина дома. Один угол все же оставался за женой: в нем высились аккуратные стопки журналов с судоку и лежал недовязанный шарф, нитки от которого тянулись через стол. Синдо указал на старое кожаное кресло. Ивата послушно уселся. Шеф закрыл дверь и негромко заговорил:
— Ты читал местную прессу?
— Нет.
Синдо долбанул кулаком по стене над головой Иваты, так что посыпалась штукатурка.
— Они стали в стойку и готовы перегрызть друг другу глотки ради сенсации, которая имеет здесь место впервые с 1923 года. И вот что я скажу, местные — это только начало.
— Они не услышат никаких подробностей.
— Подробностей? — Синдо стал мерить шагами комнату. — Сейчас я проясню для тебя подробности. Прошлым утром один самодовольный говнюк из федералов позвонил мне и пригрозил, что, если я не брошу ему кусок пожирнее, назавтра первые полосы газет затрубят о профнепригодности полицейских. Естественно, я посоветовал ему засунуть свои угрозы в одно место и повесил трубку, убежденный, что мозговитый инспектор Ивата в поте лица занимается делом. Но этот разговор, признаться честно, оставил осадочек, и, просто для очистки совести, я звоню надежной, как скала, младшему инспектору Сакаи. И представь себе мое изумление, когда Сакаи докладывает, что, вместо того чтобы выполнять мой приказ — то есть рыть носом землю и продвигаться с расследованием, — Ивата, нате вам, навестил покойного предшественника и умудрился, твою мать, попасть под машину. Ладно, в конце концов, на то могла быть причина. Но потом мне становится известно, что один из моих старших инспекторов избит в результате разногласий — и не кем иным, как инспектором…
Ивата подался вперед: — Синдо, погодите…
— И вот теперь я в полной растерянности. Я спрашиваю себя: что Токийское полицейское управление может предъявить обществу, чтобы продемонстрировать свою компетентность? И загибаю пальцы: жалкого извращенца в наручниках, алконавта в розыске и сраные граффити на стенах.
На мгновение воцарилась тишина, которую вскоре нарушил Ивата:
— Я не могу раскрыть подобное дело за неделю. А Морото просто лжет.
— Да хрен с ним, с Морото. Но ты, инспектор, нахватал всех «оскаров». Браво, мать твою.
— Что вы от меня хотите, шеф?
— Два часа назад какой-то поганый журналист позвонил мне и сказал, что слышал о зверском убийстве в заливе Сагами. Слухи летят со скоростью света. Знаешь, что такой Фудзимура?
Ивата дважды поднял большой палец высоко вверх.
— Вот именно, суперинтендант Фудзимура. Он вызвал меня для беседы. Сказал, что пресса вот-вот свяжет убийства жены судьи и корейской семейки. И спросил, что мы собираемся предпринять для изменения ситуации, учитывая, что смерть Мины Фонг добралась до международной прессы, а у нас ни единой зацепки. И вот я сижу и думаю, похоже, все это дело рук инспектора Иваты. И еще, а что, если он вовсе не такой уж крутой? И тут вырисовывается очевидное решение: надо его уволить.
— Я понимаю, что на вас давят. Но газетные заголовки все равно появятся.
Синдо скептически усмехнулся:
— Ты что, издеваешься?
Ивату трясло.
— Шеф, выслушайте меня. Черное Солнце убил пятерых человек за пять дней и не оставил ничего, что навело бы нас на след. Он — большая белая акула, Синдо. Он покруче Мины Фонг и поважнее визга прессы. Вы должны дать мне шанс его схватить.
Синдо кивнул в сторону спальни:
— И получить еще парочку таких трупов? Нет уж, подавись своими гребаными предположениями, Ивата. Акула, говоришь, — так у меня их полная контора, жадных до работы.
— Я его поймаю.
Синдо вздохнул и смахнул с костяшек пальцев белые крошки штукатурки.
— Если этот урод такой крутой, приведи хотя бы один аргумент в пользу своей версии, мать твою.
Ивата потер переносицу. Он изо всех сил пытался унять жар в голове и бурчание пустого желудка. Синдо ткнул пальцем ему в плечо.
— Итак.
— Черное Солнце действует в спешке. — Ивата быстро выдохнул, он знал, его судьба на волоске. — А это значит, что мы идем по горячим следам. Кроме того, он нас не боится, это ясно. Я считаю, это его слабость, и рано или поздно он ошибется. Поверьте, у меня с головой все в порядке и с реакциями тоже. Дайте мне шанс.
Синдо задумчиво скреб небритый подбородок, затем откинулся на спинку стула и помотал головой.
— Малыш, а ведь я пришел тебя уволить.
— Прошу вас.
— Ничего личного. Результат или до свиданья.
Ивата сжал голову руками.
— Мне это необходимо.
— Что?
— Необходимо! — крикнул он.
Синдо разглядывал своего подчиненного. Беспокойного. Обессилевшего. Но крутого. Он выдохнул и выругался.
— Так и быть. Только вот что, инспектор. Найди его. И я требую ежедневных результатов.
— Спасибо, — тихо ответил Ивата.
— Должно быть, я сбрендил. — Синдо встал, сдув остатки штукатурки с пальцев. — Слушай, Ивата, в управлении есть люди не слишком довольные твоими… методами.
— О чем вы?
— Сделай одолжение — побереги себя.
— Да что вы говорите?
Синдо вышел из комнаты, и лестница снова заскрипела под его шагами. Ивата расслышал доносящиеся с улицы звуки дождя. Над ним висел снимок супругов Оба, сделанный во время их поездки в Помпеи. Они улыбались на фоне развалин. В дверях возникла Сакаи:
— Все путем? Ивата кивнул.
— Ну тогда пляши, в кои-то веки хорошие новости, — улыбнулась она. — Нашли девчонку. Нашли твою Асако Одзаки.
