Ждать пришлось почти час. За это время прибыли двое в штатском. Михаил наблюдал через прутья толстой решетки. Отметил аккуратные и прекрасно сшитые костюмы, идеально повязанные галстуки, оба крепкие, явно свободное время, если оно у них есть, проводят не в пивных барах.

Михаил видел, как коротко переговорили с полицейскими на входе, их провели к начальнику участка. Рядовые полицейские притихли, поглядывают настороженно.

Наконец двери начальника распахнулись, гости вышли уже с Бадруздином, сейчас совсем не смотрится хозяином участка, вообще выглядит как побитая собака, что порвала подушки да еще и насрала посреди комнаты.

Полицейский снял висячий замок с решетки, сдвинул ее в сторону, а начальник участка сказал с неприязнью:

– Михаил Макрон, обвинения с вас сняты. Но вам с вашей спутницей надлежит в двадцать четыре часа покинуть страну. Хотя ее вообще-то можете оставить…

– Щас, – сказал Михаил. – Вот только и думаю, где бы ее оставить!

Начальник участка продолжил тем же невозмутимым голосом:

– Если задержитесь хоть на час после объявленного вам срока, будете арестованы. Вам предъявят обвинение в готовящемся перевороте. Остаток жизни проведете в одиночном заключении.

– Ну-ну, – сказал Михаил. – Значит, о перевороте слухи уже ходят?.. А по какому случаю к нам такая особая милость?

Бадруздин метнул злой взгляд в сторону двух мужчин в прекрасных костюмах европейского образца.

– У вас нашлись заступники, – буркнул он с неприязнью. – Когда-то кому-то вы здесь помогли прийти к власти.

– Понял, – сказал Михаил. – Теперь здесь снова риск переворота?..

Начальник участка прервал:

– Ни слова! Уходите и… постарайтесь, чтобы мы больше не встречались.

– Наше оружие?

Тот сказал с неприязнью:

– Вернут на выходе.

Из камеры допросов донеслись крики, хлопнули выстрелы, тут же простучала часто-часто автоматная очередь.

Мужчины в костюмах насторожились, но не сдвинулись с места. Бадруздин кивнул своим в сторону стрельбы, двое бросились со всех ног в ту сторону.

Михаил сказал со злостью:

– Дураки… Тот с усиками пообещал изнасиловать мою напарницу!.. Идиот, лучше бы даже и не думал…

Двое из тайных служб молча и не глядя на Михаила двинулись следом за исчезнувшим начальником участка. Навстречу выбежал один из полицейских, кровь стекает по левой стороне головы.

– Она заперлась в вашем кабинете!.. – прокричал он сорванным голосом. – И грозит убивать всех, кто посмеет войти!

Бадруздин крикнул грозно:

– Кто допустил?

Полицейский промямлил жалко:

– Когда этого забрали, то ее решили перевести… в другое помещение…

– Кто велел? – закричал Бадруздин.

Михаил сказал резко:

– Да все понятно, не надо крика. Я разрешил ей ломать руки всем, кто попытается ее лапать.

Полицейский пролепетал:

– Она сломала ему обе руки!.. А мне отстрелила ухо…

– Она не промахивается, – сообщил Михаил быстро. – Хотела бы убить – влепила бы пулю в лоб. Хотя он у тебя широк, как бумажный лист в профиль.

В коридоре возле кабинета начальника участка несколько человек выжидают, пригнувшись, у одного кровь тоже стекает по щеке.

Бадруздин ухватил его за виски и повернул к себе, выругался и взглянул на Михаила.

– Она и этому отстрелила ухо!

– Видите, – сказал Михаил, – какая добрая?.. Обизат, ты меня слышишь?

Из-за двери донесся далекий голос, явно Обизат уже устроила перед дверью баррикаду из стола и кресел:

– Да, мой господин!

– Все в порядке, – крикнул Михаил, – мы свободны. Тут пришли люди, которые нас знают. Выходи, отправляемся домой!

Ее голос прозвенел с веселой ноткой:

– Как скажешь, мой господин!

Послышался грохот разбрасываемой мебели, начальник участка прислушался, снова покосился на Михаила. Судя по звукам, хрупкая с виду девушка швыряет во все стороны тяжелые кресла, словно капризный ребенок разбрасывает детские игрушки.

Через полминуты дверь распахнулась, полицейские мгновенно взяли ее на прицел.

Бадруздин заорал:

– Опустить оружие!.. Опустить, идиоты!

Повиновались ему неохотно, Михаил уловил насмешливые улыбки сотрудников тайной полиции. Оба наблюдают с заметной заинтересованностью, девочка явно выше по уровню, чем эти простые полицейские, простой преступностью здесь и не пахнет.

Обизат вышла неспешно и красиво, с величавой грациозностью передала начальнику участка оба пистолета, что отобрала у полицейских.

Михаил сказал с облегчением:

– Все хорошо… Обизат, зачем ты ему сломала руку?

Она ответила в удивлении:

– Мой господин, ты сам разрешил ломать руки тем, что берет меня за жопу… без моего разрешения.

– А зачем обе?

– Он схватил сразу двумя…

Михаил взглянул на Бадруздина.

– Все понятно?.. А уши отстреливала, чтобы попугать. Все, Обизат, уходим.

Сотрудники тайной полиции вывели их из участка, один напомнил негромко:

– У вас двадцать четыре часа, чтобы покинуть страну. Поторопитесь, до границы еще далеко. Если арестуем мы, так легко уже не отделаетесь.

Михаил ответил учтиво:

– Спасибо за помощь.

На улице Обизат шла рядом, он чувствовал, как ей хочется прижаться или хотя бы ухватить его за руку, но тогда снизится готовность к мгновенной реакции, потому держалась на полшага сзади, только поглядывала на него чистыми преданными глазами.

– Что теперь, мой господин?

– Автомобиль, – сказал он, – и оружие. К счастью, весь Ближний Восток сейчас самый демократичный регион на свете. Здесь можно купить все, никаких ограничений.

– Совсем?

– Ограничения есть, – пояснил он, – но кто обращает внимание? Власть во всех странах с каждым годом теряет авторитет, а с нею и способность управлять миром. Уже сейчас у Гугла, Эппла, Фэйсбука и всяких амазонов власти больше, чем у европейских стран! Здорово? То же самое и с теми корпорациями, что засвечиваться не обожают. Здесь они создали… гм… я бы назвал это зоной свободной торговли. По-настоящему свободной. От любых законов.

Что это значит, она поняла через полчаса, когда он, расплатившись карточкой, купил мощный внедорожник городского типа, без всякой пикапности, а в неприметной лавчонке, такие на каждом углу, выбрал три мощных армейских пистолета, один себе, два для Обизат.

– Наши нам вернули, – напомнила она.

– Люблю оружие, – признался он. – Посмотри, какая прелесть! Только на прошлой неделе поступили в НАТО, и вот уже здесь на черном рынке!.. Вот что значит демократия и свобода торговли!

Платил он щедро, осчастливленный продавец пытался всучить им гору автоматов, но Михаил взял только запасные обоймы и, подумав, винтовку «Винторез» малого размера, что хороша и как малая снайперская.

Обизат деловито проверяла пистолеты, счастливая, как ребенок, получившая новогодний подарок, а когда вышли на улицу, спросила щебечущим голоском:

– Мой господин, но если те успели убежать… будешь искать или пусть живут?

– Пусть живут, – ответил он, – но найти и убить их надо. Я так и не сообразил еще, как предотвратить перезахват власти.

Она воскликнула:

– А мне нравятся перевороты! Это так весело!

– Это в кино, – буркнул он. – А в жизни одни радуются, другие плачут. Но плачущих больше.

– Но мы же радуемся?

– Конечно, – подтвердил он. – Перевороты – это иллюстрация справедливости закона Дарвина. Побеждать в справедливой конкурентной борьбе должны сильнейшие! Это служит прогрессу, культуре и векторности человека к звездам. А плачут или помалкивают побежденные, никого не волнует. Историю пишут те, кто ржет во весь голос над плачущими. Если бы люди руководствовались гуманностью, мы бы все еще куковали в пещерах и собирали корешки.

Он распахнул перед нею дверцу автомобиля. Обизат запнулась только на мгновение, но вовремя вспомнила, что у людей это что-то ритуальное, красиво и величаво опустилась на правое сиденье.

Пистолеты из рук не выпустила, Михаил нахмурился, и она с великой неохотой упрятала их в пристегнутые справа и слева кобуры скрытого ношения.