1
После целой вечности ожидания кажется, чтото стало проясняться.
Попытался пошевелить пальцами ног — удалось. Я лежал, распластавшись, в больничной постели, обе ноги были в гипсе, но всетаки это были мои ноги.
Я изо всех сил зажмурился, потом открыл глаза — и так три раза.
Комната постепенно перестала вращаться вокруг меня. Но где это, черт побери, я нахожусь?
Постепенно туман, застилавший мозг, начал рассеиваться, и я коечто припомнил. Долгие темные ночи, санитарок и уколы. Каждый раз, как только я начинал приходить в сознание, меня тут же кололи какойто гадостью. Так все и было. Да. Именно так. Но сейчас я чувствовал себя вполне прилично. По крайней мере наполовину. И им придется прекратить это их лечение.
Придется ли?
Может быть, и нет — внезапно пришло на ум.
Естественный скептицизм относительно чистоты человеческих намерений прочно укоренился в моем мозгу. Да меня просто перекололи наркотиками, — внезапно сообразил я. По моим ощущениям, никакой особой необходимости в этом не было и не могло быть, но если уж они начали, то с какой стати им останавливаться именно сейчас? Ведь наверняка за это заплачено. Значит — действуй хладнокровно и сделай вид, что ты все еще в дурмане, — подсказал мой внутренний голос, мое второе я, самое худшее, но и более мудрое.
Я последовал его совету.
Санитарка осторожно заглянула в палату примерно десятью минутами позже и, конечно, я все еще храпел. Дверь тихо закрылась.
К этому времени в памяти восстановилось коечто из того, что произошло.
Я смутно припоминал, что попал в какуюто аварию. Что произошло потом — было как в тумане, ну, а о том, что было до этого, я вообще не имел ни малейшего представления. Но сперва меня привезли в обычный госпиталь, а потом перевели сюда, это я помнил, но не знал, почему.
Однако я чувствовал, что ноги были в полном порядке. По крайней мере, я вполне мог ходить, хотя и не помнил точно, сколько времени прошло с тех пор, как я их сломал. Ну а то, что у меня было два перелома — это помнил.
Голова несколько кружилась, но вскоре это прошло, и я поднялся, держась за железный прут изголовья кровати, и сделал свой первый шаг.
Полный порядок — ноги меня держат.
Итак, теоретически я вполне способен уйти отсюда восвояси.
Я вновь добрался до кровати, улегся поудобнее и стал думать. Меня зазнобило, на лбу выступил пот. Во рту отчетливо чувствовался вкус сладкого пудинга…
В Дании пахло гнилью…
Да, я попал в автокатастрофу, да еще какую… Затем дверь открылась, впустив в комнату луч яркого света из коридора, и сквозь щелки век я увидел сестру со шприцем в руках.
Она подошла к постели — широкобедрая бабища, темноволосая и с толстыми руками.
Как только она приблизилась, я сел.
— Добрый вечер, — сказал я.
— Ддобрый… — ответила она.
— Когда я выписываюсь отсюда?
— Это надо узнать у доктора.
— Узнайте!
— Пожалуйста, закатайте рукав.
— Нет, благодарю вас.
— Но мне надо сделать вам укол.
— Нет, не надо. Мне он не нужен.
— Боюсь, что доктору виднее.
— Вот и пригласите его сюда, и пусть он сам это скажет. А до того я не позволю делать себе никаких уколов.
— И все же боюсь, что тут ничего нельзя сделать. У меня точные указания.
— Они были и у Эйхмана, а поглядитека только, что с ним сделали.
И я медленно покачал головой.
— Ах вот как, — сказала она. — Учтите, что мне придется доложить об этом… этом…
— Обязательно доложите, — съехидничал я, — и кстати, во время своего доклада не забудьте сказать, что я решил выписаться отсюда завтра утром.
— Это невозможно. Вы не можете даже стоять на ногах, а что касается внутренних повреждений и кровоизлияний…
— Посмотрим, — сказал я, — спокойной ночи.
Она исчезла из комнаты, не удостоив меня ответом.
Я вновь улегся поудобнее и задумался. Похоже было, что я нахожусь в частной клинике, и это означало, что ктото должен был оплачивать счет, и немалый. Но кто? Кого я знал? Я не мог вспомнить ни одного своего родственника или друга. Что из этого следовало? Что меня упрятали сюда враги?
Я стал думать дальше.
Ничего.
И никого, кто мог бы поместить меня сюда.
Мой автомобиль упал с небольшого утеса прямо в озеро… И это было все, что я помнил.
Я…
Я весь напрягся, и меня вновь прошиб пот.
Я не знал, кто я такой.
И чтобы хоть чемто занять себя, я уселся на постели и принялся разбинтовывать все свои повязки. Под ними все было в порядке, да к тому же меня не оставляло чувство, что я все делаю правильно. Я сломал гипс на правой ноге, используя как рычаг железный прут, выломанный в изголовье кровати. У меня внезапно возникло чувство, что надо убираться отсюда как можно скорее, и что мне обязательно надо сделать чтото очень важное.
Несколько раз согнул и разогнул правую ногу. Полный порядок.
Разбив гипс на левой ноге, я поднялся и подошел к стенному шкафу.
Моей одежды там не было.
Затем я услышал шаги. Я вернулся на кровать и как можно более тщательно накрылся бинтами и разломанным гипсом.
Дверь вновь открылась.
Затем комната ярко осветилась, и у самого входа, у выключателя встал здоровенный детина в белом халате.
— Мне сказали, что вы тут грубо отказываетесь подчиниться нашей санитарке, — сказал он. Здесь уже было не притвориться спящим. — Как это понять?
— Не знаю, — ответил я, — а что?
Это его обеспокоило на секундудругую, затем, нахмурившись, он продолжал.
— Сейчас время вашего вечернего укола.
— Вы врач?
— Нет, но мне велено сделать вам укол, а для этого у меня хватит медицинской подготовки.
— А я отказываюсь от укола, — сказал я, — и имею на это полное юридическое право. В конце концов, какое вам дело?
— Я сделаю вам укол, — проговорил он, приближаясь с левой стороны кровати.
В руке его появился шприц, тщательно до этого скрываемый.
Это был очень некрасивый, грязный удар, дюйма на четыре ниже пояса, если я не ошибаюсь. Он упал перед кроватью на колени.
— …. …. — сказал он спустя некоторое время.
— Еще раз подойдете ко мне, и пеняйте на себя.
— Ничего, мы умеем обращаться и с такими пациентами — выдавил он с трудом.
Тогда я понял, что наступило время действовать.
— Где моя одежда?
— … … — повторил он.
— В таком случае мне придется позаимствовать вашу. Дайтека ее сюда.
Его ругань начала уже утомлять меня, так что пришлось накинуть на него простыню и оглушить железным прутом.
Примерно через две минуты я был одет во все белое — цвет Моби Дика и ванильного мороженого. Какое уродство.
Я запихал его в стенной шкаф и выглянул сквозь зарешеченное окно. Я увидел старую луну с молодым месяцем на руках, качающую его над верхушками тополей. Трава слабо серебрилась и переливалась тонким светом. Ночь слабо спорила с солнцем. Ничто не подсказывало, где именно я находился. Комната моя тем не менее располагалась на третьем этаже здания, и освещенный квадрат окна слева внизу от меня говорил о том, что на первом этаже ктото не спал.
Так что я вышел из комнаты и осмотрел коридор. Слева он заканчивался глухой стеной с зарешеченным окном, и по обе стороны располагались четыре двери. Скорее всего, они вели в такие же палаты, как и моя. Вернувшись к окну, я не обнаружил ничего нового: те же деревья, та же земля, та же ночь. Я повернулся и направился в другую сторону.
Двери, двери, двери без единой полоски света под ними, и единственный звук — шлепанье моих ног, да и то только потому, что позаимствованная обувь оказалась слишком велика.
Часы моего вышибалы показывали пять часов сорок четыре минуты. Металлический прут я заткнул за пояс под белым халатом, и он очень неудобно бил меня во время ходьбы по бедру. На потолке примерно через каждые двадцать футов горела лампа дневного света.
Добравшись до первого этажа, я свернул направо и пошел по коридору, высматривая дверь с выбивающейся из под нее полоской света.
Дверь эта оказалась самой последней в коридоре, и я был так невежлив, что вошел в нее без стука.
За большим полированным столом, наклонившись над одним из ящиков, сидел человек в роскошном халате. На палату эта комната чтото не была похожа.
Он поднял голову, глаза его загорелись, а губы раздвинулись на секунду, как будто он хотел закричать, но удержался, увидев выражение моего лица. Он быстро встал.
Я закрыл за собой дверь, подошел ближе и поздоровался:
— С добрым утром. Боюсь, у вас будут крупные неприятности.
Люди, повидимому, никогда не излечатся от любопытства по поводу неприятностей, потому что, подождав те секунды, которые потребовались мне, чтобы пересечь комнату, он спросил:
— Что вы хотите этим сказать?
— Я хочу сказать, — ответил я, — что я собираюсь подать на вас в суд за то, что вы держали меня взаперти, а также за издевательство и незаконное употребление наркотиков. В настоящий момент у меня как раз начался тот период, когда мне необходим укол морфия, а потому я за себя не отвечаю и могу начать бросаться на людей, и…
Он выпрямился.
— Убирайтесь отсюда!
Тут я увидел на столе пачку сигарет. Закуривая, я процедил:
— А теперь сядьте и заткнитесь. Нам надо коечто обсудить.
Сестьто он сел, но не заткнулся.
— Вы нарушаете сразу несколько наших правил!
— Вот пусть суд и разберется в том, кто и что нарушает, — ответил я.
— А теперь мне нужна моя одежда и личные вещи. Я выписываюсь.
— Вы не в том состоянии…
— Вас не спрашивают. Гоните мои вещи, или я действительно обращусь в суд.
Он потянулся к кнопке звонка на столе, но я отбросил его руку.
— Мои вещи, — повторил я. — А это вам следовало сделать раньше, как только я вошел. Сейчас уже слишком поздно.
— Мистер Кори, вы были очень тяжелым па…
Кори???
— Сам я сюда не ложился, — перебил его я, — но будьте уверены, выписаться отсюда я выпишусь. И причем сейчас. Так что не задерживайте меня.
— Совершенно очевидно, что вы сейчас не в том состоянии, чтобы оставить стены клиники, — ответил он. — Я не могу допустить этого. Сейчас я позову санитара, чтобы он помог вам добраться обратно в палату и уложил в постель.
— Не советую. В противном случае вы на себе испытаете, в каком я сейчас состоянии. А теперь ответьте мне на несколько вопросов. Вопервых, кто поместил меня сюда и платит за всю эту роскошь?
— Ну хорошо…
Он вздохнул, и его маленькие усики печально опустились долу.
Открыв ящик стола, он сунул туда руку, и я насторожился.
Мне удалось выбить пистолет еще до того, как он спустил предохранитель. Очень изящный кольт32. Подобрав пистолет с крышки стола, я сам снял его с предохранителя и направил в сторону доктора.
— Отвечайте. Повидимому, вы считаете, что я опасен, и можете оказаться правы.
Он слабо улыбнулся и тоже закурил, явный просчет с его стороны, если он желал выглядеть уверенным в себе. Руки у него здорово тряслись.
— Ну ладно, Кори, — сказал он. — Коли это вас успокоит, то поместила вас сюда ваша сестра.
— Какая сестра?
— Эвелина.
И это имя мне ни о чем не говорило.
— Странно. Я не видел Эвелину много лет, сказал я. — она даже не знала, что я живу в этих местах.
Он пожал плечами.
— И тем не менее…
— А где она живет сейчас? Я хотел бы навестить ее.
— У меня нет при себе ее адреса.
— В таком случае узнайте его.
Он поднялся, подошел к полке с картотекой и вытащил оттуда одну из карточек.
Я внимательно прочел все, что там было написано.
Мисс Эвелина Флаумель…
Адрес в НьюЙорке тоже был мне незнаком, но я его запомнил. Судя по карточке, меня звали Карл. Карл Кори. Прекрасно. Чем больше данных, тем лучше.
Я засунул пистолет за пояс, рядом с прутом. Естественно, поставив на предохранитель.
— Ну ладно, — сказал я. — Где моя одежда и сколько вы мне заплатите?
— Вся ваша одежда пропала при катастрофе, — прошипел он, — и я все же должен сообщить вам, что у вас были сломаны обе ноги, причем на левой переломов было два. Честно говоря, я просто не понимаю, как вы можете стоять. Прошло всего две недели…
— Я всегда поправляюсь быстро, — ответил я. — А теперь поговорим о деньгах.
— Каких деньгах?
— Которые вы заплатите мне, чтобы избежать суда за незаконное содержание в клинике, злоупотребление наркотиками и так далее.
— Не будьте смешным.
— Кто из нас смешон? Я согласен на тысячу долларов наличными, только сразу.
— Я не намерен даже обсуждать этого вопроса.
— А я всетаки советую вам подумать, ведь что ни говори, посудите сами, что будут болтать о вашей клинике, если я не промолчу. А я вне всякого сомнения обращусь в медицинское общество, в газеты…
— Шантаж, — сказал он, — но я на него не поддамся.
— Заплатите вы мне сейчас или потом, после решения суда — мне все равно. Но сейчас это обойдется значительно дешевле.
Если он согласится, то я буду твердо знать, что все мои догадки были верны и эта история достаточно грязна.
Он уставился на меня и молчал довольно долго.
— У меня нет при себе тысячи, — в конце концов выдавил он.
— В таком случае назовите цифру сами, — предложил я.
После еще одной паузы он добавил:
— Это вымогательство.
— Ну какие между нами могут быть счеты? Валяйте. Сколько?
— В моем сейфе есть долларов пятьсот.
— Доставайте.
Тщательно осмотрев свой маленький стенной сейф он сообщил мне, что там всего лишь четыреста тридцать долларов, а так как мне не хотелось оставлять отпечатков пальцев, пришлось поверить ему на слово. Я забрал купюры и засунул их во внутренний карман.
— Где тут у вас ближайшая компания такси?
Он назвал место, и я проверил по телефонному справочнику, заодно уточнив, где я нахожусь.
Я заставил его набрать номер и вызвать мне такси, вопервых, потому, что не знал названия его клиники, а вовторых, потому, что не хотел показать ему, в каком состоянии моя память. Одна из повязок, которые я тщательно удалил, была вокруг головы.
При заказе машины я услышал и название клиники:
«Частный госпиталь в Гринвуде».
Я затушил сигарету, вытащил из пачки другую и освободил свои ноги от примерно двухсотфунтовой тяжести, усевшись в удобное кресло коричневой кожи рядом с книжным шкафом.
— Подождем здесь, и вы проводите меня до выхода.
От него я больше так и не услышал ни слова.
