15

Большинство уверено, что роман «Алый знак доблести» Стивен Крейн написал на войне. Это не так. Единственные сражения, в которых он участвовал, проходили на бейсбольных полях в школе. Да и там Стивен отнюдь не блистал, поскольку был хилым и слабым. Видела бы ты лицо Бенджи, Бек, когда я рассказал ему это. Книгу он действительно любил и читал, но про автора не знал ничего. Не знал, что Крейн лопался от самодовольной гордости, поскольку ветераны войны купились на его дерьмовые выдумки. Не знал, что тот всю жизнь мотался по разным войнам, пытаясь заглушить чувство вины перед теми, кто прошел войну.

– Не может быть, – протянул Бенджи, тряся головой.

– Не может быть, что ты зачитывался книгой – и даже не попытался ничего узнать про ее автора.

Оказалось, Бенджи не соврал: аллергия у него действительно была. Однако умер он просвещенным – с не ведомой ему ранее уверенностью и гордостью. Не обязательно кряхтеть до восьмидесяти лет, чтобы что-то понять в жизни. А он понял, Бек. Многие ли уходят на пике? Большинство умирает на излете, старыми, дряхлыми, полными боли и сожалений. Или молодыми, в погоне за наркотическим кайфом и плотскими удовольствиями. Или просто по нелепой случайности. Бенджи повезло: он ушел в момент, когда распахнулось его сердце и пробудился разум. Жил как скотина (тебе ли не знать, Бек, – вспомни, как он пренебрегал твоим телом и как лелеял свое), зато умер как человек. Я создал для него идеальный мир, в котором невозможно красть, бесполезно врать и нечем себя одурманивать. Я освободил его от бессмысленной и нелепой жизни, которую он вел.

Паром еле ползет, я смотрю на воду. Жизнь полна удивительных совпадений. Хранилище, о котором говорил Бенджи, оказалось в двух шагах от «Икеи». Тебе понравился бы такой поворот сюжета в духе Пола Томаса Андерсона.

На воде всегда думается лучше. Рядом со стихией, которая может в один момент вытряхнуть из тебя кишки, особенно остро ощущаешь свою ничтожность. Мы – всего лишь прах, и в прах возвратимся.

Прах Бенджи лежит в икеевской коробке, которая осталась после нашей с тобой поездки, Бек. Я говорю матросу, что везу возвращать ее в магазин – не хватает деталей и на картинке в каталоге товар выглядел лучше. Он понимающе кивает.

Знаешь, Бек, кремировать человека не так-то просто. Ну хоть момент выпал подходящий. Я ненавижу Хэллоуин, а ты его обожаешь, и последние четыре дня, когда я ради нас трудился не покладая рук, ты, Бек, порхала по вечеринкам в наряде Принцессы Леи, постила фотки и пила, а меня не звала быть твоим Люком Скайуокером. Представляю, как мы будем с тобой мило препираться в следующем году по поводу костюмов.

Из-за экономического кризиса люди теперь экономят на всем: я без труда нашел в Интернете советы, как кремировать тело у себя на заднем дворе. С огромным трудом уговорил Кёртиса четыре дня поработать в одиночку. Взял машину мистера Муни и отправился на остров Джонс-Бич искать уединенное местечко. Кремация – дело не быстрое. Надо постоянно поддерживать огонь и следить за процессом. Конечно, полного прогорания добиться не удалось – нужны специальные химикаты. Впрочем, учитывая обстоятельства, получилось неплохо. Останки я аккуратно ссыпал в коробку, хотя большинство на моем месте бросили бы их под открытым небом на острове.

Выходит, ты все-таки заставила меня участвовать в своем карнавале, Бек. Пока ты изображаешь Принцессу Лею (кстати, не очень похоже – в фильме у нее «баранки» гораздо больше), мне приходится играть роль могильщика. Знаешь, я люблю совпадения и аналогии.

– Много заплатил? – интересуется благодушный матрос.

– Восемьдесят баков. Прикинь?

Он качает головой и подцепляет коробку.

– Дерут втридорога. Но телкам нравится.

– Поэтому и купил.

Мы смеемся. Даю ему десять баков, он расплывается в улыбке – видно, нечасто перепадают чаевые.

Подплываем. Он кладет недокуренную сигарету за ухо, берет швартовочный конец и готовится его бросать. Обещает помочь мне дотащить коробку до «Икеи». Это в мои планы не входит.

– Спасибо. Сам справлюсь. Ты кури, пока стоянка.

– Так, поди, не раз в день: по шесть ходок туда-обратно делаем.

Ключ-карта работает. Бенджи не соврал (под конец жизни научился-таки говорить правду). По указанному адресу действительно находится хранилище, и в него действительно легко попасть: все автоматизировано, никаких охранников с собаками и неудобных вопросов вроде:

Кто вы такой?

Что в коробке?

Кто дал разрешение на доступ?

Где это разрешение?

Можете позвонить мистеру Крейну?

Можете попросить его присутствовать лично?

Думаю, мои ответы их не устроили бы, и тогда пришлось бы ломать голову, куда девать коробку с Бенджи. Но перед смертью уже не юлят: он знал, что я попаду внутрь без проблем, и, возможно, даже хотел упокоиться здесь – рядом с крадеными «Ролексами», дорогущими шмотками и столовым серебром – посреди бесполезного барахла, которому он всю жизнь поклонялся и от власти которого так и не сумел освободиться. Погоня за золотым тельцом не приносит счастья.

Открываю две бутылки «Домашней содовой». Одну ставлю рядом с коробкой – для Бенджи. Другую выпиваю сам – за помин его души. Вкусно, черт возьми. Надеваю перчатки и принимаюсь за уборку. Слышно, как лопаются пузырьки в бутылке. Замечаю красную бейсболку с логотипом морской регаты, проходящей в Нантакете. На подкладке вышито имя «Спенсер Хьюитт». У богатеньких деток вся одежда помечена, чтобы забывчивые няни и ловкие паршивцы вроде Бенджи не разбазаривали барское имущество. Примеряю – подходит. Забираю с собой в честь тебя, Бек. Она, как и ты, из Нантакета.