Марбод Реннский, французский поэт и епископ XII века, писал: «Женщина — это искусительница, колдунья, змея, чума, хищница, сыпь на теле, яд, палящее пламя, опьяняющий туман».

Аквитанский святой X века аббат Одо Клюнийский напоминал своим монахам предостережение Иоанна Златоуста касательно женщин: «Телесная красота ограничивается кожей. Если бы мужчины могли заглянуть под кожу, вид женщин вызвал бы у них отвращение… Если нам не нравится прикасаться к плевкам или испражнениям даже кончиками пальцев, как можем желать заключить в объятия мешок навоза?»

Жоффруа Вандомский, французский кардинал и богослов, предупреждал Хильдеберта Лаварденского (Турского архиепископа, поэта и богослова), что женский пол «ввел во искушение первого мужчину и сбил с пути истинного апостола Петра. Первого это привело к греху, второго — к отречению. Женский пол исполняет свое предназначение, как раба придверница: тех, кого он соблазняет, отлучаются от жизни, как апостол Петр, или допускают смерть в свою жизнь, как Адам в Эдеме».

Хильдеберт, впрочем, был в основном с ним согласен: «Женщина — создание хрупкое, она постоянна лишь в преступлении и всегда несет с собой вред. Женщина — это ненасытное пламя, высшая мера безрассудства, враг, который всегда поблизости, который учится сам и наставляет других всевозможным способам совершать дурное. Женщина — отвратительный forum, общедоступный предмет, существо, рожденное для обмана, успех для нее — это возможность совершить преступление. Всеядная во грехе, она позволяет любому пользоваться собой. Хищница, охотящаяся на мужчин, она в свою очередь становится их добычей».

И этот список цитат можно продолжать и продолжать. Да, именно такой была позиция церкви по отношению к женщинам. И то, что Жоффруа так негодовал из-за того, что вполне конкретная вдова графа Вандомского сумела одолеть его в тяжбе за землю, а Хильдеберт знал, о чем говорил, потому что имел несколько бастардов от разных женщин, на самом деле никакой роли не играло. Это действительно была официальная позиция, которой придерживались как лицемерные грешники, так и праведные добродетельные мужи. По крайней мере так дело обстояло к началу Высокого Средневековья.