ГЛАВА 53
Гюнтер вынес зонт. Он стоял над нами, этаким немым укором. И ведь… он в доме от моего рождения, до моего рождения и даже до появления на свет отца. Мог ли он не знать, что происходит?
Я не стала выбираться из теплого кокона одеяла.
Не мог. Знал. И молчал? Или… клятва крови держала? Но я ведь тоже кровь от крови этого проклятого рода. Во всяком случае, была.
Диттер вытащил меня из машины и понес в дом.
На паркете оставались грязные следы, а благородные предки молча взирали на нас с портретов. Мой где-то здесь тоже имеется… бабушка заказала, когда поняла, что скоро ее не станет.
Она была… Ведьмой. Доброй с теми, кто ей нужен, но и только.
На втором этаже свет горел. Свет провели не так и давно… уже после смерти родителей, я помню, подписывала счета, совершенно безумные, к слову, ведь дом старый и со своей спецификой. Стены не хотели принимать провода, а лампы то и дело взрывались. Но ничего. Привык. И мне стоило бы. Дверь в комнату Диттер открыл пинком. И меня на кровать бросил, правда, на этом все хорошее и вселяющее определенные надежды на продолжение вечера закончилось, поскольку инквизитор соизволил удалиться в ванную комнату, а вернулся с полотенцем.
— Ты знаешь, что, если много думать, морщины появятся? — поинтересовался он, накрывая меня этим самым полотенцем. — Волосы мокрые… сама мокрая… о чем ты только думала?
— Мертвые не болеют.
— Это науке еще не известно…
От полотенца приторно пахло ванилью. Впрочем, кое в чем он был прав. Мокрая одежда изрядно раздражала, и поэтому от платья я избавилась, как и от белья. Отправила на пол чулки, потянулась и широко зевнула.
— Именно, — Диттер стыдливо отвернулся. Хотя… там, куда отвернулся, зеркало стояло. Хорошее. Большое. — Ложись и отдыхай. Хочешь, горячего молока принесу?
— Не хочу. — Я полотенчико поправила, поскольку нечего смущать взор дознавателей этакой нечеловеческою красотой. — Я хочу, чтобы ты со мной посидел. Или опасаешься за честь?
— Не осталось ее.
— У кого?
— Пожалуй, что ни у кого, — признал Диттер и присел рядом. — Это и отвратительно… я привык, что инквизиция стоит на страже добра… а теперь…
А теперь непонятно, где именно добро и вообще…
— Монк сказал, скоро нас ждут перемены, но пока лучше побыть здесь, тем более дело закончить надо и… я тебе соврал. Раньше. На самом деле я так и не придумал, что сестре написать.
Это он у меня совета спрашивает?
— Ничего не пиши, — подумав, решила я.
— Почему?
— Вильгельм сообщит, что ты доблестно погиб при исполнении… если напишешь, получится, что ты знал, что собираешься умереть. Знал и не приехал сказать лично. Не навестил, — я замолчала, подбирая слова. — Это довольно… подло. И не говори, что не хотел беспокоить. Она имеет право знать, понимаешь?
Диттер кивнул, хотя и как-то рассеянно. Похоже, мысли его были где-то далеко от дел насущных.
— Поэтому… при исполнении и никак иначе. Может, тебе и медаль какую выправят? Посмертно?
— Может…
— А хочешь, я денег дам… у меня много… честно говоря, я только и умею, что их зарабатывать… нет, тратить тоже, но зарабатываю все равно больше. На приют вот отпишу, раз уж обещала крышу… и твоей сестре могу.
— Не надо.
— Я не хочу превратиться в старуху Биттершнильц, — почему-то я четко осознавала сейчас, какое будущее меня ждет. И оно, бездна его задери, мне совершенно не нравилось.
Одиночество.
Гюнтер единственной компанией, и то пока не состарится… где-то на третьем этаже Рашья со своими девочками, которых, конечно, будут учить и вообще… когда-нибудь она сменит Гюнтера. Девочки… рано говорить, но подруг у меня не было и, крепко подозреваю, не будет.
Я или подпишу с ними договор на кровь, или однажды они покинут этот дом. А я… я останусь наедине со своими заводами и фабриками, управляющими, которые будут меняться, не меняя ничего в принципе. С проектами и их воплощением.
Финансовые схемы. Потоки. И… проклятье, тоска безбрежная, из которой не вырваться. Не хочу.
Благотворительность не спасет. Во всяком случае, та, которой я готова заняться. Поездки по сиротским приютам. Угодливые взрослые, дрессированные дети… меня стошнит на третьем визите. Нет, я лучше чек выпишу, избавляя себя от этого представления. А потому…
— Поцелуй меня, что ли? — как-то безнадежно предложила я. А Диттер взял и исполнил просьбу.
И видят боги, это было хорошо.
Мертвые способны притворяться живыми.
Иначе у нас вряд ли что-то получилось бы. Но вот если тепла достаточно для двоих, если сердце начинает стучать быстрее и в принципе… в принципе я не хочу думать о вещах подобных, поскольку эти мысли здорово опошляют случившееся.
Нет, я не против пошлости. Но… не сейчас. Не здесь.
Просто… мертвые способны притворяться живыми, если поделиться с ними силой и этой самой жизнью, которой в нем и так осталось на донышке.
Я легла, подперев подбородок рукой. Спит. И сон глубокий, неестественно, я бы сказала, глубокий… дыхание ровное, что хорошо, но тьма в груди свила гнездо, она тоже дремлет, то ли после секса, то ли по воле божественной, главное, что время еще не вышло. А у меня появляется подленькая мыслишка сделать так, чтобы оно не вышло вовсе. Это ведь несложно, верно?
Бросить все. Уехать. Колонии, Острова… бездна мироздания. Главное, не завершать… и жить… жить вдвоем… он будет делиться со мной силой, а я — заботиться о нем, как умею. Правда, умею я хреновато, надо быть честной с собой, но… со временем научусь. Возможно.
Правда, Диттер не согласится. Но у меня осталось то зелье в лаборатории. Одной капли хватит, чтобы решить проблему… Интересно, его тоже моя бабка варила? Не удивлюсь, если так…
Я вздохнула. Нет. Я не хочу, чтобы из-за зелья. Мне этого будет недостаточно. Я вздохнула и, наклонившись, коснулась губами щеки. Какая холодная… ледяная просто. Я бы согрела его, но, боюсь, попытайся я сейчас, просто вытяну остатки тепла. А потому лишь поправлю одеяло и уберусь.
Хороший мальчик. И всегда таким был. Правильным. Серьезным.
А я? Я… никогда и никого всерьез не принимала. И жить привыкла легко. И эта ночь ничего не изменит. Наверное… я подняла полотенце и на цыпочках вышла в коридор. Дверь закрыла аккуратно. И обернувшись, увидела Вильгельма.
— Он-то хоть выжил? — поинтересовался старший дознаватель, который и сам выглядел не слишком-то хорошо. Он сидел на полу, как был, в одежде. И пальто его кашемировое промокло, а еще пропиталось грязью и дымом. Огнем. Кровью. Болью… и он принес сладкий вкус чужих страданий.
— Спит, — сказала я, полотенце поправляя. — И жить еще будет… некоторое время.
— Пока мы…
— Да.
— И что думаешь?
Он смотрел на меня снизу вверх и казался таким ошеломляюще беспомощным, что меня прямо-таки неудержимо тянуло погладить его по волосам и успокоить какой-нибудь глупостью.
— Думаю, свернуть тебе шею, а его забрать и уехать подальше отсюда, — честно призналась я. Правда, добавила: — Только он не согласится, а зелья использовать… это все испортит.
— Есть чему портиться?
— Не знаю, — я вздохнула. — Он… хороший. Я не слишком. И мы на редкость не подходим друг другу…
— Это точно, — Вильгельм потер руку с содранной кожей.
— Наверное, хорошо, что он умрет раньше, чем поймет это, да?
— Наверное…
— Плохо?
Инквизитор, как ни странно, кивнул. А я предложила:
— В кабинете есть виски… я пока оденусь. А ты напивайся, здесь можно… безопасно в какой-то мере…
Он успел выпить. Вытащил самую запыленную бутылку, которую наспех отер рукавом пальто. И устроившись в кресле, стянул заляпанные рыжей грязью ботинки.
— Ваш герр Герман сбежал, — сказал Вильгельм, прижимая бутылку к груди. — Но его найдут… когда-нибудь найдут…
Я не стала спорить. Пусть ищут. Человек он пробивной, сильный, и знает, чего хочет.
— В принципе он особо и не замешан… так, убрал в стол пару листов с лишними показаниями, подчистил несколько дел… подписал свидетельства о смерти…
Выданные нашим добрым мейстером Биннерхофом.
— Взятки брал, опять же… отделался бы каторгой.
О нет, ему на каторге делать нечего. Скорее всего, он давно подозревал, что однажды придется покинуть гостеприимный наш городок, а потому, готова поклясться, подготовился. И если так, то найти его будет непросто. Да и кто станет землю рыть ради обыкновенного взяточника? Нет, герр Герман точно знал, когда стоит остановиться.
— А в остальном… — Вильгельм хлебнул из горла и поморщился. — Гадость… ненавижу напиваться.
— Тогда не напивайся.
— А что делать?
Философский вопрос. И ответа у меня нет. Я вздохнула, а Вильгельм опять хлебнул из бутылки.
— Все… просто… на них висела клятва, но Монк избавил… сильный засранец… если готов поделиться наследством, то твои проблемы помогут решить… еще и подскажут, как именно… она их находила. Она обещала помощь. Правда, стоила та прилично, но… оставалось все равно больше…
— Моя тетка?
— Или твоя сестра. Они обе пропали.
Тетка или сестра… Или сестра…
— Когда я только… вернулась… в первую ночь мои кузены попытались разрушить усыпальницу. Все сбежались на грохот… на тетушке было кружевное белье, я еще подумала, кого она в таком виде ждет? А если… вот и связь с Мортимером. И если давняя, то она вполне могла оказаться в курсе дел его старых…
Думать вслух легко. Я представила этих двоих. А почему, собственно говоря, и нет? Она ведь была, как выразился мой дорогой дядюшка — с ним, надеюсь, все в порядке? — хорошенькой. И платье носила с горошками. Что до остального…
Она ведь тоже ведьмой была, если мой отец с ней связался. Амулет носила? Почему бы и нет… Обиделась, когда он не исполнил договор? Определенно. Добавим вторую беременность, выкидыш… достаточно, чтобы обозлиться? Еще как… смерть отца, и вместе с тем я становлюсь законной наследницей. Что получает тетка? Надо было сразу задержать их всех… и допросить.
— Скажи, — Вильгельм скинул ботинки и пошевелил пальцами. Полосатые носки его были весьма уродливы. — Есть способ оставить его в живых? Свет отказал, а тьма… ей ведь тоже нужны порядочные люди. А этот засранец, мало того что невезучий, так еще и порядочный до отвращения.
— Не знаю.
Я… спрошу. У меня накопилось много вопросов. Вот только цена их…
— Кровью поделишься?
Вильгельм приоткрыл глаз.
— Мне немного… тьма любит подарки… особенно от света.
Он кивнул, уточнив:
— Сейчас?
Я прислушалась к себе. Нет. Не время. Пусть ночь и вообще, но… мне нужна передышка. А еще я хочу кое-что сделать. Давно пора бы…
Я покинула гостиную. Работать по ночам — признак дурного тона, так говорила бабушка. Почему? Не ответит. И дом промолчит. Ради власти? Но… тогда она бы не успокоилась после смерти деда. Или… она и не успокоилась. Она была частью города, просто незаметной, но в руках ее собрались многие нити. Ей достаточно было шепнуть пару слов, чтобы…
В моем кабинете пахло корицей. И свежий кофе подали незамедлительно.
— Гюнтер, — я взглянула на старика по-новому. — Скажите… моя бабушка, фрау Агна… отличалась сложным характером, верно?
Он слегка наклонил голову, что можно было счесть за согласие.
— Она ведь не только со мной возилась.
Прикрытые глаза. Отлично.
— Приводила мою сестру сюда?
Удивления нет, следовательно, Гюнтер был в курсе… и допросить бы его, но… Вирхдаммтервег не выдают тех, кого полагают своими. А Гюнтер давно стал членом нашей семьи.
— И в храм тоже?
Легкое пожатие плечами.
— Это она должна была стать наследницей?
Вздох.
— Гюнтер… — я замолчала, пытаясь подобрать подходящие слова. — Говорите уже, право слово, пока я в состоянии выслушать вас. А то ведь и вправду…
Я умерла, но я вернулась и превратилась в помеху. Однако то письмо… бабушка была уверена, что у меня получится воскреснуть. Следовательно… следовательно, это было частью одного большого плана. Какого? Она ведь не рассчитывала в самом-то деле занять мое нынешнее немертвое тело? Это слишком уж… фантастично.
— Я не могу, фройляйн, — тихо произнес Гюнтер. — Видит богиня, я бы хотел вам помочь, но клятва держит. Я скажу лишь… вам стоит быть очень осторожной.
Понятно.
И не понятно. Я взмахом руки отпустила его, впрочем…
— Погодите. Будьте так любезны вызвать Аарона Марковича. Я напишу несколько писем и… мне понадобится поверенный.
И что-то подсказывало мне, что делами стоит заняться незамедлительно. Итак. Во-первых, во что обойдется треклятая крыша? Тысяч десяти им хватит? Пускай. И Аарон Маркович проследит, чтобы чек попал в нужные руки. Дальше…
Рашья и девочки.
Если мои опасения верны, им грозит возвращение на проклятый берег. А значит… снова тысяч десять, но с ограниченным правом распоряжаться. Аарон Маркович присмотрит им дом где-нибудь в городе, желательно не этом. Счета на девочек с ежемесячной выплатой. Рекомендательные письма… Дядя, впрочем, присмотрит, ему я тоже напишу. Если жив останется.
Дядя… проще было бы, будь он рядом, но нет же… искать? Времени нет. Я набросала схему. В принципе… титул и майорат… титул — пускай, он не особо, как мне кажется, нужен дядюшке, а вот что касается остального… деньги ему тоже не нужны, но это еще не повод отдавать их кому то другому.
Что у нас там… Земли?
С землей сложнее всего. Неотчуждаемая собственность, однако… собственность можно заложить, скажем, под триста годовых… мало ли, мне нужны были деньги. А что заложила я ее своей дочерней фирме, так земля моя, что хочу, то и делаю… Пока земля моя.
Я нехорошо усмехнулась. Продолжим…
Фабрики…
Оборудование… акт списания и передачи, как устаревшего другой моей компании за весьма символическое вознаграждение в тридцать серебряных марок. И тут же — договор аренды по завышенной цене… и добавим штрафные санкции в случае досрочного расторжения.
Контракты…
Было искушение перезаключить их… нет, это нужно ехать, искать людей, оформлять бумаги… а если проще? Если, скажем, компания, с которой подписаны контракты, будет куплена другой компанией… отлично, и имущество, движимое и недвижимое, отойдет новому владельцу…
Гуталиновый завод.
Вполне доходное производство, но… если взять активы и заложить, скажем, в обмен на получение драгоценностей… а те являются личным имуществом, которое я могу завещать, кому пожелаю…
Я улыбалась.
Титул? Пожалуйста.
Дом. Его я тоже отдам. Но кто бы знал, сколько этот дом требует денег… и не только на оплату слуг.
Аарон Маркович явился несколькими часами позже. Выглядел он уставшим и расстроенным, что, впрочем, нисколько не сказалось на профессиональных его способностях. Он быстро понял, что я делаю, и усмехнулся:
— Да… мне всегда казалось, что ваша бабушка вас серьезно недооценивает…
— А она недооценивала? — Я потерла переносицу. Ненавижу много писать, но пришлось… и завещание составить, такое вот, чтобы сестрица моя при всем желании его опротестовать не сумела.
— Ваш дар, дорогая, был нестабилен, а желание учиться…
— Отсутствовало.
— Не то чтобы… но она не видела в вас искры того таланта, которым обладала сама. Впрочем, как и другого, — Аарон Маркович пролистал черновики. — На это понадобится время и… если хотите оформить все должным образом, то и немалая сумма…
Я открыла ящик стола и вытащила коробку, в которой хранила кое-что на всякий случай. Горсточка неограненных алмазов, пара сапфиров и среднего качества изумруды. Нет, имелись и марки, что бумажные, что чеканные, но драгоценные камни, особенно неоформленные, порой куда как удобнее.
— Хватит? — Я высыпала их на носовой платок. — А вот со временем сложнее… его у меня осталось немного.
И Аарон Маркович вздохнул.
— Постарайтесь все-таки… поберечься, — произнес он.
— Постараюсь.
