IX
Ловушка

Пилы умолкли; стальные листы были отрезаны. Огромная дыра по правому борту корабля обнажила скрытые внутри палубы и коридоры. Солнце садилось, вода в канале искрилась; зажгли прожекторы.

Рэнд управлял краном. Стоя на дне дока, Майкл смотрел, как опускается закрепленный в стропах первый лист. Крики эхом отражались от стен дока, из корабля и с палубы, где стояла Лора.

Лист опустили на нужный уровень. Стоящие на платформе люди ринулись к нему, у них на поясах висели молотки и пневматические дрели. Другие ухватили лист изнутри корабля. Раздался лязг, и огромный стальной лист встал на место. Майкл поднялся по лестнице и перешел по трапу на палубу.

– Пока что нормально, – сказала Лора.

Невероятно, но они укладывались в расписание. Прошедшие часы, будто тоннель, привели их к этому моменту. Каждое решение было окончательным; другого шанса не будет.

Лора подошла к рейлингу и принялась выкрикивать команды, будто строча из пулемета, перекрикивая рев генераторов и визг дрелей. Майкл подошел следом. Первый лист прилип к борту. Оставалось еще шесть.

– Хочешь узнать, как они это сделали?

Лора кинула на него странный взгляд.

– Как пассажиры покончили с собой.

Он не собирался заводить этот разговор. Слова сами вырвались, будто это была еще одна тайна, от которой ему хотелось избавиться.

– О’кей.

– Они припасли немного топлива. Не слишком много, но достаточно. Загерметизировали двери и пустили выхлоп корабельных двигателей в вентиляцию. Будто уснули.

Лицо Лоры ничего не выражало. Потом она едва заметно кивнула.

– Рада, что ты хоть что-то сказал.

– Может, и не надо было.

– Не извиняйся.

Он понял, почему он сказал ей это. Если до такого дойдет, то они смогут сделать то же самое.

Свет покидал их.

Посыльные побежали с командного поста на галерею. Питер с холодной отчетливостью ощутил слабость их обороны. Периметр в шесть миль, необученные новобранцы, враг, ни с кем не сравнимый, начисто лишенный страха.

Хотя Апгар ничего и не сказал по этому поводу, Питер понимал, о чем тот думает. Возможно, Эми сбежала с Алишей, чтобы сдаться; возможно, драки не появятся, в конечном счете. Возможно, появятся в любом случае. Быть может, в этом и смысл. Он вспомнил свой сон: образ Эми, уходящей, не оборачиваясь, в свете луны. Все, что заставляло его не останавливаться, это уверенность в том, что случится в следующие несколько часов. У него есть роль в этом спектакле, и он ее сыграет.

На платформу поднялся Чейз. Питер едва узнал своего начальника администрации. В форме офицера, но без знаков различия, неаккуратно споротых, в спешке, возможно, в знак уважения; в руках у него была винтовка, и он делал вид, что как-то умеет с ней обращаться. Такая, будто висела над камином не один год. Питер уже хотел что-то сказать, но остановил себя. Апгар скептически приподнял брови и этим ограничился.

– Где Оливия? – наконец спросил Питер.

– В президентском убежище, – с некоторой неуверенностью ответил Чейз. – Надеюсь, ничего страшного.

Все трое начали слушать рапорты с постов. Стояли готовые к нападению. По долине протянулись тени. Прекрасный вечер, облака, ярко окрашенные последними лучами солнца.

Эми не надо было знать, где находится это место. Она знала, что место само найдет ее.

Они галопом мчались прочь от солнца, земля под копытами коней летела. Позади них вздымалось облако песка и пыли, с копыт коней срывались комья грязи. Внутри нее росло некое ощущение. Оно усиливалось с каждой милей, будто радиосигнал, становящийся все мощнее. Аллюр Солдата был мощным и ровным.

Ты прекрасно заботился о нашем друге, сказала ему Эми. Какой ты отважный, какой сильный. Тебя будут помнить всегда. Тебя ждут зеленые поля; ты с честью пребудешь в вечности среди своих сородичей.

Солдат сбавил темп и постепенно перешел с галопа на шаг. Они остановили коней и спешились. Губы Солдата были покрыты пеной, галоп не прошел для него даром. Его темные бока блестели от пота.

– Здесь, – сказала Эми.

Алиша кивнула, но ничего не сказала. Эми уловила в выражении лица подруги оттенок страха. Отошла в сторону и стояла молча в ожидании. Ветер обдувал ее уши и короткие волосы, а потом вдруг исчез. Все будто замерло, окутанное величайшим спокойствием. Шли последние минуты дня. Ее тень, упавшая на землю, становилась все длиннее и длиннее. Она ощутила момент соприкосновения солнца с землей, там, за холмами, звук, будто вздох. Закрыла глаза и позволила своему сознанию нырнуть во тьму; волны разошлись по безмятежной глади озера, где-то высоко вверху.

Молчание.

Наступала ночь.

Идите ко мне, подумала она.

Ночь наступила.

Их называли нариками. Но в прежней жизни они были людьми, самыми разными.

Их призвали отовсюду, со всех концов континента, из каждого штата и каждого города. Сиэттл, Вашингтон, Альбукерк, Нью-Мексико, Мобайл, Алабама. Воняющие химикатами болота Нового Орлеана и продуваемые всеми ветрами равнины Канзаса, покрытые льдами каньоны Чикаго. В целом, они представляли собой мечту ученого-статистика, идеальная выборка всего населения Великой Североамериканской Империи. Родом с ферм и небольших городов, безликих пригородов и расползшихся вширь мегаполисов, всех цветов кожи и всех вероисповеданий, живших в трейлерах, домах, квартирах, особняках с видом на море. В человеческом состоянии у каждого из них была отдельная личность. Они надеялись, ненавидели, любили, страдали, пели и плакали. Они знали, что такое потеря. Они окружали себя разными предметами, находя в этом утешение. Они ездили на машинах. Они выгуливали собак, носили малышей в слингах и стояли в очередях в бакалее. Они говорили глупости. Они хранили тайны, они копили обиды, раздувая затухающие угли горести. Они поклонялись самым разным богам или вообще никому не поклонялись. Они просыпались по ночам от шума дождя. Они извинялись. Они посещали различные церемонии. Они рассказывали истории своей жизни психологам, священникам, возлюбленным и чужим людям в баре. Они испытывали неожиданную, ничем не вызванную радость, которая будто пришла свыше; они очень хотели прославиться, и иногда у них это получалось.

Потомки рода Зараженных, взявшего начало от Энтони Картера, Двенадцатого из Двенадцати, они были имманентно менее кровожадны, чем их сородичи; наблюдатели из числа людей часто замечали, что нарики удовлетворяли свою жажду безрадостно, в силу лишь необходимости, и это, выделявшее их среди остальных Зараженных, позволяло легче их убить. Тупой, как нарик, так говорили. Это было правдой, в которой содержалась и более глубокая истина. Им действительно это не нравилось; убийство невинных было им не по нраву. Но внутри их жила невыразимая ярость, свидетелем которой никогда не становились обычные люди. Более столетия они ждали, предчувствуя тот день, когда прозвучит зов и они проявят эту скрытую силу.

В прежней жизни они были разными людьми. Потом стали чем-то другим. А теперь стали армией.

Сумерки, чернота, звезды в небе Техаса. Они ринулись на запад стеной шума и пыли. Во главе стаи, будто острие копья, были двое всадников. Алишу полностью захватило ощущение текущего момента. Еще никогда она не вела вперед такую армию, еще никогда она не была заодно с такой природной силой. Для Эми же это было ощущением невероятного расширения, единства с огромным количеством душ. В тот момент, когда Картер отдал их ей, они перестали быть для нее чем-то внешним. Они стали частью ее осознания и ее воли. Ее Легионом.

Впереди, будто маяк на берегу, появился осажденный город.

– Оружие, товсь!

По всей галерее щелканье магазинов и лязг затворов, досылающих патроны в патронники. Тени исчезали, земля погружалась в сумерки.

Долго ждать не пришлось.

На востоке появилась светящаяся линия. С каждой секундой она становилась толще и шире. Ощущение рока, судьбы: оно повисло, будто туман. Город казался маленьким в сравнении с этим.

– Они идут!

Орда с гулом неслась на них. Ее скорость была потрясающей. Раздались отдельные выстрелы – адреналин и ужас тех, кто не смог сдержаться.

Питер прижал рацию ко рту.

– Не стрелять! Дождаться, пока подойдут на выстрел!

Звезды начали исчезать, их заслоняло огромное облако пыли, подымавшееся позади Зараженных. Стая начала выстраиваться в огромный клин.

– Похоже, фаза переговоров окончена, – сказал Апгар.

Снова паника, выстрелы. Стая приближалась. Они проломятся сквозь ворота, разнесут их, ударив в яблочко.

– Погоди-ка, – сказал Апгар. Он внимательно смотрел в бинокль. – Что-то не так.

– Что ты видишь?

Он задумался.

– Они движутся иначе. Прыжки короче, вперемежку с длинными шагами, будто старые.

Он оторвал от глаз бинокль.

– Думаю, это нарики.

Происходило нечто непонятное. Стая начала замедлять бег.

Крик со смотровой вышки.

– Всадники! Две сотни ярдов!

Эми перевела Солдата в кантер, а потом в рысь.

Текучие будто жидкость ее войска развернулись. Эми ехала меж них. Не смела показать свой страх: ее отвага станет их отвагой. Она ехала, выпрямив спину, слегка держа одной рукой поводья Солдата, а другую подняла в жесте благословения, будто священник.

Тысяча в ширину и три сотни в глубину, войско Эми образовало защитный барьер вдоль северной стены и развернулось в сторону поля. На востоке показался над горизонтом краешек луны.

Она чувствовала на себе взгляды солдат, сквозь прицелы. Огромное облако пыли начало оседать. Во рту стоял вкус пыли и песка.

Они остановили коней перед рядами. Эми вынула из-за пояса пистолет, отдала его Алише и вытащила из ножен за спиной меч. Толстая рукоять, удобно лежащая в ладони. Она двинула запястьем, взмахивая мечом в воздухе.

– Отличное оружие, сестра.

– Наверное, я догадывалась, когда его делала.

Ее сознание было собранным, мысли в полном порядке и спокойствии. Был страх, но было и облегчение, и, более того, любопытство. Что же случится?

– Я никогда не выходила на бой, – сказала она. – Каково это?

– Очень… некогда.

Эми задумалась.

– Все случается быстро. Ты осознаешь происшедшее лишь потом. По большей части кажется, что это происходит с кем-то другим.

– Полагаю, что в этом глубокий смысл.

Помолчав, Эми заговорила снова:

– Алиша, если я не выживу…

– Это еще одно.

– Что?

Алиша посмотрела ей в глаза.

– Тебе не позволено говорить такое.

На стене воцарился хаос. Посыльные бегали туда-сюда, пальцы дрожали поверх спусковых крючков, никто не знал, что делать. Не стрелять? Они же Зараженные! И почему они встали спиной?

– Я сказал, – рявкнул в рацию Питер. – Всем постам, отбой!

Кинув Апгару рацию, он повернулся к ближайшему посыльному.

– Рядовой, принеси мне обвязку.

– Питер, ты не пойдешь туда, – сказал Апгар.

– Эми защитит меня. Сам посмотри. Они здесь, чтобы защищать нас.

– Мне плевать, хоть канализацию чинить. Ты свихнулся, черт подери. Не заставляй меня тебя связывать, а именно это я и сделаю.

Взгляд солдата метался от Питера к генералу и обратно.

– Сэр, так мне следует принести обвязку или нет?

– Рядовой, один шаг, и я сам тебя со стены скину, – сказал Апгар.

Снова крик дозорного.

– Видим движение! Всадники уезжают!

Питер посмотрел вверх.

– Что значит, уезжают?

Над заграждением появилось лицо дозорного. Быстро переговорив с кем-то, стоящим у него за спиной, он показал на север.

– Через поле, сэр!

Питер подошел к краю стены и поднял бинокль.

– Гуннар, ты это видишь?

– Что они делают? – сказал Апгар. – Сдаются?

Эми и Алиша остановили коней. Поднялись клубы пыли. Эми вытащила меч и подняла в воздух. Это было жестом вызова, а не капитуляции.

Они сделали себя приманкой.

– Фэннинг, ты слышишь меня?!

Слова Эми улетели во мрак.

– Если хочешь получить меня, иди и возьми!

– Следует ли нам двигаться дальше? – спросила Алиша.

– Если двинемся, можем не успеть отступить.

– Ты слышишь меня? – снова крикнула Эми. – Я здесь, ублюдок!

Алиша ждала. Ничего.

Она прижала ладони к ушам, бессмысленный рефлекс. Голос Фэннинга звучал в ее голове.

– Заткнись! Оставь меня в покое!

Эми уставилась на нее.

– Лиш, что такое? Это Фэннинг?

Голос Фэннинга, ровный, дразнящий. Будто маслянистая жидкость, разливающаяся внутри ее мозга.

Алиша услышала звук. Будто… кто-то голову чешет. Откуда он исходит?

– Алиша, что происходит, скажи мне.

Звук стал сильнее. Кровь пульсировала в шее, будто у нее начался жар.

Ее сознание будто включилось. Она повернулась в седле. Позади барьера армии Эми сверкали огни города.

Снаружи, подумала она. Я снаружи, как в том сне.

– О Боже, нет.

Сара пыталась заставить себя дышать.

Сто двадцать человек, втиснутые в подвал. Свечи и лампы, странные, дрожащие тени. Пистолет лежал у нее на коленях, под рукой, наготове.

Дженни и Ханна устроили для детей игру в уток и гуся, чтобы отвлечь их. Другие игрались в тайком взятые игрушки. Некоторые плакали, наверное, сами не зная, почему; просто ощущали тревогу взрослых и выражали ее.

Сара сидела на полу, привалившись спиной к двери. Прохладный металл. Выдержит ли? Перед ее мысленным взором представали сцены. Грохот, дрожание металла, все кричат и пятятся, а потом скрежет и смерть, врывающаяся внутрь и поглощающая их всех.

Она смотрела на Дженни и Ханну. Дженни была испугана, ее эмоции всегда были написаны у нее на лице, а вот Ханна оказалась покрепче. Именно она придумала устроить игру. Бывают такие люди, подумала Сара, которые непоколебимы, которые могут не показывать своего страха, которые обладают огромным внутренним запасом спокойствия. Ханна бегала на своих длинных ногах вокруг детей, ухмыляясь от радости. За ней гнался маленький мальчик. Ханна специально бежала медленнее, позволяя ему догнать ее; демонстративно сдалась, и мальчишка радостно засмеялся. Сара расслабилась на мгновение. Вспомнила, как они сами так играли. Как было весело. Просто и незатейливо. Она играла в уток и гуся девочкой, потом взрослой, с Кейт и ее подружками. Следующая мысль мгновенно сменила предыдущую. Кейт, подумала она, Кейт, где ты, куда ты ушла? Твое тело лежит на кровати, вдали от дома; твой дух улетел. Я потеряна без тебя. Потеряна.

– Доктор Уилсон, вы в порядке?

Грейс стояла над ней, с Карлосом на руках. Сара смахнула слезы.

– Как он?

– Он малыш, он ничего не понимает.

Сара подвинулась, и Грейс опустилась на пол рядом.

– Мы здесь в безопасности? – спросила она.

– Конечно.

Молчание.

Грейс пожала плечами.

– Вы лжете, но это нормально. Я просто хотела это услышать от вас.

Она повернулась к Саре.

– Это вы отдали сертификат на право рождения моим родителям, не так ли?

– Видимо, они тебе сказали.

– Нет, только то, что это сделал врач. Но поскольку я тут не видела других врачей-женщин, то решила, что это вы. Почему вы это сделали?

Наверное, можно найти ответ, но Саре он не шел в голову.

– Я просто чувствовала, что так надо.

– Мои родители были добры ко мне. Жизнь была сложная, но они любили меня, как могли. Мы все время поминали вас в молитве перед ужином. Я решила, что вам надо это знать.

Малыш Карлос зевнул. Скоро уснет. С минуту Сара и Грейс смотрели на играющих детей. Внезапно Грейс вскинула голову.

– Что за шум?

– Шестой пост. Есть движение.

Питер схватил рацию.

– Повторите.

– Не уверены.

Пауза.

– Похоже, больше нет.

Шестой пост находился у южного края плотины.

– Всем оставаться в готовности! – заорал Апгар. – Оставаться по местам!

– Что вы видели? – рявкнул в микрофон Питер.

Треск.

– Ничего, я ошибся.

Питер поглядел на Чейза.

– Что находится ниже шестого поста?

– Просто кустарник.

– Достаточно, чтобы спрятаться?

– Наверное.

Питер снова взял в руку рацию.

– Шестой пост, что видели, доложите.

– Я же говорю, ничего, – повторил голос. – Будто еще одна сливная дыра открылась.

Со своего поста на крыше приюта Калеб Джексон не услышал, а, скорее, почувствовал этот звук. Какое-то колебание воздуха, без видимого источника, будто в воздухе появился рой невидимых пчел. Оглядел город в бинокль. Все выглядело, как обычно, ничего не изменилось, но, сосредоточив сознание, он услышал другие звуки с нескольких направлений. Треск ломающегося дерева. Треск и звон бьющегося стекла. Странный рокот, длившийся секунд пять, не меньше. Солдаты вокруг него и внизу тоже почувствовали это; разговоры прекратились. Ты это слышал? – спросил один другого. Что это? Глаза жгло от недосыпа. Калеб впился взглядом в темноту. Отсюда, с крыши, он хорошо видел здание правительства и центральную площадь города. Больница в четырех кварталах на восток.

Он снял с ремня рацию.

– Холлис, ты там?

Его тесть был на посту у входа в больницу.

– Ага.

Снова грохот. Где-то на улицах города.

– Ты это слышишь?

Молчание.

– Подтверждаю, – ответил Холлис.

– Что видишь? Есть какое-то движение?

– Никак нет.

Калеб снова прижал бинокль к глазам и навел на здание правительства. Пара грузовиков и длинный стол так и остались на площади, когда зарегистрировали всех новобранцев. Он снова взял в руку рацию.

– Сестра, слышите меня?

Сестра Пег дежурила у люка.

– Да, лейтенант.

– Я не уверен, но, думаю, что-то происходит.

Пауза.

– Спасибо, что сказали, лейтенант Джексон.

Он прицепил рацию обратно на ремень. И рефлекторно ухватил винтовку покрепче. Хотя и был уверен, что патрон в патроннике есть, но решил проверить, и медленно отвел назад ручку затвора. В крохотном окошке блеснула латунная гильза.

Щелкнула рация.

– Калеб, прием.

Холлис.

– Что видишь?

– Там что-то есть.

Сердце Калеба забилось быстрее.

– Где?

– Движется к площади, к северо-западному углу.

Калеб снова прижал бинокль к глазам. Сфокусировал на площади, мучительно медленно.

– Я ничего не вижу.

– Секунду назад было там.

Продолжая смотреть в бинокль, Калеб поднял рацию ко рту, чтобы связаться с командным постом.

– Пост один, это пост девять…

Умолк на полуслове. Что-то заметил. Повернул бинокль обратно.

Стол на площади опрокинут. Позади него капот одного из грузовиков торчал под углом сорок пять градусов вверх, его задние колеса глубоко провалились в землю.

Подкоп. Большой, становящийся все шире.

Питер обернулся. Силуэты городских домов в темноте, в свете луны.

Чейз стоял рядом с ним.

– Что такое?

Ощущение по коже, будто статическое электричество. Смотри в оба.

– Есть что-то, чего мы не видим.

Он поднял руку.

– Погоди. Ты слышишь?

– Слышу, что?

Апгар прищурился и наклонил голову.

– Погоди. Да.

– Будто… крысы внутри стены.

– Я тоже слышу, – сказал Чейз.

Питер схватил рацию.

– Шестой пост, обстановка?

Молчание.

– Шестой пост, ответьте.

Сестра Пег вошла в кухонную кладовую. На верхней полке лежала винтовка, завернутая в промасленную ткань. Она принадлежала ее брату, да упокоится его душа; он служил в Экспедиционном Отряде много лет назад. Она вспомнила тот день, когда в приют пришел солдат и сообщил о его гибели. Принес коробку с его личными вещами. Ее никто не проверил, иначе бы винтовку забрали в арсенал. По крайней мере, тогда Сестра Пег подумала именно так. Большая часть его вещей не имела к нему особого отношения и не стоила того, чтобы их хранить. Но не его винтовка. Ее брат держал ее в руках, шел с ней в бой. Это суть того, кем он был. Не просто память, это дар, будто он оставил ее специально, зная, что когда-нибудь ей придется взять эту винтовку в руки.

Она переставила лестницу и осторожно поднялась. Взяла винтовку, медленно спустилась и положила на стол, тот, на котором Сестры месили тесто на хлеб. Сестра Пег тщательно ухаживала за оружием, затвор был хорошо смазан и идеально двигался. Ей нравилось, как стреляет эта винтовка, четкий спуск, чистый звук выстрела. Раз в году, в мае, в том месяце, когда погиб брат, Сестра Пег снимала сестринское одеяние и надевала простую рабочую одежду. Садилась на автобус и ехала в Оранжевую Зону. Винтовка ехала рядом с ней, спрятанная в вещмешке. Она расставляла мишени за ветрозащитной полосой – банки, иногда яблоки или арбузы – или прибивала листы бумаги к дереву.

Она зарядила винтовку и вынесла в обеденный зал. С годами она стала ощущаться в ее руках тяжелее, но Сестра Пег была в состоянии с ней управляться, даже с отдачей, которую смягчала вставленная в трубку пружина, соединявшая винтовку и плечевой упор. Это очень важно для последующих выстрелов. Выбрав позицию у люка, откуда просматривались коридор и окна, она села.

Решила, что стоит уделить время молитве. Однако с заряженной винтовкой в руках обычная молитва выглядела не совсем уместно. Сестра Пег надеялась, что Бог поможет ей, но она также верила в то, что Он предпочитает, чтобы люди сами о себе заботились. Жизнь – испытание, и пройдешь ты его или нет, зависит от тебя. Прижала приклад к плечу и посмотрела поверх ствола.

– Только не мои дети, – сказала она, потянув на себя рычаг затвора и досылая патрон в патронник. – Только не сегодня.

– Всадник приближается!

Волна напряжения прокатилась по стене. Что-то менялось. Стена Зараженных расступилась, образуя коридор, точно так же, как вчера. По коридору мчался всадник, один. Все стоящие на стене мгновенно взяли его на прицел, прижимая оружие к плечам и накладывая пальцы на спусковые крючки. Был четкий приказ не стрелять, но желание нарушить его было очень сильно. Всадник продолжал приближаться. Встал в седле. С такого расстояния было сложно понять, мужчина это или женщина. Он что-то кричал, но слов было не разобрать. Держа одной рукой поводья, другой махал над головой. Что это? Угроза? Или мольба о снисхождении?

Стоя на командном посту, Питер отчетливо понимал, что сейчас случится. Новобранцы неопытны, в них нет военной выучки; они понимают лишь непосредственные команды в данный момент.

– Не стрелять! – заорал он. Но больше не успел сказать ничего.

Алиша вырвалась на освещенный периметр.

– Это ловушка!

Ее слова были ему совершенно непонятны.

Она дернула поводья, и конь резко остановился.

– Это ловушка! Они внутри!

Крик слева от Питера.

– Это та женщина, что вчера ночью была!

– Она Зараженная!

– Застрелить ее!

Первая пуля пронзила правое бедро Алиши, раздробив ей бедренную кость. Вторая попала ей в левое легкое. Передние ноги коня подогнулись, и она упала вперед, ему на шею. За первыми выстрелами последовала полноценная пальба. Взлетали фонтаны пыли, Алиша ползла, укрываясь за телом упавшего коня, изрешеченного пулями, мертвого. Звучали выстрелы, пули находили свою цель. Алиша ощущала их, будто град ударов кулаками. Левая ладонь, простреленная, будто яблоко. Подвздошная кость справа, разлетевшаяся на осколки, будто граната. Две пули в грудь. Вторая срикошетила от четвертого ребра и прошла по диагонали через грудную полость, сломав ей второй поясничный позвонок. Она изо всех сил старалась не высовываться из-за тела погибшего коня. Взлетали брызги крови от каждой попавшей в него пули.

Пропала, подумала она, когда ее стала окутывать тьма. Все пропало.

Большая часть Зараженных появилась в городе в четырех местах: на центральной площади, в юго-западном углу водохранилища, из большого канализационного колодца в Эйчтауне и в разгрузочной зоне за воротами. Остальные пробрались сквозь плотную землю в других местах, собираясь в небольшие стаи по всему городу. Полы домов, заброшенные участки, заросшие сорняками, где когда-то играли дети; улицы, разделяющие плотную застройку городских кварталов. Они рыли и ползли. Они двигались по канализации и водоводам. Они были умны, они находили самые слабые места. Четыре месяца они продвигались по естественным и рукотворным ходам под городом, будто нашествие муравьев.

Идите же, приказал их хозяин. Исполните свое предназначение. Делайте то, что я приказал.

Стоя на помосте, Питеру не пришлось долго раздумывать над смыслом слов Алиши. Среди грохота стрельбы – многие солдаты, заразившись безумием толпы, начали стрелять даже по нарикам – он ощутил, как все сооружение под ним пошатнулось. Будто металлическую решетку у него под ногами взяли за один конец и встряхнули, как ковер. Тошнота, головокружение, будто морская болезнь. Он посмотрел в сторону, пытаясь понять, откуда исходит это движение, и услышал крики. Второй рывок, и все сооружение начало падать. Потеряв равновесие, Питер упал навзничь, на решетку. Звучали выстрелы и вопли. Над ним свистели пули. Ворота, закричал кто-то, они открывают ворота! Стреляйте! Стреляйте в ублюдков! Стон гнущегося металла, и помост начал падать в сторону от стены.

Он перекатился на край.

Остановиться было невозможно, схватиться не за что. Мимо катились тела, улетая в темноту. Перекатившись через край, он схватился за скользкий металл. Опорный штырь. Его тело закачалось, как маятник. Долго он так не удержится, его падение лишь отсрочено. Под ним раскачивался город, заполненный звуками выстрелов и воплями.

– Давай руку!

Это был Джок. Он прижался к ограждению, опуская одну руку вниз. Помост повис под углом в сорок пять градусов к земле.

– Хватайся!

Серия громких щелчков, последние болты, вылетающие из стены. Пальцы Джока – в считаных дюймах от пальцев Питера, превратившихся в мили. Время, два разных потока. Один – шумный, спешный, наполненный насилием, и второй, параллельный первому, в котором Питер и все вокруг него, казалось, двигалось в замедленном темпе. Его хватка за стержень слабла. Вторая рука болталась в воздухе, пытаясь поймать руку Джока.

– Подтянись!

Питер дернулся вверх, изо всех сил.

– Готово!

Джок держал его за запястье. Под ограждением появилось второе лицо. Апгар. Он протянул руки вниз, а Джок потащил Питера вверх. Апгар схватил его за ремень. И они вытащили его, вдвоем.

Помост начал падать.

Началась бойня.

Вырвавшись из укрытий, Зараженные заполонили город. Ринулись к стене, расшвыривая людей. Прыгали с земли, с крыш, будто зеленый фейерверк. Вырывались из-под земли в убежищах и убивали сидящих внутри, проламывались сквозь пол в домах, вытаскивая спрятавшихся в шкафах и под кроватями обитателей. Проломили ворота, которые, несмотря на свою прочность, не были приспособлены для отражения атаки изнутри; все, что требовалось, чтобы открыть город вторжению, – вырвать засовы из колец, снять стопоры и толкнуть.

Стая, появившаяся у пруда, выполняла специфическую задачу. В течение всего дня их органы чувств ощущали топот ног большого количества людей, движущихся в одном направлении. Они слышали рев моторов и сигналы. Слышали слово «плотина», слышали слово «убежище». Слышали слово «каналы». Те, кто попытался проникнуть внутрь напрямую, оказались в тупике. Как и сказал Чейз, так попасть внутрь было невозможно. Другие, элитная штурмовая группа, двинулись на небольшое здание поблизости. Его охранял небольшой отряд солдат, которые погибли быстро и мучительно. Ворвавшись внутрь, щелкая челюстями, водя в воздухе когтями и вращая глазами, Зараженные огляделись. В помещении было много труб. Трубы, значит, вода. Вода, значит, плотина. Вниз уходила лестница.

Они оказались в коридоре с мокрыми каменными стенами. Другая лестница, еще глубже, потом еще. Много людей, рядом. Они приближались. Они шли на запах и тепло.

Дошли до металлической двери с кольцом. Первый Зараженный, альфа, открыл дверь и проскользнул внутрь. За ним последовали остальные.

Сильный человеческий запах. Ряд шкафов, скамья, стол с остатками брошенной еды. Сложное переплетение труб и механизмов, панель с шестью стальными штурвалами размером с люк канализационного колодца.

Да, сказал Зиро. Эти.

Альфа схватился за первый штурвал. «Впуск № 1», было написано на нем.

Шесть штурвалов. Шесть труб.

Восемь сотен криков умирающих.

Выставив перед собой пистолет, Сара подошла к кладовой и осторожно приоткрыла дверь ногой.

– Может, просто мышь, – прошептала Дженни.

Снова послышалось царапание. Оно исходило из-за стоящих у стены ящиков. Сара поставила лампу на пол и взяла пистолет двумя руками. Ящики стояли в четыре ряда в высоту. Один из нижних начал сдвигаться, толкая и те, что над ним.

– Сара…

Ящики упали. Сара отпрянула, и из-под земли выскочил Зараженный, крутанувшись в воздухе и уцепившись за потолок, будто таракан. Сара выстрелила, вслепую. Похоже, Зараженного это не волновало или он чувствовал, что Сара слишком ошеломлена, чтобы целиться. Затвор отъехал назад. Обойма кончилась. Сара развернулась, выталкивая Дженни за дверь, и побежала.

Алиша лежала у стены, неспособная двигаться, израненная, в одиночестве. С трудом дышала, часто и неглубоко, дергаясь от боли. Во рту кровь. В глазах плыло, она не могла сфокусировать взгляд. Времени она вообще не ощущала. Может, ее тридцать секунд назад подстрелили, может, час.

Над ней появилась темная тень. Солдат. О, только посмотри, что ты с собой сделала. Оставишь тебя на минуту, и вот. Его теплое дыхание коснулось ее лица. Он наклонился ниже, тычась в нее мордой и тихо дыша через ноздри.

Мой хороший. Она подняла к его голове окровавленную руку. Мой самый лучший, мой великолепный Солдат, как мне жаль.

– Сестра, что они с тобой сделали?

Эми стала на колени рядом с ней. Ее плечи содрогались от рыданий; она закрыла лицо руками.

– О нет, – простонала она. – О нет.

Прожектора погасли. Алиша слышали крики и выстрелы, но они будто удалялись от нее и стихали. Ее окутала спасительная темнота. Эми держала ее за руку. Похоже, что все предшествующее было путешествием, а теперь дорога привела ее сюда и окончилась. Ночь погружалась в тишину. Ей внезапно стало холодно. Она ускользала.

Погоди.

Ее глаза мгновенно открылись. Дул ветер, сильный, с песком, и звук, рокот, будто гром, но непрекращающийся. Гром продолжал катиться, становясь все громче, в воздухе закружились вихри. Земля под ними задрожала, Солдат встал на дыбы и заржал, молотя копытами в воздухе.

Алиша подняла голову и увидела их.

Питер, Апгар и Джок побежали по падающему помосту. Он падал частями, будто костяшки домино. Приказы Питера отступать к приюту, последней линии обороны, никто не слышал, вокруг царила паника. Проблема была не только в падающем помосте, вместе с которым с высоты в тридцать метров падали и солдаты. По всей его длине их атаковали Зараженные. Некоторых людей просто кидали, других начинали пожирать, они корчились и вопили, когда челюсти впивались в их плоть. Была и третья группа, которых кусали и оставляли. Как уже происходило в поселениях, вирус Фэннинга действовал с невиданной быстротой; очень скоро часть бывших защитников Кервилла уже атаковали своих товарищей.

В сотне метров от упавшей платформы командного поста Питер, Апгар и Джок оказались зажаты между падающим секция за секцией помостом и наступающими Зараженными. Лестницы поблизости не было.

– О, черт, – сказал Апгар. – Всегда это терпеть не мог.

Они перекинули веревки через стену. Джок тоже не слишком любил высоту, тот случай на крыше оставил в нем след на всю жизнь. Однако за последние двадцать четыре часа многое изменилось. Он всегда считал себя недотепой, щепкой, которую несет по течению. Но с рождением сына и вспышкой любви, порожденной этим, он вдруг обнаружил внутри себя твердость, которую раньше считал чем-то невозможным, нарастающее ощущение ценности жизни и своего места в ней. Он хотел, чтобы его вспоминали как человека, который поставил остальных выше себя и погиб, защищая их. Так новобранец, рядовой Джок Альвадо, смог отбросить свой ужас перед происходящим. И шагнул через ограждение, разворачиваясь спиной к разверзшейся под ним бездне. Питер и Апгар сделали то же самое.

И прыгнули.

Тридцать метров вниз, трение рук и ног о канат, чтобы затормозить падение, ничего более. Они упали на утоптанную землю. Питер и Апгар поднялись сразу, а вот Джок нет. Он то ли растянул, то ли сломал лодыжку. Питер поднял его на ноги и закинул его руку себе на плечи.

– Боже, тяжелый ты.

Они побежали.

Подвал стал смертельной ловушкой.

Когда Сара побежала к двери, позади нее раздался визг, пронзительный, будто металл режут. В помещении закричали. Она схватила маленькую девочку; схватила, не думая. Схватила бы еще кого-то, если бы могла, попыталась бы унести их всех.

Дженни первой добежала до двери. Все остальные бежали следом. И внезапно она поняла, что не может пошевелиться; в панике люди прижали ее к железной двери. Она кричала, чтобы они отошли, но ее вряд ли слышали. Дети визжали на самой высокой ноте, пронзительно.

Дверь распахнулась, и сотня человек попыталась разом протиснуться в нее. Слепой инстинкт, бежать, выжить любой ценой. Люди падали, детей затаптывали. Зараженные перескакивали со стены на стену, от жертвы к жертве. Их наслаждение было омерзительно. Один, держа ребенка в зубах, тряс его, будто собака тряпичную куклу. Сара протискивалась в дверь, когда женщина, на которой лица не было, выхватила ребенка из ее рук и толкнула ее вперед, на пол у лестницы. Мимо нее грохотали ноги. В хаосе мелькнуло знакомое лицо – Грейс с младенцем. Она прижалась к стене лестничной клетки. Наверху грохотали выстрелы. Сара схватила женщину за рукав и заставила посмотреть на себя. Держись за руку, держись меня.

Дженни и Ханна махали ей сверху. Сара вытащила Грейс, почти волоком, за собой. За дверями шел жестокий бой. Дети вопили, матери обнимали их, никто не знал, куда бежать. Пара человек выбежали наружу, в самую гущу. Зараженные ринулись вслед за ними, вверх по лестнице.

Раздался страшный грохот. Часть фасада здания рухнула внутрь. Полетели кирпичи, осколки стекла, щепки. Внутри вестибюля внезапно оказался армейский пятитонник. За его рулем сидел Холлис.

– Все в кузов!

Эми прикрыла Алишу своим телом. Ее армия гибла, она ощущала, как их души покидают ее, уходя в эфир. Ты не подвела меня, подумала она. Это я ошибалась. Иди с миром – наконец-то ты свободна.

Зараженные Фэннинга прорвались. Эми уткнулась лицом в шею Алиши, обнимая ее. Это случится быстро, быстрее вспышки света. Она подумала о Питере, а потом перестала думать.

Такое ощущение, будто они оказались внутри стаи птиц. Будто воздух вокруг них наполнился хлопаньем миллионов крыльев.

Стоя на крыше приюта, Калеб смотрел, как гибнет город.

Он слышал, как начал обваливаться помост. Ужасающий грохот. Смотрел на все происходящее со странным ощущением отстраненности. Будто он наблюдал за событиями, не имеющими к нему отношения, очень издалека. Хотя и понимал, что когда начнется стрельба, ощущение станет иным. Двадцать пять человек. Сколько они продержатся?

Выстрелы стали стихать, перестали мелькать вспышки, затихли отчаянные жалобные вопли. Город погружался в тишину, становясь призраком. Оглушительная тишина, а потом новый звук. Калеб прижал к глазам бинокль. От площади с ревом мотора несся пятитонник с брезентовым верхом, по бокам от него ехали два «Хамви». Сидящие за пулеметами бешено палили, другие стреляли через окна. Одновременно Калеб увидел другое движение справа от него. Мгновенно повернул бинокль. Непроницаемая темнота. Потом появились два силуэта. Люди несли на себе третьего.

Апгар.

Его отец.

Они окажутся на пути грузовика перед самым зданием. Калеб слетел вниз по лестнице, едва касаясь ступеней. Один из «Хамви» отвернул в сторону. В него вцепились Зараженные. Машина опрокинулась набок и покатилась, будто зверь, пытающийся стряхнуть с себя рой шершней. Пятитонник ехал слишком быстро, он врежется в здание. Но в последний момент водитель выкрутил руль влево и резко затормозил.

Холлис выскочил из кабины, из кузова выпрыгнула Сара. Все хватали детей и быстро опускали на землю. Калеб перескочил через мешки с песком и побежал к отцу и генералу.

– Бери его, – сказал ему отец.

Калеб закинул на плечо руку покалеченного. И начал постепенно осознавать ситуацию. Приют станет последним рубежом. В обеденном зале стояла Сестра Пег, у люка. В ее руках была винтовка. Настолько противоречивое зрелище, что сознание Калеба отказывалось воспринимать его.

– Быстрее! – заорала Сестра Пег.

Отец и Апгар приказали солдатам занять позиции у окон. Открылся люк, из него протянулись руки, и начали спускать вниз детей. Они текли вниз потоком, болезненно медленно, совершенно не в такт всему, что происходило вокруг. Люди толкались, вопили женщины, плакали дети. Калеб почувствовал запах бензина. Пустая канистра на боку на полу, другая – у дверей кладовой. Совершенно нелогично – точно так же, как винтовка в руках Сестры Пег. Люди швыряли в окна стулья, другие опрокидывали столы, делая из них укрытия. Смешалось все в этом мире. Калеб занял позицию у ближайшего окна, направил винтовку в темноту и начал стрелять.

Для Питера Джексона, последнего президента Техасской Республики, последние секунды ночи оказались совсем не такими, как он ожидал. Как только начал падать помост и он осознал суть ситуации, он четко вознамерился умереть. Это был единственный достойный выход, который он видел. Эми нет, его друзей нет, города нет, и винить в этом он мог лишь себя. Пережить гибель Кервилла будет для него немыслимым позором.

Последние гражданские спустились в подвал. Выдержит ли люк? Судя по событиям последних десяти минут, Питеру оставалось лишь предполагать, что нет. Фэннинг, похоже, предусмотрел все.

Но попытаться стоило. Как сказал Апгар, символы чего-то, да стоят. Зараженные собирались снаружи, они атакуют здание всей ордой. Продолжая стрелять через окно, Питер приказал солдатам отступать к убежищу; им некого защищать, кроме самих себя. В любом случае у многих уже патроны кончились. Последний выстрел, и рычаг затвора остался сзади. Питер бросил винтовку и вытащил пистолет.

– Мистер президент, пора уходить.

Позади него стоял Апгар.

– Я думал, ты меня теперь Питером зовешь.

– Я серьезно. Вы должны уходить в эту дыру, сейчас же.

Питер выстрелил. Может, попал, может, нет.

– Я никуда не пойду.

Питер так и не узнал, чем именно Апгар его ударил. Рукоятью пистолета? Ножкой сломанного стула? Удар по затылку, и его ноги подогнулись. Он осел на пол.

– Калеб, – услышал он голос Апгара. – Помоги мне унести отсюда твоего отца.

Его тело не слушалось его, мысли, будто скользкие льдинки, ускользали. Его тащили, потом подняли, потом снова опустили. Он почему-то чувствовал себя как ребенок, и это ощущение врезалось ему в память – невозможную, в которой он снова стал маленьким мальчиком, даже не мальчиком, а младенцем, которого передают из рук в руки. Увидел над собой лица. Распухшие и нечеткие, еле различимые. Его положили на деревянную платформу. Он смог сфокусировать взгляд на одном из лиц. Его сын. Но Калеб уже не был мальчиком, он был взрослым мужчиной. Они будто поменялись ролями. Калеб стал отцом, а он – сыном, по крайней мере, так ему казалось. Приятное превращение, по-своему, неизбежное, и Питер ощутил радость, что прожил достаточно, чтобы такое увидеть.

– Все в порядке, папа, – сказал Калеб. – Ты в безопасности.

А затем погас свет.

Апгар захлопнул люк и услышал, как внутри задвинули засовы.

– Ты мог уйти, – сказала Сестра Пег.

– Вы тоже.

Он встал и посмотрел на нее. Внезапно стало очень тихо.

– Бензин – хорошая мысль.

– Я тоже так подумала.

– Готовы?

Звуки наверху. Зараженные принялись рвать крышу. Апгар поднял с пола винтовку, отцепил магазин, проверил и вставил обратно. Сестра Пег достала из кармана туники спички. Зажгла одну и бросила на пол. Ручеек голубого пламени побежал по полу, затем разделился на несколько частей.

– Пойдем? – сказал Апгар.

Они быстро прошли по коридору. Клубился густой дым. Они остановились у двери.

– Знаешь, я все-таки останусь, – сказала Сестра Пег.

Он оглядел ее лицо.

– Я думаю, лучше так, – объяснила она. – Быть… с ними.

Конечно, именно так она и должна была поступить. В знак понимания Апгар взял ее под подбородок, наклонился и поцеловал в губы.

– Ну, – с трудом сказала она. Слезы стояли у нее в горле. Ее никогда не целовал взрослый мужчина. – Не ожидала.

– Надеюсь, вы не в обиде.

– Ты всегда был чудесным мальчиком.

– Рад такое слышать.

Она взяла его за руки.

– Благослови и храни тебя Бог, Гуннар.

– И вас, Сестра.

И он ушел.

Она вернулась в коридор. В обеденном зале языки пламени лизали стены, клубился плотный дым. Сестра Пег начала кашлять. И легла поверх люка. Ее время в физическом мире заканчивается. Она не боялась того, что впереди, не боялась любящих рук, которые примут ее дух. Огонь охватил все здание. Пламя взметнулось вверх, пожирая все. Дым проникал в ее легкие, и Сестра Пег увидела мысленным взором лица. Сотни, тысячи лиц. Лица ее детей. Когда-нибудь она встретится со всеми ними.

Стоящие вокруг здания Зараженные смотрели. Стояли, в бездействии, и свет огня отражался в их невыразительных лицах. Они были подавлены, огонь был той преградой, которую они не могли преодолеть. Но они ждали, и даже надеялись. Шли часы. Здание горело, горело и горело. Когда наступил рассвет, угли еще тлели. Клинок света сверкнул над пустым городом.