– Где мы? – Децимус с трудом разлепил глаза и первым делом схватился за колотую рану под плечом. Лицо скрючила болезненная гримаса.

– Мы в предгорьях. В сутках пути от Ледяного Пика. Как твое здоровье?

– Терпимо. – Маг хмуро озирался по сторонам. Они расположились в небольшом углублении в скале, защищающем от мелкого дождика, но недостаточно глубоком, чтобы прикрыть от ветродуя. Меланта, словно йог в позе лотоса, сидела спиной к нему на голых камнях, рассматривая ближайшие горы. Довольно широкая тропинка серпантином вела вверх, по кромке обрыва. Децимус вызвал в памяти карту и, несмотря на сумрак, по беглому осмотру окрестностей определил их местоположение. Действительно, они в сутках пути от Ледяного Пика, а это значит, что они преодолели более двадцати миль, часть из которых включала в себя крутые подъемы.

– Где Каин?

– Не знаю. Я предположила, что он негативно отреагирует на случившееся, поэтому поспешила покинуть поселение без него.

– Что произошло после… – Децимус с усилием зажмурил глаза. Воспоминания о содеянном нахлынули в разум. – После того как я… потерял сознание?..

– В ближайшем доме я нашла две шкуры для ночлега и собрала провизию. Часть пожитков упаковала в рюкзак, а что не уместилось, уложила на тебя сверху.

– Да это я вижу сам. Как я оказался здесь?

– Я принесла тебя.

– Э-э… Как?

– Вот так. – Меланта встала и показала. Так жених выносит невесту из храма бракосочетания.

– Ты тащила все это барахло и меня в придачу на своих руках всю дорогу?

– Да. Когда начало темнеть, я решила устроить привал. Также следовало осмотреть твою рану. Мне кажется, там все в порядке. Однако пришлось пройти еще пару миль, пока не попалось подходящее для человека место. Тебе нравится?

– Угу. – Неглубокая пещерка не спасала от дующего с гор холодного ветра, но на лучшее в аркейских горах надеяться не приходилось. Шкура лежала на очищенной от камней земле. – Костра не хватает.

– Рядом нет деревьев. Не ходила на разведку, ибо не могла оставить тебя одного в бессознательном состоянии. Я поищу, если нужно.

– Нет, спасибо.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Нет. Мы можем поговорить?

– Мы сейчас разговариваем. Разве нет?

– Нет. Подойди сюда. Пожалуйста.

Децимус приземлился на устроенное ему место ночлега и пригласил Меланту сесть рядом. Когда девушка выполнила просьбу, он открыл рот, но вопрос застрял в горле, и маг погрузился в мысли. Ситуация повторилась трижды, пока Меланта вновь не выразила обеспокоенность его здоровьем.

– Что произошло? Расскажи мне в подробностях, – решился он.

– Ты лежал на спине, пронзенный ледяной стрелой. Архонт оказался обездвижен своим собственным заклятием, но ненадолго. Я подбежала к тебе. Рана оказалось очень серьезной, судороги сотрясали тело, ты не понимал, что происходит, и был на грани. Я залила пузырек с мелоном тебе…

– Стоп! – Децимус вскочил, будто ошпарился. – Что ты сделала? Ты о чем думала? Весь пузырек?

– Я думала о тебе. Ты мог погибнуть.

Маг уже открыл рот, готовясь продолжить разнос, но прямолинейная честность Меланты смягчила его речь:

– Спасибо. Вот что случилось… Мелон. Это очень опасно. Маги применяют его внутрь лишь в маленьких дозах, когда надлежит поддерживать какое-то мощное потоковое заклинание: например, в течение долгого времени сохранять работающим портал. Иногда на инициации будущему волшебнику дают немного мелона для активации своих внутренних ресурсов, если это не происходит естественным путем. Видимо, это и случилось. Но…черт. А что было дальше?

– Я увидела, что тебе стало лучше, и бросилась на архонта. Но он оказался слишком силен, от холода у меня окоченели конечности, я не могла больше сопротивляться. Буря пронесла меня через всю улицу и ударила о стену дома. Когда я встала, ты уже был на ногах и перехватывал направленное на меня заклинание. Затем ты использовал магический выброс, поразивший архонта и стоявших за ним жителей.

– Какой еще выброс? Мой выброс – это обычная ударная волна! Без специализации – просто ударная волна; пиромант – волна раскаленного воздуха, гидромант – волна ледяного воздуха, целитель – воодушевляющий поток и так далее. Что там произошло? Нет такой магии в учебнике!

– Темный выброс, присущий некромантам. Ударная волна, наполненная темными фибрами души создателя. На сознание архонта обрушился поток твоих мыслей, воспоминаний и снов, носящих устрашающий характер. Его разум, привыкший к порядку, свету, спокойствию, оказался не готов к встрече с силой такого рода.

– Ты хочешь сказать?.. Что? Некро… кого? Это я некромант, что ли?.. – спросил Децимус слегка охрипшим голосом спустя пять минут пребывания в прострации. – Значит, мелон частично открыл способности, и оказалось, что я на самом деле – черный маг? И потому не мог выбрать путь, учась в университете?

– Очевидно, это твоя специализация. Однако тебе надлежит пройти инициацию, дабы овладеть соответствующими силами.

Маг протянул ладонь к редкой траве, пробивающейся сквозь каменистую почву. Ранее растения, почувствовав магическое возмущение, тянулись к источнику. Так он забавлялся, находясь в Арзамасе, будто общаясь с ними. Они отвечали на его вибрации, шевелили листочками, раскрывали лепестки, старались приблизиться к магии, словно ловили солнечные лучи после пасмурной недели. Сейчас же прутики травы отстранились от ладони мага, будто от нее веяло могильным холодом. Он вытянул руку и прикоснулся, и зелень постепенно начала увядать, желтеть, сохнуть.

Снова идет мелкий дождик. А может, это в моем сознании что-то плачет.

В пути бывают такие моменты. Подходишь к двери, к повороту – и осознаешь: за ними нечто такое, что навсегда изменит твою личность. Что будет приходить в кошмарах, что кардинально повлияет на твою дальнейшую жизнь. И ты понимаешь, что этот шаг придется сделать, у тебя уже нет выбора. Еще не оценив весь ужас тайны за дверью, уже предчувствуешь последующие события. После неизбежного люди, как могут, сбегают от воспоминаний. К бутылке, к друзьям – к кому угодно, лишь бы выбросить эти мысли из головы, хотя бы перед сном. Но это не мой путь. Я собираюсь жить полной жизнью, а значит, придется осмыслить и принять.

Виновен ли я в гибели тех людей? Разум тогда словно заволокла темная дымка. Чего хотелось в те секунды? Разрушений, убийств, чужих страданий. Все, что имело значение, – мой противник. Не просто победить его, а утопить в море боли. Удалось ли это? Разумеется. Я чувствовал его муки, словно имел с ним эмпатическую связь, с той лишь разницей, что мне это доставляло противоположные ощущения. Такая же ситуация и с попавшими под горячую руку жителями. Вспоминаю то чудесное состояние. Вопли чужих страданий ласкают слух, словно песни прекрасной феи… корчащиеся на земле тела радуют глаз, как небесные сияния севера или лазурные водопады юга… Эйфория, удовольствие. Словно еще одна капля наслаждения – и воспаришь над землей. Больше всего хотелось войти в это божественное состояние снова…

Ловлю себя на пугающей мысли. Только что я умертвил десяток людей. Обрек их на участь куда более жуткую, нежели простая смерть. Человек должен чувствовать вину за содеянное или искать себе оправдания. Рано или поздно совесть сгрызет его изнутри. Но я не таков. И к чему себя обманывать? Да, это ужасно, это чудовищно. Я монстр при взгляде со стороны. И есть в этом нечто благородное, что я могу сказать себе честно и откровенно. Я даже горд тем, что могу с открытым сердцем признать: на самом деле мне наплевать на этих людей.

Да, я хотел их спасти и поступил бы так снова, если бы встал выбор, но это лишь логическое побуждение. Глубоко в душе мне нет дела до их жизней.

Конечно, это звучит ужасающе и неправильно. С точки зрения морали каких-то чисто человеческих качеств. Но бежать от своей природы, отрицать свою истинную сущность – вот это и есть настоящее преступление. Врать другим, обманывать, плести интригу? Без проблем. Врать самому себе? На это я не способен. Наверное, я плохой человек. Ну что ж… это не новость. Сегодня я лишь узнал корневые причины.

Боль в раненом плече утихла. Но стоит лишь шевельнуться, и она вновь вернется. Я не боюсь ее, я ощущаю ее, как и раньше, но мое отношение к боли изменилось. Сознание словно уводит ее на второй план. Боль присутствует, но не влияет на ход мыслей. Как нечто обыденное, естественное для людей вроде меня.

Кто же я такой? Отправляясь в это путешествие, я интуитивно знал, что найду ответ на давно мучивший вопрос. Не будь это столь важным, едва ли я стал бы подвергать свою жизнь такому риску. Вставай, Децимус, получи в подарок нового себя. А кто же твои родители? Ответ кроется за теми заснеженными хребтами. И теперь ты понимаешь, что этот ответ может быть намного ужаснее самых худших твоих предположений.

Что я чувствую? А что я должен чувствовать? Отвращение, удивление, отрицание? Это истина. Я чувствую, что это правда. Потому я принимаю ее со спокойным сердцем, открытыми глазами и гордо поднятым подбородком. Я дошел до некой незримой черты, хотя никуда и не шел. Но черта не есть окончание. Я шагнул за нее, и теперь все немного по-другому. И все будет иначе. Даже если это не было правдой, я все равно хотел в нее верить. Зачем, для чего? Неужели нормальный человек способен хладнокровно воспринять такую новость? Встречал ли я человека, способного отреагировать на подобное осознание так же?

Нет. Лишь я оказался способен, и потому именно мне суждено было это услышать. Это мое. Меня затягивает в умиротворяющий водоворот. Сразу нашлись ответы на великое множество вопросов, разрешились многолетние загадки. Когда мастер заканчивает работу или ученик понимает секрет, кардинально меняющий его представление о ремесле, когда озарение посещает разум, открывая новые горизонты – возникает ощущение некой благости, спокойной и тихой радости; высокое, чистое чувство. Переход на новый этап развития. Применимо ли подобное к этой ситуации? Ведь со всем светлым и добрым в этом мире я отныне, видимо, по разные стороны баррикад.

Децимус более не сказал ни слова. Он закутался в шкуру и пребывал в беспрерывном самокопании и лишь к утру смог хотя бы несколько часов вздремнуть.

К полудню следующего дня они обогнули гору и вышли к основному горному хребту, на одной из вершин которого стояла цель их визита. Крутые подъемы и спуски изматывали, и волшебнику приходилось подпитывать магией ресурсы своего организма. Климат начал резко меняться, и чем выше они поднимались, тем холоднее становился воздух. Маг игнорировал все попытки Меланты возобновить контакт. К вечеру они уже с трудом взбирались по едва утрамбованному снегу, а ветер продувал насквозь. К счастью, тропа использовалась часто или совсем недавно, но большим отрядом, иначе толстый слой рыхлого снега мог бы сильно усложнить дорогу. Рой безумных вопросов отвлекал сознание, и дневной переход пролетел как мгновение.

Магу приходилось постоянно подогревать себя изнутри, чтобы избежать переохлаждения, а Меланта, словно дитя, ловила снежинки и вслушивалась в хруст снега под ногами.

– Знаешь… здесь все белое. Снег белый, небо белое. Так что ты, по сути, видишь своим зрением то, что есть на самом деле.

– Знаю. Я читала «Житие священников северных высот». Там развернуто описывалась местная природа, – непринужденно ответила Меланта, будто и не было десяти часов ее игнорирования спутником.

– Ух ты! Я тоже читал! Одно из моих любимых произведений! А откуда в твоем мире столько наших книг?

– В библиотеке моего повелителя есть книги из разных миров, на множестве языков. Помимо простейшей литературы, созданной с помощью пера и бумаги, есть фолианты памяти. Творения магического искусства, при открывании которых в сознании всплывают видения и написанное предстает в виде ожившей картины. В разных мирах существуют иные способы передачи знаний. Приходилось изучать ряд новых дисциплин, чтобы получать информацию о другом мире.

– Мэл… Пообещай мне, пожалуйста. Когда все это закончится… если меня не убьет юстициар и не задавит лавиной… пообещай, что мы осядем где-нибудь в тихом месте, и ты расскажешь мне все-все. А вообще, какие у тебя планы на потом?

– У меня нет планов на потом. У меня есть цель. После ее достижения я свободна.

– Как? А твой повелитель разве не даст тебе очередное задание?

– Возможно. Однако в этот раз он не требовал моего возвращения. Я хочу спросить. Вчера мы убили много людей. А что ты думаешь об убийстве и просто о смерти существа своего вида?

– Что я думаю об убийстве и смерти?.. – Децимус отметил, что Меланта обозначала ударением «мы», хотя, кроме него, в этом никто не виноват. Решил, что таким образом она старается снять часть ответственности с него и облегчить его душу.

– Весьма философский вопрос. Я отвечу рассуждением. Что вообще случается с человеком после смерти? Я не говорю как есть, ты наверняка знаешь об этом куда больше меня.

Возьмем за основу четыре теории: человек умирает навсегда и перестает существовать; душа человека уходит в другой мир; тело умирает, душа остается жить здесь – как, например, призрак; душа переселяется в другое тело.

Я не люблю философию, мне ближе точные науки. Есть целые тома, посвященные разбору этих вопросов, но там даже нет определения души! Спрашивается, а о чем вообще они тогда говорят? Если даже не понимают предмета дискуссии…

Так. Версия первая, что мы умрем во всех смыслах и не будет ничего. Версия ужасающая с любой точки зрения. Она кошмарна для единичного сознания, ибо вводит в апатию и тоску. Однако такой исход мне кажется маловероятным. Индейцы и прочие племена изгоев верят в духов и с радостью встречают смерть. А мы тут развились и продвинулись вверх – для того чтобы ее бояться? Как это незакономерно, неправильно. Вот звери, например, не думают о завтрашнем дне, и к смерти у них отношение другое. А люди думают об этом постоянно, и если страх смерти столь ощутим и реален, разве за столько поколений не нашлось решения? В человеческом разуме уже наверняка сформировался бы какой-то блок на подобные мысли. Кроме того, если бы люди в большинстве своем верили, что это является истиной, человеческое общество развалилось бы за несколько дней!

– Почему?

– Да потому что незачем! На человека влияют нормы морали, заповеди божеств, культурное влияние, кодексы и уставы, законы государств… Если нет угрозы свыше, если все добродетели ложны, то человек будет грести все под себя и общество загнется в один миг. Ведь оно словно единый организм, а без мыслей о последствиях любого поступка, без понимания хорошего и плохого тотальный эгоизм разрушит все изнутри за считаные дни. Хотя я и ценю истину как высшую, важнейшую инстанцию, но если бы смерть являлась абсолютной точкой, я бы сделал все возможное, чтобы скрыть это знание от масс.

– Кажется, я понимаю. Воздаяние в следующей жизни, божья кара, совесть являются мотивирующими аспектами для развития человека?

– Да, именно так. Эгоисты могут быть умными, сильными, богатыми. Но их польза обществу равна нулю, ибо все рано или поздно бьются лбом о вопрос: «А зачем?» И на мой взгляд, это самое страшное, что может случиться. Когда человек выходит на новый виток развития, должен принять фундаментальные решения… и не может ответить себе на этот вопрос. Тогда он меняет жизнь на существование, отринув путь развития, отдаваясь развлечениям и веселью, считая, что так и надо. Это тупик, без сомнения, ведь все отходит на второй план, и едва ли можно достучаться до сознания такого человека. Кстати, чем ближе человек к цивилизации, тем глубже прорастают такие убеждения. Иногда мне кажется, что корабль человечества плывет совершенно не в том направлении.

– А ты не боишься смерти?

– Боюсь, конечно. Но не так, как раньше. Одно время я почти каждую ночь засыпал с мыслями о неизбежности гибели. В груди болело и во рту отдавало горечью. В свои пятнадцать лет я пошел по кривой дорожке, как теперь понимаю, лишь затем, чтобы наполнить свою жизнь безумными событиями, способными отвлечь от пагубных мыслей. Когда пару раз оказываешься на краю гибели, страх смерти начинает ослабевать. Потом я познакомился с магией, и все изменилось.

Да, я не знаю истину, но она точно не в абсолютной смерти. А если даже и так, где-то есть эликсиры, алхимики могут заметно увеличить срок человеческой жизни. Йоги развивают внутреннюю энергию и способны выходить из тела, а значит, после смерти, вероятно, могут продолжить бестелесное существование. Можно перенести свое сознание в другой объект: тоже некая форма бессмертия. В крайнем случае можно себя заморозить до тех пор, пока этот секрет не будет раскрыт.

Видя проблему, я сразу начинаю искать решение, такой уж вот я человек. И если мне дарован этот страх смерти как вечного забвения, быть может, нужно использовать это как катализатор к действию? Лучше уж погибнуть в поисках, чем хныча в кроватке о великой несправедливости. Если кто-то вместо борьбы выбирает путь ничегонеделания, покорности судьбе – возможно, вечное забвение как раз то, чего он заслуживает? Зачем такому человеку вечная жизнь? На все есть причина. Хотя мне-то что – я ведь теперь некромант. А некроманты вообще умирают?

– Да. Но не естественным путем.

– А жить как? Паладины, юстициары, разные храмовники, последователи Люмоса и еще целый ряд орденов, которые пойдут на любые жертвы, лишь бы избавить мир от некроманта. Да я не слышал о такой магии со времен Слайта! Уже более двадцати четырех лет прошло! В час, когда до вышеупомянутых личностей докатится информация о природе моей сущности, моя жизнь превратится в кошки-мышки. Да она и так уже в нее превратилась! Инквизиция на хвосте, а они ведь выше всех. Щелкнут пальцами, и даже за границами империи появится мое лицо в объявлении о розыске. Однако во всем этом хаосе моего нынешнего бытия я не могу не проследить одну явную логическую цепочку.

– Какую?

Децимус замолчал, обновляя в памяти заранее подготовленную речь. Архипредатель – причина появления архонтов. Для помощи избрали именно Децимуса; Каин подозревал, что Мэл – нежить; теперь выясняется, что сам Децимус – некромант. Слишком много очевидных совпадений. Едва ли по лицу девушки можно будет угадать, верно ли его предположение… Но тем не менее он попросил ее остановиться. Однако, как уже не раз случалось, в самый важный момент разговора все пошло иначе.

Мэл оступилась и осела на одну ногу. На бровях выступил иней, голубоватый оттенок кожи уступил место белому фарфору, губы покрылись едва заметной ледяной корочкой. В сочетании с белыми волосами и слегка припрошенной снегом броней это будто растворяло ее в белоснежном окружении.

– Мм. Ты в порядке?

– Да. Что случилось? – Меланта видела беспокойство на лице мага, но не понимала его причину.

– Ты чувствуешь холод? Черт… Ты же ничего не чувствуешь, да? Вытяни руку.

Децимус прикоснулся к протянутой ладони и тут же отдернул руку. По ощущениям – будто кусок стали, пролежавший в снегу всю ночь.

– Сожми быстро.

– Двигательные функции незначительно нарушены, – заключила Мэл, наблюдая, как медленно сгибаются и разгибаются пальцы.

– Незначительно? Да у тебя уже конечности онемели! Уже вон ноги не держат!..

– Возможно, ты прав. Моя ошибка. Я переоценила способности своего тела. Следует найти укрытие и продолжить путь утром.

Но едва Меланта сделала несколько шагов, как вновь осела на колено.

– Так, все. Снимай рюкзак.

– Зачем?

– Снимай рюкзак, говорю! – раздраженно повысил голос Децимус. – Вот. И прижми его к себе; дай свою руку, вот и все.

Маг направил оставшуюся энергию на усиление своего организма, моля, чтобы рана не разболелась вновь. Затем поднял на руки девушку.

– Децимус. Что ты делаешь?

– Я сам задаю себе этот вопрос последнюю пару недель, – пробубнил Децимус.

– Так мы оба погибнем.

– Я уже давно не видел следы от стоянок, значит, вот-вот наткнемся. А встретить смерть рядом с такой дамой – не самая худшая участь! Ты мое бедовое туловище на себе полдня тащила и не развалилась же!

– Юмор? – уточнила Мэл после долгой заминки.

– Нет, – жестко отрезал Децимус, заканчивая диалог. Сил оставалось очень мало, и не стоило тратить их на болтовню. Маг сосредоточился, изгоняя лишние мысли, призывая затаенные магические ресурсы. Ноги словно приклеивались к липкому снегу, шаг давался все труднее, будто неведомая сила прижимала к земле. Сопротивление все нарастало, а подходящего места для привала не было видно. К тому же резко стемнело, и после очередного поворота снегопад начал хлестать в лицо, застилая глаза. Энергетические запасы мага истощались, и нагрузка постепенно переходила на мышцы. И без того уставшие от дневного перехода по крутым тропам ноги словно налились свинцом, и каждое движение сопровождалось болью. Мысль бросить все и отдохнуть непрерывно терроризировала разум; будто вода, подмывающая крутой берег, вновь и вновь она стремилась ослабить уверенность и волю Децимуса. Казалось, еще один шаг – и все, он рухнет обессиленный вместе с Мелантой… но он шел вперед. Теперь, когда магическая энергия практически полностью истощилась, он, наоборот, старался погрузиться в размышления, отвлечься на яркую мысль, дабы хоть как-то отрешиться от происходящего.

Децимус увидел вдалеке пещеру в тот момент, когда в глазах уже темнело от усилий, руки окаменели, от него валил пар и пот ручьем тек по спине. Казалось бы, увиденное должно было придать ему сил, но предел возможностей был пересечен еще пару сотен шагов назад. Он не думал о том, что пещера может быть занята; не представлял, что будет с ним завтра; не знал, как чувствует себя Мэл. Процесс борьбы с собственной слабостью столь затянул его, что он не осознавал близость смерти. Его мысли улетели далеко, в отвлеченные рассуждения, не имевшие отношения к происходящему. Перед глазами мелькали картинки из детства, яркие воспоминания.

Маг зашел внутрь и рухнул на колени, положив девушку на снег. На мгновение он поднял изможденное лицо, чтобы осмотреть пещеру, но глаза щипало от пота и усталости. Девушка приподнялась на колени. На снегу виднелись следы недавних посетителей пещеры. Децимус шатался, даже стоя на четвереньках. Меланта оттащила утварь в угол и разложила шкуры.

– Децимус, ты слышишь меня?

Маг едва заметно кивнул. Меланта попыталась встать, нога едва слушалась. Прихрамывая, она подняла Децимуса за подмышки и оттащила его к месту ночлега. Кое-как улегшись, он попытался снять с себя прилипшую одежду.

– Мэл… – едва слышно прохрипел маг.

– Что?

– Мне надо снять одежду.

Меланта не понимала зачем, но отдавала отчет, что сейчас не время блистать любознательностью. Маг вытянул руки, и она неуклюже помогла стянуть волчовку, а затем и рубаху.

– Штаны тоже.

Меланта без лишних слов сняла с него сапоги и принялась за штаны, а Децимус прикрыл влажные глаза ладонью и затрясся от беззвучного хохота. На этот раз девушка не удержалась спросить:

– Что смешного?

– Вчера ты носила меня на руках. Сегодня я тебя. В итоге ты стягиваешь с меня штаны. Ха-хха… фуфф… забавная ситуация: разве нет? – Мэл застыла как изваяние, давая понять, что не поняла юмора. – Отвернись, пожалуйста.

Меланта послушалась, а маг принялся, скрипя зубами, стягивать штаны самостоятельно, удивляясь, что в столь критической ситуации в нем остается место стеснительности. Оставшись нагишом, он вывернул слегка влажную от снега волчовку наизнанку и опоясался ею как набедренной повязкой.

– Я уже второй раз за время путешествия произношу эту фразу, но… Раздевайся!

– Зачем? – спокойно спросила Меланта.

– Затем, что тебе надо отогреться, если не хочешь к утру превратиться в мебель! А не затем, зачем всем обычно хочется. Сними только верх доспеха и ложись быстрее.

Меланта вновь подчинилась, хотя не понимала, как снятие одежды может способствовать согреванию тела. Под доспехом оказалась тонкая стеганка, а под ней – простейшая мужская крестьянская рубаха, явно маловатая для своей хозяйки, потому что находящиеся под ней холмики так туго натягивали ткань, что Децимус даже перестал выбивать зубами чечетку. Когда девушка изящным движением избавилась от сапог и кожаных шаровар, сердце мага заколотилось, разгоняя кровь и так стремительно нагревая тело, будто его положили на угли.

– Куда ты собралась? – Меланта уже почти устроилась на своем месте. – Ложись здесь. И без лишних вопросов, умоляю тебя. Только не сейчас. И возьми эту шкуру тоже.

Девушка, несмотря на противоречия, роящиеся в голове, легла рядом, так, чтобы между ними оставалось немного пространства.

– О святой Люмос, это уже невыносимо!.. О-о-о… у меня даже злиться нет сил. Повернись спиной. Вот. – Меланта легла боком, а Децимус бесцеремонно подтянул ее к себе и накрыл второй шкурой как одеялом. Грубо обхватил пальцами ее посиневшую ладонь, скорее не от раздражительности, а чтобы более спокойные, нежные, медленные движения не натолкнули его (и ее?) на поистине жаркие мысли. Придвинулся всем телом, чтобы ноги тоже соприкасались, и просунул одну руку ей под голову, наподобие подушки, для своего и ее удобства. В момент касания ледяной кожи Меланты лишь опустошенное состояние и тщательно скрываемая неловкость не позволили ему резко отстраниться. Скрипя зубами и сжав глаза так, что веки заболели, он дотерпел, пока холод их тел не начал ослабевать.

Децимус будто оказался в фантазиях своих снов, что так мучили его последнюю неделю, но, к счастью, именно благодаря холоду он мог прижиматься к девушке вплотную, не рискуя оказаться в неудобном положении.