Глава двадцатая

Этого времени мне едва хватало, чтобы бегом добежать до своих комнат, надеть платье, сколоть распушившиеся локоны в простенькую прическу и припудрить горевшие от волнения щеки. А я то и дело застывала в растерянности, не зная, смогу ли спокойно говорить с другом, чьи надежды когда-то нечаянно разбила, фатально обокрав и его и себя.

И как смотреть в глаза, которые мне столько лет снились? Теперь я еще сильнее ненавидела магические маски, гладкие полусферы серебристого цвета, столько времени прятавшие от меня сокрушительную правду.

Вновь спохватившись, поспешно оправила юбку простенького муслинового платья глубокого сиреневого цвета и, глянув на себя в зеркало, обреченно направилась в зеленую гостиную.

Она называлась так вовсе не из-за цвета стен, просто комната была угловой и имела широкий эркер. И во все окна рвалась буйная зелень росших у дома кустов сирени и калины, отчего в гостиной всегда властвовал зеленоватый сумрак.

– Светлого дня, – войдя, пожелала я, оглядывая диваны и стулья.

В этой гостиной стоял работающий на кристаллах клавесин, и моя мать любила сидеть тут в свободное время, слушая печальные мелодии старинных баллад.

– И тебе, – отозвался из эркера Ренд.

– Что-то случилось?

– Почему ты спросила? – насторожился он.

– Хорошие новости ты рассказываешь сразу, – пояснила, проходя в эркер, и решительно опустилась в кресло, даже не пытаясь гадать, чем он намерен меня огорчить.

Все равно ничего хуже ночных открытий уже не будет.

– Да? – С минуту принц размышлял, потом вздохнул: – А мы не можем поговорить в той беседке… где груша?

– Можем, – кротко согласилась я, надеясь на отсрочку, – до груши идти минут пять.

Но напарник поступил по-своему. Распахнул окно, наклонился, подхватил меня на руки и шагнул в темноту.

– По-моему, не промахнулся. А ты как думаешь? – оглядывал принц белый мрамор ступеней и стройные колонны.

– Откуда мне знать? У нас все беседки одинаковые, дед любил во всем порядок, – рассуждала я, устраиваясь в плетеном кресле и старательно скрывая смущение. – Но это все равно… только мороженое принесут не сразу, а когда нас найдут.

– Я могу нарвать груш, – предложил Ренд, но никуда не пошел, а сел напротив и заглянул мне в лицо: – Гина… я тебя никогда ни о чем не просил…

– Да, – уверенно подтвердила я. – Ты всегда мне приказываешь.

На миг его взгляд из хмурого стал ошеломленным, потом резко помрачнел.

– Это же в бою. А я говорю про обычную жизнь.

– А в обычной жизни ты со мной вообще никогда не разговаривал, – снова согласилась, искренне удивляясь собственному нахальству и вредному упрямству.

– Да, – еще сильнее помрачнел он, – так нужно было. Тогда я еще считал, что ее можно уговорить, переубедить, переупрямить, в конце концов! Сегодня ночью она сделала попытку сбежать, и это ей почти удалось… Как выяснилось, матушка носила на шее настоящие артефакты – два мага из ее охраны лежат в лазарете. Но хуже другое… У нее была почтовая шкатулка, и из нее отправлена чуть ли не сотня писем. Цитадель ищет, куда они ушли, но людей не хватает. Я хочу тебя попросить… откажись от отбора.

– А сам его отменить ты не можешь?

– Обязательно отменю. И претенденток разгоню. Но сначала уйди ты… по своей воле. Можешь устроить скандал, обвинить меня, устроителей, кого угодно… я со всем соглашусь.

– Так меня поэтому сегодня туда не забрали? – догадалась я.

– Нет. Просто после бала все еще спят, испытание начнется на закате.

– И какое?

– Сначала будет проверка, – нехотя выдавил принц. – Фрейлины заявили, что на балу некоторые невесты вели себя… не совсем достойно.

– А потом?

– Еще они устроили ночью состязание танцовщиц и выбрали победительницу. Теперь требуют, чтобы те, кто не танцевал, либо показали свое умение сегодня, либо ушли с отбора.

– Вот как. И кого, кроме меня, там не было?

– Троих. В их числе Аленсия. Она вернулась домой еще до полуночи.

– Значит, сегодня мне нужно там быть, – больше ни грана не сомневалась я. – А потом уйду. И даже уже знаю, кому устрою скандал. Но ты пока не рассказал, как дела у Эстена?

– Плохо. – Принц поджал губы, явно не желая ничего рассказывать, но я молча ждала, вдруг осознав, что больше не хочу быть просто напарницей.

Пусть у меня не будет любви, пусть строят козни все старые интриганки, но друзей я хочу иметь настоящих, без камней за пазухой и секретов, известных всем, кроме меня.

– Она с ним поговорила… очень жестко. Заявила, что ошибалась и вовсе его не любила. А обожает только меня и просит не мешать ее счастью.

– Он не выяснил – ее ничем не опоили?

– Все проверил, даже девушку на подлинность, – зло усмехнулся Ренд. – Думал, кто-то действует под ее личиной. Нет, это настоящая Сави, и зелий особых не пила, только успокаивающее. Мы забрали флакон, в цитадели проверят. И ее тоже – на воздействие ментала, хотя никто из них на такое не пойдет, с цитаделью договор подписывают.

– Значит, родственнички постарались… – задумалась я. – Или кто-то из фрейлин припугнул. Ведь кому-то из них наверняка пришло письмо. Ренд, а ты не знаешь, у вашей матери нигде не припрятаны деньги или драгоценности?

– Теперь знаю, – помолчав, неохотно произнес он. – Есть, и немало. Вернее, было до сегодняшнего дня. Мы с Гертом даже не ожидали. Впрочем, мы много о чем и подумать не могли. Ведь наедине с нами она совсем другая – добрая, нежная, веселая… и очень слабая. Едва на что-то обиделась – на глазах сразу слезинки, губы дрожат… мы в детстве всегда больше всего боялись ее огорчить. Я только в семь лет поднял бунт, и то после того, как увидел откровенные ухмылки юных лордов и услышал, как они меня дразнят.

– Мне рассказали, – тихо призналась я и вздохнула: – Недавно. Ренд, а что могут сделать ее друзья?

– Нет у нее друзей, – снова мрачнея, процедил он. – Только толпа прикормленных и подкупленных шакалов. Как только чувствуют, что попались, начинают лить грязь на всех и вся и сдавать бывших подельников. Гина… ты собиралась уйти на Харгедор? Это хорошее решение. Поживи там, пока мы их не выловим.

Мне хотелось напомнить командиру, что я тоже маг, воин и вполне могу кого-нибудь выловить. И даже очень хочу, потому что ненавижу именно этот тип людей – мелких, продажных и трусливых подхалимов.

Но тут на дорожке показалась торопливо идущая в нашу сторону горничная, и я смолкла, наблюдая, как изящно она управляется с большим подносом.

– Позволите? – кротко спросила девушка у меня, поднявшись по ступенькам в беседку, и премило улыбнулась принцу.

И все время, пока в ответ на мое позволение расставляла по столику посуду, резала торт и красиво раскладывала по тарелкам, – посылала Ренду чуть смущенные, но неотступные взоры.

Принц, полуотвернувшись, упорно рассматривал пруд и фонтаны, а мне очень ясно вспоминались приемы, на которых он сидел со своим бокалом, равнодушно поглядывая сквозь стекло на порхавших перед ним кокеток. В душе росла непонятная обида, смешанная с острым сожалением и горечью невозвратной потери, и постепенно врожденная ветреность новенькой служанки начала казаться не просто незначительным нарушением правил, а возмутительной наглостью.

– Приятного аппетита, – томно выдохнула горничная и, явно злясь на его равнодушие, послала Ренду последний, самый дерзкий взгляд.

А в следующий миг, тонко визжа от ужаса, уже летела над кустами, клумбами и дорожками к пруду, чтобы завершить свое путешествие в чаше дальнего фонтана.

– Гина?! – Напарник смотрел на меня так изумленно, словно никогда раньше не видел. – Это ты? За что?

А действительно, за что? Как объяснить принцу странную злость, вдруг ожегшую меня незнакомым огнем и заставившую на миг забыть о самообладании? Ведь учитель не раз твердил, что маг должен держать свои эмоции в кулаке и ни при каких обстоятельствах не позволять себе поддаваться чувствам. Исключения могли быть только для случаев, когда разум сам среагировал на заученную ситуацию.

– Меня же несколько лет тренировали, – буркнула словно нехотя, втайне радуясь найденной лазейке, – без раздумий и рассуждений мгновенно устранять всех, кто хоть чем-то показался опасным для напарников. А она вела себя слишком странно для горничной, вот и мелькнули какие-то подозрения. В такие моменты я действую неосознанно.

– Ну да, – пряча взгляд, кисло поморщился Ренд. – Этого они не учли.

– Кто «они»? – Вот теперь я чувствовала себя гончей, вставшей на след.

– Магистры цитадели. Эта горничная – одна из трех наблюдателей, – неохотно объяснил напарник.

– Зачем мне наблюдатели? Да не скрипи зубами, объясни нормально!

– Я не скриплю, – он почему-то не обиделся, а развеселился, – хотя объяснять мне никто не разрешал. Но так и быть: если что, скажу, что ты заставила меня силой. Когда начали выясняться некоторые планы нашей матушки, Стай собирался запереть тебя в цитадели. Однако потом согласился оставить здесь, если цитадель приставит к тебе постоянных наблюдателей.

«Вот оно что», – вновь задумалась я, краем глаза наблюдая за горничной. Магиня к этому моменту выбралась на берег, бытовым заклинанием высушила на себе одежду и, не оглядываясь на нас, удалилась, гордо задрав голову.

– Гина?

– Да?

– Ты обиделась? Но пойми, иначе нельзя было. Ведь подкупленный убийца мог появиться в любой момент, когда ты занята обычными делами или спишь. Разумеется, щиты ты ставишь мгновенно, но и они не дураки. И способны на любую гадость. А наблюдатели вооружены особыми амулетами и заняты только одним – следят за встречающимися с тобой подозрительными людьми.

– Ну, тогда я точно знаю, кто самая ненадежная личность из всех видевшихся со мной за эти дни, – не сдержавшись, съязвила я. – Это ты.

– Почему… – начал принц и смолк. А через минуту, досадливо усмехнувшись, вдруг признался: – Я таких навязчивых давно не замечаю. Хотя одно время самоуверенно считал, что абсолютно все юные леди готовы броситься мне в объятия, стоит заглянуть им в глаза. И однажды жизнь очень наглядно и сурово доказала, как сильно я ошибался. Девушка, которой я подарил первый в жизни цветок, на другой день меня даже не узнала, хотя я на целую минуту снимал «отвод глаз».

– Она была сильно испугана, чрезвычайно смущена и немного пьяна! – обиделась я на это обвинение. – И даже представить не могла, что у принцев может хватить наглости обманывать весь дворец, разгуливая под чужой личиной.

– Значит, уже знаешь, – глухо буркнул он и вдруг как-то отчаянно добавил: – Тогда должна понимать, почему я прошу тебя уйти с отбора. Если ты победишь, у меня не хватит сил выполнить условие.

Резко встал, остервенело дернул ворот рубахи и открыл портал.

Давно растаяла мимолетная тьма прохода, унесшего напарника, упрыгали по мраморным ступеням его драгоценные пуговки, а я все сидела в оцепенении, пытаясь понять, как мне жить дальше.

Но появившуюся на дорожках Альми заметила издали и чуть отрешенно следила, как она по обыкновению стремительно движется в мою сторону, придерживая рукой разлетающиеся оборки ярко-синей юбки.

Пока подруга была еще далеко, я торопливо тоненьким смерчиком смела раскатившиеся пуговицы и незаметно переправила их в карман. Но чем ближе она подходила, тем отчетливее понимала, что пока не готова ни с кем делиться своими переживаниями.

Мне хотелось хоть несколько дней пожить спокойно, обдумать наедине с собой все произошедшее и попытаться хладнокровно разобраться в себе. Зато новость об отборе я могла открыть ей безо всяких сомнений.

– Гинни, что у вас произошло? – не доходя трех шагов, встревоженно спросила Альмисса. – Горничная забрала вещи и ушла, ничего не объяснив.

– Это никакая не служанка, а наблюдатель из цитадели, – с облегчением фыркнула я. – Она с первого дня вызывала у меня раздражение недопустимой назойливостью и самоуверенностью. Постоянно пыталась исподтишка мной манипулировать, Манефа это тоже заметила. А сейчас и вовсе забыла свою роль, начала откровенно заигрывать с принцем.

– А он? – заинтересовалась Альми, и я вдруг сообразила, что уже почти раскрыла все тайны.

– Да он и не заметил… а вот у меня при малейшем подозрении на странное поведение людей мгновенно срабатывает первое правило защитника. Ты же знаешь, как Стай меня учил. Вот и отбросила шпионку в сторонку… а она обиделась.

– Ну, раз не умеет работать незаметно, – спокойно согласилась Альмисса, – то пусть еще подучится.

– Так ты знала!

– Только то, что тебя охраняют, – спокойно призналась она. – И я этому рада. Волноваться мне сейчас никак нельзя, сказывается на молоке.

– На каком молоке? – потрясенно уставилась я на подругу, рассмотрела смущенную усмешку и начала понимать, что речь вовсе не о тех бидонах и горшочках, которые каждое утро приносят на кухню приказчики молочника. – Извини… не могла и подумать.

– Да тебе пока это и не нужно! – засмеялась подруга и уставилась на меня с живым любопытством: – А зачем приходил Ренд, ты, разумеется, не скажешь?

– Почему, скажу, – порадовалась я принятому решению. – Он хочет, чтобы я ушла с отбора.

– Ты отказалась?

– Нет, согласилась. Это лицедейство забирает у меня все больше сил и времени. И все меньше мне нравится. Но сегодня идти придется, фрейлины затеяли проверку. А еще провели ночью под шумок испытание, и теперь мне нужно думать, что им станцевать, чтобы уйти самой, а не из-за проигрыша.

– Об этом я слышала, – снова кивнула Альми. – И Стай уже жалел, что Ренду не удалось убрать этих змеюк из судей его смотрин. Но знатные лорды и так насторожены внезапной коронацией Альгерта, не стоит злить их еще и грубым выселением из дворца бывших фрейлин. Ведь все они дочери, сестры и кузины влиятельных особ. Придется терпеть их еще месяц, до королевской свадьбы. Потом новая королева сама выберет себе свиту, и надеюсь, ни одной из помощниц Ютенсии не удастся туда попасть. Ну, идем в дом, попробуем все вместе выдумать тебе танец.