– Как вы себя чувствуете? – спросил я, занимая место напротив леди Эвелин.

Мы сидели в том же кабинете, где обнаружили ее тогда. Она еще была бледна и слаба, и, забравшись с ногами в старое дубовое кресло, слишком большое для нее одной, казалась поразительно хрупкой. Но для человека, несколько дней назад лишь чудом избежавшего смерти, держалась удивительно хорошо.

– Очень глупо, – призналась она.

Я спрашивал не о том, но не стал перебивать, позволяя ей выговориться.

– Я всегда считала, что неплохо разбираюсь в людях. Но, оказывается, совершенно их не понимаю, – беспомощно улыбнулась леди Эвелин. – Когда был траур по Ульриху, когда я была отрезана от мира, Мэриголд начала присылать мне письма. Она была единственной, кто остался со мной в это время. Кто пытался утешить, не зная, что утешать меня не в чем. Я стала считать ее своим другом…

Тем сложнее оказалось принять ее предательство. Я понимал это. Виктор мне все рассказал. Даже мне было трудно поверить в то, что совершила леди Хоторн, а ведь я как никто другой знал, что любовь часто толкает нас на самые уродливые из поступков.

– Не думаю, что проблема в вас. На самом деле никто из нас не понимает других людей. И не знает их по-настоящему.

– Возможно, – согласилась она со мной, переводя взгляд на стоявший на комоде букет. – Хотя вас, мне кажется, я знаю.

Оранжевые лепестки райских птиц распустились на нем ярким плюмажем. Почему его не убрали? Роз, присланных мистером Герге, я не заметил. Что побудило леди Эвелин оставить эти цветы?

– Скажите, доктор… – последовавший вопрос я менее всего ожидал услышать. – Что бы вы сделали, если бы кто-то узнал ваш секрет и угрожал его раскрыть?

Для меня ответ был очевиден.

– Убийство – не вариант, – каким-то образом прочитала леди Эвелин мои мысли и напряглась в ожидании.

– Тогда я перестал бы скрываться. Лишил бы противника рычага воздействия.

По задумчивости, скрывшей ее улыбку, я понял, что эта идея леди тоже не нравится. На мгновение я захотел спросить, какую тайну она хранит, предложить ей облегчить душу рассказом, но понял, что это сделало бы меня не лучшим человеком, чем тот, кто досаждал ей. Если бы она хотела мне рассказать, она бы сделала это.

– А если этот секрет не только ваш? И, раскрыв его, вы подвергнете опасности своих близких?

К счастью, мне никогда не доводилось оказываться в таком положении.

– Я бы уехал. Хотя бы на время, в надежде, что за мое отсутствие этот человек забудет обо мне.

– Я уже пыталась уехать, – печально усмехнулась леди Эвелин. – Помните, как мы познакомились? Но, похоже, мое место здесь. Хотя… Я слышала, Вейд очень красив в это время года.

– Так и есть.

Зеленые холмы, лазурно-синяя вода, в которой отражается такое же яркое небо, и молочно-белая полоса песчаного пляжа. Вейд был изумителен летом и не зря собирал в это время тысячи туристов со всей империи, но я боялся, что это послужит леди Эвелин слабым утешением.

– Кстати, – спохватился я, – Эйзенхарт просил вам передать.

– Детектив Эйзенхарт? – удивилась она, принимая завернутый в бумагу сверток.

Я сам удивился, когда Виктор заглянул ко мне утром на работу и спросил, не собираюсь ли я опять к Гринбергам. У меня не получилось спросить, что в посылке, – он удрал, впихнув мне сверток в руки, – поэтому теперь я с любопытством наблюдал за тем, как леди Эвелин ее разворачивала.

Под оберткой, перевязанной пестрой тесьмой, оказалась широкая колба с одним-единственным цветком тигровой лилии. Где только Виктор добыл ее в мае? Обычно сезон для этого сорта начинался в конце лета. Про себя я порадовался, что кузен все-таки вспомнил о правилах хорошего тона.

И, разумеется, леди Эвелин оказалась права, Эйзенхарт даже не подумал подписать подарок. Я собрался было обратить ее внимание на это обстоятельство, но слова застряли у меня в горле. Я никогда не видел у нее такой широкой улыбки. Да что там, я не был уверен, что видел у кого-либо выражение такой яркой, совершенной радости.

– Если бы я знал, что вы так любите лилии, обязательно принес бы их вам, – наконец сумел сказать я.

Леди Эвелин подняла на меня счастливые глаза:

– Не люблю. Но помню, что они означают.