Они встретились на Поле Черной воды, огромной площади у границы туманов, где могучие воды Кига’раску, Водопада слез, ударяли в широкую базальтовую Стену Мужества, прежде чем исчезнуть в неизведанных глубинах. Здесь не было никого, лишь Вийеки, его отряд Строителей и эскорт из Жертв. Когда они шли через город в сторону ворот горы, их не приветствовала орущая толпа, обычно собиравшаяся вдоль Блистающего прохода. Только военные открыто маршировали по улицам Наккиги, но это был совсем другой случай, впрочем, Вийеки и сам не знал, чем на самом деле является их отряд, а то, что они отправились в путь, стараясь не привлекать лишнего внимания, усугублял его неуверенность. Никогда прежде ему не доводилось возглавлять группу рабочих и инженеров с такой многочисленной охраной. Его людей было более сотни, однако их сопровождало вдвое больше Жертв. Где в северных землях Королевы Строителям требуется такая защита, даже с учетом присутствия Верховного магистра?

Происходящее было таким странным, таким необычным, а после его путешествия в глубины горы в голове Вийеки постоянно всплывали слова Омму Шепчущей: «Чтобы спасти свою любовь, ты будешь вынужден убить то, что любишь еще больше». Что это могло означать? Неужели ему придется убить Зои? Или единственную дочь Нежеру, чтобы спасти свой народ? Он даже подумать не мог о таком, его сразу начинало тошнить. Если бы кто-то другой сказал ему нечто подобное, Вийеки посчитал бы его слова чепухой, но Омму пришла с другой стороны жизни; и ему никак не удавалось убедить себя, что она ошибалась.

«Я глава своего клана и Верховный магистр великого Ордена, – сказал себе Вийеки. – И, если жизнь хикеда’я действительно находится в моих руках, я должен ожесточить свое сердце, чтобы свершить деяние, которое необходимо, чтобы спасти наш народ…»

– Прошу прощения, великий магистр, – сказал Риуго, командир его домашней стражи, которому никогда прежде не приходилось иметь дело с таким количеством солдат из Ордена Жертвы, и он с трудом скрывал смущение. – Простите мою прямоту, но когда нам сообщат о цели нашего путешествия? Я задаю вопрос вовсе не из пустого любопытства, но лишь для того, чтобы наилучшим образом исполнить свой долг и обеспечить безопасность вашей августейшей персоны.

– Ты узнаешь сразу после того, как это станет известно мне, – ответил ему Вийеки.

Он заметил, как сверкнули белки глаз переглянувшихся между собой стражников, которые испытывали тревогу из-за неопределенности. Хикеда’я любили порядок, но более всех его уважали Священники и Жертвы.

Риуго, казалось, преодолел свои сомнения.

– Благодарю вас, великий магистр, – сказал он с застывшим лицом, слегка придержал своего коня и стал постепенно отставать.

Вийеки не знал, куда они направляются или чем именно будут заниматься, потому что так хотела Королева, но из этого не следовало, что его удовлетворяло неведение. Никто не может занимать столь высокое положение и не думать о том, о чем приказано не думать. Конечно, он не мог поделиться подобными незаконными соображениями даже с другими магистрами. Положение одного из главных слуг Королевы означало очень одинокую жизнь.

«Быть может, одиночество – это способ, при помощи которого Сад старается сделать меня сильным ради Королевы. В конечном счете Мать Народа не имеет современников, и среди нас очень мало тех, кто помнит первые дни, проведенные в этих землях. Должно быть, ей намного труднее, чем любому из ее подданных, ведь свое одиночество она переносит ради нас!»

Солдаты у огромных ворот города стояли в почтительном молчании, когда отряд Вийеки прошел мимо них и покинул гору. Было странно думать, что прошло совсем немного времени с тех пор, как гора рухнула, запечатав внутри Наккигу, что и спасло их всех от мстительных смертных. Потребовалось много сезонов, чтобы Строители сумели откопать вход в город, но для долгоживущих хикеда’я они были всего лишь мгновением.

Однако Вийеки не любил думать о падении горы. Он все еще помнил тайны того времени – смертельно опасные тайны.

Они пересекли вытоптанную равнину, которая когда-то была Полем Знамен, и двинулись дальше по древнему Королевскому пути, через руины старого города, начинавшегося за воротами, мимо высохших каналов и упавших мостов, пока не добрались до берега Айсфлейма. Но вместо того чтобы перейти реку, они пошли на восток вдоль берега, в сторону разрушенных стен, которые когда-то защищали Наккигу-Какой-Она-Была. Несмотря на то что, пока Королева спала, многие части города отстроили заново, внешняя часть главным образом оставалась пустой, здесь обитали лишь животные да горстка беглых рабов, слишком бесполезных, чтобы их имело смысл возвращать на поля или в особняки хозяев.

Беглецы жили, как голуби, поглядывая с крыш на отряд Вийеки, перебегая с одного верхнего этажа на другой. Они думали, что остаются на свободе благодаря своей ловкости и уму, но Вийеки знал, что они просто не стоили времени и усилий королевских солдат, которые могли их легко поймать, предварительно окружив. Это напомнило ему о стихотворении из запрещенной книги Шан’и’асу:

Байо, командир Стражи Жертв, которые охраняли строителей Вийеки, придержал лошадь, пока с ним не поравнялся магистр. Рядом выпрямился в седле Риуго, но командир не выказал к нему никакого интереса, а вместо этого обратился непосредственно к Вийеки, хотя и с должным уважением:

– Прошу прощения, Верховный магистр, но мы приближаемся к внешним воротам.

Не заметить огромные руины внешних стен, возвышавшихся перед ними, было трудно, но Вийеки лишь кивнул:

– Я вижу, командир Байо.

Жертва прикоснулся к груди.

– Прошу простить мою грубость, магистр Вийеки, но мне приказали сообщить вам, что, как только мы выйдем из Наккиги-Какой-Она-Была и до тех пор, пока не доберемся до границ наших земель, где вы получите приказ Королевы, вам и вашим людям следует делать то, что скажу вам я. Ваша безопасность является моей главной заботой.

– Я тебя услышал и принял твои слова к сведению, командир.

Байо снова кивнул и сделал неловкий жест, демонстрирующий уважение.

– Благодарю вас, Верховный магистр. Скоро, я уверен, вам все станет понятно, и тогда вы сможете отдавать приказы в полном соответствии с вашим положением.

По другую сторону ворот, вместо открытой пустой земли, которую Вийеки ожидал увидеть, он с удивлением обнаружил поджидавший их большой отряд. Несколько неприятных мгновений он думал, что они попали в засаду северян, но вскоре понял, что это хикеда’я, вооруженные Жертвы, а также представители других Орденов. Неужели им предстоит еще одна церемония? Разве бесконечных ритуалов, клятв и молитв на Поле Черной воды недостаточно для одного дня?

Вийеки заметил, что в стороне от солдат стоят двое незнакомцев, а когда присмотрелся к ним, то почувствовал, как растет его тревога. Один был высоким и внушительным, в изукрашенных черных доспехах высокопоставленной Жертвы. Второй меньше ростом, явно из Дома Песни – надменная поза выдавала его не меньше, чем мантия с капюшоном. «Что за странная пара? – подумал Вийеки. – И почему они меня ждут?» Возможно, они принесли плохие вести, которые не застали его дома? Что-то случилось с его дочерью Нежеру или предательство Ахенаби привело к падению самого Вийеки? Но почему Лорд Песни так долго ждал? Вийеки остановил лошадь, демонстрируя терпение и скрывая свои чувства под маской своего высокого положения.

– Верховный магистр Вийеки, мы тебя ждали! – произнес тот, что был меньше и стройнее, едва заметно поклонившись. – Голос оказался женским. – Я приветствую тебя от имени своего господина, лорда Ахенаби. Я Согейу, Старшая певчая Ордена Песни. – Она указала на своего высокого спутника с острыми чертами лица. – Это Кикити, генерал Ордена Жертв. – Генерал слегка наклонил голову.

Вийеки знал Кикити, как и большая часть населения Наккиги, после того, как он решительно подавил восстание во время осады северянами горы. Кое-кто утверждал, что от рук воинов Кикити погибло не меньше хикеда’я, чем в сражении со смертными.

– И почему вы здесь? – спросил Вийеки.

– Чтобы сопровождать вас, – сказала Согейу, словно это было совершенно очевидно. Она сняла капюшон, открыв бритую, как у ученика, голову и лицо без маски, но Вийеки сразу понял по его чертам и тонкой коже, что Старшая певчая совсем не молода. – На самом деле у меня приказ для тебя от Матери Всего Сущего, который я передам, когда придет время.

– Приказ? – Вийеки не сумел сдержать удивления. – А я считал, что его передаст мне командир Байо.

Согейу изобразила некое подобие улыбки, характерное для представителей Ордена Песни – губы слегка раздвинулись, но глаза оставались жесткими и холодными, как черный камень.

– О нет, магистр. Твоя миссия слишком важна, чтобы доверить ее простому командиру. Наша всезнающая Королева и мой господин хотят быть уверены, что их чрезвычайно важные указания будут доведены непосредственно до тебя – и в правильный момент.

«Ты имела в виду, чтобы они находились в руках и под постоянным контролем Ордена Песни», – подумал Вийеки, в котором смешались глубокое недоумение от происходящего и гнев из-за ловких манипуляций.

– Следует ли из ваших слов, что вы оба будете сопровождать меня до границы наших земель?

– Да, и за их пределы, Верховный магистр. – И вновь ее губы слегка изогнулись, но Вийеки знал, что Старшая певчая так выразительна совсем не случайно.

Он уловил послание.

«Что она имела в виду, когда сказала «за их пределами?» Куда мы направляемся?»

Дополнительный отряд Певцов и Жертв занял место в конце процессии. Когда люди Вийеки промаршировали мимо последних разрушенных стен и оказались в дикой местности, окружавшей покинутый город, магистр попытался вновь обрести спокойствие.

«Я не понимаю, что здесь происходит, – подумал он, – но ради тебя, Великая Мать, я пойду куда угодно и сделаю все, что потребуется. И пусть память о Саде защитит тебя и наш народ».

«Он ушел, – снова и снова проносилось в голове Зои. – Он ушел, и я осталась одна в доме, полном врагов».

Ей стало стыдно из-за собственной слабости, она знала, что Вийеки испытал бы отвращение, узнай он о ее чувствах, но именно в этом и состояла проблема: несмотря на мудрость, тот, кого она так любила, не понимал людей в собственном доме так, как понимала их она. Да и как он мог? Магистр Вийеки был аристократом из древней семьи, к тому же мужчиной. Он не замечал безмолвной вражды, которую рабы испытывали даже к самым добрым хозяевам, и не мог понять смертоносной ненависти отвергнутой жены.

И все же, несмотря на все тревоги, Зои удивилась, когда менее чем через час после отъезда Верховного магистра раздался стук в дверь ее спальни. Она осторожно открыла и с облегчением увидела одну из служанок. Зои не успела и рта раскрыть, как та заговорила, без всяких эмоций, как мяукающая кошка.

– Моя госпожа спрашивает, намерены ли вы присоединиться к ней во время вечерней трапезы теперь, когда господин уехал.

Значит, сука Кимабу решила начать военные действия еще до того, как Вийеки добрался до границы Наккиги-Какой-Она-Была. Приглашение вывело Зои из равновесия, и она ругала себя за то, что оказалась к этому не готова. Она рассчитывала на отсрочку хотя бы в один день, прежде чем жена Вийеки всерьез начнет кампанию против нее, но поняла, что ошиблась.

Проще всего, конечно же, было отказаться, сказать, что она не очень хорошо себя чувствует. Именно такого ответа леди Кимабу от нее ждала. На самом деле жена Вийеки использовала бы именно такой предлог, чтобы предоставить Зои собственной судьбе, а потом позаботиться о том, чтобы здоровье смертной женщины резко изменилось к худшему. Здравый смысл подсказывал, что ей не следовало появляться рядом с покоями Кимабу.

– Передай госпоже мою благодарность, я приду в назначенный час.

Служанка никак не выказала удивления, если не считать едва заметных колебаний, прежде чем она поклонилась и ушла, но Зои поняла, что сумела совершить неожиданный маневр. Теперь ей оставалось надеяться, что ей удалось заинтриговать Кимабу и убедить ее на время приостановить военные действия, или обед только пробный гамбит, начало игры в кошки-мышки, которая развлечет хозяйку дома в первые дни отсутствия Вийеки.

Однако Зои понимала, что для нее игра будет очень опасной. На самом деле она не была совсем уж беззащитной: у нее имелся яд-камень, охраняющий от отравления, она принесла его с собой из тех времен, когда много лет назад жила в доме валады Росквы – во всяком случае, с тех пор прошло много лет для Зои. Но яд – это лишь один из множества способов, с помощью которых Кимабу могла избавиться от соперницы.

«Все эти века норны жили внутри темной горы, – подумала Зои. – Как люди могут существовать в таких условиях – они прячутся от солнечного света и пьют его маленькими глоточками, словно опасный алкоголь?»

Но Зои понимала, что тосковать по солнцу не имело ни малейшего смысла. Гора должна была стать для нее последней твердыней, если она рассчитывает уцелеть. И всего через несколько часов ей предстояла очень опасная схватка.

Зои принялась доставать одежду из кедрового шкафа. Одеваться для встречи с соперницей – всегда трудный выбор, а то, что соперница хочет ее смерти, только все усложняло.

Выбирая между двумя платьями, Зои размышляла, можно ли взять с собой яд-камень. Если да, то ей потребуется место, чтобы его спрятать, например широкий рукав или что-то похожее, куда легко дотянуться, когда возникнет подходящий момент, а потом так же быстро снова спрятать. Она вытащила камень из шкатулки с секретом, где хранила те немногие вещи, что остались у нее от прошлой жизни, и поднесла к мерцающему свету лампы, чтобы разглядеть крошечные отверстия, изящные, как пердруинские кружева. Зои была уверена, что камень ее спас как минимум однажды, когда она только здесь появилась, и чувствовала бы себя намного увереннее, если бы он находился у нее под рукой.

Но, если ее с ним поймают, это будет воспринято как смертельное оскорбление – тогда Кимабу не потребуется уничтожать ее тайно, она просто заявит, что Зои носит камень с собой из-за того, что сама отравила пищу. По меньшей мере Кимабу отправит Зои в рабские бараки, где она будет лишена защиты Вийеки и станет доступной для любого мужчины хикеда’я, который захочет ею воспользоваться. Она не сомневалась, что леди Кимабу будет счастлива направить парочку поклонников к Зои, которые вполне могут жестоко обойтись с хрупкой смертной женщиной – и не исключено, что она не переживет встречи с кем-то из них.

Зои неохотно убрала яд-камень обратно в маленькую шкатулку и спрятала ее за панелью шкафа. Если ей предстоит обедать за столом Кимабу, она обойдется без защиты. Она поставит все на один бросок костей. Других шансов на выживание у нее просто нет. Хозяйка дома, а в особенности такая высокорожденная, как леди Кимабу, имеющая серьезные связи, обладает всей полнотой власти.

А у Зои, как обычно, будет лишь ее ум.

«Какая неравная схватка, – подумала она. – Но разве сама жизнь чем-то отличается? Это игра, в которой нет победителей. Даже хикеда’я рано или поздно должны умереть».

Конечно, за исключением Королевы, напомнила себе Зои. В любой стране, в любые времена Королева норнов оставалась исключением из правил.

– Я приветствую тебя именем Королевы и Сада.

Леди Кимабу не поднялась с низкого дивана, на котором сидела. Ее любимец горностай высунул голову из широкого рукава платья, оценивающе посмотрел на Зои и снова исчез.

– Как и я вас, великая леди, – ответила Зои. – И благодарю за приглашение к вашему столу. Я не достойна такой чести. – Она ждала, когда ей предложат сесть, хотя в комнате стояло только два диванчика и не вызывало сомнений, где именно будет ее место.

Однако Кимабу явно не спешила с приглашением.

– Нет нужды в фальшивой скромности, дорогая сестра Зои. Всем известно, какую огромную услугу ты оказала дому нашего господина. Но я вижу, что ты оделась со скромностью, показывающей твое смирение.

Зои поклонилась. Конечно, она надела свое лучшее платье из струящегося, слегка мерцающего шелка, украшенного крошечными жемчужинами. Своими словами Кимабу пыталась ее задеть, напоминая о положении, которое она занимала в доме. Платье действительно было не слишком эффектным, но ни одна вторая жена, тем более смертная, не совершила бы ошибку, одевшись лучше хозяйки дома. На этот ужин Кимабу выбрала красивое, волнистое бледно-зеленое платье с золотистыми тонами, просвечивавшими из-под внешней ткани, изысканно украшенное темно-зелеными плетеными нитями. Чтобы надеть такое, требовалась помощь нескольких служанок и очень много времени. Великолепные завитки темных волос Кимабу и безупречное лицо также говорили об усилиях многих умелых рук.

– Проходи и садись, Зои, – сказала она. – Нам не нужны формальности. Интимные стороны жизни, которые мы разделяем, делают нас семьей! – Кимабу развела длинные пальцы в стороны под подбородком – древний жест, который назывался «веер» и указывал на удовольствие от проявленной отваги.

Пока Зои усаживалась на предложенное ей место, стараясь двигаться как можно грациознее, ни одна из полудюжины служанок не подошла к ней, чтобы помочь. Горностай снова высунулся из рукава Кимабу. Его глаза напоминали два черных камушка, вставленных в белый мех мордочки. Зверек скользнул по телу хозяйки и исчез в другом рукаве. Его краткое появление навело Зои на новую идею.

– Вы очень добры, миледи, – сказала она вслух. – Для меня честь присоединиться к вам за трапезой. Я всегда думала, что это самая красивая комната в вашем прекрасном доме.

И в самом деле, столовая поражала своим великолепием, высота потолка в несколько раз превышала ширину, что не было редкостью у хикеда’я, для которых доступ к световым колодцам на северном и южном склонах До’Наккиги – горы, которую Зои когда-то называла Стормспейк, – являлся символом успеха. Никогда в детстве ей не могло прийти в голову, что она будет жить в таком ужасающем, пользующемся дурной славой месте.

Каменные стены столовой смягчали длинные полотнища, украшенные – как со временем поняла Зои – неким видом поэзии, отрывками из древних легенд о Саде и хвалой Королеве, написанными в манере, которую народ Вийеки находил приятной для глаза. В комнате стояло всего несколько предметов мебели, сделанных из полированного черного и серого камня, – еще один обычай хикеда’я, остерегавшихся использовать яркие цвета в своих домах, хотя это не касалось одежды – зеленое платье ее врага, надетое во время прогулки за пределами дома, было бы сочтено дерзким поступком.

Не вызывало ни малейших сомнений, что Кимабу очень красива. Зои выросла среди людей, считавших норнов демонами и чудовищами, но, если бы они увидели идеальные черты лица Кимабу, длинный величественный нос, великолепные высокие скулы и большие черные глаза, им пришлось бы признать, что она прелестный демон.

– Ты пристально на меня смотришь, – сказала Кимабу и снова сделала знак веера, с небольшим поворотом в конце, что означало некоторое нетерпение. – Неужели мы так давно с тобой не виделись, дорогая сестра, что ты забыла, как я выгляжу? Я знаю, что для вашего народа время проходит намного быстрее. – Блеск в глазах и смысл сказанного не вызывали никаких сомнений. – Прошу меня простить, если проявила забывчивость.

– Нет, леди. Я, как и всегда, потрясена, увидев, что вы намного красивее в жизни, чем в моих воспоминаниях.

Кимабу приложила один палец к щеке – жест, который Зои не сразу смогла понять.

– Ты мне льстишь, дорогая. Ты и сама наделена очарованием, о чем тебе хорошо известно.

«Иными словами: ты настолько нравишься моему мужу, что он готов делить с тобой постель. И если бы ты не родила ребенка, то давно вернулась бы в рабские бараки или твоя судьба была бы и того хуже».

Зои развела руки в стороны – она хорошо знала, что это лишь неловкое подражание жесту хикеда’я, но его смысл был очевиден: как можно предвидеть то, что сделают мужчины?

– Я вам благодарна, – только и сказала она.

Кимабу сделала едва заметный жест. Один из слуг, стоявших у стены, так быстро оказался рядом со своей госпожой, словно растворился в воздухе и тут же возник снова, уже в другом месте.

– Ты можешь начать прислуживать, – сказала Кимабу.

Горностай снова высунулся из рукава и принялся рассматривать Зои, подергивая усиками. Зои никогда не нравился любимец Кимабу. У него были слишком яркие глаза, слишком… назойливые. Ей казалось, что ее изучает неприятный ребенок. Но сейчас, когда он выскочил из рукава Кимабу и обежал вокруг низкого диванчика, она обрадовалась его присутствию.

Слуги принесли блюда на стол, жареные ледниковые свиристели и горький хлеб пуджу, приготовленный из ячменя, выращенного в холодных долинах под восточным склоном Стормспейка, его пекли в пепле, и он становился хрустящим и твердым, как дерево. Хикеда’я очень его любили, но Зои так к нему и не привыкла. Она лишь ощущала вкус пепла.

Зои хвалила качество и сервировку блюд и одновременно взяла кусочек пуджу в руку, разломила его, затем сделала вид, что отправляет в рот, а сама скатала твердый шарик, который незаметно бросила на пол и едва заметным движением ноги отправила в сторону диванчика Кимабу.

– А птицы выглядят особенно восхитительно, – вслух сказала Зои, изо всех сил стараясь, чтобы никто не заметил, что она смотрит на пол. В соответствии с обычаем свиристелей подавали целиком, перья сжигали, но лапки и головы оставались, клювы превращались в черные шипы, глаза напоминали сгоревшие смородины.

Горностай заметил кусочек хлеба и теперь балансировал на краю диванчика, слегка подергивая носом. Он посмотрел на нее, мерзко сверкнув глазами, словно знал, что она задумала, но через мгновение после того, как Зои сделала вид, что съела еще кусочек, спрыгнул на пол, подхватил брошенный шарик пуджу и тут же запрыгнул обратно на диванчик.

– Как ты знаешь, нашему благородному лорду, Верховному магистру Вийеки, Мать всего сущего оказала честь, – сказала Кимабу. – Наша благословенная Королева поставила под его команду вооруженных солдат, чтобы они следили и охраняли его рабочих и инженеров.

– Это замечательно, что Королева признает достоинства моего господина, – покорно сказала Зои. Судя по все еще дергавшемуся носу и злобным маленьким глазкам-бусинкам, горностай не пострадал от кусочка пуджу. На этот раз Зои откусила по-настоящему, постаравшись скрыть отвращение от резкого вкуса. – Вы знаете, куда он направляется?

– Клянусь Садом, нет! – Кимабу сделала еще один грациозный жест, означавший, что не в ее власти знать решения мудрых. – Он выполняет поручение Королевы и поклялся хранить тайну. Очевидно, важное поручение, так что нам следует с достоинством пережить его отсутствие. – Она развела руки, сделав двойной веер. Кимабу меняла тему разговора. – Но тебе приходится грустить еще из-за отсутствия дочери, хотя оно одаривает высокой честью наш дом. Представь – несмотря на ее… недостатки, она стала Когтем Королевы!

– Ей очень повезло, что ее выбрали, впрочем, Королева никогда не ошибается.

– Никогда. А Нежеру так молода!

Зои бросила пару кусочков жареной свиристели в охотничье поле горностая, сосредоточившись на поглощении пуджу и стараясь незаметно проследить за маленьким зверьком, который приблизился к угощению, понюхал его и быстро проглотил. Через несколько мгновений, убедившись, что с горностаем ничего не случилось, Зои принялась за птицу, которую до этого момента лишь возила по тарелке.

– Вы были очень добры к Нежеру, леди Кимабу. Вы обращались с ней так же заботливо, как если бы она была вашей дочерью.

Жуткое преувеличение – Кимабу держалась с ребенком мужа от другой женщины исключительно корректно и холодно, – но каждая из собеседниц не обращала особого внимания на слова другой.

– Разве я могла вести себя иначе? Нежеру – дочь моего мужа. Разве ты не одарила нас – весь наш дом – ее рождением? – Обычное выражение лица Кимабу едва ли сильно отличалось от выражения с трудом сдерживаемой ярости, впрочем, это было верно практически для всех хикеда’я. – Но ты наверняка беспокоишься за нее, ведь она так далеко от нас.

– Да, конечно, но я верю в мудрость Королевы. – Под внимательным взглядом Зои горностай свернулся возле плеча Кимабу, как будто прислушивался к их разговору. Зверек выглядел вполне довольным и живым, поэтому Зои принялась за свою птицу двузубой вилкой, которую хикеда’я использовали, чтобы есть мясо, отламывая маленькие кусочки. – Мой господин Вийеки однажды сказал, что одной из причин ее быстрого продвижения стала поддержка вашей семьи, миледи. Это очень щедро с вашей стороны.

Кимабу сделала странный жест, вода на плоском камне, обычно означавший, что с течением времени все тайное становится явным. Казалось, жена магистра сама заметила свой жест только после того, как его начала, поэтому быстро изменила его на более приземленный, означавший тщательно отмеренное количество предписанной социальной благодарности.

– То, что помогает моему мужу, помогает мне и всей моей семье. И не то чтобы мои родственники не признаны или недооценены. Королева добра и регулярно обращает на них внимание.

– Ваш дядя занимает высокое положение в Ордене, так мне сказали, хотя я никогда не знала всех деталей. – Зои всегда считала, что семья Кимабу принадлежит к Ордену Жертвы, раз уж именно в него взяли Нежеру и возложили на нее огромную ответственность. На сей раз разговор свернул в нужном направлении, и она решила, что сможет удовлетворить свое любопытство. – Могу я спросить, в каком именно?

Глаза Кимабу заблестели от злобной радости, когда она посмотрела на Зои, хотя ее лицо оставалось непроницаемым.

– Конечно, ты можешь спросить, моя дорогая маленькая сестра. Сейчас мы делим с тобой так много. Мой дядя Иниякки – один из старших священников Ахенаби, лорда Ордена Песни.

Холодок пробежал по спине Зои. Певец? Но почему она об этом не знала? Почему Вийеки никогда ей не говорил?

Пока Зои сидела, временно лишившись дара речи, горностай внезапно спустился с плеча Кимабу по рукаву платья и соскочил на бледную кожу дивана рядом с ней. Через мгновение он издал странный звук, и его вырвало небольшой порцией хрящей и бледной жидкости.

Зои могла лишь завороженно смотреть на зверька, мясо у нее во рту вдруг стало деревянным, а язык сухим, точно пыль.

– О, похоже, мой маленький компаньон сегодня переел жирной пищи, – сказала Кимабу, и улыбка прозвучала в ее голосе, так и не появившись на лице. – Неужели ты воровал с наших тарелок, маленький злодей? Неужели попробовал чужой ужин? – Она повернула свое застывшее лицо к Зои. – Он ужасен, ты же знаешь, и способен есть все подряд без всякой осторожности – он просто отравится, если я не буду за ним приглядывать! О, что с тобой, Зои? Что-то ты сильно побледнела для человека с твоим цветом лица. Пожалуйста, не беспокойся о нем. Скоро все будет в порядке. Сейчас слуга все уберет, если у тебя пропал аппетит.

– На самом деле, я чувствую себя не очень хорошо, – сказала Зои. – Видимо, как и для вашего любимца, еда оказалась для меня слишком жирной.

– Талисман, – сказала Кимабу.

– Что?

– Мы так называем животных, которые растут рядом с нами. Они больше, чем обычные любимцы. – И, словно для того, чтобы доказать, что это правда, горностай поднял голову от лужи рвоты и посмотрел прямо в глаза Зои.

Она могла бы поклясться, что происходящее его забавляло.

Зои встала, чувствуя, как у нее дрожат ноги. Сука Кимабу играла с ней с самого начала – должно быть, она все видела. «Какой дурой, какой неудачницей я выгляжу в глазах этого красивого бессердечного существа, – подумала Зои, – дешевой потертой копией, которую мастер выбросил, так и не доделав до конца».

– Прошу меня простить, леди Кимабу. Вы были так добры, и разговор с вами оказался весьма поучительным.

– Но тебе не так уж и плохо, разве нет? Как печально! – Она сделала руками жест скорбного сочувствия, но нарочито преувеличенно, чтобы показать его неискренность, Зои была в этом уверена. – А мы только начали беседовать!

– Я приношу свои извинения. Наверное, мне лучше прилечь.

– Ну конечно. Мы продолжим наш ужин завтра вечером, если ты будешь лучше себя чувствовать. Теперь, когда мой муж отсутствует, у меня появилась возможность лучше тебя узнать. И я никому не позволю мне помешать.

Зои, пятясь, вышла из столовой и на дрожащих ногах поспешила в собственную комнату, а сердце так отчаянно билось у нее в груди, что ей казалось, будто все за закрытыми дверями тихого коридора слышат его стук.

«Она меня убьет. Но сначала поиграет, потому что это доставляет ей удовольствие. – Зои едва могла дышать, пока возилась с замком своей двери. – Я не могу оставаться здесь, но для меня нет безопасного места в этой ужасной стране, и покинуть ее я не могу».

Она закрыла за собой дверь, заперла ее на ключ и задвижку, заставила себя вытошнить в ночной горшок те немногие кусочки, которые съела у Кимабу, а потом упала на кровать, задыхаясь от отчаяния.