62
16.07.2016
Дорогой Энди,
я уже в третий раз осмеливаюсь писать вам. Надеюсь, вы не сочтете меня сумасшедшей. Не так легко подобрать слова, когда приходится излагать на бумаге то, что чувствуешь, то, что хранишь в глубине своей души, и не всегда удается выразить словами то, что хотелось бы сказать.
Я понимаю, как вы страдаете, я кое-что разузнала о неприветливом мире, в который вас заключили. Эти ужасающие камеры, эти мрачные коридоры, эти строгие правила, которым вас заставляют подчиняться. Все это бесчеловечно. Знайте, что я всегда мысленно рядом, чтобы поддержать вас, быть с вами, и надеюсь, мои ободряющие слова помогут вам хотя бы в воображении выбраться из вашего узилища, помечтать, подумать обо мне – почему бы и нет? – обо мне, которая ждет вас и будет ждать всегда. Я вижу перед собой почти сказочную картину.
Тени еще лежат отдельными пятнами, образуя легкие извивы на поверхности едва разбуженного лесного озера. Заросли акаций, кроны огромных платанов, арки нависших облаков – все озарено золотыми лучами единственного светила; егозит непоседа-белка, енот роет нору, ангелом реет аист.
Простите меня, похоже, мое перо улетает, словно птица, и… я пишу неизвестно что. Вы, должно быть, уже заметили это в моих предыдущих письмах. Со мной такое часто случалось еще в школе, меня считали легкомысленной, невнимательной, мечтательницей. Разве так уж плохо быть мечтательницей, иметь слишком богатое воображение? Короче говоря, я с вами, Энди, я, мое сердце и все остальное. Решетка вашего узилища не должна помешать вам улететь, подобно птице, и увидеть немного солнечного света.
Я знаю, что вам нравится оригинальность, внезапность, но особенно цифры, – так говорят в прессе, которая жестоко чернит вас. Поэтому, как в прошлый раз и как в следующий, вот описание меня в цифрах. Надеюсь, я вас еще не утомила.
4 как символ твердости. Я тверда, как вы, и, как вы, умею переносить испытания. Я преодолею то, что мешает мне быть рядом с вами. 5 как чувства: мое любимое – осязание. 2 как пара, 2 – основа всего, думаю, это ваша любимая цифра. Еще мне нравится 0 – это вы уже знаете – самая совершенная цифра, та, что вбирает в себя все. 9, кратное 3, есть срок беременности. Знайте, что я уже долгие годы живу одна и у меня нет детей. У вас тоже, или я ошибаюсь?
Еще серию цифр, чтобы вы получше узнали меня?
Вот 5 – как те 5 важных для меня слов: жизнь, бой, приключение, изменение, свобода. Число 3 более избирательно, чем 5 или 9, оно ограничивает выбор. Если бы действительно пришлось выбирать, это были бы вы, потом я, потом мы. Я закончу цифрой 4, этим идеальным квадратом, четким, как вы. Мне нравятся четкие люди, те, что все контролируют, ничего не пускают на самотек. Вы явно из них.
Ну вот, на сей раз, к несчастью, я не особенно болтлива, ни устно, ни письменно, надеюсь, вы на меня не рассердитесь. Какая жестокость, я даже не знаю, получаете ли вы мои письма, но я все равно буду их писать.
Могу ли я надеяться, что однажды получу ответ? Впрочем, я даже не знаю, захотите ли вы ответить? Осмелюсь надеяться, что да. Мне известно, что вам пишут многие девушки, я всего лишь одна из ваших обожательниц, однако я рассчитываю занять особое место в вашем сердце.
Со всем моим восхищением,
преданная вам Ирэн А.
Когда в среду утром Вадим вошел в кабинет, Вик поднял глаза от письма. Его ночь была короткой. Сообщив Мандзато по телефону о своих последних открытиях и разослав эсэмэс коллегам, он несколько часов проспал у себя в гостиничном номере – просто чтобы подзарядить аккумулятор. Затем ранним утром он занес в лабораторию научной полиции обнаруженную в интернате книгу: Мандзато поднажал, чтобы в приоритетном порядке получить результаты экспертизы ДНК с одной из страниц. Покончив с делом Шамруса, лаборанты теперь имели достаточно времени, чтобы действовать быстро. Кроме того, они взялись завершить исследование ДНК «изделия».
Вадим выпростался из куртки и пожал руку напарнику.
– Итак, теперь мы знаем, кто такой Мориарти…
Вик в подробностях изложил ему историю. Интернат Рош-Нуар. Жестокое отношение учителя физкультуры к Дельпьеру и Джинсону, предполагаемые акты педофилии, тяжелое увечье, кем-то нанесенное преподавателю в душевых. А потом побег их соседа по спальне Люка Тома.
– С чего вдруг этот Люк Тома спустя тридцать лет заявился и выкрал из интернатского архива личные дела?
– Возможно, он подумал, что в конце концов в один прекрасный день полицию заинтересуют те документы. Он путает следы. Может, опасается, что Джинсон заговорит? Что его лицо, которое он так старается скрывать, что-нибудь нам скажет?
– А что за история с книгами Лин Морган? Зачем было их туда приносить?
– Не понимаю. Но одно очевидно: происходящее на севере, в тюрьме Валанса, и здешние события – звенья одной цепи. Теперь личность Мориарти уже не на сто процентов анонимна. Этот Люк Тома где-нибудь живет. Мы найдем его, будь то при помощи биологии или государственных ведомств. Жослен и Этан как раз сейчас с ними связываются.
Вик махнул рукой:
– Ну-ка, иди сюда. Покажу тебе кое-что.
Вадим подошел и взглянул на письмо, лежащее перед Виком. Сверху дата и обращение: «Дорогой Энди». Послание было подписано: «Ирэн А.»
– Ирэн А. – это Ирэн Адлер. Один из персонажей Конан Дойла.
Вик протянул напарнику пачку писем:
– Может, поищем другие послания этой Ирэн?
Вадим кивнул и устроился рядом. Вик, нахмурившись, снова и снова внимательно перечитывал письмо. Что означает почти бессмысленный абзац в середине письма? А эта история с цифрами? Письмо казалось ему обыкновенным и вместе с тем весьма странным. Сыщик представлял себе Феликса Дельпьера в его подвале: он пишет это письмо, сидя перед своим «изделием», ломает голову, изощряется, воображает себя женщиной, даже изменяет почерк.
– Вот, нашел. «Ирэн А.»
Вадим протянул ему листок. Вик внимательно прочел и поразился, насколько точно его структура повторяет предыдущее письмо: два-три абзаца общих положений перед невразумительным абзацем в несколько строк, в котором на сей раз речь шла о деревьях и океане. Затем, ближе к концу послания, Ирэн А. опять возвращается к своей истории с цифрами, а завершающий абзац переполнен излияниями чувств. Вик подождал, когда Вадим найдет ему еще одно послание, и вновь обнаружил ту же структуру.
Он разложил все три письма на столе и сосредоточился на загадочных абзацах. Он точно знал, что решение здесь, у него перед глазами. Он представлял себе, как Джинсон вскрывает надушенные конверты и прямо под носом у надзирателей расшифровывает адресованные ему Дельпьером слова. И догадывался, какое наслаждение убийца испытывал в этот момент, какую власть ощущал.
– «Тени еще лежат отдельными пятнами, образуя легкие извивы на поверхности едва разбуженного озера», – снова внимательно перечитал он.
– Или вот еще, в другом послании: «Эта красная орифламма безукоризненно подчиняется, не слишком запутавшаяся, не зажатая, богатый материал». Столь же непонятная фраза и то же…
И вдруг он понял. Буквы зажглись у него в голове подобно сигнальным огням на взлетной полосе.
– Есть!
Вадим поднял глаза на своего напарника:
– Ты что-то нашел?
Вик не ответил, он даже не услышал вопроса.
Он взял письмо, ручку и принялся подчеркивать отдельные буквы.
Тени еще лежат отдельными пятнами, образуя легкие извивы на поверхности едва разбуженного ласкового озера. Заросли акаций, кроны огромных платанов, арки нависших облаков – все озарено золотыми лучами единственного светила; егозит непоседа-белка, енот роет нору, ангелом реет аист.
– В каждом написанном Дельпьером письме есть специальный абзац. Именно в нем автор передает начало своего сообщения. И это ключ ко всему. Чтобы понять, достаточно соединить первые буквы каждого слова этих абзацев.
Вадим подошел поближе и склонился к столу.
«Т-е-л-о-п-о-л-и-н-п-е-р-л-о-з-а-к-о-п-а-н-о-в-о-з-л-е-с-е-н-б-е-р-н-а-р-а».
Он внимательно просмотрел на Вика:
– Твою мать. Что все это значит?
Вик ответил не сразу.
– «Бессмертная» партия Каспарова… Кажется, я понял.
Вик поспешно набросал какую-то последовательность цифр.
– Смотри. Если записать подряд все цифры, процитированные ниже в том же письме, получится 4 522 093 для первого абзаца и 553 594 для второго. Или 45.22.09.3 и 5.53.59.4, если добавить точки. Это записано в отчете, это точные координаты могилы Полин Перло по GPS. Вот что именно Дельпьер передал Джинсону в своем письме: «Тело Полин Перло закопано возле Сен-Бернара. 45.22.09.3, 5.53.59.4». Это как раз то место, где наши коллеги обнаружили труп, Вадим.
Тот онемел, не сводя глаз с других посланий.
– Стой, я не въезжаю. То есть ты хочешь сказать… что…
– Именно! У меня сложилось впечатление, что Энди Джинсон всего лишь повторил нам то, что было написано в этих письмах. Что он взял на себя все преступления. Все восемь.
Молчание. Вик пригладил волосы, его самого ошарашили собственные открытия.
– Трупы, о местонахождении которых он в течение двух лет понемногу сообщает полицейским, дело рук Дельпьера. Он пожертвовал собой – как белая ладья в «Бессмертной» партии Каспарова. Путешественник, которого мы считали одним из отъявленных серийных убийц, возможно, вообще никого не убивал.
– То есть вот уже почти два года Джинсон водит следаков за нос? Выходит, этот подонок, о котором написано больше статей, чем о рок-звезде, заставил нас поверить, что совершил чужие преступления? И мы не догадываемся, что предполагаемые жертвы Джинсона и жертвы Дельпьера – это одно и то же?
Вик убежденно кивнул.
– Misdirection. Привлекая к себе наше внимание и вызывая огонь на себя, Путешественник мешал нам смотреть в другую сторону. Мы перестали искать жертв, мы только ждали, чтобы Джинсон сообщил, где тела. То же самое должно было произойти с Сарой Морган. Дельпьер собирался ее закопать, как и всех остальных, а Джинсон, спустя несколько недель, раскрыл бы нам местонахождение тела, приписав себе еще одно убийство.
– Безумие какое-то.
– Сказанное мной никак не снимает вины с Джинсона. У нас есть неоспоримые доказательства, что именно он похитил всех девушек, но, вероятно, его роль этим и ограничивалась. Точно так же, как роль Дельпьера ограничивалась «уборкой». Разница в том, что один находится в начале цепочки, а другой – в ее конце.
– Выходит, мы имеем дело с одной организованной сетью: Джинсон, Дельпьер, а между ними – знаменитый Мориарти, он же Люк Тома.
– Думаю, да. Трое соседей по интернатской спальне… Три типа, которые через тридцать лет снова организовались в группу, чтобы похищать, незаконно лишать свободы, пытать и убивать несчастных девушек, не выходя за рамки своего амплуа. Джинсона в любом случае уже задержали. Тем или иным образом виновный в похищениях, он все равно попал за решетку. И тогда взял на себя все убийства. Для него это стало способом не выходить из игры. Всё-то они играют, эти уроды…
Вадим с трудом осознавал значение их открытий. Серийный убийца, который на самом деле им не является… Поражение одураченной со всех сторон полиции… Джинсон и Дельпьер, двое мальчишек с психикой, безусловно исковерканной пережитыми ими в отрочестве тяжкими испытаниями и сексуальными домогательствами, которые так и не сумели восстановиться… Может, они видели в Мориарти своего спасителя?
– Дурацкий вопрос: если роль Джинсона сводилась к похищениям, зачем спустя месяцы он посылал пряди волос родственникам жертв?
– Чтобы существовать. Потому что это придавало ему значимости, подлинности. С помощью этих прядей, действуя таким образом, он стал Путешественником, преступником, на поимку которого брошены все силы полиции. Он создал легенду. Легенду о себе. В каком-то смысле он поступил, как Дельпьер, который, похищая Аполлину или мастеря свое «изделие», тоже хотел существовать, но гораздо более скрытно. Мы все испытываем потребность существовать сами по себе, не быть подручными кого-то другого…
Вик полистал письма, отобранные напарником.
– Осталось только проверить эти и убедиться, что…
Слова замерли у него на губах, когда он обнаружил дату на одном из писем. Более длинное, чем все остальные, и датированное прошлой средой письмо Джинсон получил неделю назад.
Через два дня после истории на заправке.
Дельпьер, который знал, что он в ловушке, и осознавал, что полиция непременно его арестует, захотел обратиться к Джинсону с последним посланием. И снова Вик вооружился ручкой и принялся лихорадочно отмечать первые буквы каждого слова. От того, что явилось его взору, он покрылся гусиной кожей.
Немыслимо.
Он схватил листок, вскочил с кресла и бросился к дверям:
– Вызывай подкрепление!
