17

Было уже поздно, снаружи неистовствовал ветер, от его порывов в окна яростно бился песок. Накануне начались сизигийные приливы с небывалыми коэффициентами. В такие периоды погода обычно менялась: становилась более суровой, с резкими холодными ветрами, над землей повисала черная пелена. Весь Опаловый Берег с его дамбами и прибрежными дорогами тонул под многометровыми водяными валами. При особенно сильном подъеме воды Отийский залив вообще мог исчезнуть из пейзажа. Тогда волны доберутся до подножия дюн всего в десятке метров от «Дарящей вдохновение».

Сидя на диване, Лин рылась в фотоальбомах в поисках доказательств того, что они бывали на банановой плантации, о которой говорил ее муж. Если обычный банан сумел вызвать в памяти эту сцену из прошлого, возможно, когда Жюлиан увидит и потрогает шапочку Сары, к нему вернутся и воспоминания о дочери?

По мнению Колена, это всего лишь двухцветный головной убор с помпоном, каких полно в магазинах, но Лин никогда не видела таких в продаже: эта шапка была единственной, потому что ее связала Сарина бабушка. Разумеется, сыщик забрал ее на экспертизу. Он рассчитывал обнаружить на ней следы пота, кожные чешуйки и даже волосы, чтобы выявить ДНК.

Перелистывая страницы альбомов, Лин искала и свои потаенные воспоминания. Ей никак не удавалось заставить себя поверить, что мужчина, которого она знала двадцать лет, мог причинить кому-то зло, как той запертой в багажнике женщине, кем бы она ни была. Вдобавок что означает присутствие там этой шапки? Если она принадлежит Саре, то как она оказалась в багажнике спустя четыре года?

«Жива». Лин не решалась поверить в эту гипотезу. Ее дочь не могла быть жива. Джинсон похитил ее, убил, закопал неизвестно где и в конце концов, рано или поздно, сообщит местонахождение тела. Не может быть, что Жюлиан к этому причастен.

Колен пообещал ей, что результаты экспертизы будут завтра, и если случится невозможное, то есть окажется, что шапка принадлежит Саре, сыщик проведет обыск в доме, чтобы найти улики, поскольку допросить Жюлиана пока нельзя.

Оставалось в мучительных волнениях пережить последнюю ночь.

Наконец Лин обнаружила фотографию, подтверждающую, что муж не ошибся. Улыбаясь в объектив, красивый и загорелый Жюлиан в голубых шортах действительно позировал посреди банановой плантации, а рядом стояла она сама. Через открывшееся в ее сознании окошко хлынули воспоминания. Канарские острова. Их первое путешествие, любовь, планы.

Если она не вспомнила этот эпизод их отпуска, могло ли произойти то же самое с целой книгой? Слышала ли она вообще об этом Мишеле Иствуде? И как случилось, что она забыла о том, что прочла? Она складывала «Последнюю рукопись» по кусочкам и сейчас вспоминала, как внезапно появился замысел, как постепенно, в ходе размышлений, у нее в голове стали зажигаться огоньки. Разумеется, книга – плод ее труда, в этом нет никаких сомнений.

Однако она все-таки запустила поиск в интернете с ключевыми словами «плагиат», «кража замысла», «забывчивость». Через полчаса бесплодных поисков она уже собиралась оставить попытки, но неожиданно напала на статью о явлении, про существование которого никогда прежде не слышала: «криптомнезия». Человек, имеющий этот, скорее, психологический недостаток, мог неосознанно присваивать себе чужие идеи.

Лин глазам не верила. В области искусства, например кинематографа или литературы, этот феномен можно расценивать как непроизвольный плагиат: утраченные воспоминания возникали в мозгу, преобразуясь в созидательную силу. И человек верил, что идея, которую он однажды в своей жизни вычитал или увидел, принадлежит ему.

Утраченные воспоминания. Могла ли она уже встречаться с подобным явлением, с этим в некотором роде умственным паразитированием на чужом труде? Могла ли она действительно забыть этот роман, нет, хуже, украсть отрывки из него, чтобы создать собственную интригу? Неужели она тоже, подобно Жюлиану, частично утратила память? Невероятно…

Лин заставила себя вернуться к альбому и снова принялась перелистывать страницы. Фотографии представляли собой как бы фрагменты памяти, казалось, их вполне достаточно, чтобы воссоздать жизнь семьи со всеми ее взлетами и падениями, радостными и печальными моментами. Она была счастлива с Жюлианом, любила его, он всегда находился рядом, хотя случались и сложные периоды. Время притупило страсть, но оставило место для других, не менее сильных чувств: доверия, нежности, обыкновенной безмятежной радости быть вместе.

Лин все еще любит его, вопреки трещинам, возникшим от горя и разлучившим их.

Она задумалась о том, как сложатся последующие дни, когда Жюлиан вернется домой. Смогут ли они с мужем восстановить отношения без Сары? Начать новое совместное существование? Превратить прежнюю жизнь в неоконченную рукопись и приступить к строительству новой?

Она взялась за недавние альбомы, с фотографиями их дочери. На глазах выступили слезы. Ей не хватало Сары… Как можно продолжать жить после утраты ребенка? Можно ли преодолеть это отсутствие? В лучшем случае человек просто выживает, как сейчас она. В худшем – идет ко дну, как Жюлиан.

Она вздрогнула, обнаружив в лежащих перед ней альбомах многочисленные пустоты. Их с Жюлианом фотографии были на месте, а снимки Сары исчезли. Она порылась в ящиках, надеясь найти их там, и вспомнила о странной краже со взломом, случившейся, по словам Жюлиана, два месяца назад. Уж не украли ли их вместе с ее романами и принадлежностями из ванной?

Твердо решив разобраться, она направилась в кабинет мужа. Что он скрывает? Что он делал здесь один в последние недели? Может, Жюлиана сгубили приступы сумасшествия, паранойи, подозрительности ко всему миру? Она включила экран его портативного компьютера, чтобы заглянуть в историю переписки и выходов на интернет-сайты. Однако теперь у нее больше ни к чему не было доступа, все данные оказались стерты.

Но Лин не сдалась. Она повезла компьютер в город, к Максиму Пэру, бывшему коллеге и верному другу, настоящему профи в информатике. Они выпили по стаканчику. Максим был рад ее видеть. Лин рассказала ему о нападении на Жюлиана и спросила, может ли он разобраться с компьютером. Он пообещал приняться за работу сразу после ее ухода.

Вернувшись домой, Лин продолжила свои поиски, в частности в шкафу, стоящем в кабинете мужа. Жюлиан записывал ход своих действий и обнаруженные следы и хранил документацию личного расследования в толстых папках. Но шкаф оказался пуст. Где документы? Что он с ними сделал? Она вспомнила про кучку пепла в камине, которым они никогда не пользовались. Неужели он сжег результаты своего труда? Откуда это пугающее желание все уничтожить? Она встала на цыпочки, провела рукой по верху шкафа и наткнулась на стопку каких-то листов.

Это оказались ксерокопии романа, который Лин сразу узнала: «Последняя рукопись». За месяц до выхода книги она, как обычно, послала копию мужу, чтобы он высказал свое мнение. Жюлиан об этом не вспомнил, но он его читал, это точно: он обвел абзацы, в которых Лин описывала самые жуткие пытки и способы изготовления деревянных и металлических инструментов, способных раздробить кости ступни.

Ей захотелось вернуться в больницу и лупить его до тех пор, пока он не заговорит. Подобные мысли испугали ее.

Лин было необходимо понять, какие тайны поселились в этом доме в ее отсутствие. Она надела пальто, взяла фонарь и направилась к сараю для парусных тележек – деревянной хибарке метрах в десяти от дома. Жюлиан хранил там свои инструменты и иногда что-нибудь мастерил. Если он изготовил какое-то орудие по ее описаниям, то наверняка сделал это именно там.

Из-за песка, собравшегося у западной стены, создавалось впечатление, что постройка накренилась. На двери висел крепкий, похоже новый, замок. Немного поколебавшись, Лин сделала глубокий вдох, разбила фонариком единственное окно и, вытащив из рамы крупные осколки стекла, пролезла внутрь.

В углу сарая стояли тележки, свернутые паруса были накрыты брезентовым чехлом. Подвешенные к потолку воздушные змеи слегка вращались, отбрасывая мрачные тени на стены и углы, где были беспорядочно свалены удочки. Сквозняк поднял с верстака, на котором лежали циркулярная пила, гвозди и болты, облачко опилок. Лин чихнула. Она склонилась к инструментам и под молотком обнаружила чертеж орудия для дробления костей ног. Самого же предмета не было. Остались только обрезки дерева и стружка.

Значит, он это сделал. Он изготовил орудие пыток, описанное в ее книге, и куда-то его унес.

«Жива».

Лин боролась с желанием убежать. Задыхаясь, она направила фонарь на желтую дождевую накидку с капюшоном и непромокаемые рыбачьи штаны с лямками, висевшие слева от верстака. Под ними на полу, в лужицах замерзшей воды, валялись грязные резиновые сапоги. Без сомнения, Жюлиан совсем недавно надевал этот костюм, и не для того, чтобы насобирать мидий. Она вновь перевела луч фонаря на накидку, обследовала каждый квадратный сантиметр, осмотрела карманы штанов. У нее екнуло сердце, когда пальцы нащупали старинный ключ.

При свете фонаря она внимательно изучила его. Похожий ключ Лин уже видела четыре года назад, когда Жюлиана допрашивала полиция. Лин была почти уверена, что это один из ключей от форта Амблетёз, расположенного в шестидесяти километрах отсюда.

Какого черта он ему понадобился? Его бывшая любовница Наташа Дамбрин сто лет назад покинула здешние места. По последним сведениям, форт закрыт, а доступ туда запрещен ввиду его ветхости и угрозы обрушения. Лин знала, что муж добился возобновления исследовательских работ в толще стен и фундамента укреплений, но они начнутся только весной. Тогда почему он хранит ключ в кармане своего промокшего плаща? Зачем ходил в форт перед нападением?

Спустя десять минут Лин уже ехала в сторону Амблетёза. Она размышляла о следах опилок, о гвоздях, о револьвере, о крови, о шапке в багажнике внедорожника. Этот ключ откроет не только решетку ворот заброшенного форта.

Он отопрет ворота ада.