На самом деле этот поросший лесом склон – крыша тренажерного зала и магазина. Сразу за рестораном поднимается гребень холма, а за ним идет покрытый жилыми домами спуск. У подножия склона – открытый парк, снег в нем истоптан чернохвостыми оленями. Там и сейчас стоит группка оленей – животные жмутся друг к другу, выдергивая зубами последние остатки травы. Большие дома на той стороне долины, за невидимым шоссе, настолько уродливы, что я завидую избирательному зрению диких животных.

И еще жалею, что не вижу плаща в стиле Дикого Запада, который меня заставили напялить. Он расшит витками лассо и фигурками лошадей.

На ветках елей и пихт наросли большие снежные шапки. Гаичка повисла на шишке и усердно выклевывает семена. Другие пичуги скачут по ветвям. Кто в этом разбирается, различит среди них корольков, поползней и прочих. У каждого вида свои пищевые привычки и, соответственно, свое восприятие мира. Никто не поймет, как сложно собрать из них вот такую смешанную стайку. Паоло уж точно не оценит – он, с тех пор как они с Береникой уселись, не закрывает рта.

А вот Береника изучает птиц. Она всегда смотрит на животных внимательно, словно действительно видит в их существовании собственный смысл. Она поднимает руку, движением пальца подзывает официанта. Меня.

Королек вспорхнул с ветки и приземлился ей на палец. От неожиданности Береника округляет серо-зеленые глаза. Королек – крошечная зеленоватая птаха с оранжевым хохолком – прохаживается по пальцу, как по веточке. Он и в самом деле видит в нем прутик и выискивает спящих под корой насекомых. А потом улетает прочь прежде, чем случится беда.

Береника смотрит ему вслед. У нее талант к многозначительному молчанию. В ее темных волосах блестят снежинки. Она – богиня природы, лишь на время сошедшая в мир людей.

Солнце яркое, но воздух холодный, пробирает до костей. Большая часть животных сейчас прячется, а те, что на виду, тощие и думают только о том, как бы выжить. Зима прореживает их частым гребнем, так что выжившим к лету будет просторнее. В это время года нагляднее всего видно, как мучительна борьба за существование, поэтому ресторан в холода собирает хорошую выручку.

Из-за деревьев виднеются гигантские – пятидесятифутовые – кубы голубого льда. Они кажутся прозрачными, но взгляд теряется в их синей глубине. Они захватывают холод зимы и посылают в теплообменники, чтобы летом остудить стоящие внизу здания, а самим подтаять и обрушиться со скал, исчезнув к сезону опадания листьев.

Подул легкий ветерок, и снежок припорашивает столики. Береника с Паоло одеты в складчатые балахоны, похожие на сложно устроенные палатки. Головы покрыты бархатом. При движении из рукавов вылетает теплый воздух, и снег сразу тает, собирается капельками. Паоло настроил обогрев так, что потеет. Он выбрал это место ради Береники. Сам он предпочитает комфорт.

– Ну, Береника, – спрашивает он, – чем занимаешься?

Прямо сейчас Береника погружена в свое дело. Она ищет глазами кугуара. Отвечает с маленькой заминкой, так что Паоло успевает наморщить лоб. Он что-то задумал, но с реализацией плана оказались проблемы.

– Ох, Паоло, извини. Все у меня хорошо. Даже не верится, что я так долго не могла заняться тем, чем всегда мечтала. Ни за что не сменю работу!

– А о нем ничего не слышно? О…

– О Марке? Ничего. Хоть бы все перестали…

– Извини, – говорит он, – извини. Мрия просто хотела выяснить, ты же ее знаешь. Она бы мне задала трепку за то, что не спросил. Рад, что ты нашла время со мной посидеть. Я думал, может быть, тебе будет приятно.

– Мне приятно, Паоло, правда. Мне рассказывали про это местечко.

– По-моему, оно в твоем духе.

Обоим неловко. Никто из них не предвидел, что окажется в такой ситуации.

– У меня тоже все хорошо, – говорит Паоло.

– Вот как? Ты сейчас где?

– Да, знаешь, как обычно. Но хорошо, понимаешь. – Паоло начинает заново: – А у тебя есть… дальнейшие планы? На жизнь вне природы?

– Вообще-то, нет. Я все время занята.

Паоло вздыхает. Порыв ветра совпадает со вздохом, и кажется, что это его бесплодные попытки пронять подружку стряхнули снег с деревьев.

– А он все еще живет в пустыне? – спрашивает Паоло.

Береника улавливает движение среди деревьев на краю поляны.

– Что?

– Марк все живет в том домике среди пустыни? Он там отличные вечеринки устраивал!

Береника с усилием переключается с мыслей о кугуаре. Наклоняется, накрывает ладонью руку Паоло. Оба в перчатках, так что жест не слишком интимный.

– Позвони ему, если хочешь, Паоло. Уверена, он тебе обрадуется.

– Правда?

– Правда. Он всегда говорил… – Она поторопилась и теперь лихорадочно придумывает, что же всегда говорил Марк. – Он говорил, что с тобой хорошо. И ему нравились твои коктейли.

– А, да, мне он тоже всегда нравился. То есть я понимаю, почему все кончилось, но…

Чернохвостый олень не так удачлив, как та олениха. Он отвлекся, выкапывая особенно сладкий пучок травы. Кугуар прыгает, взметнув снег, – и олень падает. Он успевает раз лягнуть задними ногами, но зубы хищника уже перегрызли ему гортань. Вряд ли в том есть нужда – похоже, что удар головой о мерзлую землю был смертельным.

Кугуар переводит дыхание, потом опускает голову и ест.

На вид ничего особенного. Если не знать, что происходит, то все просто. Олень весит столько же, сколько кугуар, и на голове у него ветвистые рога, способные проткнуть легкое или брюхо. Даже легкая рана бывает фатальной, потому что не позволяет охотиться. Кугуару, чтобы пережить зиму, нужна в среднем дюжина фунтов мяса в день. Прекращение притока калорий и белков – смерть. Последние два часа кугуар наблюдал за стадом, терпеливо выжидая момент, когда у него будут самые большие шансы.

Официант тоже должен быть всегда начеку, но за свои старания получает меньше. Да еще ему приходится напяливать этот дурацкий наряд.

Кугуар поднимает голову. Ему неспокойно на открытой поляне. Олени думают, что перебрались в другую лощину, – так они всегда поступают при появлении хищника. На самом деле для этого здесь слишком тесно. Они пробегут круг по кормовому участку и вернутся на прежнее место. В прикрытой снегом траве шуршит пищуха, а в сотне ярдов похрюкивает дикобраз, срывая кору со свежеповаленного дерева и добираясь до зеленого луба. В остальном все тихо.

Но кугуар что-то почуял. Он хватает тушу зубами и двумя мощными прыжками взлетает с ней на скалу.

Он бросает добычу у самого столика, прямо под ноги Беренике, и вновь принимается за еду. От потрохов убитого оленя поднимается пар. Береника, в отличие от других, не смотрит на зверя. Она обводит ресторан взглядом, какой обычно уделяет только животным. Посетители, в отличие от кугуара, не отличаются аппетитом. На ресницах у Береники снежинки. Так иногда смотрит кугуар. Это самое недоступное одиночество: привычно обходить увиденное, не коснувшись его. Знай кугуар, что он – на виду у всех, он пришел бы в отчаяние, если, конечно, кошки это умеют. Он бы так жить не смог.

– Он здесь? – жалобно тянется к ней Паоло.

– Кто? – удивляется Береника.

– Марк. Он должен быть где-то здесь.

Кажется, она испугалась.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что он бы тебе не позволил уйти. Если он тебя отпустил, я не выдержу!

Кугуар потягивается, ложится на оленью тушу и засыпает. На костях осталось довольно много мяса, но, если не согреть его своим теплом, к утру добыча заледенеет. Оленья голова слепо таращится на нас, изо рта свисает окровавленный язык.