4 мая 1905 г.
Вечер. Две супружеские пары – швейцарцы и англичане – обедают за своим обычным столом в отеле «Сан Муреццан» в Сент-Морице. Они встречаются здесь каждый год в июне, общаются и принимают воды. Мужчинам необыкновенно идут их темные галстуки и широкие пояса, женщин красят вечерние платья. По отборному паркету к ним подходит официант, берет заказ.
– Я полагаю, завтра будет замечательная погода, – говорит женщина в парчовой накидке. – Будет большое облегчение. – Другие кивают. – Принимать ванны приятнее в солнечную погоду. Хотя вряд ли это имеет значение.
– «Легконогий» идет четыре к одному в Дублине, – говорит адмирал. – Я бы на него поставил, будь у меня деньги. – Он подмигивает жене.
– Если вы играете, даю пять к одному, – говорит другой. Дамы разламывают булочки, мажут маслом половинки, аккуратно составляют ножи к масленке. Мужчины не сводят глаз с входной двери.
– Мне нравится тесьма на салфетке, – говорит дама в парчовой накидке. Она берет салфетку, разворачивает ее, сворачивает.
– Ты говоришь это каждый год, Жозефина, – с улыбкой говорит другая. Подают обед. Сегодня у них омары, спаржа, жаркое, белое вино.
– Как твое мясо? – спрашивает дама в парчовой накидке, глядя на мужа.
– Превосходно. А у тебя?
– Специй многовато. Помнишь – как на прошлой неделе?
– А ваше мясо, адмирал?
– От грудинки еще никогда не отказывался, – объявляет счастливым голосом адмирал.
– А по комплекции незаметно, – замечает собеседник. – С прошлого года, как, впрочем, и за последние десять лет, вы не прибавили ни килограмма.
– Вам, может, незаметно, зато ей заметно, – говорит адмирал и подмигивает жене.
– Я, может быть, ошибаюсь, но, по-моему, в этом году в комнатах сквозняки, – говорит адмиральша. Другие кивают, занимаясь омаром и мясом. – Мне всегда лучше спится в проветренных комнатах, но от сквозняков я просыпаюсь с кашлем.
– Накрывайтесь с головой, – говорит другая.
Адмиральша согласно кивает, но смотрит озадаченно.
– Суньте голову под простыню, и сквозняк будет вам нипочем, – повторяет другая. – Со мной это постоянная история в Гриндельвальде. Постель стоит у окна. Его можно оставлять открытым, если натянуть простыню на лицо. Тогда и не простудишься.
Дама с парчовой накидкой ерзает на стуле, переставляет под столом ноги. Подают кофе. Мужчины уходят в курительную, женщины выходят на просторную веранду и опускаются на плетеные качели.
– Как подвинулось дело с прошлого года? – спрашивает адмирал.
– Не жалуюсь, – отвечает другой, прихлебывая коньяк.
– Дети?
– Стали на год старше.
На веранде раскачиваются женщины и смотрят в ночную темь.
И так в каждом отеле, в каждом доме, в каждом городе. Ибо в этом мире время проходит, а случается немногое. И как мало что происходит из года в год, так же мало что происходит из месяца в месяц, изо дня в день. Если время и ход событий одно и то же, то время вообще едва движется. Если время и события не одно и то же, тогда едва движутся люди. Если человек ни к чему не стремится в этом мире, он страдает, не ведая этого. Если человек к чему-то стремится, он страдает – и знает это, но страдает очень не спеша.