Бескровный крестовый поход Фридриха II, дипломатическая стычка, ставшая одним из эпизодов вражды Айюбидов, которые были наследниками аль-Адиля, оставила интересные следы в мусульманских источниках эпохи. Здесь основные источники – Сибт ибн аль-Джаузи, очевидец мусульманской реакции на сдачу Иерусалима Гогенштауфену, и ибн Васил, который не знал Фридриха лично, но позже был послом у Манфреда в Южной Италии и оставил личный, живой, хотя и не всегда точный рассказ. Люди, близкие к императору во время его визита в Иерусалим, видели его происламские склонности в политических вопросах, его религиозный скептицизм и пренебрежение. Их впечатления, будь они известны в Европе, стали бы поддержкой инспирированной Ватиканом полемики, направленной против Фридриха. Пример можно найти в дипломатической переписке Фридриха, в двух написанных по-арабски письмах, отправленных им после возвращения в Италию своему другу, эмиру при дворе Айюбидов. Они сохранены для нас неизвестным восточным хронистом. За типичной арабской риторикой, которая определенно является работой арабского секретаря, конкретные исторические ссылки раскрывают его осознание императорского достоинства и ожесточенную враждебность по отношению к папе, которые видны и в других его публичных высказываниях.

В 625/1228 году император Фридрих прибыл в Акру с большой группой германцев и других франков. Мы уже описывали, как эмир Фахр ад-Дин, сын шейха аш-Шуйуха, был послан к королю-императору от султана аль-Малика аль-Камиля. Это было при аль-Малике аль-Муаззаме (правитель Дамаска, брат аль-Камиля, поспешивший на помощь брату при Дамиетте; после этого отношения между братьями ухудшились, и напряжение между ними, вызванное Джалал ад-Дином, султаном Хорезма и эмиром Арбелы, заставило аль-Камиля обратиться к Фридриху). Обращение к императору, королю франков, и его приглашение были вызваны желанием создать трудности для аль-Малика аль-Муаззама и не позволить ему воспользоваться помощью, предложенной ему султаном Джалал ад-Дин ибн Ала ад-Дин Хорезмшахом и Музаффар ад-Дином из Арбелы, в ссоре с аль-Камилем и аль-Малик аль-Ашрафом.

Император провел подготовку, прибыл со своей армией на побережье Сирии в том же году и высадился в Акре. Там было много франков, но они не могли тронуться с места из страха перед аль-Малик аль-Муаззамом. Они ждали своего лидера – императора. Это слово на языке франков означает «король принцев». Его королевство состояло из острова Сицилия, Апулии и Ломбардии в длинной стране (Италии) (возможно, автор путает Ломбардию и Лангобардию, которые, согласно арабской системе географических названий, существовавшей в то время, относились, соответственно, к региону, расположенному к северо-западу от Капитанате (Лукания) и Мурдже (к северо-западу от Фоджи) и прибрежному региону Апулия; в арабских титулах Фридриха появляются оба названия, что явствует из приведенного далее письма). Автор, Джамал ад-Дин ибн Васил, утверждает: я видел эти части, когда был послом султана аль-Малик аз-Захир Рукн ад-Дин Бейбарса, да будет благословенна его память, к сыну императора по имени Манфред. Император – это франкский король, отличившийся и талантливый, прилежно изучавший философию, логику и медицину, друг мусульман. Его дом – Сицилия, где он получил образование. Он, его отец и дед были королями острова, на котором жили в основном мусульмане.

Когда император прибыл в Акру, он уже не был нужен султану аль-Малик аль-Камилю, потому что его брат аль-Малик аль-Муаззам, который был причиной, по которой к Фридриху обратились за помощью, к этому времени умер. Отослать его обратно или даже напасть на него тоже было невозможно, ввиду условий предварительного соглашения, и потому что это помешало бы аль-Камилю достичь заветной цели. Поэтому он заключил договор с Фридрихом и обращался с ним с большим уважением. […] Император обосновался в Акре, и между ним и аль-Камилем до конца года сновали послы.

Последовали переговоры между аль-Малик аль-Камилем и императором, цель которых была установлена ранее, когда аль-Камиль и император встретились впервые, еще до смерти аль-Малик аль-Муаззама. Франкский король отказался возвращаться домой, если не будут выполнены его условия, среди которых была сдача Иерусалима и часть территории, захваченной Саладином (Фридрих вспомнил предложение, сделанное крестоносцам в 1220 году в Дамиетте, – сдать всю Палестину; для императора папский легат Пелагий постепенно стал «моим представителем, главой моих слуг»; «И ты должен мне не меньше, чем готов предложить ему» – Макризи). В то же время аль-Камиль никоим образом не был готов отдать ему эти территории. В конце концов было согласовано, что он получит Иерусалим при условии, что не будет пытаться восстановить стены, ничего за пределами города не будет принадлежать франкам и все окрестные деревни станут мусульманскими, и мусульманский правитель будет жить в Эль-Бире – в провинции Иерусалим. Священные окрестности, включая Купол Скалы и мечеть аль-Акса, оставались мусульманскими, а франки получали право их посещать. Управление ими оставалось в руках тех, кто этим занимался, и, таким образом, на мусульманский культ ничто не влияло. Франки исключили из соглашения несколько деревень, расположенных по дороге из Акры в Иерусалим, которые должны были принадлежать им, в отличие от остальной провинции Иерусалим.

Султан аль-Малик аль-Камиль утверждал, что если он порвет с императором, и не даст ему то, что он требует, результатом будет война с франками, в которой мусульмане понесут невосполнимый ущерб, и все, к чему они долго и упорно стремились, выскользнет из их рук. Поэтому он склонялся к тому, чтобы удовлетворить франков, отдав им обезоруженный Иерусалим и заключив с ними временное перемирие. Позже, когда возникнет необходимость, он сможет получить от них уступки. Эмир Фахр ад-Дин ибн аш-Шейх вел переговоры от имени султана, и много обсуждений и споров имело место между ними. Император посылал аль-Малику аль-Камилю вопросы, касающиеся сложных философских, геометрических и математических проблем, чтобы проверить ученых мужей при его дворе. Султан передавал математические вопросы шейху Алам ад-Дин Кайсару, большому мастеру в этом искусстве, и другим ученым, которые отвечали на все. Султан и император поклялись соблюдать условия соглашения и заключили перемирие на установленный период (10 лет, 5 месяцев и сорок дней, начиная с 28-го дня первого месяца раби 626 / 24 февраля 1229 года – Макризи). Таким образом они урегулировали вопросы между собой, и каждая сторона была уверена в другой. Мне говорили, что как-то раз император сказал эмиру Фахр ад-Дину: «Если бы я не опасался, что пострадает мой престиж среди франков, я бы не стал навязывать эти условия султану. На самом деле я вовсе не стремлюсь получить Иерусалим или какие-то другие города. Я всего лишь хочу сохранить репутацию у христиан».

После заключения перемирия султан распорядился, чтобы мусульмане покинули Иерусалим и передали его франкам. Мусульмане покинули город, стеная и причитая. Новость быстро распространилась по всему мусульманскому миру, который стал оплакивать утрату Иерусалима, назвал поступок аль-Камиля позорным – ведь завоевание Святого города у неверных считалось одним из величайших достижений аль-Малика ан-Насира Саладина – да покоится он с миром. Но только аль-Малик аль-Камиль знал, что мусульмане не смогут защитить себя в неукрепленном Иерусалиме, и не сомневался, что, когда он достигнет своей цели и овладеет ситуацией, он сможет очистить Иерусалим от франков, изгнав их. «Мы всего лишь уступили им несколько церквей и разрушенных домов. Священные места – Скала и другие святыни, к которым мы совершаем паломничества, как и прежде, остаются нашими. Мусульманские ритуалы продолжают исполняться, как и прежде, и у мусульман есть свой правитель в провинции».

После достижения договоренности император попросил у султана разрешения посетить Иерусалим. Султан дал его и велел кади Наблуса Шамс ад-Дину, который пользовался большим уважением у Айюбидов, сопровождать императора во время визита в Иерусалим – до возвращения в Акру. Автор Джамал ад-Дин ибн Васил говорит: «Кади из Наблуса Шамс ад-Дин благословенной памяти рассказывал мне: «Я занял место рядом с ним, как султан аль-Малик аль-Камиль приказал мне, и вошел на Священную территорию вместе с ним, где он осмотрел нижние святилища. Затем я отправился с ним к аль-Аксе, которой он восхитился, так же как и Куполом Скалы. Когда мы пришли к михрабу, он восхищался его красотой и высоко оценил кафедру, на которую поднялся. Когда он спустился, то взял меня за руку, и мы пошли в сторону аль-Аксы. Там он заметил одного патера, который хотел с Евангелием в руках войти в мечеть. Рассерженный император воскликнул: «Кто тебя привел сюда? Богом клянусь, если хотя бы один из вас осмелится без разрешения переступить сей порог, велю выколоть глаза ослушнику. Все мы – слуги и рабы султана аль-Малик аль-Камиля. Он передал эту церковь мне в порядке любезности. Не желаю, чтобы кто-то из вас превышал свои обязанности». Перепуганный патер быстро удалился. Затем король отправился в приготовленный для него дом и поселился в нем». Кади Шамс ад-Дин говорит: «Той ночью я попросил муэдзина не тревожить императора и не призывать к молитве. Однако, когда на другой день я отправился к императору, он спросил: «О кади, почему муэдзины не призывали, как обычно, к молитве?» Я ответил: «Это я, Ваш покорный слуга, запретил им ради спокойствия вашего величества». Император заметил, что не следовало этого делать, и объяснил, что остался в Иерусалиме на ночь прежде всего затем, чтобы услышать ночной призыв муэдзина». Днем он вернулся в Акру.

Когда новость о потере Иерусалима достигла Дамаска, аль-Малик ан-Насир принялся ругать дядю аль-Малик аль-Камиля за то, что он отвратил от себя людей. Он велел проповеднику, шейху Шамс ад-Дин Юсуфу, племяннику (sibt) шейха Джамал ад-Дин ибн Джаузи, который пользовался большой народной любовью, прочитать проповедь в большой мечети Дамаска. Он должен был вспомнить историю Иерусалима, святые традиции и легенды, связанные с этим городом, заставить людей горевать о его утрате и упомянуть об унижении и позоре, который навлекла на мусульман эта утрата. Таким образом аль-Малик ан-Насир Дауд хотел отвратить людей от аль-Малика аль-Камиля и обеспечить их верность себе, чтобы потягаться с дядей. (Мы уже упоминали о ссоре между аль-Малик аль-Камилем и аль-Малик аль-Муаззамом из Дамаска, которая привела к вызову Фридриха. Ан-Насир, сменивший отца в Дамаске, теперь рассчитывал использовать эмоции, вызванные потерей Иерусалима, чтобы укрепить свою слабеющую власть. Шамс ад-Дин подготовил проповедь, как ему велели, и люди пришли его слушать. Это был памятный день, когда стоны, крики и рыдания толпы достигали небес. Я сам был одним из толпы, и среди того, что проповедник говорил, я слышал от него касиду, рифмующуюся на – т, в которую он вставил несколько строк поэта Дибиль аль-Хусаи. Мне запомнилось следующее:

В святилище вознесения и на скале, которая превосходит своей славой все другие скалы мира,

Есть коранические школы, где теперь не читают священные стихи, и место откровения в теперь покинутых дворах.

В тот день мы видели только рыдающих мужчин и женщин. Теперь, когда перемирие между аль-Малик аль-Камилем и императором вступило в силу, последний поднял якорь и отправился домой. Это было в конце второго месяца джумада / мае 1229 года», – сообщает Макризи.

Весть о потере Иерусалима дошла до Дамаска, и горе охватило все земли ислама. Трагедия была так велика, что даже начали проводиться специальные траурные церемонии. Аль-Малик ан-Насир Дауд пригласил меня участвовать на одной из встреч в большой мечети Дамаска и поговорить о том, что случилось в Иерусалиме. Я не мог ему отказать, считая своим религиозным долгом подчиниться его желанию. Я делал это для всего ислама. Поэтому я поднялся на кафедру большой мечети Дамаска, у ворот Машхад-Али, в присутствии аль-Малик ан-Насир Дауда. Это был памятный день. Никто из жителей Дамаска не остался в стороне. В своей речи я сказал: «Дорога в Иерусалим закрыта для благочестивых гостей. Горе тем, кто там живет! Сколько раз они падали ниц и возносили Всевышнему молитвы! Как много слез они пролили! Видит Аллах, даже если бы их глаза были ручьями, они не смогли бы излить всю полноту их горя. Если бы их сердца разорвались от скорби, это не уменьшило бы их мучений. Да очистит Аллах доброе имя правоверных! Позор мусульманским правителям! При таком событии льются слезы, разрываются сердца от тяжких вздохов, горе поднимается высоко…» и далее в том же духе. Поэты тоже слагали по этому поводу многочисленные стихи.

Император вошел в Иерусалим, когда Дамаск был в осаде (аль-Камиль и аль-Ашраф объединились против своего племянника ан-Насира). Во время его визита произошло много любопытных событий. К примеру, войдя в Купол Скалы, он увидел священника, сидящего возле отпечатка Священной Ноги и берущего кусочки бумаги у франков (что это за кусочки бумаги – непонятно, но точно не бумажные деньги в качестве милостыни; ибн Васил утверждает, что у него в руках был Новый Завет). Император подошел к нему, словно желал получить благословение, и нанес ему удар, сбивший священника на землю. «Свинья! – закричал император. – Султан оказал нам честь, позволив заходить сюда, а ты ведешь себя так. Если кто-нибудь из вас снова здесь появится, я убью его!» Сцена была описана одним из смотрителей Купола Скалы. Они также говорили, что император взглянул на надпись внутри святыни и сказал: «Саладин очистил город Иерусалим от многобожников… Кто эти многобожники?» Еще он спросил у смотрителей, для чего предназначены сети у входа. Ему ответили, что сети поставлены, чтобы внутрь не залетали маленькие ласточки. Тогда император сказал: «Вместо этого Бог привел сюда великанов» (арабское слово jabbarin означает «великаны», а также «властелины, тираны»; Амари здесь читает, слегка изменив текст khanazir, «свиньи»; оба слова – насмешка над крестоносцами императора-материалиста; чтение слова khanazir, созвучное asafir – ласточки, наводит на мысль, что это не перевод, а каламбур Фридриха на арабском языке, который он, судя по восточным источникам, знал). Когда настал час полуденной молитвы и прозвучал призыв муэдзина, все его слуги, а также его наставник, с которым он читал «Логику» Аристотеля, встали и начали молиться, потому что были мусульманами. Император – об этом тоже рассказывали смотрители – был лыс, имел красноватую кожу и плохое зрение. Будь он рабом, не стоил бы и двухсот дирхемов. Из его слов было ясно, что он материалист и христианство было для него игрой. Аль-Камиль велел кади Наблуса, Шамс ад-Дину, чтобы во время пребывания императора в Иерусалиме муэдзины не призывали к молитве. Кади забыл сказать об этом муэдзину Абд аль-Кариму, тот на рассвете поднялся на минарет и стал читать стихи Корана о христианах, такие как «У Бога нет никаких детей» (Коран XXIII, 93), намекая на Иисуса, сына Марии, и прочие. Утром кади призвал муэдзина к себе и спросил, зачем он это сделал, ведь приказ султана был ясен. Абд аль-Карим ответил: «Ты не сказал мне, прости». На следующую ночь призыва к молитве не было. Утром император спросил у кади, который сопровождал его в Иерусалим: «О кади, где тот человек, который вчера поднимался на минарет и говорил эти слова?» И кади рассказал ему о приказе султана. Император сказал: «Ты поступил неправильно, кади. Зачем же изменять обычаи, закон и веру ради меня? Если бы ты приехал в мою страну, я бы не стал приказывать, чтобы ради тебя замолчали церковные колокола. Богом прошу, не делай так больше». После этого он раздал деньги хранителям, и муэдзинам, и другим благочестивым людям, пришедшим в Купол Скалы, – по десять динаров каждому. Он провел только две ночи в Иерусалиме, после чего вернулся в Яффу, опасаясь тамплиеров, которые хотели его убить.

Император был искренним другом аль-Малик аль-Камиля, и они обменивались письмами до самой смерти султана, которого сменил на троне его сын аль-Малик аль-Адиль Саиф ад-Дин Абу Бакр (1238–1240). С ним тоже император поддерживал дружеские отношения и переписку. Когда аль-Адиль умер и на трон взошел его брат аль-Малик ас-Салих Наджм ад-Дин Айюб (1240–1249), отношения остались неизменными. Аль-Малик ас-Салих послал к императору ученого шейха Сирадж ад-Дин Урмави, кади Малой Азии, и тот провел какое-то время при императорском дворе, как почетный гость императора, и написал для него книгу по логике. Император воздал ему многочисленные почести. После этого шейх вернулся домой. В 647/1249 году, когда король Франции, один из величайших франкских королей, напал на Египет, император послал ему письмо, в котором постарался отговорить его от экспедиции и предупреждал о возможных последствиях, но французский король не последовал его совету. Сэр Берто, церемониймейстер императорского сына Манфреда (в арабском тексте сохранились только последние буквы имени этого человека, ответственного за развлечения послов и других важных гостей, сэр Берто – догадка, основанная на группе символов), поведал мне следующее. Фридрих отправил его с секретной миссией к аль-Малик ас-Салих Наджм ад-Дин Айюбу, чтобы предупредить его о решении короля Франции напасть на Египет. Он посоветовал султану приготовиться к нападению, что тот не преминул сделать. Сэр Берто утверждал, что путешествовал под видом купца, никто не узнал о его визите к султану, и франки так и не поняли, что император строит козни с мусульманами против них. Когда аль-Малик ас-Салих умер и короля Франции постигла судьба, которой он заслуживал, – поражение и разгром его армии, его пленение, его освобождение после убийства аль-Малик аль-Муаззама, взявшего его в плен, и его возвращение домой, – император напомнил ему о своем совете и выразил сожаление из-за всех несчастий, которые он навлек на себя. Император умер в 648/1250 году, спустя год после смерти аль-Малик ас-Салих Наджм ад-Дин Айюба. Его преемником стал его сын Конрад. Когда тот тоже умер, на трон взошел его брат Манфред. Всех троих ненавидел папа – франкский халиф – из-за их симпатии к мусульманам. Папа, халиф франков, и Манфред воевали, и Манфред одержал верх.

Кади Джамал ад-Дин, главный кади Хамата, рассказывает:

«Я был послом к Манфреду султана аль-Малик аз-Захир Рукн ад-Дин Бейбарса благословенной памяти в месяце Рамадан 659 / августе 1261 года. Он принял меня с большими почестями в городе Барлетта в Апулии – это длинная страна рядом с Испанией (ни один человек из тех, кому довелось взглянуть на карты Идриси, не удивится уверенности мусульман, что Италия и Испания рядом). Я несколько раз встречался с ним и нашел его замечательным человеком, который любил диалектические науки и знал десять книга Евклида наизусть. Возле города, где он жил, был город, названный Лучера, все жители которого были мусульманами с острова Сицилия. Они открыто исповедовали мусульманскую веру и проводили публичные молитвы по пятницам. Так было со времен отца императора Манфреда – Фридриха. Он решил строить там научный институт (ценная информация, ранее неизвестная, о культурной жизни мусульман Лучеры; основателем этого dar al-ilm, очевидно, был Манфред, но идея вполне могла принадлежать Фридриху) для изучения всех областей теоретических наук. Все его придворные были мусульмане, и в его лагере открыто звучали призывы к молитве.

Когда я вернулся домой, пришла весть, что римский папа вместе с братом короля Франции, упомянутым ранее (Карл Анжуйский, брат Людовика IX), собирает армию для нападения. Рим находился в пяти днях пути от города, где я был. Папа уже отлучил от церкви Манфреда за его мусульманские склонности и за то, что он опозорил христианский религиозный закон. Его брат и отец, император Фридрих, тоже были отлучены от церкви папой римским за те же прегрешения. Говорят, что для них папа римский – наместник мессии, его представитель на земле. У него есть право решать, что разрешено, а что – запрещено, а также лишать и разделять. Это он коронует их монархов, и все, что они делают, нуждается в его одобрении. Когда римский папа умирает, его преемником становится человек, тоже наделенный божественными качествами.

Когда я был на земле франков, мне рассказали странную историю, согласно которой титул императора до времени Фридриха принадлежал его отцу, который умер, когда сын был еще мальчиком. Несколько франкских королей желали занять место императора, и каждый надеялся, что римский папа даст титул ему. Фридрих был германцем (германцы – одна из франкских наций) – человеком коварным и проницательным. Он встретился с каждым из претендентов лично и сказал каждому: «Мне не нужен этот титул. Я его недостоин. Когда встретимся с папой, скажи ему, что оставляешь выбор Фридриху и подчинишься его решению. Все же он сын покойного императора. Я выберу из всех тебя и буду помогать тебе и поддерживать, стану твоим верным союзником». Фридрих сказал эти слова каждому претенденту, и каждый поверил в его искренность. Все они встретились в Риме. Фридрих тоже там был. Он велел большой группе знатных людей своего королевства сесть на коней и ждать возле большой церкви в Риме, где проходила встреча. Когда все собрались, папа спросил королей: «Как вы думаете, кто из вас самый достойный этой высокой должности?» – и он положил перед ними королевскую корону. Все они ответили, что предоставляют решение Фридриху, сыну покойного императора, и обязуются подчиниться его решению. Тогда Фридрих встал и объявил: «Я сын покойного императора и достоин стать его преемником». И папа возложил корону на его голову. Пока все собравшиеся, потрясенные услышанным, пытались осмыслить, что произошло, Фридрих с короной на голове поспешно покинул церковь и уехал, окруженный германцами, ждавшими его у дверей. Вместе с ними он постарался как можно скорее добраться до своих владений. Впоследствии он совершил деяния, которые у франков караются отлучением от церкви, и был отлучен.

Мне говорили, что в Акре император спросил эмира Фахр ад-Дин ибн аш-Шейха благословенной памяти: «Объясни мне, кто такой халиф». Фахр ад-Дин ответил, что халиф – это потомок пророка, которого Аллах благословил и спас (определение относится к династии Аббасидов, которые были потомками дяди Мухаммеда – Аббаса). Халиф получил титул от отца, а его отец – от своего отца, так что халифат постоянно оставался в руках родственников пророка. Император был удовлетворен. «Это здорово, – сказал он. – А наши глупцы – он имел в виду франков – вытаскивают человека из навозной кучи, не имеющего никакого отношения к Мессии, невежественного и неспособного заставить себя понять, и делают его халифом, представителем Мессии среди них. Хотя такой человек заведомо не может быть достойным такой должности. В то время как ваш халиф, потомок пророка, явно достойнее для занятия своей должности, чем любой другой» (из этого и других отрывков видно, что в то время люди осознавали наличие определенных параллелей между халифатом и папством, несмотря на глубочайшие различия между этими двумя институтами).

Папа римский и брат короля Франции напали на Манфреда, сына императора, и в решающей битве разгромили его армию, а его самого взяли в плен. Папа приказал его убить, и это было сделано. Брат короля Франции правил землями, принадлежавшими сыну императора, и владел ими. Это случилось, я думаю, в 663/1265 году.

В году 627/1229 в Харран (Харран в Месопотамии был частью владений Айюбидов) прибыл посол от императора к аль-Камилю. Он доставил письмо императора к Фахр ад-Дину, ранее сопровождавшему его в поездке по Святой земле. Вначале идет вступительная часть с перечислением многочисленных титулов, затем – стихи и ритмическая проза, выражающие странные образы, что характерно для арабской риторики, но, как правило, непонятно для европейского читателя. Далее в письме сказано (текст приводится в сокращении и, по возможности, избавлен от стилистических фигур, призванных усилить образность языка и художественную выразительность речи, которые нередко скрывают смысл):

«После отъезда мы чувствуем одиночество и большое желание встретиться с Фахр ад-Дином, который был нам добрым спутником и другом, старался исполнять наши желания, помогал во всем. Вместе с ним мы чувствовали мир и покой, а в разлуке – боль и отчаяние. В разлуке нас одолевают мысли о смерти.

Но мы понимаем, что наш друг хотел бы услышать о нас хорошие новости, узнать о наших благих делах. Хотим сообщить, что, как мы уже говорили в Сидоне, папа обманом захватил одну из наших крепостей, Монте-Кассино, которую сдал ему проклятый аббат. Он сделал бы еще больше зла, но не смог, поскольку наши преданные подданные ожидали нашего возвращения. Тогда он распространил ложную весть о нашей смерти и заставил кардиналов поклясться, что наше возвращение невозможно. Они хотели обмануть население, внушая всем, что после нас никто не может управлять нашими владениями лучше и сохранить их для нашего сына, чем папа. Некоторые пошли у него на поводу. Когда мы подошли к воротам хорошо укрепленного Бриндизи, выяснилось, что король Иоанн де Бриенн и папская армия под его командованием в отсутствие Фридриха систематически разоряли его владения. Он усомнился в нашем возвращении, поскольку кардиналы поклялись, что это невозможно. Мы разослали гонцов с письмами, сообщающими о нашем благополучном возвращении, и наши враги забеспокоились и отступили, а подданные снова стали покорными. Лангобарды, составлявшие большую часть их армии, не смогли вынести того, что их будут считать мятежниками, нарушившими клятву верности своему господину, и вернулись. А король Иоанн и его сподвижники собрались вместе в узкой долине, откуда не могли выбраться, поскольку теперь все были против них. А мы собрали большую армию из верных людей и двинулись к вражеским территориям.

В заключение мы хотим сообщить, что желали бы часто получать от тебя письма. (Затем следуют многословные пожелания всего самого лучшего). Написано в Барлетте 23 августа второго индикта (период в пятнадцать лет)».

Далее приводится текст второго письма, в котором вступительная часть аналогична первому и содержатся следующие новости:

«Мы собрали большую армию и спешим вступить в бой с теми, кто ждет нас и, в отличие от других, не бежал. Случилось то, чего мы ждали: они осадили один из наших фортов (вероятно, Каяццо, осажденный в сентябре 1229 года), используя катапульты и все прочие виды осадных машин. Но услышав о нашем наступлении, несмотря на то что нас разделяло еще очень большое расстояние, они немедленно сожгли все осадные машины и бежали. Мы наступали быстро, горя желанием разбить наших врагов. Папа решил потребовать тех, кого мы там обнаружили, и отослал их обратно, опасаясь за их жизни (?) и сожалея об их заговоре. Другие наши новости, если Богу будет угодно, мы сообщим позже».

Мы привели здесь эти письма, чтобы ясно показать природу королей, которые окружали короля-императора, и степень его власти. На самом деле никто из христианских владык со времен Александра Великого не правил королевством, равным его королевству, особенно с учетом его могущества, отношения к их халифу, папе и смелости, которая помогла ему напасть на него и отбросить.