– Чтобы от этого визита был прок, – заявил Бридон, когда на следующий день они с женой ехали в Дорн, – надо как-то отделить старого джентльмена от четы Хемертонов. Если он захочет поговорить со мной после обеда наедине – прекрасно. Но если мы усядемся в кружок или отправимся на прогулку впятером, компанию придется разделить. Ты сможешь это провернуть с присущим тебе тактом и мастерством? Например, бросить на мистера Ривера проникновенный взор и предложить ему побеседовать с тобой по душам?

– В последнее время я потеряла хватку, но так и быть, попробую. На самом деле, я хотела взяться за миссис Хемертон и попробовать ее слегка расшевелить. Но женщины трудно поддаются обработке. С мужчинами это гораздо проще, особенно если они в возрасте. Майлз, до чего странный дом!

План Бридонов был нарушен неожиданным обстоятельством, в доме находился незнакомец. Когда супруги вошли в библиотеку, Дональд Ривер, который уже достаточно оправился, чтобы самостоятельно спуститься с лестницы, но старался не покидать свой теплый уголок возле камина, представил их новому гостю. Это дало им возможность выяснить, что его звали Кастерс Райт. Но кем был этот человек, что он делал в Дорне, жил он здесь постоянно или просто заехал на минутку, являлся ли другом, родственником или деловым партнером Риверов, – все это осталось неизвестным. Встреча с незнакомцем в чужом доме всегда нас невольно настораживает. Кто знает, не для него ли устроен этот вечер, а мы – лишь средство развлечения или случайный балласт, который пригласили в последнюю минуту? Может, он старый друг семьи, и хозяин предпочел бы поскорее избавиться от нас и пообщаться с ним наедине? И почему в отличие от нас он чувствует себя здесь как дома? Мистер Кастерс Райт был довольно молод и выглядел свежим и цветущим, точно школьник, приехавший на каникулы. Но осанка у него была уверенной, речь обдуманной, а рукопожатие твердым. Он относился к тем людям, которые любят быстро сокращать дистанцию и считают вас за человека, обходящегося, подобно им, без церемоний. Больше всего Бридонов удивило то, что Кастерс Райт без стеснения называл хозяина Дональдом, хотя тот выглядел лет на тридцать старше. Однако и членом семьи он, судя по всему, не являлся. Чета Хемертонов, несмотря на то, что он обращался к ним как к старым друзьям, держалась с ним холодно и отчужденно.

Как только они сели за стол, Анджела принялась ворковать с Ривером-старшим, участливо расспрашивая о болезни и в то же время напряженно ловя обрывки разговора между миссис Хемертон и мистером Райтом. Нет, он не собирался остаться на ночь и не был родственником Риверов. Да, он уже не раз бывал в Дорне и неплохо знал поместье и его окрестности. Мистер Райт тоже остановился в Блэруинни, но в другом отеле; он учится или учился в Оксфорде. Может, это друг покойного Колина? Непохоже, никаких признаков того, что он приехал навестить семью, где соблюдают траур. Более того, из разговора следовало, что Кастерс Райт сам напросился на обед. Мэри Хемертон выразила удовольствие, что он решил им позвонить. Как удачно, что отец сегодня смог спуститься вниз; очень хорошо, что он не против продолжительной прогулки; нет, она никак не думала, что он сегодня без машины. В таком случае они отвезут его обратно на своей. Никаких проблем, им все равно придется ехать, чтобы забрать кое-какие вещи в Блэруинни.

Попытка одновременно вести разговор и прислушиваться к чужой беседе потребовала от Анджелы таких усилий, что она совсем забыла про указания мужа и не успела сообразить, как приспособиться к новой ситуации. Вскоре хозяин дома объявил, что теперь ему можно выезжать на кресле-каталке, по крайней мере, в хорошую погоду. Услышав это, мистер Кастерс Райт сразу подхватил:

– Прекрасно, Дональд, позвольте мне прокатить вас по саду! Знаете, я всегда славился как отличный катальщик. Не поверите, я даже выступал за университетскую команду!

Фальшивость этой фразы сразу резанула слух. В старину подобный маневр назвали бы «ложным шагом». Лица у присутствующих вытянулись и застыли. Дело было не только в неудачной шутке и не в том, что он неуклюже попытался избавиться от общества и остаться наедине с хозяином. В словах молодого человека прозвучало нечто такое, что сразу изменило атмосферу за столом и привело всех в замешательство. Но Анджела могла думать лишь об одном, если сейчас мистер Райт увезет Дональда Ривера, она не поможет Майлзу в расследовании дела. У нее непроизвольно вырвалось:

– Один тянет, другой толкает, хотите, я буду вашим рулевым, мистер Ривер? Мой муж столько говорил мне о вашем саде! Мечтаю взглянуть на него.

Положение было спасено. Прогулку старого Ривера временно отложили, мистера Райта выпроводили из дома, сказав, что машину вот-вот подадут и лучше подождать ее снаружи. Бридонов, наоборот, оставили дома. Мистера Ривера выкатили на площадку в садик, где Анджела могла побеседовать с ним на солнышке и под свежим ветерком, а Хемертоны окружили ее мужа. Судя по всему, это входило в их программу. Они хотели обсудить найденный плащ и открытия, сделанные в пещере. Особенный интерес проявила Мэри Хемертон, желавшая услышать все подробности.

– Как печально думать, – заметила она, – что все это время Колин находился рядом с нами. Стоило только подняться в горы, и мы могли бы встретить его. Вы оказались правы, мистер Бридон, предположив, что он мог прятаться в пещере и мы обнаружим его плащ.

– Значит, вы уверены, что это плащ Колина? Я спрашиваю, потому что доктор Парвис высказал кое-какие сомнения на сей счет. И, по здравом размышлении, я склонен согласиться с ним. Плащ, надо признать, далеко не новый. Конечно, путешественники редко бросают такие вещи где попало, особенно если у них в карманах лежат деньги и прочие полезные мелочи, но существует множество правдоподобных объяснений, почему плащ оказался на земле. Кстати, миссис Хемертон, когда ваш брат уезжал в круиз, он надел именно плащ? Для зимы это легкая одежда. Боюсь, первые пару дней в море ему было очень холодно.

Миссис Хемертон помолчала, пытаясь вспомнить подробности отъезда своего брата.

– Конечно, вы правы, – произнесла она. – Колин надел теплое твидовое пальто, но я советовала ему взять с собой и плащ. Наверное, он потерял пальто во время поездки, а может, в эти последние дни хотел путешествовать налегке и решил прихватить что-нибудь полегче.

– Тогда логично спросить, где теплое пальто и не лежит ли в нем паспорт? А еще меня интересует фонарик вашего брата.

– Почему вы забрали именно его? – спросил Винсент Хемеротон. – Я думал, вам будет интереснее трубка, вы ведь сами курите.

– Трубку я хочу забрать сегодня и табак тоже. Что касается фонарика, я хотел выяснить, как долго он использовался. Оказалось, что не использовался совсем, ну, разве что минуту. Я сравнивал его с другим фонариком, кто дольше просветит.

– Видимо, Колин купил его незадолго до смерти.

– Да, но где? Такие вещи продают не только в «Дертчипе». Я заглянул в их филиал в Пенстивене и спросил, не продавали ли они недавно такой фонарик, и если да, то кому. Мне ответили, что за последние две недели продали пару штук, но при этом не помнят никакого молодого человека в плаще. Разумеется, я не стал упоминать о вашем брате. Колин мог купить фонарик в Лондоне – там же, где и таблетки, – но в таком случае трудно объяснить, почему он мало пользовался им. Провести несколько ночей в пещере без света…

– То есть вы хотите сказать…

– Да, я не уверен, принадлежал ли этот плащ вашему брату. Человек из Оксфорда, недавно побывавший в Лондоне… Согласитесь, это мало говорит о его владельце. Миссис Хемертон, вы пытались сами опознать найденные вещи?

– Конечно, Винсент привез их с собой. Но, понимаете, это не так легко. Я много раз сидела рядом с Колином, когда он курил, но не приглядывалась, и мне трудно отличить его трубку от сотни других. Плащ очень похож на тот, что носил брат, но это распространенная модель. Я спрашивала Сандерса – это наш дворецкий, – не помнил ли он, какой плащ висел у нас в холле, но он тоже не уверен. Тут дело скорее в том, что вряд ли кто-нибудь, кроме Колина, мог оставить его в таком месте.

– То же самое думает майор, – вставил Хемертон.

– Боюсь, все это слишком неопределенно, даже если вещи подлинные, – возразил Бридон. – Хотя ваша идея насчет таблеток хорошая. Если бы не хватало полдюжины пилюль, мы могли бы с вероятностью сказать, что после отъезда из Лондона владелец плаща прожил много дней и при этом носил плащ. Правда, он мог принимать и двойную дозу… Но, на самом деле, не хватает лишь трех таблеток. Если считать по штуке день, то это пятница, суббота и воскресенье. Или суббота, воскресенье и понедельник. Впрочем, Колин мог принимать их только в тех случаях, когда ему было плохо.

– Если это был Колин, сомневаюсь, что он принял пилюлю в пятницу, – заметил Хемертон. – Хотя, конечно, мы заинтересованная сторона, – добавил он с усмешкой. – Но такие таблетки лучше принимать утром до еды.

– Согласен. Но если человек сошел в порту после долго плавания и купил таблетки по дороге в Лондоне, ему могло прийти в голову, что будет лучше принять их прямо сейчас. Кто знает? Все это крайне досадно. Как вы понимаете, мне хотелось бы поскорее сообщить в Компанию точную дату смерти их клиента. А пока я уверен лишь в том, что мистер Колин Ривер сделал эту надпись в воскресенье или понедельник, и что в понедельник он все еще принимал свои пилюли – или не принимал. Но как раз это и хочет знать моя Компания: был ли Колин Ривер еще жив в понедельник утром! Разумеется, можно надеяться, что они истолкуют сомнения в пользу вашего отца, но уж точно не в мою. Наверняка у них появится вопрос, зачем им нужен человек, который не сделал ничего, чтобы все сомнения рассеялись.

– А количество еды, найденное в пещере, ни о чем не свидетельствует? – спросила Мэри.

– Аналогичный вопрос я задал доктору Парвису. Он ответил, что на израсходованной пище человек мог бы продержаться три-четыре дня. Но, как добавил доктор, никто не знает, сколько может съесть голодный человек за один прием.

– Что вы думаете о зачеркнутой цифре? – спросил Хемертон. – По-моему, это самый загадочный момент.

– Увы, тут мы можем только строить предположения. Я думаю, что ваш шурин просто ошибся с датой, а потом, заметив ошибку, решил ее исправить, но без особого усердия, потому что ему было безразлично. Разумеется, это не исключает возможности, что он жил в пещере и на следующий день. Вопрос в том, когда была сделана надпись.

– Мне тут пришло в голову, – пробормотала Мэри Хемертон, – может, объяснение гораздо проще? Если Колин написал это в понедельник, он мог подумать, что тринадцать – несчастливое число, и изменил его на двенадцать. Понимаю, это звучит глупо, но если мой бедный брат предчувствовал свой конец, то ему хотелось избавиться от дурного знака. Мы все немного суеверны, мистер Бридон, не так ли?

– Кстати, неизвестно, почему тринадцать стали считать несчастливым числом, – усмехнулся ее муж. – Никаких свидетельств этому нет, по крайней мере, вплоть до Реформации. И тем не менее все в этом уверены. Даже отели исключают у себя тринадцатые номера, боясь отпугнуть клиентов. Надо бы мне самому взглянуть на это место. Может, цифру зачеркнули случайно, соскользнул инструмент или нечто подобное.

– А я подумываю о том, чтобы походить по магазинам в Пенстивене, – произнес Бридон. – Вдруг кто-нибудь из продавцов вспомнит, кто купил у них банку с копченым языком.

– Я бы на это не рассчитывала, – возразила Мэри. – В пенстивенских магазинах даже бухгалтерию толком вести не могут, что уж говорить о том, чем они торгуют за прилавком! К тому же в последнее время у нас все бросились покупать консервы. Кажется, теперь ни одна хозяйка не может испечь даже простую ячменную лепешку.

– О, это только так, на всякий случай, – ответил Бридон. – На самом деле, я хочу съездить в Глазго – уверен, что это очаровательное место, – и заглянуть в бюро потерянных вещей. Когда пишешь туда письма, они отделываются общими фразами. Но если зайти лично и поднять шум, может, они проснутся. Интересно, что теперь будет делать майор Генри? Он вам что-нибудь говорил? Сомневаюсь, что он бросит свои поиски.

– Майор немного поостыл, – ответил Хемертон. – Утром мы получили сообщение от доктора Парвиса. Он проанализировал состав таблеток – это самые обычные пилюли для желудка. А майор клялся, будто парня накачали наркотиками. Но когда я уходил от него вчера вечером, он заявил, что намерен тщательно обследовать всю территорию между Чертовой впадиной и тем местом, где обнаружили плащ. Похоже, у него в жизни появился новый интерес.

– Простите мое любопытство, – произнес Бридон, поднимаясь, – но кто такой мистер Райт? Судя по всему, он хорошо знает вашего отца, миссис Хемертон, но я не понимаю, что между ними общего.

– Мистер Райт? Это человек из «Большого круга» – религиозного движения, которым интересуется папа. Я пришла в ужас, когда он хотел отвезти отца в сад, потому что тот еще слишком слаб, чтобы заниматься такими вещами. Мы очень благодарны за вмешательство вашей жены. Не сомневаюсь, что у мистера Райта самые добрые намерения, но когда речь заходит о религии, нужно быть в очень хорошей форме, не правда ли? Папа пару раз приглашал его на заседания их общины, которые устраивал в Дорне, поэтому он хорошо знаком с поместьем. Но сами мы видим мистера Райта впервые, и, по-моему, он выбрал неудачное время для визита. А, вот и миссис Бридон! Я очень рада, что вы оба откликнулись на наше приглашение. Надеюсь, теперь, когда дорожка уже проторена, мы будем видеться чаще.