«Ну вот, совсем зря спал. Ничего не увидел. Совсем ничего. Хоть бы какой намек, что же Годзилла со мной в конце концов сделает… – такими были первые, еще неясные мысли Пака после пробуждения. – Сейчас я открою глаза. А Ее нет. Но все равно я чувствую Ее сегодня близко, очень близко. К чему бы это?»

Как только самолет начал снижаться, подсознание уверенно вытащило Пака из его сна. Теперь он неспешно открыл глаза. «Так, сначала взгляд в окно. Надо же, как повезло. Видимость сто процентов. Это очень хорошо.

Что еще видим за окном? До земли еще километров семь? Нет, пожалуй, где-то шесть. Вовремя проснулся. Примерно осталось еще минут десять до включения табло. Хорошо. Можно сказать, отлично. Времени навалом. Тогда пока поглазею на публику. Все ли на месте, как себя ведут».

Пак, как бы потягиваясь, повел взглядом вокруг и осмотрел весь небольшой салон бизнес-класса. Все пассажиры были на своих местах. Самый маленький из них ползал по проходу между креслами и жужжал, выписывая повороты надувным самолетиком. Сейчас он как раз дополз до ряда, на котором сидел Пак. Судя по надписи на борту игрушечного лайнера, подарок мальчику сделал кто-то из стюардов от имени авиакомпании. Пак не стал задерживать свое внимание на мальчике и перевел взгляд повыше.

Двое, сидевшие справа, наблюдали за мальчуганом. «Не равнодушно смотрят. О своем думают. Серьезно думают. У того, что посветлее, похоже, есть свой мальчик, и у него какие-то проблемы, – отметил тренированный взгляд Пака. – Не простым, посторонним, а вроде как отцовским взглядом смотрит на мальчика. При этом у него самого почему-то на глаза слезы наворачиваются. А второй что-то такое успокоительное ему говорит».

Ким напряг слух и с трудом разобрал за гулом моторов обмен короткими фразами:

– Илья, не нужно отчаиваться.

– Я чувствую себя беспомощным. Как маленький ребенок. Это ужасно.

– Даже беспомощное дитя, например, вот этот малыш, может спасти сотни человек.

Малыш вскочил и побежал к родителям. Пак внимательно проследил взглядом, как мальчика взяли на руки и дали попить.

«Сомнений точно нет. Корейские корни в этой семье напрочь отсутствуют. Так у нас и на руки детей не берут, и попить ребенку не дают». Пак бросил взгляд на часы и не спеша встал со своего кресла. Перед тем как приступить к делу, он решил немного размяться. А заодно и получше рассмотреть тех, кого ему плохо было видно со своего места.

Бабушки-туристки угомонились. Они теперь тихо лежали в своих креслах, подложив под шеи надувные подушечки и закрыв глаза матерчатыми очками. Одинокий индус сидел, повернувшись к окну, и смотрел в бескрайнее пространство над редкими белоснежными облаками. По-видимому, он как-то немного отвлекся в полете от своего горя. Сейчас, как завороженный, он просто бездумно сидел и смотрел в бесконечную даль.

«Ну, подведем итог. Каких-либо оснований для изменения прогноза о том, кто же есть моя цель, у меня не появилось. Теперь посмотрю повнимательнее, как там мой клиент».

К великому сожалению Пака, его предполагаемая жертва крепко спала. Хорошее питание плюс приличная доза спиртного сделали свое дело. Акула капитализма спала безмятежным сном маленького ребенка, подложив могучую правую руку под пухлую щечку.

«Ничего, солнце еще высоко. Когда нужно будет пристегивать ремни, его разбудят так же настойчиво, как меня на взлете. Так что я имею все шансы получить свое удовольствие, – успокоил себя Пак. – Однако очень хочется посмотреть, как он будет терять свое холеное лицо.

Ну ладно, пора. Теперь нужно сосредоточиться на главном».

Ему на самом деле было приятно наконец-то сделать Это. Совершить главное дело своей жизни, свой великий личный подвиг во имя Родины и ее солнцеликого Руководителя.

Все его дальнейшие действия были отрепетированы многократно. Пак аккуратно достал из верхнего багажного отсека свой рюкзачок и отправился в туалетную кабинку. В ту же самую, которую он посещал после взлета.

Сначала он разобрался с рюкзачком. Вынул из кармашка рюкзака тонкую нательную рубашку с длинными рукавами. Обвязал ее пока вокруг пояса. Достал и повесил на крючок у двери объемную куртку-пуховик, которая придавала рюкзаку объем и видимый смысл. Опустил столик для пеленания, положил пустой рюкзак и стал выкладывать на него подкладку и переднюю стенку, распуская по пути все ненастоящие швы.

Уже через пару минут Пак приступил к укладке вынутого шелкового полотна, в котором теперь без труда можно было узнать маленький парашют. Именно такой, какой использовала команда Пака в шоу «Ариранг» при экстремальных прыжках. После тщательной укладки парашют опять отправился в рюкзачок, точнее, в оставшийся от рюкзака парашютный мешок.

Далее Пак с огромным удовольствием снял через голову и положил на столик «жидкожилет», это опостылевшее ему сооружение из «донорской» кожи. Повернулся к умывальнику, набрал в кулак бумажных салфеток, слегка их намочил и обтерся от самой шеи и до пояса. Выбросил бумажки, снял с пояса и надел нательную рубашку, потом набросил сверху парашютный рюкзачок. Глядя в зеркало, внимательно подогнал все ремни. В этот момент загорелся сигнал «вернитесь на свое место».

«Все по расписанию. Ну, ладно. Пора!»

Пак осторожно разъединил края верхней части «жидкожилета» по всему периметру. Двумя руками он вынул подрагивающий латексный мешок с темноватой жидкостью и положил его на дно унитаза. Посмотрел с одной стороны, с другой, затем нажал кнопку спуска. Струя воздуха мягко потянула мешок, он заткнул на пару секунд отверстие, завис, потом на глазах стал уменьшаться, перетекая вовнутрь, и со свистом исчез.

«Все как на тренажере. Отлично. Теперь второй».

Через несколько секунд второй эластичный мешок с жидкой начинкой того же цвета исчез в недрах самолета. «Жидкожилет «отправился в урну.

«А теперь конфетка».

Ему нравилось, как был замаскирован катализатор. Это была его, Пака, идея – замаскировать кусочек катализатора под шоколадный батончик. Пак достал «конфету» из кармашка рюкзачка и развернул над унитазом обертку, осторожно потянув ее в разные стороны за два хвоста. «Батончик» увесисто шлепнулся вниз. Пак бросил туда же обертку, нажал кнопку спуска, еще раз посмотрелся в зеркало, пощупал кольцо парашюта на груди, подмигнул себе, набросил на плечи пуховик и вышел из туалета.

Из соседней туалетной кабинки раздался громкий детский плач, за которым послышались увещевания кого-то из взрослых. Пак уже без особого интереса, чисто автоматически отметил, что этот язык ему незнаком. Стюард, стоявший рядом, в проходе между туалетами, тут же закрыл снаружи кабинку, покинутую Паком, и начал настойчиво стучать в дверь другой. Дверь открылась, оттуда вышел молодой папаша с тем самым мальчиком. Малыш почему-то горько рыдал.

«Мальчик не капризничает, однако очень искренне плачет, – опять же без усилий, по годами отработанной привычке все замечать, зафиксировал Пак. – Наверное, описался мальчишка и расстроился, ведь он уже такой большой».

Мысли о том, что он обрекает этого мальчугана, как и всех остальных пассажиров, на страшную смерть в затяжном падении на землю, у Пака не возникло. Он спокойно прошел на свое место, сел в кресло и начал готовить себя к прыжку. Пак знал, что у него есть от пяти до семи минут. Именно столько времени, по всем расчетам и проверкам, оставалось до взрыва.

Пак прикрыл глаза и стал просчитывать, что сейчас происходит во внутренностях авиалайнера. Вот сейчас мягкие мешки с взрывчаткой доплыли до основного отстойника. Они тяжелее содержимого и еще через пару минут должны оказаться прижаты ко дну в самой глубокой части. Туда же в ближайшие секунды попадет и «конфета»-катализатор.

Все было учтено и перепроверено в расчетах мастеров взрывного дела народной республики. Только правильное расположение места взрыва в системе сбора испражнений современных моделей самолетов могло обеспечить требуемый эффект. Специалисты называли бы это кумулятивным взрывом. Взрывная волна сначала должна будет отразиться округлыми металлическими стенками отстойника, потом собраться в акустический конус и уже затем устремиться вниз, прямо в днище лайнера.

Через доли секунды после взрыва образуется круговой аккуратный разрыв корпуса с диаметром около сорока сантиметров. Этого, по всем расчетам, уверенно хватало, чтобы необратимо нарушить конструкцию лайнера. Далее секунд за двадцать произойдет круговой разрыв фюзеляжа.

Так что Паку осталось просто подождать, когда в одном из мешков образуется первое отверстие. Во всех авиакомпаниях используют одну и ту же химию для разложения фекалий во внутренних туалетных контейнерах. Материал мешков был тщательно подобран. В этой среде он должен устоять не более пяти минут. И тогда взрывчатка начнет выходить из мешка. Как только ее первые молекулы встретят катализатор, произойдет «бум».

Малыш продолжал громко плакать, мешая Паку думать. Вдруг мальчуган неожиданно и резко замолчал. Если бы Паку это было интересно, он бы увидел, чем стюарду моментально удалось успокоить мальчика. Может быть, тогда Пак задал бы себе вопрос, почему принесенный новый надувной самолетик так легко остановил неутешные рыдания мальчугана.

И тогда Паку, возможно, удалось бы понять причину неутешных слез. Со своей проницательностью Пак вполне смог бы догадаться, что предыдущий подаренный самолетик мальчик недавно уронил в унитаз, испугавшись громкого звука высасываемого воздуха.

Но Пак не стал открывать глаза. Поэтому он никак не мог предположить, что на самом деле происходит в недрах лайнера. А сейчас там, где-то в темных бесконечных внутренностях большого самолета, медленно дрейфовал такой же самолет, только маленький, надувной. И на этом надувном самолетике, между крыльями и игрушечной кабиной пилота, лежала брошенная Паком «конфета»-катализатор для взрывчатки. Темный батончик плавно кружил на самолетике по поверхности сточных вод, вместо того чтобы быстро опускаться к месту предполагаемого взрыва.

Минуты тянулись бесконечно долго. Пак не выдержал и посмотрел на часы. «Что-то идет не так. Прошло девять минут. Самолет выпустил шасси. Если сейчас бумкнет, могу не успеть. Но лучше умереть с честью, чем не выполнить задание. Если вовремя не получилось, значит, я чего-то не учел. Что-то сделал не так.

А если совсем не будет взрыва? Если окажется, что я просто покатался по Европе и задание не выполнил? Это совсем плохо. Товарищи по партии мне этого никогда не простят. И я сам себе этого не прощу. Скорее бы взрыв».

Но прошло десять минут, пятнадцать, двадцать. Земля за окном стала быстро приближаться. Колеса плавно коснулись земли, посадка была идеальной, кто-то из пассажиров даже легко поаплодировал.

«Этого не может быть. Просто не может быть».

К лайнеру подъехал приставной трап. Пак автоматически поднялся вместе со всеми, двинулся к выходу, спустился по трапу. Сойдя на землю, он не пошел к автобусу, а повернулся к самолету и стал рассматривать его днище.

«Где-то здесь должно было рвануть. Или здесь? – Пак задрал голову и медленно, как лунатик, побрел от трапа ближе к самолету. – Точно. Вот здесь это и должно было быть». Он смотрел на неподвижную серую металлическую гладь корпуса, не обращая внимания на оклик служащего. За спиной Пака шевельнулось низкое облако, отразившись в металлическом зеркале. «Где-то я это уже видел. Что же это такое? Силы небесные. Озеро. Это же то самое озеро!»

Низкий, идущий из глубины самолета звук Пак даже не услышал, а почувствовал, ощутил всем своим телом. Потом его зоркие глаза заметили первое движение. Поверхность фюзеляжа слегка дрогнула, плавно колыхнувшись сначала вверх, затем вниз, и потом стала стремительно вспучиваться, направляясь не куда-нибудь, а прямо по направлению к нему, Паку.

Это шла Она. Он не зря Ее сегодня все время чувствовал рядом. Пак хорошо помнил, что будет дальше. Но, как и в своем повторяющемся сне, ничего не мог сделать. Он просто стоял и ждал неизбежного.

И неизбежное пришло. Надувшийся, обращенный к Паку металлический бугор вдруг лопнул в самой середине, и из него на Пака с диким воем понеслась Она, Годзилла.

Огромная пасть стремительно приближалась к несостоявшемуся герою, раскрываясь в страшном оскале разорванного алюминия. Он видел блеск серого неба на огромных острых зубах и успел почувствовать на своем лице горячее зловонное дыхание страшного зверя.

Дикий крик заглушил на мгновение шум международного аэропорта города Вены. Этот вопль шел из самой глубины души маленького Пака, навсегда унося в бесконечность остатки его сознания.