Глава 24

Вульф взял лист бумаги и начал его складывать.

– Володя, отправь Катю Миркину в магазин «Пеликанобанано». Пусть прикинется мамашей, которая…

– Нет, – остановила я супруга, – я ничего не имею против Кати, но она новенькая. Вдруг накосячит? Сама в торговый центр поеду.

– У меня на тебя были другие планы, – сказал муж. – Мы все время говорили – «Лошаковские», банда. Я решил посмотреть, что они на самом деле творили. Газеты, журналы, интернет – все это не дает достоверной информации. Один корреспондент накатает чушь, другой ее повторит, немного перепишет или ошибки сделает, когда текст перекатывает. В первом материале, например, три погибших. А второй журналюга пальцем толстым в клавиатуру ткнет, и у него напечатается – тринадцать, единичка перед цифрой три появилась. И пошла строчить орда. Через день в Сети уже тысяча триста человек, да не умерших вследствие собственного пьянства в деревянном доме, а погибших от рук ужасных маньяков… Дальше додумывайте сами. После гибели Егора его жена сдала всех членов банды, она знала как верхушку, так и многих из среднего состава. Благодаря ее откровениям ОПГ закончила свое существование. Так чем же занимался Волынин? Его люди в основном воровали автомобили, разбирали их или перепродавали украденное. Крови на них почти нет. Налеты на банки, инкассаторские машины, грабежи, разбой – это не тема «Лошаковских». Грабежами квартир они тоже не занимались. Известно лишь три случая, когда лошаковцы влезли в чужое жилье, убили хозяев и унесли ценные вещи. И мы уже об этих делах говорили: профессор-востоковед, а заодно и поэт Тимонин, писатель Эдуард Ромин, композитор Вахрушев. Все хозяева апартаментов были убиты. Но! У Тимонина была домработница Елена Ганкина. Ромин жил со Стеллой Каминовой, у Вахрушева двое детей, няня. Лишили жизни только мужчин. Ганкину заперли в кладовке, няню и малышей – в детской. Всем велели сидеть тихо, сказали: «Пикнете, и вы покойники!» Понятное дело, женщины сидели тише мышей, а сын и дочь Вахрушева просто спали, близнецам чуть более года исполнилось. Жена композитора угодила в больницу, у нее случился приступ, экстренно удалили желчный пузырь. И что уж совсем необычно, бандиты заткнули женщинам и детям берушами уши. Лично я про такое впервые слышу. То, что им заклеили рты и связали руки-ноги, меня не удивило. А вот уши – весьма оригинально.

– Не хотели крови прислуги и детей, – пробормотал Алексей. – Младенцы часто выживают при налете. Не у всякого преступника рука на дитя поднимется. Хотя некоторые и новорожденного не моргнув глазом жизни лишат. Но баб не пожалеют, они потенциальные свидетели. Бандиты знали, что в квартирах есть обслуга, беруши приготовили.

– Все ограбления подряд произошли, – продолжил Макс, – ни до них, ни после «Лошаковские» не были замечены в нападениях на квартиры. Банда Егора громила жилье, орудовали преступники тихо, двери открыли отмычками. Они испортили все, что можно привести в негодность без шума. Изрезали обивку мягкой мебели. Шкафы, двери, кухню опрыскали какой-то дрянью, дерево и пластик пришли в негодность. Плитку в санузлах вымазали практически несмываемой краской, картины выдрали из рам и бросили на пол.

– Бессмысленный вандализм, – вздохнул Костин, – это не грабеж. Месть. Очень личное преступление.

– Верно, – согласился Макс, – Стелла Каминова слышала, как они переговаривались. Всех слов преступников она не уловила, но кое-что разобрала.

– Подожди-ка, ей не надели беруши? – удивилась я.

– Нет, – ответил Макс, – преступники не знали, что она находится в доме.

– Это как? – недоумевала я.

– На даче была потайная комната, – пояснил Макс. – Стелла сообщила следователю, что писатель там держал вещи, которые ему не нужны, но было жалко выкинуть.

– Чулан, – воскликнула я.

– Что-то вроде того, – согласился Вульф, – или гардеробная.

– Странно, что преступники туда не заглянули, – встрепенулся Вовка, – это наводит на подозрения.

Макс щелкнул пультом.

– Следователь вначале тоже решил, что Стелла заодно с бандитами. Но вот вам план дачи, где жил Ромин, его спальня. Вдоль стены расположен шкаф с одеждой. Надо нажать в определенное место, задняя стенка отъедет и… битте вам, коллекция барахла.

– Зачем прятать вход в гардероб, где старые тряпки хранятся? – изумился Костин.

Вульф выключил экран.

– Полицейский спросил то же самое. Каминова ответила: «Когда мы с Эдиком стали жить вместе, он уже владел дачей. Я ему не законная супруга, поэтому не задавала вопросов». По ее же показаниям, преступники ворвались в спальню. Стелла на тот момент находилась в чулане и затаилась там. Она слышала только отдельные фразы. Потом кто-то открыл шкаф, сказал: «Там одно шмотье». И стало тихо. Перепуганная Каминова просидела в укрытии долго, потом рискнула выйти и увидела убитого Ромина. Далее понятно. Стелла сейчас работает на ресепшене в отеле. Не замужем. Детей нет.

Макс сел к столу.

– Возникает вопрос. Почему бандиты устраивали ограбления, когда хозяева были дома? Обычно они действуют иначе. Воры хорошо знают: статья за кражу чужого имущества и статья за убийство – это разные сроки.

– Это садисты, – предположил Костин, – наслаждались чужими страданиями. Отморозки. Безбашенные. Наглые. Чувствовали собственную безнаказанность.

– И оставили в живых прислугу и свидетелей, – не успокоился Вульф.

– Ты же говорил, что они были в карнавальных костюмах, – напомнила я. – Рыжие псы и кошки. Людей в таких нарядах не опознаешь, – продолжала я. – Зачем убивать тех, кто никогда внешность бандитов не опишет?

– Кое-кто лишает человека жизни из простого удовольствия, – мрачно сказал Костин, – демонстрирует свою власть. Твои слова про неузнаваемость преступников не совсем верны. Лицо, тело скрыты под костюмом, но рост? Походка?

– Натянул ботинки на платформе и выше стал, – возразила я.

– Так в них бегать неудобно. На дело в кроссовках идут, – отбил мяч Вовка. – Все, кто выжил, сообщили: нападавших было четверо. Один высокий, за метр девяносто, второй и третий где-то сантиметров на десять пониже, а четвертый невысок, возможно, метр семьдесят.

– Хотели за что-то отомстить убитым, – предположила я, – очень похоже на это.

Макс взял указку и встал перед экраном.

– У нас есть группы собак и кошек, нарисованных полицейским художником. Няня и домработница попытались описать бандитов.

– Когда я служил в полиции, нашел грабителя, потому что потерпевшие говорили, что от него странно пахло: медом и перцем, – вспомнил Костин, – оказалось, были такие леденцы, назывались «Острая пчелка». Продавались они только в лавке при фабрике, которая их выпускала, большим спросом не пользовались. Поэтому продавцы хорошо запомнили и детально описали мужчину, который к ним раз в месяц в двадцатых числах приходил и сразу много брал. Мои парни несколько дней посетителей кафешки при лавке изображали и взяли дядьку. Не москвич оказался. Прикатывал по поручению хозяина раз в месяц за товаром, себе любимому леденцы брал. И женщин грабил вечером, в свободное время. Чего зря в столицу ездить, если можно заработать.

Макс забегал по комнате.

– Месть! Я о том же подумал. Все убитые преступниками – близкие друзья художника Василия Колятина, биологического отца Егора. Теперь посмотрим на снимки младшего Волынина, где он вместе с Людой Бошкиной по разным поводам выходит в свет. Вот. Любуемся. Взяты из журналов. Шесть штук. Рост Егора – метр восемьдесят пять. Ходит он по-медвежьи, руки чуть от тела отходят. Так выглядят мужчины, которые фитнесом занимаются, накачали бицепсы-трицепсы и прочее. Правая ступня у главаря бандитов слегка косолапит. Но точно утверждать, что Егор сам участвовал в этих ограблениях, нельзя. Кроме того, когда банда устраивала нападения, Волынин демонстративно появлялся на людях, посещал какое-либо мероприятие. Я проверил. Во все даты Егор находился на разных тусовках, словно нарочно попадал в объективы камер. Но вечеринки длятся с шести-семи вечера до последнего человека. Можно приехать, покрутиться среди гостей, показаться прессе, уехать на пару часов и вернуться. Никто твоего отсутствия не заметит.

– Маловероятно это, – засомневалась я.

Костин показал на экран компьютера.

– Убийство Тимонина случилось в тот день, когда гламурный журнал «Новости и сплетни» праздновал свой день рождения. Веселье гудело в клубе, который сняли целиком для мероприятия. Приглашенных было море, программа обширная – сначала поздравления, речи почетных гостей. Фуршет на всех трех этажах, и там же выступали артисты. Начали в восемнадцать, последнего гостя унесли вдрабадан пьяного в пять утра. Егор произнес речь в первой части вечера. В журнале опубликовали отчет о мероприятии и несколько снимков Волынина и его жены. А теперь скажи, как в доме, набитом артистами, гостями и обслугой, среди пьяных рож можно заметить отсутствие Егора?

– Никак, – призналась я.

– Он мог уехать в начале восьмого, вернуться в одиннадцать и вертеться среди гостей. В дни гибели композитора Вахрушева и писателя Ромина тоже состоялись массовые светские гулянки. И, обратите внимания, организатор нападений был прекрасно осведомлен о том, какие у кого с кем отношения. Когда убивали Вахрушева, элита поздравляла с юбилеем другого автора эстрадных песен Юрия Климова. Все толпились в ресторане «Агаро», туда приехали певцы и певички, девичьи и мальчишеские группы, продюсеры, телемагнаты. А почему нет Константина Сергеевича? Отчего Вахрушев с женой не пожелали выпить за здоровье коллеги композитора? Да потому, что под именем Климова много лет назад, еще в советские годы, в газете «Советская культура» вышла статья «Нужна ли нам такая музыка?» В ней Юрий, тогда уже известный композитор, автор произведений «Люблю КПСС», «Жить в колхозе счастье» и тому подобное, ополчился на молодого Вахрушева, руководителя ансамбля «Барабаны любви». Коллектив исполнял песни Константина, пели парни исключительно о страсти, цветах и тому подобное. Никаких восхвалений советского строя, гимнов доменным печам и тракторам в их репертуаре не было. Понятное дело, публикация в прессе – заказ, не Юрий ее нацарапал, он только свою подпись поставил.

– Точно! – кивнула я. – В те годы люди творческих профессий, которые отказывались воспевать коммунизм, рабочий класс, звать комсомол на строительство БАМа, раздражали власть. Но на календаре-то давно не тридцатые годы. Посадить кого-то за решетку из-за того, что он поет о любви к девушке, а не к комсомольской организации, было нельзя. Вражьи радиостанции мигом разнесут по всему свету весть о том, что N попал за решетку, и поднимется грандиозный скандал. Чтобы избавиться от «вредного» певца, композитора, писателя, применяли «метод гнева». В газете публиковали возмущенную творчеством мещанина статью кого-то из коллег, в конце часто была фраза: «Нужна ли нам музыка (книги, фильмы, картины) N? Наш народ говорит: «Нет». Я только сейчас сообразила, о ком мы говорим. Дядя Костя. Он часто бывал у нас дома, подбивал мою маму перестать заниматься хозяйством, приглашал ее петь в своем ансамбле. У нас с ним разница в возрасте лет десять, но я звала его «дядя». Один раз он плюнул в телевизор. Я была так потрясена его поведением, что запомнила этот поступок. Мы пили чай, голубой экран был фоном, шел какой-то концерт. И вдруг! Гость вскочил и плюнул в изображение мужчины, который сидел у рояля. Мама живо выключила телик, отец налил гостю полный фужер коньяка и велел:

– Выпей.

Меня быстро отправили в детскую, уложили спать, но мне уже было шестнадцать, поэтому утром я начала расспрашивать маму. Та изворачивалась, говорила: «Деточка, Костя заболел, подцепил вирус, от температуры совершил странный поступок». И тут в столовую вошел папа и сказал: «Доченька! Мужчина, который играл на рояле, Юрий, некогда был близким другом Кости. Потом он совершил подлость, написал о нем плохую статью в газете, Костя из-за этого потерял все концерты, его коллектив разбежался. Жена его не захотела состоять в браке с опальным мужем, оформила развод, выписала Костю из квартиры. Вахрушеву пришлось очень тяжело. А Юрий получил пост в Союзе композиторов, он доказал своим подлым поступком верность властям.

– Дорогой, не стоит рассказывать это ребенку, – осторожно сказала мама.

– Она оканчивает школу, – отрезал отец, – должна понимать, что, кроме любящих родителей, на свете еще живут подлые твари.

– Милая, иди к себе, – скомандовала мама.

Я убежала, но потом на цыпочках вернулась к неплотно закрытой двери и стала подслушивать. Мои родители жили мирно. Но мама была излишне эмоциональна, отец же терпелив сверх меры, он никогда не кричал на жену. Но в тот день все пошло не так. Мама налетела на мужа-генерала:

– Девочка еще глупая, начнет болтать что не надо и где не следует! Неприятностей не оберешься.

Отец молчал, а мама набирала обороты:

– И Костя тоже хорош. Ему тихо советовали сменить репертуар!

– Не всякий готов это сделать, – повысил голос папа.

Слово за слово – родители повздорили. Отец стал во весь голос материться, чего ранее никогда не случалось. Я перепугалась, забилась в свою спальню, сидела тише паука. Через пару часов в дверь заглянула бледная до синевы мама и, старательно изображая веселье, сказала: «Котенька, папа спешно улетел в командировку в Сибирь. А нас с тобой тетя Люся зовет в гости к себе на дачу». Я обрадовалась поездке к лучшей подруге мамы, оделась, вышла в прихожую и поняла, что меня обманули. Отец не уехал по делам. Генерала Романова могли вызвать на службу в любое время дня и ночи. В доме раздавался телефонный звонок, и папа после короткой беседы спешил к двери. У вешалки всегда стоял «тревожный чемоданчик» с необходимыми вещами. На сборы давали пять минут, машина сигналила во дворе. Саквояж всегда готовый! Не было случая, чтобы генерал уехал без него. Но в тот день чемодан остался у зеркала.

Я росла тихой наивной девочкой, но мне исполнилось шестнадцать, мои одноклассники часто сетовали на скандалы дома, переживали, когда родители разводились. Я сразу поняла: папа и мама сильно повздорили из-за дяди Кости, и от всей души возненавидела композитора. Очень боялась, что отец не вернется. Но он через два дня появился дома с подарками для меня и мамули. Все стало как прежде. Затевай моя семья каждый день ругань, я бы не запомнила эту ссору. Но она была единственной на моей памяти. Поэтому сцена, как Костя плюет в телевизор, и последующее поведение папы надолго засели в моей памяти.

– Интересно, – протянул Костин.

– То-то мне фамилия Вахрушев, когда впервые заговорили о жертвах бандитов, показалась смутно знакомой, – вздохнула я. – А после рассказа о статье в газете я сразу поняла, о ком речь.

– Тебе на момент ссоры было шестнадцать? – уточнил Леша.

Я кивнула. Алексей начал стучать по клавишам.

Вульф посмотрел на меня.

– Стелла Каминова жива, она, как я уже говорил, работает в гостинице. Сегодня у нее выходной. Я позвонил ей, представился, спросил, может ли к ней подъехать наша сотрудница? Она спокойно ответила: «Конечно. Но зачем?» Я сказал Стелле, что речь пойдет об убийстве писателя Эдуарда Ромина. Администратор быстро согласилась. «Помню все так, словно это произошло вчера. Это самое страшное, что со мной в жизни случилось. Пусть приезжает к пяти вечера», – согласилась Каминова.

– Еще много времени, – протянула я, – «Пеликанобанано» рядом с нашим домом. Заеду туда, поговорю с продавцами. Леша, вышли мне фото Кости и того мальчика, который тоже пропал.