Часть шестая
Звонки, звонки, звонки. Они раздавались непрерывно с утра в кабинете старшего следователя по особо важным делам при Прокуроре РСФСР Игоря Андреевича Чикурова. Вернее, с тех пор как он вернулся от начальника следственной части Прокуратуры республики Олега Львовича Вербикова, поручившего ему заняться расследованием гибели Варламова.
А покинул кабинет Вербикова Чикуров всего несколько часов назад.
Игоря Андреевича беспокоило высокое начальство: своё и умершего. Когда погиб Варламов, при каких обстоятельствах, это несчастный случай или насильственная смерть — вот какие вопросы сыпались на следователя. Но что он мог ответить, если сам знал о трагической кончине заместителя министра строительства всего ничего? Информация Чикурова базировалась на скупой телефонограмме из южноморской прокуратуры.
В кармане следователя уже лежало командировочное удостоверение, однако он пока ещё не знал, когда сядет в самолёт, улетающий к берегам Чёрного моря. Нужно было многое выяснить здесь, в Москве. В семье Варламова, в министерстве, у знакомых, словом, в «среде обитания». Как ни лапидарно было сообщение из Южноморска, в нем ясно читалось, что гибель Кима Харитоновича обставлена какими-то странными обстоятельствами. И желательно было прибыть на место происшествия, имея кое-какой багаж.
Но, с другой стороны, засиживаться в столице Чикуров тоже не имел права. Хоть мудрые говорят: поспешай медленно, но в следственном деле это неприемлемо.
Руководство предложило создать следственно-оперативную группу, включив в неё ещё одного следователя — из Главного следственного управления МВД СССР, а также оперуполномоченных уголовного розыска. Такое взаимодействие, по мнению начальства, помогло бы скорее «раскрутить» дело.
Идея хорошая. Но когда встал вопрос о формировании группы, оказалось, что с кадрами в министерстве не очень-то густо. Вернее, найти свободного человека просто невозможно.
Чикуров приехал в министерство, чтобы встретиться с людьми, с которыми ему предстояло работать по южноморскому делу. Зашёл к генералу и напомнил ему, что заместитель министра согласился выделить следователя и двух оперуполномоченных угрозыска.
— Выделим, конечно, а как же! — бодро начал генерал.
— Кого конкретно? — поинтересовался Игорь Андреевич.
Генерал стал чесать затылок, полез в какой-то список и вдруг озабоченно проговорил:
— Признаться, даже не представляю… Свободных нет.
— Как же так?
— А вот так, — вздохнул генерал. — Задыхаемся! Все в разгоне… Сам небось отлично осведомлён, сколько сейчас расследуется дел о хозяйственных преступлениях, о художествах в торговле! — Он с надеждой посмотрел на Игоря Андреевича: может, войдёт в положение?
Но Чикуров входить в положение не собирался.
Генерал покряхтел, поёрзал в кресле и предложил:
— Слушай, а может, возьмёшь кота в мешке?
— То есть? — не понял следователь.
— Есть один человек… Кичатов… Признаться, сам я даже в глаза его не видел. Он работал начальником следственного отдела в Рдянском областном управлении внутренних дел. Не знаю, за какие-такие грехи, но прежний министр его разжаловал и отчислил из органов. Год он где-то болтался. А вот новый министр восстановил Кичатова в звании и предложил работу в Москве.
— Редкий случай, — усмехнулся Игорь Андреевич. — Обычно у нас если уж поставят на человека отметину, так потом всю жизнь приходится отмываться. Тут же не только восстановили прежний статус-кво, но ещё, как я понимаю, с повышением. Интересно почему?
— Ей-богу, не знаю. Короче, берёшь его?
— Хорошо, рискну, — согласился Чикуров, понимая, что большего все равно вряд ли добьётся.
— Ладненько! — не смог скрыть облегчения генерал.
— Ну а насчёт сыщиков? — спросил Игорь Андреевич.
— Может, сам кого порекомендуешь? — задал встречный вопрос генерал. — Из тех, с кем тебе приходилось работать? — Он смотрел на следователя прямо-таки с отеческой лаской. — Видишь, какой даю тебе простор?
— Сразу как-то в голову не приходит…
— И меня выручишь, — добавил генерал.
— Хорошо, выручу, — улыбнулся Игорь Андреевич, вспомнив вдруг оперуполномоченного уголовного розыска капитана Латыниса. С Яном Арнольдовичем он работал по делу о березкинском экспериментальном научно-производственном объединении «Интеграл». Правда, теперь Ян Арнольдович уже был майором.
Его кандидатуру и предложил Игорь Андреевич.
— Не возражаю, — сказал генерал, записывая координаты Латыниса. — А вторым будет Жур, капитан из южноморского горуправления внутренних дел. По-моему, опер что надо! Занимался делом с самого начала, так сказать, стоял у истоков. Это раз! Очень толковый офицер — это два!
— Знаком вам по прежним делам? — полюбопытствовал Чикуров.
— Я с первых слов чувствую, каков работник, — не без гордости заявил генерал. — Жур понравился мне своим докладом. По телефону. Коротко, чётко, ясно!.. Ну вот, кажется, мы обо всем договорились?
— Почти, — кивнул следователь. — Последний вопрос: скоро появится кот из мешка? Ему нужно быть в Южноморске.
— Когда?
— Вчера, — с улыбкой ответил Игорь Андреевич.
— Хорошо, я сейчас же дам команду разыскать Кичатова, а уж он сам найдёт тебя. Лады?
— Лады, — сказал Чикуров и попрощался с хозяином кабинета.
Следующим пунктом, куда направился Чикуров, было Министерство строительства. Но только чтобы попасть в него, он потерял драгоценные полчаса: по служебному удостоверению его не пустили, потребовали заказать пропуск.
Когда наконец пропуск был выписан, Чикуров поднялся на лифте и вошёл в приёмную. Но министра на месте не было. Его помощник ясно дал понять следователю, что с «самим» Игорю Андреевичу встречаться незачем, достаточно побеседовать с кадровиком.
— В крайнем случае — с первым замом, товарищем Паршиным, — закончил помощник.
Чикуров выбрал «крайний случай».
Паршину было около пятидесяти. Голова гладкая, как биллиардный шар. И брови у замминистра были такие светлые, что разглядеть их можно было с большим трудом.
Замминистра встретил следователя чрезвычайно любезно. Узнав, что речь пойдёт о Варламове, Паршин позвонил в отдел кадров и попросил принести личное дело погибшего, что и было тут же сделано.
— Что же все-таки произошло с Кимом Харитоновичем? — спросил он.
— Вот это мы и выясняем, — ответил Чикуров, доставая бланк протокола допроса свидетеля.
Паршин, покосившись на бланк, заметил:
— Вначале у вас было желание просто поговорить, а теперь, как я вижу, намереваетесь допросить меня?
— Таков порядок, — объяснил следователь. — Я должен зафиксировать нашу беседу соответствующим образом.
Любезная улыбка исчезла с лица замминистра. Он строго посмотрел на Чикурова, словно хотел спросить, согласован ли вопрос, и если да, то с кем? Но раздумал и, дав указание секретарю ни с кем не соединять его по телефону, сухо произнёс:
— Что вас интересует?
— Расскажите, пожалуйста, о Варламове.
Паршин раскрыл папку с личным делом умершего, и потекли официальные округлые фразы. Схематично биография Варламова выглядела так: школа, институт, затем планомерное восхождение от мастера участка через все промежуточные начальственные должности до заместителя министра.
Заключительным аккордом прозвучало:
— Окончил народный университет марксизма-ленинизма, являлся активным пропагандистом. Идейно выдержан, в быту замечаний нет.
«Да, биография выглядит образцово-показательно, хоть сейчас в хрестоматию», — подумал Чикуров.
— Знаете, хотелось бы услышать, что он за человек? Ну, какой у него характер? — спросил следователь.
— Характер… — повторил замминистра, поглаживая лысый череп. — Какое теперь имеет значение? — Он вздохнул. — Кима Харитоновича нет, и копаться…
— Поймите, я не ради праздного любопытства! Варламов погиб при довольно загадочных обстоятельствах. Для установления истины все важно, все имеет значение! — убеждал Игорь Андреевич, жалея, что поспешил с бланком. Можно было оформить протокол и после.
— Говорите, загадочных? — переспросил Паршин.
— Вот именно, многое пока неясно. — Следователь демонстративно отложил ручку, как бы приглашая говорить «не для протокола». — Как давно вы знаете Кима Харитоновича?
— Давненько. С того времени, когда он ещё начальником СМУ работал. — Замминистра немного расслабился, откинулся на спинку кресла. — На него всегда можно было положиться. Если скажет «сделаю», то разобьётся в лепёшку, но своё слово сдержит. Никогда не ныл, не жаловался на так называемые объективные обстоятельства, что поставщики подводят и так далее. Держал подчинённых во! — Паршин показал крепко сжатый кулак. — Его подразделение всегда было в передовых. Ну, естественно, премии, дополнительные квартиры, путёвки в санатории, загранку и прочие блага. Зато уж с лодырями и разгильдяями не церемонился! Гнал взашей!
— Значит, имел недоброжелателей? — уточнил Чикуров.
— Недоброжелателей, — усмехнулся Паршин. — Мягко сказано! Тут премию урежешь или лишишь «тринадцатой зарплаты» — злобы не оберёшься. А если уволишь пьяницу или лентяя — враг на всю жизнь!
— Вы можете назвать кого-нибудь конкретно? — спросил следователь.
— Конкретно не знаю, — ответил Паршин. — Но что Варламову старались насолить, это факт. Анонимки строчили и министру, и в Совмин, и в ЦК, что, мол, груб. А стали проверять — просто требователен. И правильно: не будешь спрашивать с подчинённых, плана не видать как своих ушей. А план, как вы знаете, для нас закон!
— Ещё в чем обвиняли Варламова анонимщики? — продолжал расспрашивать Чикуров.
— Что с его ведома был принят объект, который не был закончен.
— Подтвердилось?
— К сожалению, да, — кивнул Паршин и добавил: — Но когда это было? Три года назад. Три! — поднял он палец. — Тогда почти все объекты сдавали подобным образом! Но не по своей воле, сами отлично знаете…
— Липа есть липа, — пожал плечами Игорь Андреевич.
— А у вас её мало было? — заметил с усмешкой Паршин. — Ходили в безгрешных. Прямо ангелы. А что теперь пишут о правоохранительных органах? Такого-то арестовали ни за что ни про что, такого-то, наоборот, освободили от наказания, а ему место в Сибири! А в Белоруссии и вовсе отчубучили: оказывается, расстреляли невиновного, а настоящий убийца продолжал гулять на свободе. — Он переложил личное дело Варламова с одного места на другое.
— Так что, уважаемый товарищ следователь, ещё не знаем, чья липа, как вы изволили выразиться, страшнее.
— Любой обман страшен, — согласился Игорь Андреевич. — И у вас, и у нас. Везде! Но продолжим о Киме Харитоновиче. За что ещё его критиковали?
— Ко всему цеплялись, — махнул рукой Паршин. — Что было и чего не было.
— И относительно женщин? — закинул удочку следователь, вспомнив сообщение из Южноморска, что погибший попал в какую-то историю с местной проституткой.
— Вы имеете в виду выступление инженера Золотухина на партсобрании? — задал встречный вопрос замминистра.
«Кажется, попал в точку», — понял следователь.
— Хотелось бы знать об этом подробнее, — сказал он.
— Пожалуйста, — откликнулся замминистра. — Хотя до сих пор не знаю, чем оно больше продиктовано, политической безграмотностью или же личной корыстью… Понимаете, коммунисты министерства собрались сразу после двадцать седьмого съезда партии. Собрались, чтобы послушать его делегата, нашего министра. Сообщение было очень интересное. Чрезвычайно! Что вам говорить, съезд исторический… Какие дебаты начались на собрании! Выступали страстно, ярко, полемически. И вдруг поднимается на трибуну Золотухин. Начал он тоже по существу, но потом такое понёс! Ей-богу, стыдно за него было. В зале росло возмущение, а секретарь парткома, который вёл собрание, вместо того, чтобы одёрнуть Золотухина, осадил тех, кто справедливо негодовал по поводу инсинуаций инженера.
— В чем именно выражались эти инсинуации? — уточнил Чикуров.
— Начнём с того, что один из самых главных вопросов перестройки — вопрос кадровый. Так?
— Разумеется, — кивнул следователь.
— Что требует партия? — патетически продолжал первый заместитель министра. — Смело выдвигать молодёжь, а также людей талантливых и компетентных. И между прочим, добавил бы я ещё — лично скромных. Да-да, это важнейшее качество для руководителя! И вот Золотухин прямо обвинил Варламова, что тот продвинул на должность замначальника отдела Стеллу Григорьевну Ростоцкую, а он, Золотухин, инженер-экономист с двадцатилетним стажем, уже восьмой год сидит на должности старшего экономиста. Видите ли, его возмущало, что Ростоцкая всего за два года прошла путь от технического секретаря до замначальника отдела! Но о том, что Стелла Григорьевна блестяще закончила заочное отделение института и получила диплом с отличием, Золотухин не обмолвился ни словом.
— Простите, — перебил Паршина Игорь Андреевич. — У кого была Ростоцкая техническим секретарём?
— У Варламова, у кого же! И эти недостойные намёки Золотухина не к лицу коммунисту. Выглядел некрасиво он, а не Варламов! Если уж говорить точно, то Стелла Григорьевна была переведена в отдел просто экономистом. В чем же вина Кима Харитоновича? Что у Ростоцкой голова на плечах? Что она знающий, энергичный работник? Кстати, куда более подходящий на должность руководителя, чем Золотухин! А назначили её заместителем начальника отдела потому, что прежний ушёл на пенсию. Поговорите с людьми в отделе — за Стеллу Григорьевну все проголосуют обеими руками!
— А кто курирует отдел?
— Я понял ваш вопрос, — сказал Паршин. — Не Варламов, другой зам.
— Ясно, — кивнул Чикуров. — Ну и что Золотухин?
— Ушёл из министерства, — сухо ответил Паршин. — Ким Харитонович, уверяю вас, тут ни при чем.
«Надо бы узнать, где теперь Золотухин, — подумал следователь. — Встретиться с ним необходимо. Не мешало бы также поговорить с Ростоцкой».
— Ещё вопрос, — продолжил Игорь Андреевич. — Каково материальное положение Варламова?
— Откуда мне знать? — удивлённо вскинул бровки Паршин. — Могу лишь сообщить вам, что оклад у него пятьсот рублей.
— А помимо оклада других доходов нет?
— Мне известно, что Ким Харитонович иногда выступал по радио, на телевидении. Писал по заказу статьи для газет и журналов.
— Вы имеете в виду гонорары? — уточнил следователь.
— Да, — подтвердил замминистра. — А почему, собственно, вы заговорили об этом?
— Потому что в его номере в гостинице обнаружили сто двадцать пять тысяч рублей, — спокойно ответил Чикуров.
— Сто двадцать пять тысяч?! — так и подскочил Паршин. — Нет, нет! Что-то не то!
— Да, — подтвердил Игорь Андреевич. — В чемодане лежали и в «дипломате».
— А чемодан и «дипломат» его? — все ещё сомневался Паршин. — Может, кто подменил? У меня однажды в аэропорту перепутали кейс. Жена открыла — и в обморок! Представляете, — хихикнул Паршин, — там была «неделька», ну, женские трусики, импортный набор, и прочие предметы дамского туалета.
— Увы, все принадлежало Варламову, — разочаровал собеседника Игорь Андреевич.
— А что, если это провокация? — высказал новое предположение Паршин. — Или вы исключаете?
— Почему же, — пожал плечами Чикуров. — Все может быть.
— Господи, сто двадцать пять тысяч! — не мог успокоиться замминистра.
— Я таких денег сроду в руках не держал, хотя ворочаю миллионами! На бумаге, естественно… Откуда они у Кима Харитоновича?
— Меня это тоже интересует, — усмехнулся Игорь Андреевич и задал очередной вопрос: — Скажите, с какой целью Варламов поехал в Южноморск?
— Служебная командировка.
— Это я знаю, Ким Харитонович указал в «листке прибытия» в гостинице. Я имею в виду, чем она вызвана?
— Время такое, Игорь Андреевич, новый стиль руководства, — ответил Паршин. — Раньше руководили, не выходя из кабинета. — Он кивнул на телефонные аппараты, выстроившиеся на столике у кресла. — Это были и глаза, и уши, и руки. А теперь надо быть в самой жизни, в самой гуще! Непосредственно там, где дело. А в Южноморске у нас важный объект — санаторный комплекс. По последнему слову науки и техники. Главное — все для целой семьи: и отдых, и лечение, и спорт. Даже учёба для детишек! Возглавляет стройку Блинцов. Можно сказать, один из наших маяков! Руководитель, на которого можно положиться закрыв глаза! Все шло отлично — перевыполнял, опережал график, переходящее Красное знамя не уступал никому. И вдруг — бац — полгода назад статья в газете «Труд»: Блинцов игнорирует профком, администрирует, зажимает демократию! Мы разобрались, Блинцов обещал учесть. А тут месяц назад снова выступил «Труд». Теперь уже фельетон. Главный герой — все тот же Блинцов! Вот мы и решили командировать Кима Харитоновича, чтобы разобрался. За мужика обидно, я имею в виду Блинцова: всего три года осталось до пенсии, подумал бы, как достойно уйти на заслуженный отдых, ан нет…
— Вы говорите, фельетон появился месяц назад?
— Да.
— А Варламов полетел разбираться только сейчас. Почему?
— И так еле вырвался, — вздохнул замминистра. — Дел — это что-то невообразимое! Ежедневно сидим до десяти — двенадцати ночи! Я уже не помню, когда в субботний день был с семьёй. Да и воскресенье частенько приходится прихватывать. — Он печально улыбнулся. — Не представляю, как ещё нас жены терпят!
— Раз уж вы заговорили о жёнах, семье… Как у Варламова в этом отношении?
— По-моему, все нормально, — немного помедлив, ответил Паршин. — Во всяком случае, никаких сигналов от жены Кима Харитоновича не поступало.
Ответ насторожил Чикурова: когда между супругами все хорошо, об этом говорят другими словами. Он хотел расспросить подробнее, но зазвонил телефон. Белый, с гербом Советского Союза.
Замминистра поспешно схватил трубку. Разговор был очень короткий, и, когда он закончился, Паршин сказал:
— Извините, больше не могу уделить вам ни минуты! — Он нажал клавишу селектора и приказал: — Машину!
— Хорошо, Сергей Иванович, — ответил секретарь.
Хозяин кабинета вышел из-за стола.
— До свидания, — сказал он, протягивая руку следователю.
— До свидания, — ответил Чикуров и добавил: — Если у меня возникнут ещё вопросы, я, с вашего разрешения…
— Да-да, — перебил Чикурова Паршин. — Звоните.
Игорь Андреевич вышел в приёмную. Настенные часы показывали без четверти семь.
«Жаль, рабочий день кончился, — расстроился он. — А так надо было бы встретиться сегодня с Ростоцкой…»
На всякий случай Чикуров спросил у секретаря замминистра, какой у Стеллы Григорьевны телефон.
— Внутренний или городской? — уточнила секретарь.
— Давайте оба.
Он все же набрал номер замначальника отдела — чем черт не шутит?
— Ростоцкая слушает, — раздалось в трубке.
Чикуров назвал себя и попросил разрешения зайти.
— Я вас жду, — сказала Стелла Григорьевна.
Её кабинет находился на самой верхотуре. Из окна разворачивалась панорама Москвы. Ростоцкой было лет тридцать. Не очень высокая, но стройная, ладная, она сидела за столом над ворохом деловых бумаг. Какие-то сметы, отчёты, гроссбухи…
— Извините, что я задерживаю вас в неурочное время… — начал было Игорь Андреевич после взаимного представления, но Стелла Григорьевна прервала его.
— О чем вы! — усмехнулась она. — Не помню уже, когда уходила в шесть.
— Так много дел?
— Дел мало, бумаг много, — вздохнула Ростоцкая. — И самое страшное — их количество растёт не по дням, а по часам!
— А как же борьба с бюрократизмом? — спросил Чикуров. — Вернее, с пресловутым бумажным девятым валом?
— Борьба сама по себе, бумажный вал — сам по себе, — снова усмехнулась Стелла Григорьевна. — Вроде говорим все правильно, принимаются нужные постановления, но что-то не срабатывает. — Она спохватилась. — Извините, вас конечно же интересует не это. Позвольте спросить, чем обязана визиту?
— Я расследую дело о гибели Варламова.
— Боже мой, просто не верится!
Стелла Григорьевна прижала ладони к лицу, некоторое время сидела так, не произнося ни звука, потом достала платок, промокнула им уголки глаз.
— Это ужасно! — сказала она дрогнувшим голосом. — И так несправедливо: погибнуть в расцвете лет. — Она закурила. — Ким Харитонович мог сделать столько полезного, хорошего! Скажите, как это произошло?
— Увы, — развёл руками Игорь Андреевич. — Пока неизвестно.
— Неизвестно? — удивилась Ростоцкая. — Странно… Я вчера смотрела фильм, там убийство раскрывают за сутки!
— Выходит, у меня ещё есть шансы, — невесело улыбнулся Игорь Андреевич. — Я принял дело к своему производству… — он посмотрел на часы,
— шесть часов сорок минут тому назад. И посему не будем терять драгоценные секунды.
Ростоцкая кивнула, мол, к вашим услугам. Но когда Чикуров достал бланк протокола допроса свидетеля, лицо у неё так же, как и у Паршина вытянулось. Но Стелла Григорьевна ничего не сказала, лишь насторожилась.
Следователь занёс её данные в протокол. Ростоцкой шёл тридцать первый год. Незамужняя.
— Давно знаете Варламова? — спросил Чикуров.
— Четырнадцать лет… Подумать только, почти половину сознательной жизни! Я ведь пришла к нему работать сразу после школы. Ким Харитонович был тогда начальником главка. А потом уже его назначили замминистра. Два последних года у него другая секретарша. А я — вот. — Она показала на стены кабинета.
— Что можете сказать о Варламове?
— Так он меня, можно сказать, в люди вывел! В институт заставил поступить! Прекрасный был человек, что и говорить. — Она снова вздохнула. — Партиец не на словах, а на деле. Принципиальный, требовательный. Но это, как вы сами понимаете, не всем нравится.
Когда Чикуров поинтересовался, что и кого Ростоцкая имеет в виду, она стала говорить об анонимках, о пресловутом партсобрании и Золотухине. Игорю Андреевичу пришлось выслушать почти то же, что он узнал от первого заместителя министра.
— Стелла Григорьевна, — спросил Чикуров, когда она замолчала, — вы, как бывший секретарь, видимо, довольно хорошо были осведомлены о жизни Кима Харитоновича. Скажите, могли его убить?
— Убить? — переспросила Ростоцкая. — За что?
— Подумайте… И если да, то кто?
— Даже представить себе не могу. Золотухин исключается. Вы не можете себе представить, как он переживал, что его занесло на том собрании! А кто другой — не знаю. Да и не верю…
Следователь осторожно спросил, известно ли ей, какие были отношения в семье Варламова. Ему показалось, что вопрос этот смутил Ростоцкую. Однако она быстро взяла себя в руки.
— Ким Харитонович, насколько я помню, никогда слова плохого не говорил ни о жене, ни о детях. Сам был очень внимателен и заботлив к ним. Настоящий муж и отец! — сказала Стелла Григорьевна. — Правда, относился к своим без лишней сентиментальности.
Затем разговор коснулся увлечений Варламова.
— Какие там увлечения! Работа отнимала у него все время и силы. Единственно, что он любил, так это водить машину. Заядлый автомобилист. Шутил, что в нем умирает классный автогонщик. Говорил, что за рулём отдыхает телом и душой.
— Когда же он успевал, если, как вы говорите, был донельзя загружен работой?
— Из дома — на работу, с работы — домой… У него была собственная «Волга» с форсированным двигателем.
— Но ему же полагалась персональная? — удивился следователь.
— Была персональная и два сменных шофёра, но Ким Харитонович ею не пользовался. Все считали, что чудит. Другие норовят за счёт государства, сами эксплуатируют да ещё их жены, дети. А Варламов даже в Совмин, ЦК или на объекты ездил на собственной.
— Что же делали его шофёры?
— Козла забивали, — ответила Ростоцкая и вдруг заволновалась. — Я думаю, эта страсть к быстрой езде и погубила его! Я как-то сидела с ним в машине, так столько страху натерпелась! Всю дорогу глаза закрывала!
Сообщение Ростоцкой было весьма важным.
«А может, это действительно явилось причиной несчастного случая?» — подумал Чикуров.
Он колебался, стоит ли затрагивать вопрос о тысячах, найденных в чемодане погибшего, и в конце концов решил не говорить об этом с Ростоцкой. Происхождение денег пока неизвестно, и в случае если они принадлежат кому-нибудь другому, на честь Варламова может быть брошена тень.
Памятуя о том, что «Жигули», в которых обнаружили тело замминистра, зарегистрированы в Барнауле, Чикуров спросил у Ростоцкой, были ли у Варламова там друзья или знакомые.
— По службе, видимо, были… Вернее, подчинённые. А что касается друзей, таких не знаю, — ответила Стелла Григорьевна.
Следователь закончил допрос, оформив его как положено. На улицу он вышел около девяти часов вечера.
Подъезжая к дому, Игорь Андреевич вдруг вспомнил звонок жены. Надя позвонила, когда его вызвал шеф, и Игорь Андреевич спешил.
— Постарайся сегодня не задерживаться, — только и успела сообщить жена.
Чикуров пообещал, но забыл про это. И теперь мучился, что не перезвонил домой и не узнал, для чего нужно было прийти с работы вовремя.
Когда Игорь Андреевич переступил порог своей квартиры, то в открытую дверь большой комнаты увидел праздничный стол.
— Наконец-то дедуля пожаловал! — раздался звонкий голос Нади.
Чикуров не понял, журит его жена или же искренне радуется. Он заглянул в комнату. За столом сидели родственники. Сын Нади Кеша, его жена Альбина, родители Альбины, а также тёща Игоря Андреевича Варвара Григорьевна. Чикуров поздоровался с гостями. Ему дружно ответили.
— Заждались вас, дорогой зятёк, — с ноткой осуждения произнесла тёща.
— Минуточку, только руки вымою с дороги, — сказал он.
Но тут поднялся из-за стола незнакомый человек, которого Чикуров видел со спины, и вышел в коридор. Прикрыв за собой дверь, незнакомец представился:
— Подполковник Кичатов Дмитрий Александрович, следователь по особо важным делам Главного следственного управления МВД СССР!
Он с каким-то особым удовольствием назвал свою должность и звание.
— Значит… вы? — несколько растерялся Игорь Андреевич, размышляя, как тот очутился в его доме. — Честно признаться, думал, что мы с вами увидимся только завтра.
— Понимаю, понимаю, — смутился Кичатов. — У вас торжество, а я…
— Нет, нет, я рад, что вы так оперативно разыскали меня, — успокоил его Чикуров. — Пойдёмте поговорим.
Чикуров заглянул во вторую их комнату — там спала Анжелика, девятимесячная внучка. В третьей, которую занимали Игорь Андреевич с женой, был страшный раскардаш. Оставалась кухня.
— Не возражаете, если мы тут уединимся? — открыл в неё дверь хозяин.
— Конечно, конечно, — закивал подполковник. — Я ведь почему у вас… Меня ввели в курс дела и сказали, что нужно срочно лететь в Южноморск.
— Совершенно верно, — подтвердил Игорь Андреевич, усаживая Кичатова на единственную табуретку, а сам устраиваясь на подоконнике.
— Я уже и билет взял… Вылет ночью, в четыре пятьдесят.
— Когда же вы успели? — удивился Чикуров.
— Приказ обо мне был подписан в шестнадцать сорок. В семнадцать двадцать мне сказали, что я включён в вашу следственно-оперативную группу. Я уговорил кадровика выписать удостоверение личности. А то как же? В командировке и без удостоверения! Совсем негоже.
— Это верно, — улыбнулся Игорь Андреевич.
— Ну я и помчался в кассу Аэрофлота. Потом звонил к вам в прокуратуру
— вас не было. Я решил сюда…
— Все правильно, — одобрил его действия Чикуров.
Игорь Андреевич приглядывался к коллеге, с которым ему предстояло работать. Дмитрию Александровичу было лет сорок. Высокий, широкоплечий. Над крупными, резко очерченными губами — густые усы, в тёмных волосах — седина.
Чикуров подумал, что пережить подполковнику, видимо, пришлось изрядно, отсюда и эта пороша на висках. Он вспомнил, с какой гордостью Кичатов представился следователем МВД СССР…
— Понимаете, когда я позвонил к вам домой, — продолжал оправдываться Дмитрий Александрович, — жена ваша и словом не обмолвилась, что у вас сегодня крестины внучки.
— Что? — округлил глаза Чикуров. — Какие крестины?
— Крестины, по-моему, бывают одни, — улыбнулся гость.
— Вот народ! — Чикуров соскочил с подоконника, нервно прошёлся по кухне. — Я думал, тёща пошутила, когда сообщила, что будет крестить Анжелику. Честное слово! Самое удивительное, что никто из родных не верит ни в бога, ни в черта!
— Выходит, вы и сами не знали? — спросил подполковник.
— В том-то и дело! Тоже мне, сюрприз преподнесли! — расстроился Игорь Андреевич.
Ему было страшно неудобно. Во-первых, потому что родственники не послушались его, во-вторых, — об этом узнал посторонний человек. И какое у него сложится мнение об Игоре Андреевиче, ещё неизвестно.
«Ладно, — взял он себя в руки. — Самое нелепое сейчас — это что-то объяснять, слать громы и молнии на голову тёщи или, не дай бог, оправдываться. Если Кичатов не лишён ума и деликатности, сам поймёт. А ежели дурак и ханжа, нечего перед ним бисер метать».
— Давайте лучше о деле, — сказал Чикуров. — Значит, перво-наперво по приезде в Южноморск свяжитесь с капитаном Журом из горуправления внутренних дел…
— Я с ним сегодня разговаривал.
— Ну, Дмитрий Александрович, вы прямо на ходу подмётки рвёте, — ухмыльнулся Чикуров. — И что поведал вам Жур?
— Есть кое-что новенькое. Красные «Жигули»-фургон, в которых нашли Варламова, принадлежат жителю Барнаула Привалову, администратору вокально-инструментального ансамбля «Крылья молодости».
— Самого Привалова отыскали?
— А он и не прячется, — усмехнулся подполковник. — Находится с ансамблем на гастролях в Западной Сибири, у нефтяников Тюмени.
— Странно, — покачал головой Чикуров. — Машина на берегу Чёрного моря, а владелец — за тысячи вёрст!
— Капитан Жур сказал, что он связался с работниками УВД Тюменской области, чтобы те выяснили, где сейчас ансамбль, и допросили Привалова.
— Ещё что?
— Неподалёку от того места, где утонул Варламов, был найден киноартист Великанов. Без сознания, с тяжёлой травмой черепа.
— Это тот, что снялся в картине «Выстрел на рассвете»? — уточнил Игорь Андреевич.
— Он, — подтвердил Кичатов. — Находится в реанимации. Врачи говорят, что состояние крайне серьёзное.
— Прекрасный актёр! Между прочим, он мне больше нравился на сцене, чем на экране. Вы не видели его в театре?
— Увы, Игорь Андреевич, в Москве я бывал наездами и на короткий срок. До театров, как говорится, руки не доходили.
— Надеюсь, наверстаете теперь? — улыбнулся Игорь Андреевич.
— В обязательном порядке. Жена моя завзятая театралка. Да и меня приохотила.
— Вместе перебрались? — полюбопытствовал Чикуров.
— Что вы, она с детьми ещё в Рдянске.
— Рады небось, что будут жить в столице?
— Как вам сказать… Лариса — жена — не хочет. В Рдянске у неё хорошая работа, авторитет. А вот мои сорванцы в восторге! Пацанята ещё, новизна привлекает. И перед сверстниками форсят. — При воспоминании о семье лицо Кичатова буквально засветилось. — А вообще у меня славная жена. Да и мальчишки… — Он вдруг застыдился своей откровенности, смущённо прокашлялся и сказал: — Вот такие новости из Южноморска…
— Какая же все-таки связь между гибелью Варламова и Великановым? — задал вопрос Игорь Андреевич не то себе, не то собеседнику.
Кичатов развёл руками.
— Ну что ж, Дмитрий Александрович, надеюсь, ваше присутствие в Южноморске поможет ускорить дело. Как только сориентируетесь на месте, тут же звоните. В прокуратуру, сюда — все равно. — Он посмотрел на часы. — Больше не буду задерживать, вам надо поспать хоть пару часов перед отлётом. Вы остановились в гостинице?
— Да, но как только взял билет, тут же рассчитался, — ответил Кичатов.
— Чемоданчик со мной. Сейчас поеду прямо на центральный аэровокзал, а там как-нибудь перекантуюсь…
Игорю Андреевичу стало неловко, что не может даже предложить раскладушку: её буквально некуда поставить.
— Вот черт! — взъерошил он волосы. — Рад бы вас оставить, но сами видите…
— Не переживайте, Игорь Андреевич, — принялся успокаивать Чикурова гость. — Все будет тип-топ! У меня железный организм: было бы где присесть, тут же задаю такого храпака, пушкой не разбудишь. В аэровокзале одно-то сиденье найду!
Вышли в коридор. Чикуров предложил посидеть за столом, но подполковник отказался.
— Такси возьмите, — посоветовал Чикуров.
Кичатов замялся.
— Взял бы с удовольствием, если… — Он виновато улыбнулся. — Если одолжите десятку.
— Ради бога! — полез в карман Игорь Андреевич.
— Понимаете, я ведь не успел получить в бухгалтерии под отчёт…
— Как? — рука Чикурова с красненькой застыла в воздухе.
— Смотался за билетом, вернулся в министерство уже в половине седьмого… Поэтому и лечу без командировочного удостоверения и денег. Обещали завтра же подослать.
— Тогда десять вам мало, — забеспокоился Игорь Андреевич. — Вот ещё четвертной, — присовокупил он к десятке двадцать пять рублей. — Хватит?
— Спасибо, вот так! — показал выше головы Дмитрий Александрович и спрятал деньги в бумажник.
Чикуров вышел с ним на улицу, помог поймать такси. Пожелав подполковнику счастливого полёта, Игорь Андреевич медленно побрёл назад.
«Все-таки Аэрофлот — это вещь!» — подумал Кичатов, когда огромный аэробус оторвался от взлётной полосы Внукова.
Самолёт, пробившись сквозь свинцовый слой туч, вырвался в светлое небо. И теперь уже солнце не отпускало их до самого Южноморска.
Через два часа «Ил-86» зашёл на посадку со стороны моря. Глядя на город, подковой расположившийся у подножья горы, Дмитрий Александрович вспомнил, как приехал в это райское место в первый раз. С тех пор минуло пятнадцать лет.
Взгрустнулось по тем прекрасным временам, когда он, ещё молоденький лейтенант милиции с такой же юной женой, прибыл в Южноморск в свадебное путешествие. Кто посоветовал им отправиться сюда, Кичатов уже не помнил. Деньги дали родственники, его и Ларисы. Однако провести медовый месяц среди пальм и кипарисов им не довелось: сбежали. Путёвки им достали на турбазу, причём в разные номера, ей — в женский, ему — в мужской. Это были огромные комнаты, где помещалось десятка полтора человек. О каком уединении могла идти речь! Они по вечерам бродили или сидели, обнявшись, в парке, словно влюблённые школьники. А когда их однажды пристыдили дружинники, терпение лопнуло: молодожёны плюнули на деньги, истраченные на путёвки, на всю эту ненужную им красоту, и махнули к родителям Ларисы в кубанскую станицу.
Ах, какие там были жаркие ночи! До сих пор он помнит запах свежего сена и яблок…
Через девять месяцев у Кичатовых родился первенец, Кирилл, названный в честь деда, отца Ларисы…
А лайнер уже подруливал к зданию аэропорта.
Когда вчера подполковник говорил с капитаном Журом, тот сказал, что обязательно встретит следователя. Дмитрий Александрович стал было отговаривать, но оперуполномоченный угрозыска и слышать ничего не хотел.
Кичатов вспомнил, как сам встречал коллег из Москвы, и подумал: теперь вот и он столичная шишка, надо привыкать…
Капитана Дмитрий Александрович узнал сразу по его же собственному описанию: чуть ниже среднего роста, коренастый, круглолицый, а глаза голубые-голубые, как у Ларисы. И даже «Известия» не надо было Виктору Павловичу держать в руках, тем более что у трапа, кроме Жура, никого не было.
Как только подполковник сошёл на землю и поздоровался с Журом, к ним подкатила «Волга» с антенной на крыше. Сели в машину и поспешили в город.
— Как долетели, Дмитрий Александрович? — вежливо поинтересовался капитан.
— Прекрасно! — ответил гость, любуясь изумительным видом, открывающимся по обе стороны шоссе.
— По телевидению передают, что в Москве погода неважная, — продолжал Жур.
— Отвратительная! — подтвердил Кичатов. — Прямо не верится, что где-то может быть солнце и лето! — показал он вокруг.
— Понежитесь немного в тепле.
— Да нежиться, собственно говоря, некогда. — Следователь дал понять, что «неофициальная часть» разговора окончена. — Как состояние артиста Великанова?
— Все ещё без сознания, — ответил Жур.
— Вы тогда, по телефону, в двух словах, а теперь, пожалуйста, расскажите подробнее, как его обнаружили, кто и где?
— Нашли его двое отдыхающих студентов. Между прочим, будущие медики. Парень и девушка поехали за город…
— Влюблённые, что ли? — полюбопытствовал Кичатов, вспомнив своё пребывание в Южноморске с молодой женой.
— Ну да! Решили уединиться, а место у Верблюда, как прозвали гору, для этого самое подходящее, — рассказывал Виктор Павлович. — Шли вдоль берега и увидели, что у самой кромки воды лежит человек. Подумали, пьяный. Присмотрелись — на голове кровь… Пульс бьётся… Парень остался с ним, а девушка побежала звонить в «Скорую» и по 02. Врачи и наши работники приехали очень быстро. Санитарка «Скорой» как увидела, так и закричала, что это же знаменитый артист! Действительно, в кармане у Великанова нашли паспорт, членскую книжку Союза кинематографистов, билет на самолёт Таллинн
— Москва — Южноморск. Ну, отвезли в больницу, в реанимацию, где он сейчас и находится.
— Когда Великанов прилетел сюда?
— Три дня назад.
— Где остановился?
— В том-то и дело, что мы обзвонили все гостиницы, пансионаты, санатории и турбазы, но нигде артист не значится в проживающих.
— Может, он снимал жильё у частника? Или к кому-то приехал?.. Должен же он где-то оставить вещи!
— В принципе — да, потому что при нем ничего не было. И денег в кармане — одна мелочь, что-то около рубля.
— А что, если его ограбили и бросили у моря?
— Не исключена и такая возможность, — ответил Жур.
— Почему он летел из Таллинна, а не из Москвы? — продолжал расспрашивать Кичатов. — Выяснили?
— Да, — кивнул Жур. — Великанов участвовал там в съёмках фильма. У режиссёра… — Он достал записную книжечку, глянул в неё. — У режиссёра Лежепекова.
— Ну и что тот говорит?
— Этот самый Лежепеков даже не знал, что Великанов полетел в Южноморск. По его словам, у артиста выпало несколько дней, свободных от съёмок, и он собирался полететь домой, в Москву.
— А очутился здесь… — задумался подполковник. — Как далеко его нашли от места, где выловили «жигуленок» с Варламовым?
— Метров двести, Дмитрий Александрович, не больше.
— Какая-нибудь связь прослеживается?
— Пока что чисто географическая, — ответил Жур и добавил: — Да, забыл вам сказать: вчера поздно вечером приехала жена Варламова с сыном, чтобы увезти гроб с телом. Хочу допросить её. Обещала зайти к нам в управление к шестнадцати часам. Не желаете с ней встретиться?
— Конечно, желаю! — откликнулся подполковник.
— И последнее, — как бы подытожил новости Жур. — Из Барнаула сообщили, что жена Привалова, владельца красных «Жигулей»-фургона, в настоящее время находится в Крыму. Не то отдыхает, не то лечится… У неё, понимаете ли, бесплодие, хочет заиметь ребёночка.
— Уточнили, где именно в Крыму она обосновалась?
— Пока нет, но местные товарищи обещали выяснить. Тут же дадут знать.
Машина уже въехала в город. Они направились прежде всего в гостиницу, в которой для подполковника был забронирован отдельный номер.
Гостиница была скромная, но уютная.
«Эх, мне бы такие апартаменты пятнадцать лет назад!» — подумал Кичатов, умываясь с дороги.
— Есть предложение, товарищ подполковник, — сказал Жур, изображая гостеприимного хозяина. — Давайте перекусим в буфете, а потом уж в управление.
— Принимается! — весело откликнулся следователь.
— Понимаете, рестораны ещё не работают, рано, — оправдывался капитан.
— Сойдёт и буфет, — успокоил его Кичатов.
Буфет располагался на этом же этаже, неподалёку от номера подполковника. Они взяли салат из помидоров, сосиски и чай. Но едва успели приступить к еде, как прибежала дежурная по этажу.
— Вы товарищ Жур? — обратилась она к капитану.
— Да, я, — ответил Виктор Павлович.
— Вас срочно просят к телефону.
Извинившись перед Кичатовым, старший оперуполномоченный пошёл к столу дежурной. Звонил начальник угрозыска майор Саблин. Прежде всего поинтересовавшись, прибыл ли следователь МВД СССР из Москвы, и получив утвердительный ответ, Саблин сказал:
— Слушай, Виктор Павлович, опять заявился писатель-фантаст. Это какой-то роковой человек! Представляете, опять невероятная история. Опять покойник! И покойник какой-то странный: на теле непонятная аппаратура, провода…
— Где же Зайковский обнаружил труп?
— Все там же, неподалёку от Верблюда, в пойме Чернушки.
— Та-ак! — протянул капитан. — И место тоже роковое… Мы с товарищем Кичатовым срочно жмём туда!
— Сначала подскочите к управлению, заберите писателя. Он вам расскажет подробности и укажет место.
Виктор Павлович вернулся в буфет. Услышав его сообщение, Кичатов решительно поднялся из-за стола, так и не закончив завтракать. Он забежал в свой номер, взял следственный чемодан, и они спустились к машине.
В управление домчались за считанные минуты. Прихватив Зайковского и двух понятых — молодого парня и женщину лет сорока по фамилии Маджидова, устремились к загородному шоссе, оглашая улицы сиреной.
Писатель был в тех же потёртых джинсах, ковбойке, с с биноклем на груди, но на сей раз без удочек. Он до сих пор находился в сильном волнении. Прежде всего Зайковский попросил спички. Водитель дал ему коробок.
— Из-за них, можно сказать, и произошло, — начал Марат Спиридонович, жадно затягиваясь дымом сигареты и возвращая спички.
— В каком смысле? — уточнил Кичатов.
— Понимаете, я снова удил сегодня с лодки. Клевало, как никогда! Только успевал снимать с крючка рыбу за рыбой… И вдруг захотелось курить. Взял сигарету в рот, полез за спичками, а в коробке последняя, да и та без серы. Не посмотрел утром, когда брал с собой. Ну, продолжаю я рыбачить, а сам время от времени на берег посматриваю. — Он дотронулся до бинокля. — Не появится ли кто. Вскоре увидел двух мужчин. Один с аквалангом, высоченный, а второй ему по грудь. Этот второй что-то объясняет аквалангисту и показывает в сторону моря…
— Вы далеко были от берега? — спросил Кичатов.
— Метров семьсот… А что?
— Ничего, — сказал следователь. — Продолжайте, пожалуйста.
— Аквалангист полез в воду. А у меня снова поклёвка. Подхватил я сачком, отменная рыбина попалась. Вот такая кефаль! — развёл в стороны руки Зайковский. — И рыбалку такую удачную жалко кончать, и курить все сильнее хочется. Глянул в бинокль, а на берегу уже трое. Причём, третий лежит на земле, а мужчина, что пониже, нагнулся над ним и вроде бы искусственное дыхание ему делает. Не по себе мне стало. Думаю, откуда взялся этот третий? И почему его откачивают? Словом, забеспокоился и погреб к берегу. Пока плыл, не видел, что там делается, а спрыгнул с лодки — тех двоих и след простыл.
— Как же так? — вырвалось у капитана.
— Я же грёб спиной к берегу и ничего не видел, — оправдывающимся тоном произнёс писатель. — Подбежал я к лежащему — сердце так и оборвалось: утопленник!.. Я побежал к шоссе…
— Почему вы решили, что он утонул? — задал вопрос следователь.
— Да я столько утопленников видел, не приведи господь, — вздохнул Зайковский. — Во время войны служил на Севере матросом. Там судов потопили
— не счесть! И немецких, и союзнических, которые везли нам грузы по ленд-лизу, и наших…
— А что за аппаратура на теле покойного? — спросил Кичатов.
— Откуда же я знаю? Провода какие-то, а на поясе что-то вроде патронташа, — ответил Марат Спиридонович. — Честно говоря, толком не рассмотрел, одно было на уме: как бы поскорее сообщить вам.
— И все же как вы думаете, куда исчезли те двое? И почему?
— Понятия не имею, — пожал плечами Зайковский. — Может, меня испугались?
— Возможно, — задумчиво кивнул подполковник. — А вы не заметили, машины или мотоцикла у них не было?
— На берегу не было. А вот на шоссе — не обратил внимания.
По рации, находящейся в машине, Кичатова вызвал начальник угрозыска Саблин. Дмитрий Александрович ответил.
— Товарищ подполковник, — информировал его майор. — на месте происшествия уже находится и охраняет его подвижная милицейская группа.
— Очень хорошо, — одобрил Кичатов, которого волновало, что место происшествия находилось без присмотра.
Вскоре они уже и сами были там. «Волгу» встретили лейтенант и сержант милиции, прибывшие ранее на «Москвиче» с надписью «ПМГ». Лейтенант доложил, что за время их пребывания на берегу никто не появлялся.
Следователь прежде всего сфотографировал труп с разных точек. Со всех десяти пальцев у него были сняты отпечатки.
Это был светловолосый молодой мужчина лет тридцати, не больше, отлично сложенный. На нем были просторные светлые брюки из хлопчатки, задранная до шеи синяя рубашка и носки. Обувь отсутствовала. И никаких документов.
С особой тщательностью Кичатов осмотрел странную аппаратуру. То, что Зайковский принял за патронташ, на самом деле являлось матерчатым поясом с завязками, обхватывающим талию покойного. В поясе имелось много кармашков с батарейками — элементами питания типа «316 УРАН», соединёнными между собой последовательно.
Дмитрий Александрович посчитал батарейки. Их было двести двадцать штук!
Когда стали осматривать брюки, обнаружили ещё два устройства. Одно, в левом кармане, походило на выключатель. Другое, в виде маленькой прямоугольной алюминиевой коробочки, окрашенной в серый цвет, было пришито изнутри к поясу брюк.
Третье устройство находилось в правом рукаве рубашки с внутренней стороны манжеты. Оно было смонтировано на латунной пластинке.
Примечательно, что все эти непонятные штуковины соединялись между собой многожильными кабелями разноцветных проводков с разъёмными устройствами в виде вилочек и иголок.
— Да, мудрёная аппаратура, — заметил капитан Жур. — Интересно, для чего она предназначалась?
— Может, это медицинская? — высказал предположение лейтенант. — Я слышал, сердечникам ставят.
— Ты наверняка имеешь в виду стимулятор сердца? — сказал Жур, у которого тесть был сердечник со стажем. — Но его вшивают прямо в тело, под кожу, вот сюда, — он показал на левую сторону груди.
— А что, если это шпион? — робко промолвил сержант.
Кичатов и сам подумал об этом. В любом случае следовало бы поставить в известность местное управление Комитета госбезопасности и пограничников.
— Чего на кофейной гуще гадать? — сказал Кичатов. — Тут необходимо заключение специалистов. А пока, не теряя времени, надо искать тех двоих: высокого аквалангиста и мужчину пониже. Вы их разглядели? — обратился он к писателю.
— В деталях, признаться, нет, — виновато ответил Зайковский.
— Ну хоть какие-нибудь приметы? — допытывался Жур.
— Аквалангист был в маске. А у второго брюки вроде коричневого цвета…
— Вроде или точно? — настаивал Жур.
Писатель беспомощно хлопал глазами.
Берег был устлан крупной галькой, и никаких следов обнаружить не удалось.
— Срочно займитесь поисками неизвестных, — сказал оперуполномоченному угрозыска Кичатов.
— Слушаюсь! — откозырял Жур. — Разрешите ехать?
— Конечно, — улыбнулся следователь, давая понять, что можно было бы обойтись и без такой официальщины. — А я дождусь судмедэксперта. И хочется ещё осмотреться вокруг…
Жур уехал на ПМГ. С ним отбыл и Зайковский.
Через несколько минут на «скорой» прибыл врач Дьяков, который уже был тут, когда обнаружили Варламова. Судмедэксперт и следователь приступили к осмотру трупа. На теле покойного не оказалось никаких повреждений.
— Пока можно предположить, что смерть наступила в результате утопления, — осторожно высказался Дьяков. — Но конечно же вскрытие покажет точно. — Он снял резиновые перчатки и спросил у Кичатова: — Ещё на что мне следует обратить внимание?
Дмитрий Александрович сам пока находился в затруднении, ибо картина гибели этого молодого мужчины была ему неясна.
— Помимо времени и причины смерти, то, что меня заинтересует, я сформулирую в постановлении о назначении судебно-медицинской экспертизы, — немного подумав, ответил Кичатов и добавил: — А постановление передам вам сегодня же, но немного позже.
— Добро, — кивнул врач.
Следователь спросил у него, не служит ли аппаратура на теле покойного каким-либо медицинским целям? Может быть, для контроля за деятельностью организма, как, например, у космонавтов?
— Не похоже, — ответил Дьяков. — Впрочем, судить не берусь.
«Надо будет сразу же отдать её в научно-технический отдел для исследования», — подумал Кичатов, упаковывая одежду и все это устройство в целлофановый пакет.
— Труп можно увезти в морг? — спросил судмедэксперт.
— Можно, — разрешил следователь.
На берегу остались только подполковник и понятые. Дмитрий Александрович предложил подвезти их в город, но немного погодя. Однако молодой человек отказался ждать и поспешил к шоссе. Ему, видимо, хотелось убраться отсюда поскорее, потому что обстановка сильно действовала на психику. А вот Маджидова согласилась подождать.
Кичатов неспешно прошёлся вдоль берега, постоял у Чернушки, чьи прозрачные буйные струи сливались со спокойной стихией моря.
Следователь огляделся. Горная речушка петляла по ущелью, терялась в густых зарослях деревьев и кустов. Зелень тут, на юге, была ещё пышная, почти не тронутая увяданием. Лишь орешины и платаны чуть просвечивали багрянцем.
«Да, загадочное место, — думал следователь, созерцая громаду горы, таинственно темнеющей неподалёку. — И почему её назвали Верблюд? Не очень-то и похоже. Может, нужно смотреть с другой точки?»
Он направился к поджидавшей его «Волге», поймав себя на мысли, что, если разобраться, ничего таинственного в этом уголке побережья нет и ощущение тревожности возникает лишь от тех загадок, которые предстоит разрешить следствию. А загадок хватало. Несколько сот тысяч, плавающих в воде, автомобиль в море с погибшим заместителем министра; и вот новая — утопленник, опутанный непонятной аппаратурой.
И никаких зацепок, никаких ниточек, указывающих на то, что же тут произошло в действительности.
Кичатов подошёл к машине. Понятая о чем-то оживлённо беседовала с водителем.
— Товарищ подполковник, — взволнованно обратился к следователю шофёр,
— вы только послушайте, что она рассказывает!
— Не верите, что ли? — обиделась Маджидова.
— Уж больно чудно! — почесал затылок водитель.
— А зачем мне врать? Зачем? — кипятилась женщина.
— Погодите, — успокоил её следователь. — Расскажите толком, в чем дело?
Его насторожило слово «чудно».
— Понимаете, рыбу я позавчера видела, — показала она в сторону ущелья.
— Много рыбы!
— В речке, что ли? — не понял Кичатов.
— На земле! В кустах! И даже на деревьях!..
Кичатов оторопело глядел на женщину. Водитель не выдержал, хихикнул.
— Если не верите, могу показать! Сами убедитесь, что ничего я не сочиняю!
Маджидова говорила так убедительно, что Дмитрий Александрович решил отправиться с ней.
— Далеко? — спросил он.
— Меньше километра.
С ними захотел пойти и водитель. Он запер машину, и небольшая процессия, возглавляемая Маджидовой, двинулась в глубь урочища.
— Я сюда приезжала за ягодами, — сказала Маджидова. — Кизил, шиповник… В этом году очень много тёрна…
И действительно они встретили заросли терновника, сплошь сизого от ягод.
Маджидова взяла в сторону от Чернушки. Когда они прошли по ущелью метров семьсот, она победно закричала:
— Пожалуйста, полюбуйтесь!
Кичатов глянул и остановился, поражённый: в зарослях шиповника блестели рыбёшки.
— Эге! — присвистнул водитель, нагибаясь и поднимая рыбу. Он понюхал её и сморщился: — Уже того, с душком…
— Два дня лежит! — темпераментно взмахнула рукой женщина.
— Может, рыба из Чернушки? Сколько до неё? — прикинул Кичатов.
— Метров пятьсот будет, — сказал шофёр и добавил: — Но рыба не из неё.
— Почему?
— Скумбрия, — улыбнулся шофёр недогадливости подполковника. — Она в море водится, а не в горных реках.
— Да, да, — смутился Кичатов от того, что попал впросак.
Они стали осматривать местность. Рыбы было немало. Потускневшая, уже начавшая тухнуть, она лежала в траве, между стволами деревьев, а отдельные зацепились за ветки кустов.
«Откуда она здесь? — недоумевал следователь. — Прямо чудеса, да и только!»
И вдруг он вспомнил, что читал в научно-популярном журнале о том, как один лондонец обнаружил в своём огороде рыбу, плескавшуюся в воде, бог весть откуда взявшейся между грядок. Более пятисот рыбин — таков был «урожай» удачливого жителя столицы Великобритании. Потом уже было установлено, что «небесный» подарок занёс на его огород смерч, пронёсшийся над Темзой, которая находилась более чем в двух милях.
А тут до моря было и того меньше.
Словно в подтверждение его догадки, водитель вспомнил случай, вычитанный им в газете. Но там был описан «дождь» из монет, принесённых издалека ураганом.
«Монеты, рыба — ещё куда ни шло, — размышлял Кичатов. — Но никакая стихия не в силах занести сюда автомобиль из Алтайского края».
Потратили часа полтора, чтобы определить границы, в пределах которых в ущелье была разбросана скумбрия.
— Смотрите, товарищ подполковник, что получается, — подытожил водитель. — Рыба лежит как бы полосой шириной метров в пятнадцать — двадцать и длиной метров сто. И ещё — морская растительность…
Действительно, в этой полосе, пересекающей Чернушку, находилась не только рыба, но в спутанной траве на земле темнели пучки засыхающих водорослей.
— И часто здесь у вас бывают такие сюрпризы природы? — спросил у своих помощников следователь.
— Случаются смерчи, — кивнул водитель.
— Ещё какие ураганы бушуют! — более эмоционально ответила Маджидова.
— Если вам нужно получить более полные сведения, поехали к синоптикам,
— предложил шофёр.
— Дельная мысль, — согласился Кичатов.
Но прежде чем отправиться к машине, он набросал схему, где прошёл смерч по ущелью.
Поехали в город. Сначала подбросили домой Маджидову, затем завезли одежду и аппаратуру с покойного в НТО, а уж потом побывали на местной гидрометеорологической станции.
Виталий Тарасович Сирбиладзе, начальник службы гидрометеорологии и контроля природной среды (так официально называлась его должность), услышав о находке возле Верблюда, стал благодарить Кичатова:
— Хорошо, что сообщили, товарищ следователь! Об этом смерче у нас никаких сведений нет!
— А что, были и другие? — поинтересовался Дмитрий Александрович.
— Да, неделю назад был ураган с другой стороны города, но не такой силы, — ответил Сирбиладзе. — Послабее.
— А очень сильные бывают?
— Конечно! Катастрофические, можно сказать! В прошлом году в декабре смерч нанёс такой удар порту, что трудно словами передать! — рассказывал Виталий Тарасович. — Портовые краны опрокинул. А каждый из них двести тонн весит. Представляете? Контейнеры разметал по причалу, словно детские кубики. Крыши с домов срывал, автомобили отбрасывал на несколько десятков метров!
— Автомобили? — переспросил Кичатов, у которого из головы не выходил «жигуленок» с барнаульским номером.
— Для урагана, какой был тогда, даже самосвал — все равно что игрушка!
— А жертвы были?
— Да, к сожалению, — вздохнул Сирбиладзе. — Я уж который год бьюсь, чтобы создать службу предупреждения стихийных бедствий, но никакой поддержки! Многие уверены, что подобные удары непредсказуемы и неизбежны! А я считаю, что нужно вести систематическое наблюдение за морем! Техника есть, нужно только с умом её использовать!
И начальник гидрометеослужбы развернул перед Кичатовым свои планы по искоренению трагических последствий смерчей и ураганов. Он был, по всему видать, болеющий за дело и знающий специалист, но, увы, не могущий пока сломать барьеры косности и предубеждения.
Выслушав его внимательно и посочувствовав, Дмитрий Александрович попросил Сирбиладзе составить подробную справку о прошедшем в районе Чернушки смерче с указанием времени прохождения, силы урагана и его направления.
— Сделаем, товарищ следователь, — пообещал Сирбиладзе, принимая официальный запрос. — Сейчас же пошлю туда людей.
— Если можно, побыстрее, пожалуйста.
— Не волнуйтесь, не задержим.
Попрощавшись, Кичатов поехал в горуправление внутренних дел. Жур только что сам прибыл туда: он занимался поисками неизвестных, которых видел Зайковский на берегу.
— Тяжёлый случай, — пожаловался капитан. — Ищу то, не знаю что! Ни единой приметы! Я уже опросил водителей загородных автобусов, таксистов… Это в случае, если те двое возвращались в город общественным транспортом. Но ведь они могли поехать и на своём авто или мотоцикле. Так?
— Так, — согласился следователь.
Он понимал, что повода для претензий к оперуполномоченному уголовного розыска у него нет: пока капитан действует оперативно и грамотно.
— Дмитрий Александрович, а что, если эти незнакомцы оказались там случайно? — спросил Жур.
— Случайно вытащили из воды мертвеца? — хмыкнул подполковник. — Ну, допустим… Но почему тогда они не сообщили о, мягко выражаясь, странной находке в милицию? Как это сделал Зайковский?
— Испугались… Кому охота, чтобы таскали? — дал своё объяснение капитан.
— Такое, конечно, возможно. Но, мне кажется, маловероятно. Поэтому прошу, Виктор Павлович, не ослабляйте усилий в их поиске.
— Само собой! — заверил Жур. — А у вас какие успехи? Что-то задержались вы возле Чернушки.
Кичатов рассказал о том, что ему удалось узнать. По реакции старшего оперуполномоченного Дмитрий Александрович увидел, что тот расстроен, подобные сведения скорее уж его, сыщика, хлеб, а не следователя.
Они не успели обсудить, имеет ли отношение смерч к трагическим событиям в районе устья Чернушки, так как пришла вдова Варламова. Допросили её в кабинете Жура.
Вероника Петровна, как выяснил из анкетных данных Кичатов, была на три года старше мужа. Но выглядела ещё более пожилой. Может, от того, что была крупная, высокая, с рублеными чертами лица. Женственного в ней было чрезвычайно мало. Она и профессию имела неженскую — технолог сталелитейного производства.
Вдова была в чёрном костюме и коричневой блузке. Выражение лица — больше суровое, чем скорбное. Во всяком случае, следователь не заметил той опустошённости и отчаяния, которые ему приходилось видеть у женщин, только что потерявших любимого человека. На вопрос Кичатова, зачем она прилетела в Южноморск, Вероника Петровна ответила:
— Чтобы отправить Кима Харитоновича в Москву.
— Неужели тут не нашлось никого, кто мог бы сделать это без вас? — заметил Дмитрий Александрович. — Женское ли это дело?
— А я считаю, что как раз-таки на вашего брата, мужчину, не очень-то можно полагаться, — сказала вдова без тени юмора и вообще каких-либо эмоций.
И она поведала Кичатову, сколько нужно приложить усилий, чтобы организовать отправку в Москву запаянного цинкового гроба с телом покойного. Это при том, что расходы по транспортировке берет на себя министерство, которое всячески способствует преодолению разного рода трудностей.
— Представляете, речь идёт о замминистра! А что бывает, когда простой смертный?
Следователь перешёл к тому, какой был у покойного круг знакомых по службе и вне её, почему Варламов очутился в автомобиле с барнаульским номером и что Вероника Петровна могла бы сказать об огромной сумме денег, найденных в чемодане её мужа.
Но, к удивлению следователя, вдова почти на любой поставленный вопрос отвечала: «Не знаю».
Дмитрий Александрович терялся в догадках: она действительно не осведомлена или это всего-навсего какая-то непонятная для следователя тактика? Обычно жены знают о своих мужьях больше, чем им положено, а тут…
Быть настойчивым мешали обстоятельства, в которых находилась Вероника Петровна. Подполковник решил прекратить допрос.
— Да, странная женщина, — сказал Жур, когда они остались одни. — Заметили, ни слезинки, ни вздоха по покойному?
— Может, умело скрывает своё горе, — пожал плечами следователь.
— Такое не скроешь, — покачал головой Виктор Павлович. — Не баба, а мужик в юбке, честное слово!
Кичатов вспомнил, что рассказал ему Чикуров о бывшей секретарше Варламова: молодая, стройная, миловидная.
«Да, — подумал он, — вполне возможно, что Золотухин прав: не за деловые качества двигал замминистра Ростоцкую вверх по служебной лестнице».
Старший оперуполномоченный отправился по делам, а подполковник позвонил в Москву Игорю Андреевичу. Они обсудили события сегодняшнего дня.
— Ваша версия, что оба покойника, найденные в море, жертвы смерча, весьма перспективна, — сказал Чикуров. — Работайте в этом направлении, но не забывайте и о других.
— Само собой разумеется, — ответил Кичатов. — Когда будете в Южноморске?
— Завтра. Билет уже в кармане. — Следователь прокуратуры назвал номер рейса.
— Тогда до встречи, — сказал Дмитрий Александрович. — Надеюсь, до вашего приезда не будет никаких сюрпризов…
— Я уже боюсь зарекаться, — засмеялся на том конце провода Чикуров.
Попрощавшись с ним, Кичатов позвонил в местное управление госбезопасности и сообщил о необычном утопленнике. Затем связался с руководством порта, где ему обещали выделить завтра катер с водолазом для обследования дна моря в районе устья Чернушки: вдруг там удастся обнаружить ещё кого из погибших или что-нибудь, проливающее свет на странные события последних трех дней.
После этого Кичатов наконец отправился в гостиницу.
Игорь Андреевич Чикуров оказался прав: нельзя было зарекаться от очередных сюрпризов.
Утром, в половине восьмого, подполковника Кичатова разбудил телефонный звонок Жура.
— Дмитрий Александрович, выезжаю за вами! — взволнованно сказал старший оперуполномоченный угрозыска.
— А что случилось? — спросил следователь, с трудом соображая, где он и что, так глубоко спал после бессонных сорока восьми часов.
— Опять вести с нашего злополучного места!
— И неужто снова наш роковой гонец Зайковский? — предположил Кичатов, окончательно сбрасывая с себя остатки сна.
— Нет, на сей раз дежурному по городу звонил спасатель из Дома творчества. Но по поручению Марата Спиридоновича. Ещё один труп обнаружен.
— Ладно, расскажете, когда приедете, — сказал Дмитрий Александрович. — А мне надо умыться, одеться.
— Буду через семь минут! — пообещал капитан.
Он постучался в дверь минута в минуту, как обещал.
— Так что же там произошло? — спросил Кичатов, когда они, перепрыгивая через несколько ступеней, спешили вниз по лестнице к выходу.
— Сегодня Зайковский отправился на рыбалку не один. Чувствовал, что ли… Взял с собой спасателя.
Они вышли из гостиницы, вскочили в милицейский «уазик».
— Сели наши рыбачки в лодку, отплыли от берега, — продолжил капитан. — И только закинули в воду удочки, как заметили утопленника. В одежде. Мужчина. Раздулся уже… Значит, утонул несколько дней назад. Как увидел Зайковский труп, за сердце схватился! Хорошо, у его напарника по рыбалке был с собой валидол, сунул Марату Спиридоновичу таблетку под язык. Тот еле в себя пришёл. А когда пристали к берегу, Зайковский заявил: хватит с меня покойничков, сейчас же упаковываю чемодан — и в Москву! А то, говорит, так недолго и самому загреметь в могилу или попасть в дурдом… «Скорую» вызвал и нам звонил уже один спасатель, без Зайковского.
— Нервы не выдержали, — заметил Кичатов.
— А чего вы хотите? Не знаю, у кого они могут выдержать: третий день подряд как ни вырвется, бедняга, на море рыбачить, так сплошные утопленники!
На сей раз «скорая помощь» прибыла раньше работников милиции. Врач был другой, не Дьяков. Он подтвердил, что смерть наступила несколько дней назад. На теле покойного были прижизненные ссадины, царапины, однако, по мнению врача, они вряд ли могли послужить причиной гибели этого мужчины лет сорока — пятидесяти. Установить его личность пока не удавалось, так как в карманах брюк и лёгкой синтетической курточки никаких документов не было.
— Очень полный был, — сказал доктор, когда они со следователем закончили осмотр и сняли отпечатки пальцев.
Кичатов поначалу его полноту отнёс за счёт того, что труп раздулся под воздействием газов.
Пообещав прислать постановление о назначении судебно-медицинской экспертизы, следователь разрешил увезти покойного в морг. Машина «скорой помощи» уехала, а Кичатов и Жур ещё раз осмотрели берег, подходы к нему. Оба были крайне озабочены.
— Восемь лет служу в милиции, но такого не припомню. Фантастика! — в сердцах сказал Виктор Павлович.
— И все время служите здесь?
— Да, в Южноморске, — кивнул капитан. — Это же надо — сразу столько загадочных смертей!
— Но ведь смерчи были у вас и раньше, — напомнил Кичатов. — Местный бог погоды, Сирбиладзе, говорил мне, что в прошлом году, в декабре, во время стихийного бедствия погибло более десяти человек.
— Погибли, да, — подтвердил Жур. — Но тогда была ясность. И родственники сразу подняли тревогу. А вы обратили внимание, что никто, буквально ни один человек не забеспокоился, не заявил ни о вчерашнем, ни о сегодняшнем утопленнике?
— Но это как-то можно объяснить, — сказал Кичатов. — Все они, вероятно, приезжие.
— И все равно странно, — возразил капитан. — Ведь каждый приезжий где-то живёт, с кем-то общается. В санатории, пансионате или на частной квартире. И когда пропадает человек на несколько дней, об этом, как правило, сообщают.
— Пожалуй, вы правы, — согласился следователь.
— И ещё. Есть у меня одно соображение, но не знаю, стоит ли… — Жур покосился на Дмитрия Александровича.
— Давайте, давайте, выкладывайте, — подбодрил капитана следователь.
— А что, если смерч ни при чем? — спросил Жур.
— Вы хотите сказать, здесь, — Кичатов показал на море, — произошло другое?
— Вот-вот! Точнее, причина смерти этих троих другая?
— Вполне вероятно, — подумав, ответил Кичатов. — Я это допускаю. Авария, злой умысел… Или у вас есть более определённая версия?
— Есть, Дмитрий Александрович, — кивнул Жур. — Только вы не смейтесь… — Он смущённо кашлянул.
— Какой там смех, — серьёзно произнёс следователь. — Мы в таких потёмках, что любой лучик, любой проблеск… Ну, не стесняйтесь, как красная девица, — нетерпеливо подстегнул он Жура.
— А вдруг виноваты какие-нибудь газы или ядовитые испарения? — решился наконец Жур. — Может, читали о таком?
— Нет, — признался Кичатов. — А как это произошло?
— Понимаете, в окрестностях озера обнаружили более сорока погибших людей и множество трупов животных, — стал рассказывать капитан. — Сначала тоже не могли понять причину смерти. Вроде целые, невредимые… А когда пригласили специалистов, выяснилось, что под дном озера скапливаются вредные газы — двуокись углерода и другие. Они-то и убили вокруг все живое… Между прочим, случай этот не единичный. Подобная штука произошла и возле другого озера. Там масштабы катастрофы были ещё более внушительными — более полутора тысяч человек. А уж сколько погибло домашних и диких животных — не счесть!
— Постойте, постойте, а где это все случилось? — спросил подполковник.
— В Африке, — ответил капитан. — Первый случай у озера Монун, второй — у озера Ниос.
— Где Африка, а где Чёрное море!
— А вдруг и здесь нечто подобное?
— Ладно, дадим Сирбиладзе ещё одно задание: пусть проверит заодно и состав воздуха, — после некоторого размышления сказал следователь.
Их внимание привлёк катер, входивший в акваторию устья Чернушки. Когда он приблизился настолько, что можно было различить отдельные фигуры людей на его палубе, с судна рявкнула сирена и кто-то помахал рукой.
Кичатов посмотрел на часы: именно в это время обещали прислать сюда водолаза.
Он помахал в ответ.
С катера спустили шлюпку, и она ходко направилась к берегу.
Приехав утром на службу, Игорь Андреевич Чикуров прежде всего зашёл в здание Прокуратуры Российской Федерации, находящееся на Кузнецком мосту, чтобы уплатить партийные взносы. А уж потом направился в своё здание, располагавшееся между Петровкой и Неглинной; в нем и помещалась следственная часть прокуратуры республики.
На улице было промозгло, сыро. Чикуров втянул голову в плечи, прикрываясь воротником от пронизывающего ветра.
— Ты что, не слышишь?! — раздался сзади него знакомый голос.
Игорь Андреевич остановился, обернулся, его догонял коллега Вася Огородников, следователь по особо важным делам прокуратуры города Москвы. С Огородниковым он был знаком ещё со студенческой скамьи, оба учились на юрфаке МГУ.
— Привет! — протянул ему руку Чикуров. — Ну и погодка!
— Не говори! — Василий крепко ответил на пожатие.
— К нам?
— Да, — кивнул Огородников.
Нырнули наконец в подъезд здания прокуратуры, прошли в кабинет Чикурова. Игорь Андреевич чувствовал, что Васе непременно хочется кому-то излить душу — такой удручённый был у него вид. Обычно Огородников слова не скажет, чтобы не схохмить.
— Что ты, Васенька, невесел? — спросил Игорь Андреевич, вешая мокрое пальто на вешалку за шкафом. — Что ты голову повесил?
— С Петровки тридцать восемь нам передали дело. Поручили мне. Я ознакомился. На первый взгляд — проще пареной репы. Директор гастронома Цареградский брал взятки с заведующих секциями. Накрыли Цареградского с поличным, просто и надёжно: работники ОБХСС пометили купюры, вручили заведующим секциями, те дали деньги взяточнику. Их тут же обнаружили в столе директора. Свидетели, то бишь взяткодатели, уличили Цареградского полностью.
— И много брал? — уточнил Чикуров.
— По свидетельским показаниям — пятьсот рублей в неделю.
— От каждого?
— Нет, в общей сложности.
— Когда возбудили дело? — продолжал расспрашивать Игорь Андреевич.
— Летом.
— Выходит, совсем недавно? — Чикуров покачал головой. — Удивительные люди! Брать взятки сейчас, когда все накалены до предела… В газетах то и дело разоблачают руководителей торговли такого ранга!
— Если человек не способен ни на что, — перебил вдруг Огородников, — он способен на все!
— Что-то не понял, — уставился на приятеля Чикуров. — Ты имеешь в виду директора-взяточника?
— Нет, — ответил Огородников, — я имею в виду тех, кто даёт показания против него. А Цареградский, уверяю тебя, мужик с головой! Знаешь, из разряда неуживчивых! Причём неуживчивых с точки зрения тех, кто кричал: «Заменить меня некем!» А ведь и впрямь, рядом с такими «незаменимыми» деятелями, кроме подхалимов, ловкачей и хапуг, нет никого! Потому что очень далеко оттеснили они неуживчивых, кто не хотел мириться, как теперь говорят, с застоем и негативными явлениями в обществе!
— Погоди, ты хочешь сказать, что твой директор невиновен?
— Он категорически отрицает, что брал взятки, — ответил Огородников.
— А как же меченые деньги? — удивился Чикуров. — Показания заведующих секциями?
— Видишь ли, старик, нечестные люди умелее, — Вася поднял палец к потолку, — куда более умелее развивают средства подавления честности, чем честные развивают средства подавления бесчестности и непорядочности. Ты согласен?
— На все сто процентов!
— Отличный ответ! — обрадовался Огородников. — Впрочем, умно можно ответить лишь тому, кто умно спросил.
— От скромности ты не умрёшь, — усмехнулся Игорь Андреевич.
— Я умру от другого, — печально изрёк Василий. — От доверчивости… Понимаешь, я поверил Цареградскому! И вот — результат…
Следователь прокуратуры города вытащил из кармана газету и протянул Чикурову.
Весь подвал в ней занимал фельетон.
Игорь Андреевич пробежал его глазами. Суть сводилась к тому, что в то время, когда «партия, государство, народ объявили беспощадную войну таким уродливым явлениям, как хищения и взятки», следователь Огородников «взял под защиту» пойманного с поличным директора гастронома Цареградского. Более того, человек, призванный стоять на страже закона, не щадя сил бороться с преступностью, выпустил вышеупомянутого Цареградского на свободу и (неслыханная вещь!) настаивает, чтобы его восстановили в должности директора гастронома.
Прочитав фамилию автора, Чикуров присвистнул:
— Смотри-ка, жив курилка!
— Ты о ком? — спросил Огородников.
— О фельетонисте.
— Откуда ты его знаешь?
— Мелковского? Да он проходил года три тому назад по одному делу, которое я расследовал. Ты, наверное, помнишь, о нем писали — махинации в березкинском объединении «Интеграл»; убийство директора, покушение на самоубийство главврача…
— Да-да, — кивнул Василий Лукич, — припоминаю. Какая-то афёра с лекарственным препаратом, так?
— Совершенно верно, — подтвердил Чикуров. — …Баурос… назывался. Что-то вроде прохладительного напитка, а выдавали чуть ли не за эликсир жизни! Мелковский был в этой шайке как бы пресс-агентом. Рекламировал «чудодейственные» качества «Бауроса» в газетах, по радио, на телевидении и в кино, за что и получал щедрые вознаграждения. Ему даже оплачивали персональную машину в Москве, снимали особняк. Короче, этот писака сыграл не последнюю роль в одурачивании десятков тысяч людей!
— Кем он проходил в деле? — полюбопытствовал Огородников.
— Я собирался предъявить ему обвинение, но меня одёрнули: Мелковского, мол, трогать нельзя.
— Кто одёрнул?
— Сверху, — ответил Игорь Андреевич и, заметив на лице приятеля усмешку, вздохнул: — Ты даже не можешь себе представить, с каких высот вступились за Мелковского! Уж на что Вербиков не робкого десятка, но и тот спасовал.
Чикуров глянул на дату — газета была вчерашняя. От Огородникова это не ускользнуло.
— А сегодня уже вызвали на ковёр к… — Василий Лукич назвал одного из замов прокурора республики. — Что он за мужик? Крутой?
Чикуров не успел ответить — в дверь заглянули.
— Разрешите, Игорь Андреевич?
— О, конечно, конечно! — Чикуров поднялся со своего места, чтобы поприветствовать Яна Арнольдовича Латыниса.
Они встретились как старые приятели. Огородников заспешил, пора было идти к начальству.
— Выше голову, старик! — подбодрил его Чикуров.
— Опасно. Если не споткнёшься о порог, то уж непременно расшибёшь лоб о притолоку, — сострил напоследок Огородников.
Когда они остались одни, Чикуров забросал оперуполномоченного вопросами о житьё-бытьё. Они не виделись с тех пор, как вместе расследовали дело о березкинском объединении «Интеграл». Майор поначалу был сдержан: видимо, на его психику давил кабинет. Но мало-помалу Латынис расковывался, и вскоре они уже беседовали совсем как тогда, в дни совместной работы.
— Смотрю, вы вроде бросили курить? — обратил внимание Латынис. — Прежде, помнится, смолили одну за другой.
— Уже сорок четыре дня не смолю, — посмотрев на календарь, ответил Игорь Андреевич.
— Решились все-таки? — порадовался за следователя Ян Арнольдович. — Поздравляю!
В дверь постучали. Игорь Андреевич глянул на часы.
— Это, наверное, Золотухин, — пояснил он Латынису. — Как раз по южноморскому делу… Войдите! — крикнул он.
В кабинет робко вошёл мужчина лет сорока пяти. Действительно, он оказался бывшим старшим инженером-экономистом одного из отделов Министерства строительства.
— Присаживайтесь, — предложил ему следователь, представив Яна Арнольдовича как участника следственно-оперативной группы.
Золотухин устроился на краешке стула и сложил руки на коленях.
«Словно набедокуривший школьник, вызванный к завучу», — подумал о свидетеле Чикуров.
Он был несколько озадачен: ожидал, что инженер из породы напористых, смельчаков и горлопанов (выступить на собрании против замминистра!), а Золотухин вёл себя тише воды, ниже травы.
Игорь Андреевич поинтересовался, почему и как инженер ушёл из Министерства строительства. На вопрос «почему» Золотухин предпочёл не отвечать, а вот насчёт «как» буркнул:
— По собственному желанию.
— Что, на новом месте условия лучше? — допытывался следователь.
Золотухин стал бормотать что-то про «спокойную жизнь».
— А в зарплате выгадали или наоборот? — задал вопрос Чикуров.
Допрашиваемый с трудом признался, что ставка на новой работе у него ниже на сорок пять рублей.
«Клещами нужно тянуть каждое слово!» — терял терпение следователь. Он не понимал, чего или кого боится Золотухин.
Однако постепенно Чикуров стал приходить к мысли, что не только, а вернее, не столько страх диктует поведение инженера: тут скорее уж имело место разочарование.
— Эх, товарищ следователь, товарищ следователь, — тяжело вздохнул Золотухин. — Неужели вы сами не понимаете, что со мной произошло? Конечно, в том, что мне пришлось уйти из министерства, виноват я сам! А почему? Начитался, дуралей, газет, поверил… Смело, мол, идите в бой против бюрократов, самодуров-администраторов и прочих ретроградов и перерожденцев! Вот я и сходил! А чем все кончилось? «Ушли» меня с должности! Элементарно расправились. — Глаза у него сузились, на секунду в них сверкнул гневный огонёк. — Я б всех этих журналистов, подстрекающих честных людей идти на медведя с десертным ножичком…
Но инженер не договорил, какую кару обрушил бы на газетную братию. Он только махнул рукой и снова сник. Игорю Андреевичу, как говорится, крыть было нечем. Следователь понял: Золотухин не из тех, кто будет мстить человеку, навредившему ему по службе, — слишком интеллигентен и робок.
Он закончил допрос и отпустил свидетеля. А тот и не скрывал своей радости, что можно поскорее покинуть это заведение.
Оставшись с Латынисом, Игорь Андреевич ввёл его в курс дела.
— Значит, вы летите в Южноморск, — сказал Ян Арнольдович. — А что делать мне?
— Пока поработайте в Москве, — сказал Чикуров. — Задание у вас следующее: откуда у Варламова могли быть такие деньги? И не только деньги. Перстень, который нашли в его «дипломате», — очень редкая и ценная вещь.
— Понял, — кивнул оперуполномоченный угрозыска.
— И вообще соберите как можно больше сведений о заместителе министра… Второе: киноартист Великанов. С чего это он поехал в Южноморск? Знаком ли с Варламовым? — Игорь Андреевич посмотрел на часы. — К сожалению, более обстоятельно поговорить не удастся. Но мы будем созваниваться. Идёт?
— Разумеется, — пообещал Латынис.
На этом они простились.
В Южноморск Чикуров попал впервые. По службе бывать не приходилось, а отдыхать на таких многолюдных, суматошных курортах он разлюбил с тех пор, как однажды провёл отпуск в путешествии по северу европейской части России, которым был просто очарован.
В аэропорту Игоря Андреевича встретил Кичатов. И только они сели в «Волгу», предоставленную горуправлением внутренних дел, подполковник с ходу огорошил следователя прокуратуры.
— Ещё один труп…
— Помимо того, что нашёл сегодня в воде Зайковский? — уточнил Чикуров.
— Да. Водолаз обнаружил.
— Причина смерти? Кто он, что? — забросал коллегу вопросами Игорь Андреевич.
— Скорее всего — утонул, как и другие, — ответил тот. — Мужчина лет пятидесяти пяти, высокий, с бородой. В кармане куртки — членский билет Союза художников СССР.
— Значит, личность установили?
— Увы, — развёл руки Кичатов. — Ни фамилии, ни имени-отчества разобрать не удалось: размыло водой. Но, слава богу, есть фотография, переснимем, увеличим и пошлём в Москву, в правление Союза художников. Там-то уж должны опознать.
— Это надо сделать как можно быстрее!
— Завтра же, — ответил подполковник.
— Ещё что-нибудь водолаз нашёл?
— Нашёл, — кивнул Кичатов. — Спортивную сумку. Импортную, «Адидас». А в ней — около пяти тысяч рублей.
— Так, — встрепенулся Игорь Андреевич. — Опять деньги… И в каких купюрах?
— В основном сотенные и пятидесятки.
— В сумке больше ничего не было?
— Бритвенный прибор, голландский «Шик». Ну, соответственно принадлежности для бритья — пачка лезвий, помазок, крем. Блок московских сигарет «Ява» в мягкой упаковке. Все, конечно, размокло. И ещё том из Собрания сочинений Достоевского. В нем два романа: «Записки из Мёртвого дома» и «Игрок».
— Какой-нибудь подписи или экслибриса на книге нет? — спросил Игорь Андреевич.
— Нет, все страницы чистые.
— Чья сумка, выходит, неизвестно, — не то вопросительно, не то утвердительно произнёс Чикуров.
— Выходит так, Игорь Андреевич, — ответил Кичатов.
Дорога пролегала почти по самой кромке морского берега. Следователь прокуратуры задумался, глядя на ленивые барашки волн, с шипением накатывающихся на гальку.
— Четыре покойника! — нарушил наконец он молчание. — И все в одном месте.
— И автомобиль, — напомнил подполковник.
— Послушайте, Дмитрий Александрович, неужели это мог натворить смерч?
— спросил Чикуров.
— Другого объяснения, увы, нет. Буквально два часа назад я снова беседовал с Сирбиладзе.
— Местным начальником гидрометеослужбы?
— Да. Он такие сведения привёл, в которые даже трудно поверить! Стоит, к примеру, на пути смерча дом. Прошёл смерч — и нет дома! Разметало по щепочкам. Или такие случаи: попадёт курица в полосу смерчевого вихря, так в мгновение ока становится голенькая, словно её ощипали.
Чикуров представил себе подобную курицу и не смог сдержать улыбку.
— Факт! — горячо заверил его Кичатов. — Это не анекдот! Да что там курица! Знаете, что бывает здесь, на побережье? Смерч как насосом затянет в свою воронку огромное количество воды и перебрасывает в предгорья. — Он показал на поросший лесом хребет. — А оттуда вода бешеным потоком несётся вниз и сметает на своём пути буквально все!
— И часто такое случается?
— Катастрофические случаи бывают, конечно, нечасто, — ответил Кичатов.
— Однако подобное произошло в районе Сочи-Мацестинского курорта осенью тысяча девятьсот семьдесят пятого года… И ещё в конце лета восемьдесят пятого года, в районе Лазаревского.
— А самое последнее, значит, в районе Чернушки? Так?
— Да. Как установили работники южноморской гидрометеослужбы, смерч пронёсся около шести часов утра с двадцать первого на двадцать второе октября. То есть три дня назад… Помните, я вам рассказывал про рыбу в кустах?
— Конечно.
— Так вот в том месте смерч и обрушил на землю буквально водопады! Сила вихря, по-видимому, была велика…
— Почему по-видимому? Разве точных сведений нет?
— Понимаете, более полную картину происшествия Сирбиладзе обещал представить через день-другой, — пояснил Кичатов. — В официальной справке.
— Ясно, — кивнул Чикуров. — Давайте подъедем к устью Чернушки. Хочу осмотреть то место.
— Пожалуйста.
И подполковник дал команду водителю везти их к Верблюду.
— Ну а что женщина, которая звонила в номер Варламова, когда там проводился обыск? — продолжал расспрашивать коллегу Игорь Андреевич.
— Женщина… — хмыкнул Кичатов и зло добавил: — Язык не поворачивается называть так это чудовище!
Чикуров удивлённо вскинул брови: Дмитрий Александрович все время был сдержан и вдруг…
— Извините, Игорь Андреевич, — спохватился Кичатов. — Знаю, надо быть объективным, стараться без эмоций.
— Это на допросах, — улыбнулся Чикуров. — А между собой, я считаю, наоборот. Страсти, они помогают. И что же вас так возмутило?
— Лучше по порядку…
— Давайте, — кивнул следователь прокуратуры.
— Фамилия Елизаветы Николаевны Тимофеева, — продолжал. Кичатов. — Тридцать три года, а выглядит на все пятьдесят! На лице прямо-таки светятся все пороки, которыми она обладает. А их куда как много! Проститутка, воровка, фарцовщица, сводница, шантажистка!
— Ничего себе букетик! — усмехнулся Чикуров.
— А все началось ещё со школы, — рассказывал Дмитрий Александрович. — Чуть ли не с пятого класса. Ставила мальчишкам-воздыхателям условие: хочешь поцеловать, купи эскимо на палочке или поведи в кино. Немного подросла, и кино и мороженое её уже не устраивали, а подавай кафе или ресторан. В шестнадцать лет она впервые отдалась за деньги. Ну и пошло-поехало! Причём Елизавета Николаевна быстро сообразила, что импортные шмотки, до которых была страсть как охоча, легче всего заполучить у «фирмачей» — так на их жаргоне звались иностранцы. И Тимофеева превращается в «путану».
— Это ещё что за птица? — удивился Игорь Андреевич.
— Проститутка, отдающаяся иностранцам. За валюту и за тряпки. Ничем не брезгуют: пиво в банках, печенье, сигареты. Лишь бы не наши. Между прочим, на французском языке «путана» — шлюха.
— И тут страсть к иностранщине, — усмехнулся Чикуров.
— А как же! Короче говоря, в восемнадцать лет у Тимофеевой родилась дочь Светлана. А через пару лет Тимофеева попадает в колонию: обворовала иностранца. Воспитанием дочери занималась родственница, не то бабка Елизаветы Николаевны, не то тётка. После освобождения Тимофеева пытается вернуться к прежней профессии, но, увы, колония — не курорт, да и прежняя бурная жизнь сделала своё: нет былой свежести, красоты, фигура расплылась. В общем, с молодыми «путанами» она уже не могла тягаться. А честно зарабатывать деньги ой как не хотелось! Тимофеева занялась фарцой, валютными махинациями и сводничеством. Ну и погорела, конечно. Снова суд, нары, тюремная баланда.
После третьего срока она вышла на волю всего полгода назад. Видит, дочь подросла. К сожалению великому, яблоко от яблони упало совсем рядышком… Елизавета Николаевна стала её наставницей по части проституции…
— Погодите, Дмитрий Александрович, — перебил коллегу Чикуров. — Если Тимофеевой сейчас тридцать три, то сколько же её дочери?
— В том-то и дело, что девчонке всего пятнадцать лет! — Кичатов поморщился, словно от зубной боли.
— Да-а! — вырвалось у Чикурова. — Прямо не верится. Чтобы мать свою несовершеннолетнюю дочь толкала на панель!
— Вы послушайте, чем они занимались, — продолжил подполковник. — Елизавета Николаевна подыскивала для дочери клиентов. А глаз у неё намётан, старалась подобрать из тех, у кого тугая мошна. Но в основном охотилась за пожилыми мужчинами, занимающими высокое положение. У Тимофеевых было два варианта, как выудить денежки. Первый: Светлана завлекала любителя молоденьких девушек на специально снятую для этого квартиру. Когда клиент входил в раж, появлялась мамаша. Она разыгрывала оскорблённую честь, совала под нос метрику дочери, грозилась ославить, подать в суд и так далее. Короче, доводила клиента до шокового состояния. И тут, как говорится, Елизавета Николаевна брала его голыми руками — требовала компенсации. Если у клиента не было с собой соответствующей суммы, заставляла писать расписку.
— Какая такса?
— В зависимости от достатка и положения жертвы. Обычно десять тысяч. Иногда — больше, если чувствовала, что клиент особенно перепуган и готов на все.
— А второй способ?
— Светлана шла с клиентом в гостиницу. Потом, ублажив его, напоив, забирала документы и поминай как звали! На следующий день в номере раздавался телефонный звонок. Елизавета Николаевна угрожала, предлагала встретиться, требовала в обмен на документы деньги. Словом, как в случае с Варламовым. Здорово все рассчитала, бестия! Клиенты выкладывали требуемую сумму как миленькие.
— Психолог, — усмехнулся Игорь Андреевич. — Но каким образом ей удалось подцепить Варламова?
— Понимаете, тут замешан Блинцов, управляющий местным строительным трестом.
— А, тот самый герой газетного фельетона! — вспомнил Чикуров разговор с замминистра строительства Паршиным.
— Он самый, — кивнул подполковник. — Блинцов, видимо, во что бы то ни стало хотел угодить Варламову. Управляющему трестом порекомендовали Тимофееву как поставщицу девочек. Он сам лично привёз Светлану в гостиницу «Прибой». Так сказать, преподнёс шефу на блюдечке с голубой каёмочкой. Представляете, сунул девчонке двести пятьдесят рублей и обещал дать ещё, если Варламов останется доволен. Бедняга не знал, какую свинью подложил он начальнику!
— Вы что, допросили Блинцова?
— К сожалению, пока нет. Его срочно вызвали в министерство, он улетел вчера вечером в Москву, — ответил Кичатов. — Ну а в номере у Варламова все происходило по наезженному сценарию: Светлана ублажила его, подождала, пока он заснёт, а около полуночи покинула гостиницу, не забыв прихватить документы заместителя министра.
— Какого числа это было?
— Двадцатого октября, — ответил Кичатов. — В тот же день, когда Варламов прилетел в Южноморск.
— А через сутки прошёл смерч, — задумчиво произнёс Чикуров. — Как вы думаете, мать и дочь имеют какое-нибудь отношение к гибели Варламова?
— Скорее всего — нет. Обе Тимофеевы до этого не знали Кима Харитоновича. И общих знакомых не имели.
— А Блинцов? — напомнил Чикуров.
— Я же говорю: Блинцова свели с этой бандершей-мамашей буквально за несколько часов до того, как состоялось свидание Светланы и Варламова в его номере. И потом, Игорь Андреевич, сами подумайте, какая выгода Тимофеевым в смерти Варламова? Они хотели получить с него свои десять тысяч. И то, что Елизавета Николаевна полтора дня названивала в гостиницу заместителю министра, подтверждает её знакомая. Более того, уходя из номера, Светлана могла бы прихватить не только документы, но и деньги! Вон сколько их было в чемодане и «дипломате»!
— А может, она и взяла какую-то сумму, — пожал плечами Чикуров. — Мы же не знаем, сколько денег было до её прихода.
— Логично, — согласился Кичатов. — Пока этот вопрос будем считать открытым. Я попрошу Жура проверить. И уж коли мы заговорили о деньгах, обнаруженных в номере Варламова… Любопытная штука получается…
— Что там ещё, — насторожился Чикуров. — Опять какая-нибудь закавыка?
— Угадали, — кивнул подполковник. — Начнём с «дипломата». Как вы знаете, в нем находилось пятьдесят тысяч рублей…
— И перстень, — напомнил Чикуров.
— Так вот: на ручке «дипломата» имеются отпечатки пальцев Варламова, а на купюрах таковых не обнаружено. На перстне тоже.
— Вы хотите сказать, он к ним не прикасался?
— Совершенно верно. Значит, считал эти пачки с купюрами и положил «дипломат» другой человек. Как и перстень.
— Это действительно любопытно, — задумался Игорь Андреевич. — Выходит, деньги заместителю министра кто-то передал. Интересно, кто, за что и когда?
— За что и когда — пока совсем ещё неясно, — сказал Кичатов. — А вот кто… Видите ли, Игорь Андреевич, на деньгах и на перстне имеются отпечатки пальцев, которые идентичны тем, что обнаружены и на ручке «дипломата» вместе с варламовскими пальчиками. Можно предположить, что именно этот человек набил «дипломат» купюрами, положил туда перстень и передал заместителю министра.
— Остался чистый пустячок, — усмехнулся Чикуров. — Установить, кому они принадлежат.
— Установим я думаю, — не среагировал на тон следователя прокуратуры подполковник. — Хотя совсем нет уверенности, что это имеет отношение к происшествию в районе Верблюда.
— Вполне возможно, — согласился Чикуров.
— Но, как вы выразились, закавыка этим не исчерпывается, — продолжал Кичатов. — Денежки в большом жёлтом чемодане тоже с каким-то секретом. Вернее, с запашком…
— В переносном смысле? Вопреки поговорке, что деньги не пахнут?
— Эти семьдесят пять тысяч из варламовского чемодана пахнут в прямом смысле слова.
— И чем же? — заинтересованно оживился Чикуров.
— Плесенью.
— Вы же говорили, что они совершенно новенькие!
— В том-то и дело, купюры совершенно новые! А выпущены в тысяча девятьсот восемьдесят втором году, то есть несколько лет назад. И сложены так, что номера на банкнотах идут по порядку. А на запах обратил внимание капитан Жур. И эксперты установили, что купюры действительно покрыты плесенью. Видимо, долгое время находились где-то в сыром месте. Главное, что эти деньги не были в употреблении все эти годы!
— Интересно, кто же держал их в чулке? — задумался Чикуров.
— Мало ли у кого они были! Может быть, у жулика, спекулянта, взяточника. Ну, кто скрывает нечестные доходы. Мне кажется, важнее ответить на вопрос «почему?», — многозначительно произнёс подполковник.
— Нужно послать запрос в ваше ведомство, то есть в Главное управление уголовного розыска министерства, — понял коллегу Чикуров.
— Уже, — кивнул Кичатов. — Я попросил пройтись по давним делам. Чтобы особое внимание обратили на нераскрытые случаи ограбления банков, сберкасс, кассиров, учреждений, инкассаторов.
— Отлично! — одобрил его действия Игорь Андреевич. — Ну, надеюсь, на сегодня сюрпризы исчерпаны?
— Не исчерпаны, — улыбнулся подполковник. — Но — последний… В затонувшей машине, в которой был Варламов, находилось запасное колесо. Так вот, в камере были запрятаны двести пятьдесят тысяч рублей и наркотики.
— Четверть миллиона! — округлил глаза Игорь Андреевич. — Прямо наваждение какое-то: деньги, деньги, везде деньги — на воде, в номере у Варламова, в чьей-то сумке «Адидас», а теперь нате вам, в запаске! Эти-то двести пятьдесят тысяч кому принадлежат — владельцу «Жигулей» или Варламову? — Чикуров вдруг загорелся. — Дмитрий Александрович, а может, разгадка связана с наркотиками? Вокруг этой заразы порой такие страсти бушуют! И деньги вращаются огромные.
— Вот у меня голова прямо-таки забита всякими версиями, — признался Кичатов. — Вплоть до того, что, возможно, замешана контрабандная пересылка.
— Он кивнул на море. — За нашей акваторией — воды чужой страны.
— И это предположение придётся отрабатывать, — согласился Чикуров.
— Ну вот, мы и приехали, — показал на залитую вечерним светом гору, похожую на двугорбого верблюда, Кичатов.
Водитель остановил машину. Следователи осмотрели берег моря в устье Чернушки, где развернулись трагические события последних трех дней, поднялись по ущелью. Протухшая рыба, выброшенная смерчем, собрала стаю ворон. Отяжелевшие наглые птицы даже не улетали при появлении людей, лишь отскакивали на другое место.
Когда Чикуров и Кичатов спустились к «Волге», солнечный диск краешком коснулся водной глади. В Южноморск они приехали, когда уже зажглись уличные фонари.
Чикурову был забронирован номер в той же гостинице, где жил и Кичатов.
Они ещё долго говорили о деле, позвавшем их в этот прекрасный город-курорт. Было решено собраться завтра на совещание в горуправлении, где следственно-оперативной группе Чикурова выделили комнату, и совместно со старшим оперуполномоченным уголовного розыска Журом выработать план дальнейших действий.
Утром следующего дня Игоря Андреевича разбудил звонок из Москвы. Это был Латынис.
— Извините, что рано, — сказал Ян Арнольдович, — но я боялся, как бы вы куда-нибудь не закатились.
— Какой там рано, — ответил следователь. — Солнце жарит вовсю… Что, есть важные новости?
— Не знаю, насколько важные, но насчёт артиста Велика-нова удалось кое-что узнать. Кстати, как его дела? Я имею в виду состояние.
— Вчера вечером оставалось по-прежнему. А сегодня ещё не узнавал.
— Ну тогда для вас каждое сообщение будет нужным. И я не зря бегал, — продолжал Латынис. — Постараюсь по пунктам, которые вы продиктовали вчера… Вы меня слышите?
— Да, да, Ян Арнольдович, — откликнулся следователь. — Хорошо слышу.
— Значит, в Таллинне Великанов снимался в главной роли в картине под условным названием «Сегодня ты, а завтра я». По роману Достоевского «Игрок»…
— Как-как? — вырвалось у Чикурова.
— В роли Алексея Петровича по роману «Игрок» Достоевского, — повторил майор.
— Почему снимают в Таллинне? — поинтересовался Чикуров.
— Должны были ехать за границу, ведь действие романа происходит там, но Госкино запретило. Сказали, что самая достоверная заграница отлично получается в Прибалтике. Великанов, как выяснилось, отказывался от других предложений и все ждал, когда начнёт снимать Лежепеков. Вообще все говорят, что Великанов самозабвенно влюблён в свою профессию. Жил в долгах, терпел нужду, но на халтурные роли не соглашался. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло: полгода назад умерла Евгения Великанова, народная артистка… Знаете, конечно?
— А как же! Даже был с ней знаком.
— Она родная тётка Александра Великанова. Умирая, оставила ему по завещанию все, что имела.
— Приличное наследство?
— Судите сами: только денежный вклад на сберкнижке составлял сорок восемь тысяч семьсот пятьдесят рублей. Плюс к этому — дача под Москвой, обстановка в квартире, картины, хрусталь и так далее.
— А что, у неё своей семьи не было?
— Был муж, боевой генерал, но он недавно скончался. А детей они не имели. Евгения Великанова страшно любила племянника, — рассказывал Латынис.
— Правда, между ними одно время пробежала, как говорится, чёрная кошка. Понимаете, она терпеть не могла жену Александра.
— Так Великанов женат?
— Нет. Уже нет. Развёлся года полтора назад, — ответил Ян Арнольдович.
— Но я продолжу о наследстве… Шестимесячный срок со дня смерти завещателя истёк девятнадцатого октября.
— Понятно, — сказал следователь. — И Александр мог вступить в наследование.
— Совершенно верно. Он прилетел из Таллинна двадцатого, тут же пошёл в сберкассу и потребовал выдать все деньги, оставленные ему тёткой. Но в сберкассе сказали, что для получения такой большой суммы нужно делать предварительный заказ. Что Великанов и сделал. В сберкассе его конечно же узнали. Только и говорили о нем… На следующий день Александр явился за наследством. Это все хорошо помнят, особенно кассирша, молоденькая такая, по-моему, страстная поклонница киноартиста. Во всяком случае, на её рабочем месте пришпилена фотография Великанова. Её удивило легкомыслие, с каким относился к деньгам Александр.
— В чем это выражалось?
— Побросал, говорит, в спортивную сумку — и через плечо…
— Погодите, погодите, — заволновался следователь. — Кассирша случайно сумку не запомнила?
— Она все запомнила, — ответил майор. — «Адидас».
— Отлично! — вырвалось у Чикурова.
— Что, фирма имеет значение?
— Думаю, что да. — Игорь Андреевич рассказал Латынису о находке водолаза. — А если ещё принять во внимание томик Достоевского с романом «Игрок», — поделился своей догадкой следователь, — то можно с уверенностью сказать, что сумка эта принадлежит Великанову.
— Но в сберкассе он положил в неё не пять, а почти пятьдесят тысяч, — напомнил Ян Арнольдович. — Где же остальные?
— Я бы тоже хотел знать это, — сказал Чикуров. — Попробуйте выяснить, сколько Великанов прихватил с собой в Южноморск.
— Постараюсь, — откликнулся майор. — Понимаете, живёт он один. Никто не мог мне даже сказать, зачем Александр полетел в Южноморск, где там остановился и прочее.
— Ничего, — подбодрил майора следователь. — За вчерашний день вы узнали об артисте немало. Ещё что-нибудь есть?
— Пока все.
Чикуров поручил Латынису установить, не являлись ли Великанов и Варламов наркоманами, знакомы ли, может быть, связаны бизнесом на этой отраве. Заканчивая разговор, условились, что Ян Арнольдович перезвонит вечером.
Только Чикуров положил трубку — снова звонок. На этот раз следователь услышал голос капитана Жура.
— Когда прислать машину, Игорь Андреевич? — спросил Жур.
— Зачем? — поинтересовался следователь. — Надо срочно встретиться?
— Ничего срочного. Просто спрашиваю, — растерянно ответил оперуполномоченный уголовного розыска.
— В половине десятого мы с Кичатовым будем в управлении, — сказал Игорь Андреевич, понимая, что начальство Жура не хочет ударить лицом в грязь перед москвичами. — Насколько я знаю, тут рукой подать. Ещё час в запасе.
Чикуров быстро умылся, побрился, позвонил Кичатову. Тот, оказывается, был давно на ногах, но не решался беспокоить коллегу.
Позавтракав на скорую руку, они отправились в горуправление внутренних дел. Игорь Андреевич рассказал о звонке Латыниса.
— Слава богу, хоть что-то прояснилось, — сказал подполковник, который тоже разделил мнение Чикурова о том, что сумка «Адидас» — великановская. — И купюры только сотенные и пятидесятки, какие он взял в сберкассе.
— Я вот думаю, не они ли плавали в море, — задумчиво произнёс следователь прокуратуры. — У меня все не идёт из головы, что Великанов получил больше сорока восьми тысяч.
— Вполне может быть, — согласился Кичатов. — Водолаз обнаружил сумку в воде полуоткрытой.
День разгорался чистый, светлый, дымка тумана над морем таяла буквально на глазах. Игорю Андреевичу было непривычно шагать в пиджаке, без пальто. Но больше всего поражали запахи, в них вплетались ароматы незнакомой растительности и морские испарения.
Южноморск был сказочно красив. Но красота эта казалась неестественной, декоративной, искусственной, что ли…
Они подошли к горуправлению. Капитан Жур уже ждал московских следователей. Теперь Чикуров познакомился с ним лично и, не мешкая, приступил к совещанию.
— Сначала, Виктор Павлович, — попросил руководитель группы, — что удалось установить о перстне из «дипломата»?
— Вещь очень редкая. Я показывал тут одному ювелиру, который обычно консультирует нас, так он затруднился даже приблизительно определить его стоимость, — ответил старший оперуполномоченный уголовного розыска. — Говорит, что нам следует обратиться к искусствоведам, а может, и к историкам.
— Почему? — вскинул брови Чикуров.
— Ювелир считает, что перстень, возможно, имеет не только материальную, художественную, но ещё и историческую ценность. — Жур вынул из конверта увеличенные фотографии кольца, найденного в номере Варламова. — Видите, камень — гемма. На изумруде вырезана лилия. Работа очень старинная.
— Хорошо, будем искать соответствующих специалистов, — сказал Игорь Андреевич.
— Но на вещдоке имеются и современные улики, — продолжил Виктор Павлович. — Вот, смотрите, здесь и здесь, — водил он по снимку пальцем, — в стыках, в глубине узоров сохранились микрочастички почвы.
— Вы хотите сказать, что эта вещь лежала в земле? — спросил Кичатов.
— Не знаю, лежала или же земля попала, когда перстень находился на руке, главное другое: эксперты говорят, что состав почвы не характерен для здешних мест.
— Что же, сведения интересные, — одобрительно посмотрел Чикуров на капитана. — Хотя и не знаю пока, как их можно использовать. Варламов ведь тоже не из местных… Но вполне вероятно, что сведения эти могут пригодиться, и весьма. По перстню все?
— Все, — кивнул Жур.
— Я не мог дозвониться в больницу, вы не знаете, как там Великанов? — спросил у него Кичатов.
— Пока все ещё без сознания, — ответил Виктор Павлович. — Я забегал. — Он улыбнулся. — Зав реанимационным отделением в панике, просит принять меры.
— Какие? — не понял Чикуров.
— Весь город только и судачит о том, что у них лежит знаменитый Александр Великанов, — пояснил капитан. — Вернее, взбудоражена женская половина Южноморска… Девчонки дежурят под окнами. Всеми правдами и неправдами стараются прорваться к нему. А это ведь нельзя ни в коем случае
— реанимация! Цветов натащили и каждый день заваливают нянечек из отделения, просят передать. Даже предлагают свои услуги в качестве сиделок.
— Ничего не поделаешь — слава! — развёл руками Кичатов.
— А вообще бы неплохо потолкаться среди почитателей, — высказал предложение Игорь Андреевич. — Авось кто-нибудь прольёт свет на то, как очутился возле Чернушки их кумир. И что же произошло там на самом деле.
— Смерч, — сказал Жур. — Установлено совершенно категорически.
— Я с этим не спорю, — заметил следователь прокуратуры. — Но давайте лучше обмозгуем все известные нам факты. Итак, в ночь с двадцать первого на двадцать второе октября произошло катастрофическое природное явление. На следующее утро в море были обнаружены плавающие деньги, а также автомобиль с погибшим Варламовым. Далее: проходят сутки, и писатель Зайковский становится свидетелем, как двое неизвестных вытаскивают из моря ещё одного утопленника с непонятной аппаратурой на теле. В тот же день находят на берегу Великанова с черепной травмой. Ещё через четыре часа все тем же Зайковским был обнаружен третий труп, полного мужчины. Вскоре водолаз поднимает со дна моря четвёртый труп, скорее всего какого-то художника, а также сумку «Адидас» с деньгами, принадлежащую, по всей видимости, артисту Великанову. Но, помимо всего прочего, в гостиничном номере Варламова вы, Виктор Павлович, вместе с прокурором Измайловым находите чемодан и «дипломат» с деньгами и чрезвычайно ценным перстнем… Так?
— Ну, — кивнул Жур.
— Что нам известно ещё? — продолжал Игорь Андреевич. — Варламов прилетел в Южноморск в командировку за день до смерча, а Великанов — за несколько часов. Теперь смотрите, что получается. Смерч пронёсся в ущелье, по которому течёт Чернушка. Наводнение, смывшее в море четырех человек и автомобиль, произошло в пустынном месте. Понимаете, в глухом ущелье, где нет ни жилья, ни кемпинга и так далее! Что делали в это время там люди, оказавшиеся жертвами стихийного бедствия? — И следователь прокуратуры замолчал, переводя взгляд с Кичатова на Жура и обратно.
— Это вопрос вопросов, — усмехнулся подполковник. — Действительно, нахождение в этом месте Варламова как-то можно объяснить: ехал на машине, и бурный поток смыл в море…
— Не очень убедительное объяснение, — заметил Игорь Андреевич. — Ведь заместитель министра находился на заднем сиденье «Жигулей». То есть не за рулём…
— Его могло швырять в машине, когда несло наводнением, — пожал плечами Кичатов. — Вот поэтому он и оказался сзади.
— Хорошо, — с натяжкой согласимся, — сказал Чикуров. — А как же остальные утопленники?
— Но ведь машину скорее всего несло не один десяток метров, — заметил Жур. — Дверцы могли открываться и закрываться…
— Но почему остальные утопленники должны были находиться в этой машине, — подполковник сделал ударение на слове «этой». — А может, они ехали в другой? И водолаз просто не обнаружил эту другую?
— Не обижайтесь, Дмитрий Александрович, — сказал Чикуров, — но, по-моему, дно моря в этом месте обследовали из рук вон плохо! Когда вы вчера рассказывали мне, я не хотел акцентировать… Хорошо, что вы сами подняли этот вопрос. Я считаю, что нужно обшарить все, буквально все! Захватить куда больше территории дна! И привлечь к этому не одного водолаза, а пять, десять!..
— Согласен с вами, — кивнул подполковник. — Моё упущение.
— Понимаете ли, — продолжал Чикуров, — у меня такое ощущение, что есть ещё, обязательно существуют какие-то вещи, улики, указывающие на то, почему погибшие оказались в районе наводнения. И скорее всего, улики эти смыты в море! Возможно, палатка или ещё автомобиль… Потому что ночью в ущелье просто так не прогуливаются.
— Я тоже думал об этом, — подхватил Жур. — Ведь вокруг Южноморска полным-полно дикарей. Сейчас, осенью, конечно, меньше, чем летом, но все равно есть! Одни ставят палатки, другие спят в своих машинах, а некоторые, особенно молодёжь, ночуют прямо под открытым небом в спальных мешках.
— Вот именно, — кивнул Игорь Андреевич. — Просто на земле вряд ли бы кто улёгся спать… Но вернёмся к утопленникам. Одна это компания или же совершенно не связанные друг с другом люди? И действительно ли все они жертвы несчастного случая, то есть разбушевавшейся стихии? А может, кто-то из них попал в море до смерча? — он снова замолчал, ожидая услышать мнение собеседников.
— Приходится признать, — спустя некоторое время сказал Кичатов, — что пока мы только ставим вопросы, а ответов на них — увы…
— Я тоже склонен так считать, — вздохнул Игорь Андреевич. — Единственное, что бесспорно, — это смерч. Остальное покрыто мраком.
— Нашей южной чёрной ночью, — усмехнулся капитан Жур. — И все же кое-какие проблески есть. Так сказать, сверкают отдельные звёздочки…
— Звезды тут у вас яркие, — улыбнулся подполковник, вспоминая свой неудачный медовый месяц, уж они-то с Ларисой насмотрелись на ночное небо.
— Как я понял, вы имеете в виду проблески по нашему делу?
— Так точно, Игорь Андреевич, — сказал Жур. — Кажется, мне удалось выйти на аквалангиста.
— Это который вытащил из моря утопленника со странной аппаратурой на теле? — уточнил Кичатов.
— Его, — подтвердил капитан и продолжил: — Помните, Зайковский показал, что человек с аквалангом был значительно выше второго мужчины на берегу? Из всех подозреваемых я остановился на инструкторе физкультуры детского санатория «Ласточка». Валентин Трёшников, двадцати шести лет от роду, рост под два метра, кандидат в мастера спорта по подводному плаванию. В Южноморск приехал в прошлом году после окончания института физкультуры. Как ему удалось устроиться в санаторий, сказать трудно, во всяком случае — живёт он на птичьих правах. Ни кола, как говорится, ни двора… У Трешникова одна надежда решить проблему с жильём — жениться на Нелли Колесниковой, которая работает в том же санатории воспитательницей.
— Любовь по расчёту? — спросил Кичатов.
— Нет, любовь настоящая, оба готовы хоть в шалаш, лишь бы вместе, — ответил капитан Жур. — Но поначалу ситуация для влюблённых складывалась так скверно, что дальше некуда. Папаша Нелли был категорически против зятя-физкультурника. Мол, что это за профессия для мужчины? Ежели бы ещё знаменитый чемпион, заслуженный мастер спорта, тогда другое дело! Слава богу, за дочку вступилась мамаша. Да и Нелли проявила характер: не дадите благословения, горевать не будем, поедем жить в Кинешму, к матери Валентина. Побушевал Колёсников, да и смирился. Жених и невеста подали заявление в загс. А расписываться они должны были вчера. Однако позавчера, то есть двадцать третьего октября, когда обнаружили утопленника с аппаратурой, произошли события, которые не укладываются ни в какие рамки. Валентин Трёшников в этот день не вышел на работу — это раз. После обеда он позвонил директору санатория и сообщил следующее: получил телеграмму из Кинешмы, что мать в тяжёлом состоянии, и поэтому он срочно улетает, — это два. Директор, естественно, выразил сочувствие и не стал препятствовать. Таким образом, соединение двух горячо любящих сердец, которого они так ждали и добивались, откладывается на неопределённый срок — это три!
Виктор Павлович замолчал.
— Ну и что в этом необычного? — нетерпеливо спросил Кичатов.
— Во-первых, никакой телеграммы из Кинешмы Трёшников не получал, — стал загибать пальцы Жур. — Во-вторых, мать его совершенно здорова. И в-третьих, Валентин Трёшников вчера улетел в Алма-Ату… Вот какие зигзаги в поведении парня.
— К кому он полетел? — спросил Чикуров.
— У Трешникова там дед, отец матери.
— Адрес?
— Есть, — кивнул Жур.
— Ну что ж, — как бы подытожил его сообщение Игорь Андреевич, — скорее всего, Трёшников действительно тот самый аквалангист, которого видел Зайковский. А насчёт второго мужчины что-нибудь узнали?
— Глухо, — ответил Виктор Павлович. — То есть ни одной ниточки, ни одной зацепочки.
— А что сообщили насчёт Приваловой, жены владельца «Жигулей»-фургона?
— Она уже в Барнауле, — сказал капитан. — Вернулась домой после отдыха.
— Пора бы уже прояснить вопрос, почему автомобиль здесь, а хозяин в Сибири, — нахмурился Игорь Андреевич. — Не дай бог, Привалов вместе с культурой несёт в массы гашиш! Считаю, Виктор Павлович, что вам нужно отправиться в Барнаул, а затем навестить в Алма-Ате Трешникова.
— Все понял, Игорь Андреевич, — ответил Жур.
Он позвонил в аэропорт. Самолёт на Барнаул улетал через три часа.
— Успеете собраться? — спросил Чикуров.
— Какие там сборы, — улыбнулся Жур. — Чемоданчик дома всегда наготове.
Следователи пожелали оперуполномоченному уголовного розыска счастливого пути.
После его ухода Кичатов отправился в НТО, а Чикуров поехал в порт «выбивать» водолазов. Там Игорю Андреевичу пришлось приложить немало усилий, чтобы ему выделили катер, который тут же отчалил в сторону устья Чернушки. Сам Чикуров разработал с тремя здоровенными парнями, которым предстояло обшарить морское дно, план поисков. Понятыми должны были быть двое членов команды.
Прибыли на место.
И хотя условия для задуманного следователем были не самые лучшие — море было неспокойно, — очень скоро один из водолазов обнаружил раскладной походный столик и четыре стула, вершу с несколькими живыми рыбками, мангал для жарения шашлыка. Другой отыскал несколько дешёвых стаканов (по семь копеек за штуку), коробку с костяшками домино, половину комплекта шахматных фигур, которые утонули из-за того, что имели для устойчивости свинцовые бляшки внутри. Третий водолаз поднял на поверхность мужскую шерстяную куртку большого (не меньше 56-го!) размера, непарные башмаки (оба почему-то на левую ногу) и странный предмет, похожий на шкуру длинношёрстного зверька. Приглядевшись, Чикуров удивился ещё больше: то был женский парик чёрного цвета. Потом некоторое время находок не было, и Чикуров дал распоряжение сменить место поисков.
И сразу же был найден прицеп-дача.
Открытие оказалось очень важным: на прицепе был тот же номер, что и на «Жигулях», в которых нашли Варламова.
Материя крыши дачи была в нескольких местах порвана. Можно было предположить, что, когда её подхватил смерч, она находилась в разобранном, то есть жилом, виде. Рядом с ней на морском дне валялась переносная лампочка с проводами, питающаяся, очевидно, от автомобильного аккумулятора. Здесь же находились недостающие шахматные фигуры, несколько разбухших от воды игральных карт и два металлических шезлонга. Затем была обнаружена большая брезентовая палатка.
Ветер тем временем крепчал. Члены команды поглядывали на небо, затянутое тучами. Игорь Андреевич понимал, что поиски, к сожалению, придётся прекратить. Два водолаза закончили работу, их подняли на борт и освободили от скафандров. А третьему уже дали команду по телефону двигаться к катеру. Он находился как раз напротив того места, где нашли на берегу киноартиста Великанова. И вдруг командир катера, державший связь с водолазами, встревожился.
— Что, что? — крикнул он в микрофон. — Кого видишь?.. Понятно. — Командир повернулся к Чикурову и взволнованно сказал: — Товарищ следователь, утопленник на дне!
Эта весть взбудоражила команду. Не без труда удалось доставить тело покойного на борт: волны то и дело захлёстывали судно. Катер тут же взял курс в порт. Чикуров попросил командира связаться по рации с руководством, чтобы то сообщило о трупе в горуправление внутренних дел.
Утопленник был мужчиной лет тридцати-сорока, в брюках, рубашке и лёгкой куртке из синтетики. При первом же взгляде на покойного Чикуров увидел дырочку от пулевого ранения возле уха. Второе отверстие находилось под противоположным ухом. Цвет кожи был белым-белым, хищные обитатели моря успели попортить лицо. Документов при нем не оказалось. В кармане куртки следователь обнаружил несколько смятых купюр — двадцать семь рублей — и мелочь. Имелась также связка ключей. Их было три: два от английского замка и один очень необычный. Этот ключ был явно от импортного замка.
Когда катер пришвартовался, Чикурова на берегу уже ждали Кичатов и судмедэксперт Дьяков.
— Пулевое ранение, — констатировал врач при осмотре трупа. — Сквозное. Скорее всего, оно и послужило причиной смерти.
— Вы хотите сказать, что покойный попал в воду уже мёртвым? — спросил Игорь Андреевич.
— Где был во время выстрела потерпевший, я не знаю, — ответил Дьяков.
— Но обратите внимание на направление выстрела. Вероятнее всего, он находился в положении, близком к горизонтальному.
— Лежал, что ли? — уточнил Чикуров.
— А может быть, плыл, — пожал плечами врач. — Но об этом лучше скажут эксперты.
Труп сфотографировали с нескольких точек. Сняли отпечатки и покойного отправили в морг, на вскрытие.
— Вот это сюрприз, — заметил Кичатов.
— И не говорите, — вздохнул Чикуров, которого слегка подташнивало от того, что провёл несколько часов на качающейся палубе. — Куда же нам все это везти? — показал он на поднятые со дна моря вещи, сложенные на причале.
— В горуправление, куда же, — усмехнулся Кичатов. — Не в гостиницу же.
Шторм усиливался, волны обрушивались на пристань. Надо было спешить.
Когда Чикуров глянул утром в окно, то увидел совершенно другой Южноморск. Исчезли яркие, радующие глаз краски, город накрыла монотонно-серая пелена дождя.
«Недолго же баловало меня солнышко», — подумал Игорь Андреевич.
Выйдя на улицу, следователь почувствовал, как его обволокла всепроникающая влажность. Он шёл по уже ставшей знакомой дороге в горуправление внутренних дел и невольно сравнивал перемену в погоде с тем, что произошло в следствии. Ещё вчера утром предположение о том, что Варламов и трое других мужчин погибли в результате смерча, казалось самым близким к истине. Но вот найден ещё один покойник, застреленный, и версия эта покрылась туманной дымкой, как горы вокруг Южноморска, укутанные тучами.
Насильственная смерть неизвестного мужчины круто меняла дело.
Игорь Андреевич присутствовал на вскрытии трупа, которое показало: пулевое ранение было смертельным, погибший утонул уже мёртвым.
Выходит, в гибели людей виноват не только смерч? И помимо катастрофы в природе произошла человеческая трагедия? С кем, почему, на какой почве?
Чикуров с тоской смотрел на ощетинившееся свинцовыми волнами море и жалел о том, что вчера не удалось завершить работу по обследованию дна. И когда это можно будет сделать, неизвестно: в ближайшие несколько дней синоптики ничего хорошего не обещали.
Да, находок вчера было много, но относятся ли они к смерти пятерых мужчин? А может быть, выловлено далеко не все? И не все пятеро являются жертвами какого-то одного непонятного происшествия?
По мнению эксперта, застреленный был поражён выстрелом из нарезного огнестрельного оружия. Стреляли с расстояния нескольких метров. Возникло множество вопросов. Убийство произошло на берегу и труп бросили в воду, или же это случилось в море, когда неизвестный плыл? А может, его застрелили на каком-нибудь судне и кинули за борт? Из чего стреляли — пистолета, винтовки? Где искать орудие убийства?
Над всеми этими вопросами они с Кичатовым ломали голову чуть ли не полночи, но, сколько ни думали, проблем становилось лишь больше.
С раннего утра Кичатов помчался в больницу: может быть, артист Великанов пришёл в себя? Помимо этого, у Дмитрия Александровича было немало и других дел. Как, впрочем, и у Чикурова.
Когда Игорь Андреевич пришёл в горуправление, тут же с головой окунулся в работу. В середине дня, выбрав свободную минуту, он хотел сбегать пообедать в буфет, но уже с порога его вернул звонок Жура из Барнаула.
— Как успехи? — спросил Чикуров после взаимного приветствия.
— Успехи это или нет, не знаю, — ответил капитан. — Но, сдаётся, работёнки прибавилось… Понимаете, вчера как раз вернулся с гастролей ансамбль «Крылья молодости». Ну, я с утречка встретился с Приваловым, вызвал с работы в отделение милиции…
— Наконец-то! — не сдержавшись, воскликнул Чикуров. — Ну и что там с этим администратором, владельцем «Жигулей»?
— Что Привалов работает в ансамбле администратором — это факт, — подтвердил старший оперуполномоченный уголовного розыска. — А вот насчёт «Жигулей»… Какая-то непонятная петрушка, Игорь Андреевич. — Жур немного помолчал, затем выпалил: — Привалов говорит, что у него нет никакой машины!
— Постойте, постойте, Виктор Павлович, — забеспокоился Чикуров. — В ГАИ напутали, что ли?
— Ничего не напутали! Машина действительно зарегистрирована на имя Привалова Степана Архиповича, — рассказывал Жур. — Вижу, гражданин что-то уж больно нервничает. Попросил его посидеть в другой комнате, а сам допросил жену Привалова, которую ребята любезно привезли в отделение. Спрашиваю: автомобиль имеете? Отвечает: имеем «Жигули»-фургон красного цвета. А где он? Гражданка отвечает, что муж уехал на автомобиле с месячишко назад… Куда? А вот этого Привалова якобы не знает. Её Степан, как она выразилась, ей не докладывается. И ещё, говорит, он не вернулся…
— Как так? — вырвалось у следователя.
— Я не меньше вашего удивился. Подумал, может, муженёк по возвращении с гастролей завернул к зазнобе, а супруга законная и знать ничего не знает. Бывает же, верно? Но мне-то в прятки играть некогда. Пригласил администратора, представляю: ваш муж, Привалов Степан Архипович… У женщины аж челюсть отвисла. Когда шок прошёл, заявила, что никакой он не муж, она его знать не знает, впервые видит. — В трубке послышался тяжёлый вздох Жура. — Администратор тоже с ней не знаком.
— Ничего не понимаю! — сказал следователь. — Однофамильцы, что ли?
— Да нет, Игорь Андреевич… В паспорте у работника ВИА Привалова вписана как жена, да и прописка по тому же адресу. И фотография — самого администратора… Попросил его объяснить, что все это значит? Молчит, только побледнел. А Привалова в истерику: где муж, что с ним сделали? Недаром, говорит, нашла в доме тряпку в крови… Ну, я тут же решил произвести обыск.
— Квартира, дом? — спросил Чикуров.
— Домина — прямо замок средневековый! — ответил Жур. — Однако никакого трупа и ничего, что бы говорило об убийстве, мы не нашли. Зато обнаружили восемь сберегательных книжек и наркотик…
— Наркотик? — переспросил следователь. — Какой именно?
— Гашиш. Около трех килограммов.
— Ничего себе!
— Интересная деталь, Игорь Андреевич, знаете, где нашли? В гараже, в автомобильной шине, в покрышке.
— Та-ак, — протянул следователь. — Как и в здешнем «жигуленке». Один и тот же способ!
— Владелец-то один, выходит, — поддакнул капитан.
— Ещё что-нибудь интересное нашли?
— Очень даже, — сказал Жур, и Чикуров уловил в его голосе усмешку. — Весьма даже примечательное… Статую.
— Ну и что?
— Скульптура человека в натуральную величину, — продолжал рассказывать Жур. — С очень значительным выражением на лице. Глянул, думаю, кого это он напоминает? И кажется, узнал.
— Кого же? — нетерпеливо спросил Чикуров.
— Того толстяка-утопленника, который сам всплыл.
— Вы не ошибаетесь, Виктор Павлович? — взволнованно спросил следователь.
— Думаю, что нет, — после некоторого колебания ответил Жур.
— Вы спросили у Приваловой, кто изображён?
— Конечно! Она сказала, что это её муж, Степан Архипович. И то ли женщина что-то почувствовала, то ли на моем лице что углядела, но вдруг расплакалась и стала допытываться, что с Приваловым, её мужем. Ну, врать не хотелось, я ей этак осторожненько сообщил: кажется, с ним в Южноморске несчастье произошло…
— Эх, Виктор Павлович, как же это вы не догадались прихватить снимки с покойников? — с укором произнёс следователь. — Предъявили бы для опознания…
— Да я и сам пожалел, — снова вздохнул на том конце провода капитан. — Завтра Привалова летит в Южноморск, к вам. Помог ей с билетом.
— Ну а приваловский двойник по документам? — напомнил Чикуров. — Выяснили?
— Какой там! Наотрез отказывается давать показания! Задержали, разбираемся.
— Да-а, загадки как из рога изобилия, — раздумчиво произнёс следователь. — Вот и у нас сюрпризец… — И Чикуров сообщил Журу о неожиданном повороте в деле, вызванном обнаружением в море покойника с огнестрельной раной.
В заключение Игорь Андреевич наказал оперуполномоченному уголовного розыска собрать как можно больше сведений о Привалове и его супруге.
Только он положил трубку, пришёл Кичатов. Услышав барнаульские новости, подполковник удивился тому, как много успел сделать Жур за полдня.
— Почему же за половину, — посмотрел на часы Игорь Андреевич. — Там уже вечер.
— Совсем забыл! — хлопнул себя по лбу Кичатов. — Там же другой часовой пояс…
— Ладно, перейдём к здешним делам, — сказал Чикуров. — Что Великанов?
— Слава богу, кажется, выкарабкивается, — ответил Кичатов. — Сегодня перевели из реанимационного отделения в палату. Там повеселее, да и Юля рядом.
— Простите, какая Юля?
— О, Юлечка Табачникова — удивительный человек! — с уважением произнёс Дмитрий Александрович. — Что делает любовь, а? Представляете, сама врач по образованию, а специально перешла из санатория в больницу простой медсестрой, чтобы быть рядом с Великановым!
— Знакомая его, что ли?
— Да нет, просто страстная поклонница. Призналась мне, что влюблена в него с детства, по кинофильмам. Собирала из газет и журналов вырезки о нем, портреты покупала, открытки. Целый альбом! И вот она настояла, чтобы Сашу поместили в палату, окна которой выходят прямо в больничный парк: Юля как-то читала интервью, где Великанов сказал, что он очень любит природу. Она твёрдо убеждена, что должна помочь ему встать на ноги.
— А допросить его когда будет можно?
— Увы, — развёл руками Кичатов. — Врачи и сами не знают. Но Табачникова обещала: если Великанов заговорит или произнесёт хоть бы одно слово, возможно, во сне, а может быть, в бреду, она будет записывать и передавать мне. Вдруг мы ухватимся за какой-нибудь кончик?.. Так что я постоянно в курсе.
— Это хорошо, что у вас есть такой помощник, — улыбнулся Игорь Андреевич.
— Главное — надёжный. Мне сказали, что Юля не отходит от Великанова. Даже домой не отлучается, все время в больнице. Вот это преданность! — Кичатов вздохнул, помолчал и продолжил: — Теперь о другом… Установлено, чьи отпечатки пальцев на деньгах в «дипломате».
— Из номера Варламова? — зажёгся Чикуров. — И кому же они принадлежат?
— Блинцову.
— Опять Блинцов! — Чикуров встал, прошёлся по комнате. — Значит, «дипломат» с деньгами принёс заместителю министра он?
— Да. Но не забывайте, — напомнил подполковник, — помимо пятидесяти тысяч там находился перстень. Вещь очень дорогая! И на нем тоже наследил Блинцов… Интересно, кому предназначались эти подношения — самому Варламову или кому-то ещё? И вообще, что это — взятка или нечто другое?
— Странная личность этот управляющий трестом. С одной стороны, вроде бы отличный руководитель, всегда в передовиках, на гребне, так сказать, а с другой… Судя по фельетону — самодур и волюнтарист. Выходит, у него ещё есть третья ипостась.
— Может, возьмём его в оборот? — предложил Кичатов. — Он должен вернуться из Москвы не сегодня-завтра. Вызовем, допросим, а?
— Я бы с этим не торопился, — подумав, ответил Чикуров. — Что мы ему предъявим? «Дипломат»? А он скажет, что просили передать. От кого? Варламов поручил, мол, принять от неизвестного мне человека… Варламов-то мёртв!
— А его пальчики на купюрах и перстне?
— Скажет, что заглянул в «дипломат» просто из любопытства… Нет, по-моему, надо сначала узнать, что за птица Блинцов, и копнуть поглубже. Чует моё сердце, тут будет над чем потрудиться работникам уголовного розыска и ОБХСС. И вот тогда…
— Наверное, вы правы, — согласился Дмитрий Александрович.
Чикуров сел на место, озабоченно обхватил лоб пятернёй.
— Чего зажурились, Игорь Андреевич?
— Получается, что в данный момент мы остались здесь без рук и без ног,
— невесело улыбнулся Чикуров. — Я имею в виду наших оперов.
— Латынис прилетит завтра, — сказал Кичатов. — А может, попросить в группу ещё работников уголовного розыска? Дело вон как растекается по городам и весям! Москва, Барнаул, Алма-Ата… И что ещё выскочит, неизвестно.
— Да, невод мы забросили во многие места. Но будет ли толк, если наша группа начнёт разбухать? Я в этом не уверен, Дмитрий Александрович. Количество не всегда перерастает в качество! — Чикуров снова встал, подошёл к окну.
Дождь сеял и сеял, не переставая, а туман, как показалось ему, ещё более сгустился. Игорь Андреевич вспомнил свои размышления на утренней дороге в горуправление милиции и вслух произнёс:
— Блуждаем мы с вами, подполковник, в тумане… Понимаете, нет путеводной идеи! Поэтому и мечемся пока, нет целенаправленных действий.
— Зачем так пессимистично? — улыбнулся Кичатов. — Я думаю, на вас плохо действует сегодняшний дождь. Безнадёгу нагоняет.
«Может, я и впрямь кисну из-за погоды? — подумал Игорь Андреевич. — Ведь это вполне естественно, что нет пока ощутимых результатов: следствие идёт всего ничего».
И все же на душе у него было неуютно. Как всегда, когда дело буксовало.
С утра на следователей обрушился шквал звонков из Москвы.
Сначала из правления Союза художников СССР. На фотографии утопленника с бородой, которого обнаружили в море 24 октября, узнали Феодота Несторовича Решилина, художника, вокруг имени которого давно уже бушевали страсти: одни возносили его творчество чуть ли не до небес, другие ругали почём зря. Чикуров тоже о нем слышал, и даже как-то Надежда хотела вытащить его на вернисаж Решилина. Но Игорь Андреевич был очень занят и на выставку пойти не смог.
— Ну, Дмитрий Александрович, держитесь, — предупредил он коллегу. — Решилин — даже не замминистра!
И действительно, после сообщения из Союза позвонили из Худфонда, спрашивали, когда и где можно забрать тело знаменитого живописца. Похороны должны были быть очень пышными и торжественными.
Затем зашевелились центральные газеты, информационные агентства. Всем нужны были подтверждения о гибели художника, подробности. Чикуров отвечал уклончиво: идёт, мол, следствие, а посему ничего более сообщить нельзя. Прорвался к ним даже работник посольства западной страны. По его словам, Решилин взялся рисовать портрет посла и даже получил аванс. Разумеется, в валюте. Что, мол, теперь делать? Игорю Андреевичу пришлось дипломатничать, заверив в конце концов, что все сведения о художнике тот получит через соответствующие каналы. Хотя и сам толком не знал, что это за каналы и вообще как действовать в данном случае.
Наконец позвонил Вербиков, начальник следственной части Прокуратуры республики. Чикуров доложил ему о том, как идёт следствие, и, в частности, передал разговор с иностранцем.
— Правильно ты ему ответил, — одобрил действия следователя Вербиков. — Но смотри, на тебя теперь как бы направлен прожектор!
— Вот спасибо, утешили, — кисло улыбнулся Чикуров. — Да и то, подумать только: заместитель министра, известный киноартист, а теперь ещё и Решилин!
Вербиков пожелал Игорю Андреевичу успеха и попросил регулярнее, чем прежде, держать его в курсе.
А в Южноморске шёл дождь. Погода была явно нелётная. Беспокоясь о Латынисе, Кичатов позвонил в аэропорт, и там сказали, что во второй половине дня, возможно, начнут принимать самолёты.
— Я уверен, Ян Арнольдович пробьётся, — с улыбкой заверил подполковника Чикуров.
И действительно, около пяти часов открылась дверь, и на пороге возник Латынис. Игорь Андреевич представил его Кичатову.
— Слава богу, наконец познакомились лично, — сказал подполковник. — А то все по телефону докладывали.
— Главное, Дмитрий Александрович, было бы что, — с улыбкой произнёс майор, делая ударение на последнем слове.
— А есть? — поинтересовался Кичатов.
— Так точно. Новости свеженькие, можно сказать, тёпленькие ещё, — ответил Латынис. — И касаются вашего запроса насчёт нераскрытых ограблений сберкасс, инкассаторов и так далее.
