Райбольница состояла из двух длинных хат, стоящих друг к другу под прямым углом.

Маленький двор, огороженный железной оградой, был чисто выметен и полит. Под редкой тенью прозрачных, тонких верб стояло несколько деревянных скамеек — крашеные доски на врытых в землю столбиках. Распахнутые настежь окна глядели в вербный садик бельмами затянутых марлей проемов. Несколько стариков грелись на солнышке, одетые в одинаковые, вылинявшие от стирки пижамы.

В приемном покое сказали, что свидания — с трех до семи. Было два часа. Но если мне спешно, разрешение дает главврач.

Главврач спросил, по личному или по делу. Я, поколебавшись, ответил:

— По личному.

Он пристально посмотрел на меня. Как-то странно хмыкнул:

— Что так не терпится?

— Служба…

— Разве что служба… — Он вздохнул и еще раз просверлил меня взглядом. — Значит, нет времени?

— К сожалению… — ответил я, смутившись.

— Ну-ну. — Он крикнул санитарке, чтобы та попросила Аверьянову выйти во двор.

Я поблагодарил и направился к двери. Главврач сказал:

— Пожалуйста, поприветливее с больной…

— Конечно, — поспешил я ответить. И, не удержавшись, спросил: — А что?

Он пожал плечами — какой, мол, недогадливый: больных надо беречь от волнений…

Лариса встретила меня тревожными глазами.

— Здравствуй, — сказал я как можно приветливей.

— Здравствуй, Дима. Садись. — А глаза ее спрашивали: «Ты с хорошими вестями или с плохими?».

— Я тут по делам разным, и время как раз свободное… Решил проведать. Что у тебя?

— Так, нервы, говорят. — Она последний раз взглянула мне в глаза: «Больше ничего?»

— На днях заходил в библиотеку. Взял кое-что почитать. Раиса Семеновна отлично справляется. Ты, значит, не волнуйся. Выздоравливай.

— Спасибо, постараюсь… — ответила она.

— Геннадий-то Петрович каков?

— Что? Что Геннадий Петрович? — переспросила она. И я понял, что для нее не существует сейчас Геннадий Петрович и вообще этот мир далек от нее, потому что главное — нечто другое. Но что это другое? Может быть, Чава?..

— Комнату так и не отдал. Для музея.

— Ничего не поделаешь… У тебя как?

— Нормально. Славка Крайнов отмочил: к Ледешко в сад залезли, яблоню обчистили.

— Да?

— Она, понимаешь, сохраняла для снохи… Больная у нее сноха… Скороспелка… Это я о яблоне.

— Нехорошо получилось. Ты что, в Крученом недавно был? — И снова вопрошающий взгляд.

— Нет… Теперь, конечно, надо съездить. Намылить пацану холку…

Вдруг Лариса спросила, решив, наверное, разрубить мучающую ее неизвестность:

— Маркиза не нашли?

— Нет.

Не нашли Маркиза, значит, и его, Чаву… Глаза у нее, как мне показалось, потухли. Я не знал, о чем разговаривать.

Не сидеть же просто так и хлопать глазами. И чтобы не молчать, сказал:

— Бабка Настя твоя — молодец. И ее, значит, коснулся научно-технический прогресс…

Лариса покачала головой:

— С чего ты взял?

— Читает много. По атеизму…

— Кто? — удивилась Лариса.

— Да твоя хозяйка, Самсонова. Девушка рассмеялась:

— Она малограмотная. Ты бы посмотрел, как она заявление пишет. О смысле только догадаться можно.

— Как же так? В ее абонементной карточке даже такая мудреная книга записана: «Эволюция современного католицизма»…

Лариса вздохнула:

— Это Раиса Семеновна меня оберегает. Заботится. Вот и записывает всем в карточки липу. Говорит: учили, мол, вас, да не тому. Главное в нашем деле — отчетность. Показателей — не счесть. У нас как: выполнишь план по оборачиваемости книгофонда, требуют провести работу по научно-технической литературе. Проведем. Опять что-нибудь новое — по экономике и управлению. Не успеем разделаться, — по сельскому хозяйству. Недавно из райотдела культуры приезжали. Ругали меня. Раиса Семеновна, значит, решила «подтянуть» показатели. Чтобы в районе успокоились.

— Но неужели там идиоты?

— Зачем? В районе знают. Но ведь им тоже надо составлять отчет для области… На что не пойдешь ради галочки…

— Ох уж это «для галочки»! — вздохнул я.

Меня самого недавно пропесочили в РОВДе. Кто-то подсчитал, что с тех пор, как в Бахмачеевской инспектором стал я, число нарушений возросло. Выходит, Сычов просто-напросто многое скрывал. Во всяком случае, поговаривали, что самогонщикам в станице жилось до меня вольготней. Дружина бездействовала. Да и как ему было следить за порядком, когда у него самого рыльце в пушку!.. Выходит, писать обо всем добросовестно не следует? Ведь на основании моих справок начальство составляет отчеты для области, а область — для республики. И если все эти отчеты писать по системе Раисы Семеновны или Сычова, то можно себе представить, сколько липы тогда течет наверх!

Но кому это надо? Кто заинтересован в этой глупости? Самое смешное — никто! Никому такое надувательство пользы не приносит. Скорее всего — вред. И если подсчитать хорошенько, вред немалый…

И я, почему-то вспомнив по ассоциации, рассказал Ларисе о случае, приключившемся с прокурором нашего района. Касательно этой самой липы. И если бы сам не услышал об этом из уст райпрокурора на совещании, просто не поверил бы.

Прокурор у нас, как я уже говорил, женщина. Ее пригласили от общества «Знание» прочитать лекцию в техникуме. Лекцию предполагалось оплатить. Райпрокурор взяла путевку в правлении общества и поехала в условленный день к студентам. Но по какой-то причине аудитория не собралась. Райпрокурор оставила путевку в дирекции техникума, договорившись, что приедет в другой раз, когда студенты будут более свободны.

Опять назначили день, но в этот раз был занят лектор. Тут подошли летние каникулы, студенты разъехались по домам. Через некоторое время в прокуратуру звонит председатель районного отделения общества «Знание» и просит нашего прокурора прийти за гонораром. Та удивилась и сказала, что вышло недоразумение: лекцию она не прочла. Председатель подивился еще больше и процитировал отзыв дирекции техникума, где говорилось, что «лекция была прочитана на высоком идейно-профессиональном уровне и неоднократно прерывалась аплодисментами».

— И что прокурор? — спросила Лариса.

— Просто рассказала, как было дело.

— И все?

— Все.

— Я бы на ее месте привлекла руководство техникума к ответственности.

— Тогда и тебя надо привлечь. Да и меня, наверное… И вообще ввести в Уголовный кодекс статью «За липу»…

— И правильно, — улыбнулась Лариса. — Поуменьшилось бы всяких отчетов. Боялись бы попасть под эту статью.

За разговором она оживилась, и, когда пошла провожать меня до выхода, я чувствовал: ей хотелось бы еще поболтать.

— Скучно здесь? — спросил я.

— Не театр, конечно. Особенно по вечерам. Понаслушаешься всякого. Здесь говорят только о болезнях. Люди все одинаковые. Как в бане. Ни рангов, ни постов. Все откровеннее. И такое встретишь, прямо не верится.

Прощаясь, она задержала мою руку:

— Спасибо, Дима. Поговорили с тобой — прямо легче на душе стало.

Я не знаю, что и ответил. Радостно колотилось сердце. И только за воротами вспомнил — так с ней о деле и не поговорил. Язык не повернулся. Да, товарищ младший лейтенант, когда ты научишься сдерживать свои чувства? Но как это сделать?

…Помня разговор с Ларисой о Раисе Семеновне, я еще раз забежал в библиотеку. Взял свою абонементную карточку. И не мог сдержать улыбки. В нее было записано: «Советское бюджетное право», «Правовая кибернетика», «Мировое государство: иллюзия или реальность?»…

Эти книги я и в руках не держал. Но Раисе Семеновне ничего не сказал. Зачем обижать старушку? Намерения у нее были благие…