Стрейт тоже услышал вой сирен. Как, однако, быстро все покатилось под горку, подумал он. Видно, такая уж у него судьба.

Приставив пистолет к затылку Клер, он вынул у нее изо рта кляп. Веревки он давно уже с нее снял — чтобы не тащить ее на себе.

— Мне нужно отсюда выбраться, и вам, леди, придется послужить моим пропуском. Быть может, вой сирен внушил вам некоторые надежды? Напрасно. Поскольку, как только я почувствую, что мне угрожает опасность, я вас пристрелю.

— Но почему? — прошептала Клер.

— Потому, что меня крупно поимели. Вот почему. Потому что я работал как вол — и, видно, все зря. Ну, а теперь двигайтесь, леди, — и побыстрее. — Он ткнул ее стволом пистолета и повел к «конному центру». У конюшен стояли грузовики и пикапы, одним из которых он надеялся воспользоваться. Стрейт и Клер подходили к «конному центру» с востока. Увидев высокую крышу большого амбара, Стрейт усмехнулся. Хорошо все-таки, подумал он, что ферма такая огромная и что здесь много разных построек. Полицейские, естественно, нагрянут с главного входа, и, пока они разберутся, что к чему, он успеет выехать за пределы фермы и отправится в свое убежище, которое приготовил специально для такого случая. Потом, переждав грозу, он исчезнет из этих мест — да и из страны тоже, прихватив с собой если не все деньги, то хотя бы их часть.

Они преодолели подъем и двинулись вниз по склону к конюшням. Из темноты им навстречу вышел мужчина. Поначалу Стрейт принял его за Мейси, но потом, когда вышедшая из-за туч луна залила все вокруг серебристым светом, он понял, что это Билли Кэнфилд. У того с собой было ружье, поэтому Стрейт сразу же зашел за спину Клер и приставил ей к виску пистолет.

— Проваливай отсюда, старик. У меня нет времени с тобой разговаривать.

— Ты так торопишься, потому что сюда едет полиция? Ты прав, едет. Это я ее вызвал.

Глаза Стрейта злобно блеснули.

— И зачем ты это сделал?

— Затем, что ты мне не нравишься. Я не знаю, какими темными делами ты занимаешься на моей ферме, зато точно знаю, что ты спишь с моей женой. Уж не настолько я глуп, чтобы не замечать очевидных вещей.

— Кто-то же должен был ее трахать? Ты ведь себя этим не утруждал.

— Это мое дело, — взревел Кэнфилд, — а не твое.

— Нет, мое! И я хочу тебе заметить, что трахать ее — чрезвычайно приятное занятие. Ты, старик, сам не понимаешь, что потерял!

Кэнфилд поднял ружье.

— Давай, Билли, стреляй, чего там! Только помни, что из этого ружья ты убьешь не только меня, но и эту милую леди.

Некоторое время мужчины молча смотрели друг на друга. Потом Стрейт наконец убедился в том, что преимущество на его стороне.

Продолжая использовать Клер в качестве щита, он поднял руку и прицелился в Кэнфилда.

— Билли!

Стрейт повернулся и увидел Гвен, которая летела прямо на него на своем Бароне. Оттолкнув Клер, чтобы не мешала стрелять, он прицелился во всадницу и дважды нажал на спуск. А потом, сраженный выстрелом в голову, не издав ни звука, рухнул на землю.

Выбежавший из леса Веб сразу же понял, что происходит, и, вскинув винтовку, уложил Стрейта на месте. Налетевший Барон взвился на дыбы и, опускаясь на землю, с размаху ударил передними копытами труп Стрейта.

Веб подбежал к Клер. На Стрейта он даже не взглянул. Он знал, что тот мертв.

— Вы в порядке? — спросил он у Клер.

Она кивнула, потом села на землю и дала волю слезам. Веб обнял ее за плечи, огляделся и увидел Билли, который склонился над выпавшей из седла Гвен. Веб поднялся на ноги, подошел к Билли и взглянул на лежавшую на земле женщину. Грудь ее была залита кровью. Гвен подняла глаза на мужчин; дыхание у нее было неровное и вырывалось изо рта короткими, частыми толчками. Веб опустился рядом с ней на колени, разорвал на ней блузку и увидел отверстие от пули, выпущенной Стрейтом. Осмотрев рану, Веб стянул блузку у нее на груди и молча посмотрел ей в глаза. На его лице Гвен прочла правду.

Она схватила его за руку.

— Мне так страшно, Веб.

Веб перевел взгляд на стоявшего рядом с ним на коленях Билли и произнес:

— Вы не одна, Гвен. — Ничто другое ему просто не пришло в голову. Он хотел ненавидеть эту женщину за то зло, которое она причинила ему и его друзьям, но не мог. И не только потому, что она спасла жизнь ему, Клер и Кевину. Он не знал, как поступил бы сам, окажись он в положении Гвен. Возможно, точно так же, хотя сейчас ему в это не очень верилось.

— Я не боюсь умирать, Веб. Я боюсь, что не увижу Дэвида. — У нее изо рта текла кровь, и речь ее звучала неразборчиво, но Веб ее понимал.

Проблемы рая и ада — вот что ее сейчас заботило больше всего.

Ее глаза потускнели, а рука, сжимавшая руку Веба, ослабела.

— Дэвид, — пробормотала она едва слышно. — Дэвид. — Она подняла глаза к небу. — Прости меня, Господи, ибо я грешила... — Она замолчала, и из ее груди вырвались сдавленные рыдания.

Веб подумал, что, будь у нее силы, она добралась бы до своей часовни даже ползком. Он огляделся в безумной надежде увидеть кого-нибудь, кто в эту минуту мог бы подать ей руку помощи. И такой человек явился — в образе Полли Романо. Со страшным грохотом он подкатил к «конному центру» на тягаче с пробитыми пулями Веба шинами. Веб бросился к нему, увидел его окровавленную ногу и спросил:

— Очень больно?

— Так, царапина. Но спасибо, что спросил.

— Скажи, Полли, ты можешь принять последнюю исповедь Гвен?

— Что?

Веб указал на лежавшую на земле женщину.

— Гвен умирает. Я хочу, чтобы ты выслушал ее предсмертную исповедь.

Романо сделал шаг назад.

— Ты что — с ума сошел? Неужели я похож на священника?

— Она умирает, Полли, она не поймет. Сейчас ее более всего гнетет мысль, что она попадет в ад и не увидит своего сына.

— Так ведь из-за этой женщины были уничтожены наши ребята из группы «Чарли». И ты хочешь, чтобы после всего этого я дал ей утешение?

— Да, хочу.

— Ни за что.

— Брось, Романо. Не убьет же тебя это в самом деле?

Романо возвел глаза к небу.

— Откуда ты знаешь?

— Полли, я понимаю, что не имею права просить тебя об этом, но все-таки прошу, поскольку времени осталось мало. И это — доброе дело, — добавил он в отчаянии. — Господь поймет, что ты действовал из лучших побуждений.

Некоторое время приятели смотрели друг на друга в упор, потом Романо покачал головой и, волоча раненую ногу, подошел к Гвен. Опустившись на одно колено и взяв ее за руку, он осенил ее крестным знамением и спросил, не хочет ли она исповедаться в своих грехах. Гвен слабым голосом ответила, что хочет.

Выслушав исповедь Гвен, Романо поднялся на ноги и отошел в сторону. Веб снова опустился рядом с Гвен на колени. Ее глаза уже начали стекленеть, но на какое-то время она смогла сфокусировать взгляд на Вебе и даже слабо ему улыбнуться в знак благодарности. С каждым ее вздохом из нее уходила жизнь, а из раны вытекало все больше крови. Эта рана напомнила Вебу ранение, которое получил в Ричмонде ее сын.

Из последних сил сжав руку Веба, она одними губами спросила его:

— Способны ли вы простить меня, Веб?

Веб всмотрелся в красивые глаза Гвен, которые начала застилать смертная пелена. В эти мгновения в этих глазах и в чертах этой женщины он увидел другое лицо — лицо ее сына, который так на него надеялся и которого он, сам того не желая, подвел.

— Я прощаю вас, — сказал Веб, втайне надеясь, что где-то там, в вышине, Дэвид Кэнфилд тоже в этот момент его прощает.

Потом Веб отошел, и руку Гвен взял ее муж. Стоя на некотором удалении Веб видел, как вздымалась и опадала грудь Гвен со все возрастающей частотой. Но вот эти хаотичные движения прекратились, а ее рука сделалась вялой и безжизненной. Билли тихо заплакал над телом своей жены. Отвернувшись от него, Веб подошел к Клер и помог ей подняться, после чего подставил плечо Романо. Втроем они двинулись прочь от места трагедии.

Вздрогнув от прогремевшего у них за спиной выстрела, они обернулись и увидели Билли Кэнфилда, который, держа в руках дымящееся ружье, удалялся от тела Стрейта.