Глава 5
Кейт Уитни остановилась на стоянке перед своим домом. С пакетом, наполненном продуктами, в одной руке и чемоданчиком с деловыми бумагами в другой она поднялась на четыре лестничных пролета. В домах такого разряда есть лифты, но работают они не постоянно.
Она быстро переоделась в спортивный костюм, проверила сообщения на автоответчике и отправилась назад на улицу. Перед статуей Улисса Гранта она немного размяла руки и ноги и побежала.
Она направилась на запад, мимо музея авиации и космонавтики, затем мимо Смитсоновского замка, который, со всеми его башнями, зубчатыми стенами и итальянской архитектурой двенадцатого века, казался довольно необычной постройкой. Двигаясь ровно, легко и с постоянной скоростью, она пересекла парк в его самой широкой части и дважды обежала памятник Вашингтону.
Дыхание ее немного участилось, футболка и куртка стали влажными от пота. Когда она бежала по краю Приливной бухты, народу вокруг заметно прибавилось. Люди со всей страны возвращались ранней осенью в город, отдохнув от летнего наплыва иностранных туристов и нещадной вашингтонской жары.
Чтобы не задеть гуляющего без присмотра малыша, она свернула в сторону и столкнулась с другим бегуном, двигавшемся ей навстречу. Оба рухнули на землю.
— Черт. — Мужчина быстро перекатился по земле и поднялся на ноги.
Она тоже начала подниматься, глядя на него и готовясь принести извинения, но тут же снова села. Возникла немая сцена; вокруг них топтались многочисленные туристы из Арканзаса и Айовы, обвешанные фотоаппаратами и видеокамерами.
— Привет, Кейт. — Джек подал ей руку, помог встать и перейти под одно из терявших листву деревьев на берегу Приливной бухты.
Огромный мемориал Джефферсона возвышался над спокойными водами залива; внутри ротонды четко виднелся высокий силуэт третьего президента страны.
Лодыжка Кейт стала опухать. Она сняла кроссовку и носок и принялась растирать ногу.
— Я не думала, что у тебя по-прежнему есть время для бега, Джек.
Она оглядела его: никаких признаков лысины, никакого брюшка, никаких морщин на лице. Для Джека Грэма время как будто остановилось. Она не могла не признать, что он выгладит отлично. Что касается ее, то здесь картина была более чем удручающая.
Про себя она выругалась, что так и не успела постричься, и еще раз выругалась, что подумала об этом. Капелька пота скатилась у нее по носу, и она раздраженно смахнула ее.
— Я и представить себе не мог, что у тебя тоже есть время. Не знал, что прокуроров отпускают домой до наступления полуночи. Сбавляешь темп?
— Вот именно. — Она потерла ноющую лодыжку. Он заметил гримасу боли на ее лице, наклонился и взял в руки ее ступню. Она отдернула ногу. Он взглянул на нее.
— Помнишь дни, когда я стал почти профессиональным массажистом, а ты была моим лучшим и единственным клиентом? Никогда не видел женщины с такими хрупкими лодыжками, а все остальное в тебе прямо-таки пышет здоровьем.
Она расслабилась, позволив ему поработать над своей лодыжкой и ступней, и вскоре поняла, что он не утратил навыка. Что он имел в виду, говоря о ее здоровье? Она нахмурилась. В конце концов, она бросила его и поступила абсолютно правильно. Так ли это?
— Я слышала про Паттона и Шоу. Поздравляю.
— Это под силу любому юристу при поддержке миллионера. — Он улыбнулся.
— Да, и о помолвке я тоже читала в газетах. Еще раз поздравляю.
Теперь он не улыбался. Интересно, почему, подумала она. Он осторожно надел на ее ногу носок и кроссовку и посмотрел на нее.
— Лодыжка довольно сильно распухла, пару дней ты не сможешь бегать. Моя машина стоит недалеко отсюда, видишь? Я тебя подброшу.
— Я возьму такси.
— Так ты доверяешь таксистам больше, чем мне? — Он сделал вид, что уязвлен. — Кроме того, у тебя нет ни одного кармана. Будешь добираться автостопом? Желаю удачи.
Она посмотрела на свои шорты. Ключ лежал в носке, и он уже заметил эту выпуклость. Она улыбнулась при мысли о возникшей дилемме, сжала губы, и кончик языка скользнул по нижней губе. Он прекрасно помнил эту ее привычку и хотя они не виделись уже несколько лет, ему вдруг показалось, что он и Кейт никогда не расставались.
Джек распрямил ноги и встал.
— Я бы дал тебе взаймы, но я тоже без гроша.
Она поднялась, оперлась на его плечо и проверила состояние лодыжки.
— Я думала, частная практика приносит неплохой доход.
— Верно. Но я никогда не умел обращаться с деньгами. Ты же знаешь.
Это было правдой; ей всегда приходилось сводить доходы с расходами. Хотя в то время сводить особенно было нечего.
Джек поддерживал Кейт за плечо, когда она заковыляла к его машине, десятилетнему микроавтобусу «субару». Она удивленно уставилась на автомобиль.
— Ты так от него и не избавился?
— Ну, ему еще ездить и ездить. И потом, это целая история. Видишь вот это пятно? Твое карамельное мороженое «Дэйри Куин», 1986 год, ночь перед моим выпускным экзаменом по налоговой системе. Ты не могла заснуть, а я не мог больше заниматься. Помнишь? Ты тогда слишком резко повернула.
— У тебя слишком избирательная память. А я помню, как ты вылил мне на спину молочный коктейль, потому что я жаловалась на жару.
— Да, что было, то было. — И они, рассмеявшись, сели в машину.
Она внимательнее пригляделась к пятну и осмотрела салон. Воспоминания нахлынули на нее огромными волнами.
Она взглянула на заднее сиденье. Ее брови приподнялись. Если бы оно умело говорить… Она повернулась и, поймав на себе его взгляд, почувствовала, что краснеет.
Они влились в редкий поток автомобилей и направились на восток города. Кейт немного нервничала, но чувствовала себя довольно уютно, как будто все это происходило четыре года назад, и они просто решили проехаться, чтобы выпить кофе, купить свежих газет или позавтракать где-нибудь в Шарлоттсвилле либо в одном из кафе, разбросанных по Капитолийскому холму. Все это было очень давно, напомнила она себе. Сегодня все по-другому. Она немного опустила боковое стекло.
Джек следил за дорогой и одновременно наблюдал за ней. Их встреча не была случайной. На самом деле, она бегала по одному и тому же маршруту в парке с тех пор, как они переехали в округ Колумбия и поселились в небольшой многоэтажке в юго-восточной часта города рядом с Истерн Маркет.
В то утро Джек проснулся в таком отчаянии, какого не испытывал с тех пор, как Кейт оставила его четыре года назад, а через неделю после этого он осознал, что она не вернется. И теперь, когда на горизонте маячила его свадьба, он решил, что ему во что бы то ни стало нужно повидать Кейт. Он не мог смириться с тем, что этот огонек погаснет. Скорее всего, из них двоих лишь он один еще замечал его мерцание. И не найдя в себе смелости оставить сообщение на автоответчике, он решил поискать ее в парке среди туристов.
До того как они столкнулись, он бегал уже около часа, оглядывая встречных в поисках лица с фотографии в рамке. Он заметил ее минут за пять до их внезапной встречи. Если бы его пульс уже не участился в два раза под влиянием бега, то он все равно возрос на столько же, как только Джек увидел ее, непринужденно и легко бегущую по дорожке. Конечно, он не желал, чтобы она повредила лодыжку, но именно поэтому она сидела теперь в его машине и он вез ее домой.
Кейт собрала волосы в «конский хвост» с помощью шнурка, обмотанного вокруг ее запястья.
— Как идет работа?
— Нормально. — Ему не хотелось разговаривать о работе. — Как твой старик?
— Тебе лучше знать. — У нее не было ни малейшего желания разговаривать об отце.
— Я не видел его с тех пор, как…
— Счастливчик. — Она замолчала.
Джек покачал головой: какой же он идиот, что завел разговор о Лютере. Он все-таки надеялся, что по прошествии стольких лет отец и дочь, наконец, помирятся. Очевидно, этого не случилось.
— Я наслышан о твоих успехах в прокуратуре.
— Это точно.
— Я не шучу.
— С каких это пор?
— Кейт, мы все взрослеем.
— Только не Джек Грэм. Прошу тебя, не надо.
Они свернули направо, к Конститьюшн, и направились в сторону Юнион Стейшн. Джек внезапно спохватился. Он знал, куда ехать, но не хотел, чтобы она узнала об этом.
— Я плохо здесь ориентируюсь. Куда теперь?
— Извини. Обогнуть Капитолий, затем к Мэриленд и налево, к Третьей улице.
— Тебе там нравится?
— При моей зарплате вполне. Дай-ка подумать… Ты, наверное, живешь в Джорджтауне, в одном из тех огромных домов с помещениями для прислуги?
— Я никуда не переезжал, — пожал плечами Джек. — Живу все там же.
Она изумленно посмотрела на него.
— Джек, куда же ты тогда деваешь деньги?
— Покупаю все, что мне нужно, а нужно мне очень немного. — Он тоже взглянул на нее. — Кстати, как насчет мороженого «Дэйри Куин»?
— В этом городе его нет, я уже искала.
Он резко развернулся, усмехнувшись при звуке обращенных к нему автомобильных сирен, и нажал на педаль газа.
— Видимо, вы плохо искали, коллега.
* * *
Через полчаса он въехал на стоянку перед ее домом. Он обежал машину, чтобы помочь ей выбраться. Поврежденный сустав распух еще больше. Почти все мороженое было уже съедено.
— Я помогу тебе подняться.
— Незачем.
— Я же повредил тебе лодыжку. Позволь мне хоть частично загладить свою вину.
— Я справлюсь сама, Джек.
Ему были знакомы эти интонации, даже теперь, по прошествии четырех лет. Он устало улыбнулся и отошел в сторону. Она медленно поднялась до середины лестницы. Когда он уже садился в машину, она обернулась.
— Джек!
Он поднял глаза.
— Спасибо за мороженое. — Она зашла в дом.
Отъезжая, Джек не заметил человека, стоящего у деревьев перед въездом на стоянку.
Лютер вышел из тени деревьев и осмотрел дом. За последние два дня его внешность сильно изменилась. К счастью для Лютера борода у него росла быстро. Его волосы были коротко острижены, а то, что осталось, закрывала шляпа. Его яркие глаза прятались за темными очками, а мешковатый плащ скрывал очертания худощавого тела.
Перед тем как исчезнуть, он хотел увидеть ее еще раз. Он удивился, встретив Джека, но не имел ничего против. Джек ему нравился.
Лютер поежился: дул пронизывающий ветер. Было значительно холоднее, чем обычно бывает в Вашингтоне в это время года. Не отрываясь, он смотрел в окно квартиры своей дочери.
Квартира номер четырнадцать. Она была ему хорошо знакома: он неоднократно заходил туда, естественно, тайком от дочери. Стандартный замок на входной двери был для него детской забавой. Он открывал его даже быстрее, чем тот, у кого есть ключ. Он сидел в кресле у нее в гостиной и рассматривал десятки различных вещей вокруг, которые навевали воспоминания, большей частью, неприятные.
Иногда Лютер просто закрывал глаза и вбирал в себя плавающие в воздухе запахи. Он знал, какими духами она пользовалась; их аромат был едва уловимым и почти не поддавался определению. Мебель в ее квартире была большой, прочной и очень старой. Холодильник, как правило, пустовал. Он с сочувствием смотрел на скудное содержимое ее платяного шкафа. Она содержала свои вещи в порядке, хотя и не идеальном; квартира выглядела вполне обжитой.
Ей много звонили. Лютер прослушивал некоторые сообщения на автоответчике. Они раздражали его — лучше бы у нее была другая работа. Хотя Лютер и был преступником, но прекрасно знал, сколько действительно ненормальных ублюдков разгуливает на свободе. Впрочем, слишком поздно советовать своему единственному ребенку переменить профессию.
Он знал, что его отношения с дочерью весьма необычны, но полагал, что вполне это заслужил. Он вспомнил о своей жене, женщине, которая любила его и была с ним долгие годы, и что в результате? Боль и страдание. А затем преждевременная смерть вскоре после того, как она, наконец, опомнилась и развелась с ним. Он снова подумал, почему все-таки продолжает нарушать закон. Определенно, дело не в деньгах. Он всегда жил очень скромно, большую часть того, что крал, просто раздавал. Его занятия сводили жену с ума от страха и стали причиной разрыва отношений с дочерью.
И в сотый раз он не смог найти ответа на вопрос, почему же все-таки продолжает красть у богатых. Возможно, чтобы просто доказать, что может это делать.
Он еще раз посмотрел на окно квартиры Кейт. Он не был особенно ласков к ней, так почему же ей питать к нему добрые чувства? Но он не мог до конца разорвать связывающие их узы, хотя она была способна на это. Он помирился бы с ней, если бы она захотела, но знал, что этого никогда не произойдет.
Лютер быстро зашагал по улице и вскоре перешел на бег, чтобы поспеть на автобус, направляющийся к станции метро «Юнион Стейшн». Он привык ни в чем не полагаться на других. Он был одиночкой, и ему это нравилось. Теперь Лютер ощущал свое одиночество очень остро, и на этот раз оно не казалось ему очень приятным.
Начался дождь, и Лютер смотрел на улицу через заднее стекло автобуса, который двигался к огромному железнодорожному вокзалу, спасенному от уничтожения реализацией грандиозного проекта по его реконструкции и совмещению с торговым центром. Вода стекала по стеклу и скрывала от его взгляда то место, где он только что был. Он хотел бы вернуться, но путь назад был заказан.
Он отвернулся от окна, еще плотнее надвинул на лоб шляпу, высморкался в носовой платок и, подняв брошенную кем-то газету, просмотрел заголовки. Любопытно, когда они ее обнаружат, подумал он. Когда это случится, он сразу же узнает, весь город будет знать, что Кристина Салливан мертва. Когда убивают кого-нибудь из богатых, то новость попадает на первые полосы. Известия о смерти простых людей загоняются в подвалы внутренних полос. Несомненно, заметка о Кристи Салливан будет в самом центре первой полосы.
Он бросил газету на пол и сгорбился на своем сиденье. Нужно побывать у юристов, а потом убираться как можно дальше. Автобус, монотонно гудя, продолжал свой путь. Через некоторое время Лютер закрыл глаза. Но он не спал. Ему казалось, что он сидит в гостиной своей дочери, и на этот раз они вместе.
