Поэт-убийца
Вечер выдался жарким и душным. Запахи середины лета на Сентрал-Парк-Уэст — растаявшей жвачки, сырных крендельков и гнилых бананов — проникли на заднее сиденье такси, когда оно свернуло с 57-й улицы и направилось на север.
За рулем сидел шофер, назвавшийся пакистанцем из Карачи, — сухощавый спокойный мужчина, от которого слегка пахло тмином и одеколоном «Драккар нуар». Он слушал что-то вроде пакистанского джаза или афганского рэпа, а может, и нечто еще более экзотическое. Пара на заднем сиденье не смогла бы уловить разницу, даже если бы таковая и существовала. Когда мужчина спросил, насколько велик Карачи, водитель ответил:
— Больше Нью-Йорка без пригородов, но меньше большого Нью-Йорка.
— Неужели? — с сомнением сказала женщина.
Пакистанец уловил в ее голосе скепсис.
— Я смотрел в Википедии, там так написано, — заявил он уверенно.
Мужчина, сидевший позади него, приехал из Миннесоты и не знал местных правил — либо был богат, поскольку дал водителю слишком большие чаевые. Вместе с женщиной он вышел из машины.
— Я бы не отказался от гамбургера, — сказал этот человек, когда такси уехало. — С кетчупом и картошкой фри.
— Ты просто не хочешь встречаться с Раймом, — ответила его спутница. — Он действует тебе на нервы.
Лукас Дэвенпорт посмотрел на особняк Линкольна Райма, большое викторианское здание с окнами, выходившими на парк, и слабым старомодным фонарем над входом.
— С этим я уже смирился. Во время первого визита мне было трудно на него смотреть. И он злился. Я почувствовал его отношение, и мне стало не по себе.
— Однако на Амелию ты смотрел и не испытывал никаких проблем, — заметила Лили Ротенберг.
— Веди себя прилично, — проворчал Лукас, когда они подходили к ступенькам, ведущим к входной двери. — Я женатый человек. И у меня отличный брак.
— Что не мешает тебе следить за рынком, — заметила Лили.
— Не думаю, что она на рынке, — отозвался Дэвенпорт и сделал круговое движение пальцем. — Я хотел сказать, могут ли они…
— Не знаю, — ответила Ротенберг. — Почему бы тебе не спросить об этом? Просто дождись, когда я куда-нибудь выйду.
— Может быть, и нет, — сказал Лукас. — Я сумел это преодолеть, но с трудом. К тому же его нельзя назвать образцом учтивости.
— Кое-кто мог бы сказать то же самое про тебя, — заметила его собеседница.
— Да? Не припомню, чтобы кто-нибудь говорил мне что-то подобное на заднем сиденье моего «Порше»!
Лили рассмеялась и слегка порозовела. Еще до того, как они оба заключили браки, у них был роман. Более того, он имел весьма бурное развитие в «Порше-911» — подвиг, который многие сочли бы невозможным, в особенности для людей с их размерами.
— Много лет назад, когда мы были молоды, — сказала женщина, поднимаясь по ступенькам особняка Линкольна. — Тогда я была стройной, как фея.
Дэвенпорт был высоким мужчиной с широкими плечами, ястребиным носом и голубыми глазами. Его черные волосы тронула на висках седина, а лоб и щеку пересекал тонкий шрам, оставшийся после несчастного случая на рыбалке. Еще один шрам, на шее, не имел никакого отношения к прогулкам на свежем воздухе, хотя его Лукас тоже получил под открытым небом — когда молодая девушка выстрелила в него в упор из старого пистолета калибра .22 и он едва не умер.
Лили, крупная темноволосая женщина, часто сидела на диете, что не мешало ей пробовать самые разные блюда. Она никогда не становилась толстой, но и сделать свою фигуру идеально стройной ей не удавалось. Феей Ротенберг не была даже в ранней молодости. Она имела чин капитана нью-йоркской полиции, но на самом деле занимала более солидное положение: влияние Лили распространялось на верхнюю часть департамента, и она нередко принимала участие в событиях, остававшихся тайной для средств массовой информации. Кто-то однажды назвал ее Щелкунчиком, которого приглашают, когда попадается особенно прочный орех.
Как сейчас. Она вызвала Лукаса в качестве консультанта из Бюро криминальных расследований Миннесоты, потому что не знала, кому может доверять в собственном департаменте. Возможно, в городе действовал серийный убийца, который был полицейским, — или, того хуже, целая группа полицейских-убийц. Если так, речь шла не об обычных патрульных, а о серьезных парнях, детективах из отдела по борьбе с наркотиками, которым надоело вести безнадежную и бессмысленную войну.
Все четыре жертвы были женщинами, все они нелегально прибыли в США из Мексики, всех пытали, и все имели отношение к торговле наркотиками, хотя две из них — только косвенное. И все же, если они имели дело с картелями и если шла война за территорию, их могли убить просто для того, чтобы предупредить другую сторону. Ну а пытки для картелей — дело обычное. Так другие люди играют в карты.
С другой стороны, женщин могли пытать не в качестве наказания или предупреждения, а чтобы добыть информацию. Кто-то, как опасался комиссар, решил начать действовать, чтобы решить проблему наркотиков самым кардинальным способом. Тел становилось все больше, и поэтому он решил призвать на помощь Щелкунчика-Лили, а та обратилась к Лукасу. Дуэт начал с беседы с боссами знаменитого Четвертого отдела по борьбе с наркотиками. Поговаривали, что его слава была дурной. Трое полицейских — двое мужчин и женщина — совершили огромное количество успешных арестов, применяя самые разные способы борьбы, в том числе и не всегда законные. В последнее время они вели агентурную работу в тех районах, где убили женщин.
Лили нажала кнопку звонка.
Амелия Сакс подошла к двери со стеблем сельдерея в зубах и впустила их в дом. Она была высокой, стройной женщиной с рыжими волосами — бывшая модель, что не могло не произвести впечатления на Лукаса. С учетом всех факторов их отношения были довольно напряженными — впрочем, возможно, это имело отношение к исходному отношению Лукаса к Линкольну Райму и его болезни.
Линкольн сидел в инвалидном кресле «Сторм-эрроу» и смотрел на высококачественный монитор. Не глядя на гостей, он сказал:
— У вас нет никаких зацепок.
— Не совсем так, — сказал Лукас. — Все трое были одеты небрежно.
Райм повернул голову и прищурился:
— А почему это важно?
Его гость пожал плечами.
— Всякий, кто одевается небрежно, вызывает подозрения, по моим представлениям, — заявил он.
Сам Дэвенпорт был в летнем синем костюме из тонкой шерсти от «Ральф Лорен», белой рубашке с галстуком от «Эрме» приглушенных тонов и элегантных туфлях, сделанных в Лондоне на заказ.
Амелия презрительно фыркнула, и Лукас улыбнулся, а точнее, оскалился.
— Спокойно, — сказала Лили и повернулась к Линкольну. — В целом вы правы. У нас ничего нет на Четвертый отдел. Они не уходили от ответов и твердят, что ничего не знают. Перед ними трудная головоломка — и при чем здесь мы?
— Они вели себя неестественно? — уточнил Райм.
— Трудно сказать, — ответил Дэвенпорт. — Большинство детективов — хорошие лжецы. Но если бы кто-то приставил к моей голове пистолет, я бы сказал, что они говорили правду. Они не понимали, что мы от них хотели.
— М-м-м, мне нравится такая постановка вопроса, — сказала Сакс.
— Что нравится? — спросил Лукас. — То, что они не лгали?
— Нет. Идея приставить пистолет к вашей голове.
Ротенберг закатила глаза:
— Амелия!
— Я пошутила, — улыбнулась та. — Лили, вы же знаете, я люблю Лукаса как брата.
— Надеюсь, так будет и дальше, — проворчал Линкольн. — Так или иначе… пока вы разгуливали по городу, мы здесь значительно продвинулись вперед. Я еще раз изучил фотографии, сделанные во время вскрытия, и наткнулся на ряд аномалий. Естественно, все тела найдены обнаженными, поэтому грязь и песок пристали к коже жертв вместе с бетонной пылью. Но после того как я более внимательно изучил снимки, мне удалось заметить, что какие-то частицы на телах отражают больше света, чем песчинки, частицы почвы или бетона. Все фотографии сделаны с использованием мощных вспышек. Полагаю, во время вскрытия на это не обратили внимания. Я отправил Амелию проверить мою версию.
— И я обнаружила, что в кожу всех четырех жертв проникли крошечные частицы металла, которые блестели, что и позволило Линкольну заметить их на фотографиях, — сказала его помощница. — Их было не слишком много, но они имелись на каждом теле. Я их извлекла…
— И принесла сюда, — продолжил Райм. — Оказалось, что они одинакового размера, меньше среднего коричневого муравья. Мы поместили их в спектрометр тлеющего разряда, газовый хроматограф и растровый электронный микроскоп. Это приборы для определения состава жидкости, газа или твердых…
— Мне известно, что это такое, я же полицейский, а не трахнутый идиот! — нетерпеливо проворчал Лукас.
Хозяин дома никак не отреагировал на его слова и стал рассказывать дальше, словно его не прерывали:
— …и обнаружили, что это частицы бронзы.
— Бронза, — сказала Лили. — Это хорошо, не так ли? Нам нужна мастерская, которая занимается обработкой бронзы.
— Да, в некотором смысле хорошо, — подтвердила Амелия. — На самом деле бронзу применяют только в специфических областях — для производства колоколов, цимбал, некоторых корабельных винтов, олимпийских медалей… А кроме того, сейчас бронзовые опилки заменяют стальные при работе с деревом. Также их используют для герметизации дверей.
— Да, да, да! — нетерпеливо перебил ее Линкольн. — Но найденные частицы не являются бронзовыми опилками: они круглые, и у них нет плоских граней, что характерно для опилок, и так далее. Не похожи они и на стружку, которая остается при производстве винтов и цимбал, поскольку все частицы почти одинакового размера.
— Возможно, это отходы, которые остаются при работе скульптора? — спросил Дэвенпорт.
На мгновение Райм смутился, но почти сразу снова обрел уверенность:
— Я пришел к выводу, что одинаковый размер и форма должны быть результатом какой-то ручной работы. Ну а самый распространенный пример связан с обработкой скульпторами литья.
— Мне это стало очевидно, как только речь зашла о бронзе, — повернулся Лукас к Лили.
— Безусловно, — согласился с ним Линкольн.
— Значит, нужно искать литейный цех, — сказала Ротенберг.
— Совсем не обязательно, — возразил Линкольн. — Есть еще один аспект, о котором стоит сказать. Бронзовых частиц совсем немного. Из чего я делаю вывод, что убийства совершены не на территории литейного цеха, где бронзы было бы намного больше. Хотя женщин убили где-то поблизости от такого цеха — в противном случае мы бы просто не заметили эти частицы.
— Значит, следует искать студию скульптора? Или даже квартиру? — задумалась Лили.
— Нет, только не квартиру. Мне представляется, что нам требуется нечто вроде чердака с бетонным полом. У всех четырех жертв на коже обнаружена бетонная пыль, и при этом две из них лежали на асфальтобетоне. И это должно быть пустующее здание. Вероятно, заброшенный склад.
— Как вы сделали такой вывод? — спросил Лукас.
Хозяин передернул плечами — Дэвенпорт уже знал, что так он пожимает ими.
— Женщинам не затыкали рты, убийцы не использовали кляпы, позволяя им кричать, — объяснил Райм. — Либо их это не беспокоило, либо доставляло удовольствие. Очевидно, крики никто не мог услышать.
Лукас кивнул:
— Полезная информация.
Лили принялась загибать пальцы:
— Скорее всего, мы ищем мужчину, потому что именно мужчины делают такие вещи. Либо скульптора, либо того, кто работает вместе со скульптором, имеющим студию или мастерскую в пустом складе.
— Но возможно, что убийца не знал о бронзовых частицах, — заметила Амелия. — И тогда они тут совершенно ни при чем, если не считать того, что преступник случайно выбрал место, где на полу валялись кусочки бронзы. Они могли пролежать там много лет.
— Сомневаюсь, — сказал ее напарник.
— Однако это логичное предположение, — возразила Лили.
— В данном случае я согласен с Линкольном, — заявил Лукас.
— Почему? — обернулась к нему его помощница.
Райм посмотрел на своего гостя:
— Расскажите им.
— Частицы оказались настолько блестящими, что Линкольн сумел их заметить. Значит, они новые, — объяснил Дэвенпорт.
Лили понимающе кивнула.
— Ясно, — сказала Амелия.
— И он извращенец. Садомазохист, который знает, что делает. У него есть судимости, — добавил Лукас и повернулся к своей партнерше. — Пришло время компьютера.
И компьютеры заработали, хотя сидели перед ними не Лукас, Лили, Амелия или Линкольн, а клерки в подвале здания ФБР в Вашингтоне. Ротенберг немного пошептала в похожее на раковину ухо шефа детективов Стэна Марковитца, который обратился к своему приятелю из высших эшелонов ФБР, а тот написал служебную записку, прошедшую несколько бюрократических уровней. И вскоре записка легла на письменный стол матерого игрока в военные игры по имени Барри.
Барри прочитал записку, набрал на клавиатуре несколько ключевых слов и неожиданно обнаружил, что в США проживали четыре скульптора, работающих с бронзой, которые имели сроки за сексуальные преступления, связанные с насилием. У двоих были студии в Нью-Йорке.
Один из них уже умер.
Но Джеймс Роберт Верлен все еще был жив.
— Джеймс Роберт Верлен, — прочитала Лили на следующее утро.
Они собрались в гостиной Линкольна, превращенной в криминалистическую лабораторию.
— Более известен как Джим Боб, — сказал Лукас.
— Имеет слабость к кокаину и два привода за его хранение в малых дозах, но до тюрьмы дело не дошло, — продолжила Ротенберг. — Кроме того, несколько лет назад был арестован за хранение ЛСД, просидел два месяца. Четыре года назад обвинен в хранении тридцати доз «экстази», однако успел протереть пластиковый пакет, в котором они лежали, и выбросить его в туалет, где он и оставался некоторое время. Воду в туалете довольно долго не спускали. Прокурор посчитал, что такие улики суд принять к рассмотрению не может. В прошлом году Джима взяли в квартире в районе трущоб во время рейда по поимке производителя метамфетамина, но вновь отпустили — оказалось, что наркотик делала женщина, которая снимала квартиру. Верлен сказал, что он зашел туда случайно. И вновь суд посчитал улики недостаточными.
— Переходи к сексу, — сказал Дэвенпорт.
— Его никогда не арестовывали за сексуальные преступления, но он находился под следствием, — сказала Лили, продолжая читать отчет ФБР. — Известен как скульптор, который разрабатывает тему рабов, связывания, порки и другие формы порабощения женщин. Некая Тина Мартинес — обратите внимание на фамилию — написала в полицию жалобу. Верлен якобы нанес серьезные травмы ее подруге по имени Мария Корсо, которая была моделью для одной из его скульптур, изображающих связанного человека. Но Корсо отказалась идти в суд, заявив, что подруга неправильно ее поняла. Следователь утверждает, что Верлен откупился от натурщицы.
— Он плохой человек, — сказала Амелия.
— Плохой, — согласился Линкольн. — И он интересуется наркотиками.
— И наверняка у него поврежден мозг, как у всех, кто употребляет метамфетамин, — добавила его помощница.
— У вас есть план? — спросил Райм всех своих коллег.
— Я намерен провести с ним сегодня некоторое время. Буду просто наблюдать, — отозвался Лукас. — Амелия и Лили могут мне помочь. Посмотрим, чем он занимается, с кем разговаривает, куда ходит…
— А нам известно, где он живет? — спросил Линкольн.
— Да, — ответила Ротенберг.
— Но ведь женщины смогут и сами вести наблюдение и держать вас в курсе? — спросил Линкольн у Дэвенпорта.
— Смогут, конечно, — ответил тот. — Но втроем это делать проще. А почему вы спросили?
— У меня есть идея, но я хочу поговорить о ней с вами наедине. Чтобы избежать обвинений в заговоре.
— О, дерьмо! — воскликнула Лили.
Итак, вот моя прелесть…
Вкусная.
О, он представлял ее на спине, с распростертыми руками, да, да, лежащей на чем-то твердом — бетоне или дереве. Или металле.
Металл — это всегда хорошо.
Пот у нее на лбу, пот на груди, пот всюду… Она стонет, кричит, умоляет о пощаде…
На один изумительный миг все в клубе исчезло, и в сознании Джеймса Роберта Верлена, в его глазах, глазах художника, осталась лишь брюнетка в черном, устроившаяся в конце бара.
Вкусная…
Волосы на самом деле черные, но меняющие свой цвет в свете прожекторов — от красного и синего к зеленому и фиолетовому. Декор — диско, музыка — панк. Бар «Раста» все не может сделать окончательный выбор.
Волосы. Они его завораживали. Он работал с твердыми материалами и мог воспроизвести плоть и другие органы, но волосы у него не получались.
Красавица бросила на него один взгляд, потом посмотрела еще раз, что уже само по себе могло быть посланием.
Он принялся изучать ее более внимательно — изучать ее овальное лицо, чувственную фигуру, вызывающую позу, с которой она опиралась о стойку бара и разговаривала по мобильному телефону…
Его ужасно раздражало, что ее внимание направлено на какого-то ублюдка, сидящего в десяти или ста милях отсюда. Ее улыбка завораживала. Но она предназначалась не Верлену.
«Мона Лиза», — подумал он. Вот кого она ему напомнила. Впрочем, в его системе ценностей это не было комплиментом. Джим Боб считал девку да Винчи ухмыляющейся сучкой. И, видит Бог, ее портрет сильно переоценивают!
Эй, посмотри сюда, Мона!
Но брюнетка больше не обращала на него внимания.
Верлен подозвал бармена и сделал заказ. Как всегда, здесь и в других клубах, которые он посещал, Джеймс пил неразбавленный бурбон, потому что девушки любят, когда мужчины пьют алкоголь, не испорченный фруктовым соком. Пиво — напиток для детей, а вино — для спальни, после совокупления.
Мона еще раз посмотрела в его сторону. Но не стала встречаться с ним взглядом.
Он начал злиться. Проклятье, с кем она разговаривает?
Еще один взгляд. Маленькое черное платье говорит о трусости — его надевают женщины, которые боятся сделать заявление. Но Джим простил его Моне. Шелк платья падал и парил в тех местах, где следовало, и ткань, точно латекс, обтягивала роскошную фигуру.
А какие руки! Длинные пальцы с черными ногтями!
Волосы всегда вызывали трудности, но самым главным вызовом для скульптора являлись руки. Микеланджело был настоящим гением рук, он создавал идеальные ладони, пальцы и ногти из сердца мрамора.
И Джеймс Роберт Верлен, который считал себя потомком — если не по крови, то по мастерству — великого мастера, создавал ту же магию, пусть и в металле, а не в камне.
А это было несравнимо труднее.
В «Расте» сидели типичные для этого времени посетители — артистичные особы, которые на самом деле работали менеджерами в рекламных агентствах, ботаники, бывшие художниками, хипстерами и жалким образом цепляющимися за уходящую молодость, как за спасательный круг, игроки с Уолл-стрит. Народу было полно. А скоро станет еще больше.
Наконец Джеймсу Роберту удалось перехватить взгляд Моны, и его охватила уверенность, что он ей понравился. Почему бы и нет? У него было худощавое хищное лицо, превосходные густые темные волосы и узкие бедра в обтягивающих черных джинсах, к тому же он выглядел моложе своих сорока лет. Да еще и тратил много времени, чтобы придать себе вид контролируемой непокорности, и его глаза напоминали лазеры. Верлен был в фирменной рубашке «Донна Карен», но не новой, с пятнами в нужных местах и расстегнутыми верхними пуговицами, открывавшими всему миру его мощные грудные мышцы. Он любил поднимать железо — в его студии накопилось множество болванок и стальных брусьев, которые он собирал на свалках, где находил материалы для своей работы. Были там и баллоны с кислородом, пропаном и ацетиленом.
Еще один взгляд на Мону. Скульптор уже начал терять контроль над собой, знакомое ощущение поднималось от паха к груди.
Прихватив бокал с виски, он направился к брюнетке. Для этого ему требовалось пройти сквозь группу молодых бизнесменов в костюмах, которые полностью его проигнорировали. Верлен их ненавидел, он презирал конформизм, самодовольство и полное отсутствие культуры. Эти люди судили об искусстве по ярлыку с ценой: Джеймс не сомневался, что мог бы вытереть холстом задницу, побрызгать сверху лаком и поставить цену в сто тысяч долларов — и обыватели изо всех сил старались бы перекричать друг друга на аукционе «Кристи».
Дерьмо в искусстве.
Он принялся проталкиваться сквозь толпу молодых людей.
— Эй, — пробормотал один из них. — Ублюдок, ты разлил мою…
Верлен резко обернулся и бросил на мужчину испепеляющий взгляд, словно полил его из перцового баллончика. Бизнесмен, который был выше и плотнее его, застыл. Его друзья зашевелились, но решили остаться в стороне и вернулись к прерванному разговору о матче.
Когда стало очевидно, что мистер «Брукс бразерс» не собирается совершать глупых поступков, которые могли бы привести к сломанным пальцам, разбитому лицу или чему-нибудь похуже, Джим удостоил его снисходительной улыбки и двинулся дальше.
Приблизившись к Моне, он завис неподалеку от нее. Скульптор не собирался играть с ней в игру «будем-игнорировать-друг-друга». Для этого он был слишком заведен.
— У меня есть одно преимущество по сравнению с тем, с кем ты сейчас разговариваешь, — прошептал он и кивнул на телефон.
Женщина замолчала и повернулась к нему.
Верлен усмехнулся:
— Я могу угостить тебя выпивкой, а он — нет.
Мона напряглась. Станет ли она с ним разговаривать?
Потом красавица оглядела его. Медленно. Уже не улыбаясь.
— Мне пора, — сказала она в трубку.
Щелк!..
Он пальцем подозвал бармена и опять посмотрел на нее:
— Что ж, меня зовут Джеймс.
Естественно, теперь он изображал скромность. Брюнетка что-то сказала. Он не расслышал. В «Расте» играли группы двадцатилетней давности, худшие из «CBGB», и уровень шума наверняка превышал сто децибел.
Он наклонился ближе и уловил сладкий цветочный аромат, который источала ее кожа.
Да, он ее хотел. Он хотел ее связать. Хотел, чтобы она вспотела. Хотел, чтобы плакала.
— Что ты сказала? — спросил Верлен.
— Я спросила, чем ты занимаешься, Джеймс?
Конечно, это же Манхэттен! Неизменный вопрос номер один.
— Я скульптор, — ответил мужчина.
— Правда?
У женщины был легкий бруклинский акцент. С этим он мог смириться, а вот со скептицизмом в ее глазах — нет.
В его руках тут же появился смартфон. Он повернул его к ней экраном и стал показывать фотографии.
— Господи, ты и вправду скульптор! — воскликнула Мона.
Потом она посмотрела куда-то мимо Джима. Он проследил за ее взглядом и увидел высокую рыжую женщину, которая пробиралась к ним сквозь толпу. Настоящая красавица. Верлен мгновенно оценил ее: лицо, грудь, зад… И его совершенно не беспокоило, что она перехватила его взгляд.
Такая же вкусная, как Мона.
И никакого маленького черного платья. Кожаная мини-юбка и темно-синяя, расшитая блестками блузка без бретелек.
Красотка отбросила великолепные волосы за плечи, блестящие от пота, и поцеловала Мону в щеку. А потом улыбнулась Верлену.
— Это Джеймс, — сказала брюнетка. — Он настоящий скульптор. Знаменитый.
— Круто, — сказала рыжая дама, и ее глаза широко раскрылись от удивления — Джим Боб любил, когда женщины реагировали на него именно так.
Он пожал им руки.
— Как вас зовут? — спросил Верлен у рыжей.
— Амелия.
Мону же, как оказалось, звали Лили.
Он заказал Амелии «Пино Гри», а для себя — очередную порцию бурбона.
Разговор блуждал. Этого требовал протокол, и Верлену пришлось поиграть немного дольше, прежде чем у него появилась возможность повернуть беседу в нужную сторону. Тут приходилось соблюдать осторожность. Можно испортить весь вечер, если действовать поспешно. Когда девушка одна, ее можно напоить, а потом, не прикладывая особых усилий, предложить «что-нибудь другое» у него дома.
Но две сразу? Здесь требуется более серьезная работа.
На самом деле он не был уверен, что сумеет довести дело до конца. Проклятье, они казались слишком умными и сообразительными! Для них будет недостаточно, если он просто скажет: «Я могу открыть вам новый мир».
Нет, пожалуй, вечер следует признать неудачным. Ничего не выйдет.
Но именно в тот момент, когда Верлен об этом подумал, Лили наклонилась к нему и прошептала:
— Так чем ты увлекаешься, Джеймс?
— Тебя интересует мое хобби? — удивился скульптор.
Женщины переглянулись и рассмеялись.
— Да, хобби. У тебя есть хобби? — снова спросила брюнетка.
— Конечно. У кого его нет?
— А если мы признаемся тебе, какое у нас хобби, ты расскажешь о своем?
Когда страстная черноволосая красотка в маленьком черном платье задает тебе такой вопрос, ответ может быть только один:
— Ясное дело!
Рыжая открыла сумочку и вытащила наручники.
Ладно, возможно, в этот вечер все сложится совсем неплохо!
Амелия Сакс вынуждена была признать, что Джеймс Роберт Верлен обладал определенным обаянием.
Он довольно странно одевался — «Полуночный ковбой» под руку с «Версаче», — и к тому же у него было больше лосьонов для волос, чем у нее. Несмотря на это, полностью и без остатка его интересовали только она и Лили.
Линкольн Райм являлся ее романтическим и профессиональным партнером, поэтому Амелия была свободна от безумия мира свиданий. Однако в прошлом она провела множество вечеров в ресторанах и барах с мужчинами, озабоченными чем угодно, кроме нее. Их мысли постоянно возвращались к сотовым телефонам или смартфонам, лежавшим в карманах их пиджаков, к новым сделкам, к подружкам или к женам, о которых они забывали упомянуть…
Женщина всегда знает, с нею сейчас мужчина или нет.
А вот Джим Боб — Амелии понравилась кличка, которую дал ему Лукас Дэвенпорт, — определенно оставался с ними. Его глаза снайпера вглядывались в их с Лили глаза, он прикасался к их рукам, задавал вопросы, шутил… Он ими интересовался.
Конечно, это не был типичный разговор во время знакомства в баре — о семье, бывших женах и мужьях, о «Метс» и «Никс», политике и последних голливудских фильмах. Нет, они обсуждали такие эзотерические вопросы, как типы веревки, которыми ему нравится связывать «девушек», магазины, где лучше покупать кляпы, виды хлыстов и тростей, которые причиняют максимум боли, но оставляют минимум следов.
В мастерской Линкольна четверо следователей решили, что легче всего добраться до Верлена через его ширинку, рассчитывая, что им поможет его интерес к садомазохизму. Лили пришла в бар первой — они решили, что одинокий «источник света» с большей вероятностью привлечет к ней «мотылька» и не вызовет подозрений. Их расчет оказался верным. Затем должна была появиться Амелия — для своего выхода на сцену ей пришлось купить соответствующий наряд — чтобы завершить сделку. Дамам потребовалось всего шестьдесят секунд, чтобы выяснить, что обычно Верлен направляется в «Расту» и только потом — в свой любимый бар «Эс энд Эм».
Спасибо тебе, «Фейсбук»!
На свет снова появился смартфон Джеймса, и он набрал пароль. Открылся частный альбом. Скульптор подался вперед, чтобы показать новым подружкам свои лучшие фотографии.
Амелия постаралась скрыть отвращение и услышала, как Лили втянула в себя воздух, но старшая из детективов сумела сделать вид, будто она восхищена. Верлен не уловил ее смятения.
На первой фотографии они увидели обнаженную женщину с ожерельем на шее. Глаза ее закрывала повязка, а руки были связаны за спиной. Она стояла на коленях на бетонной плите. «Интересно, — подумала Сакс и перехватила взгляд напарницы. — Бетон, как у других жертв».
Женщина на фотографии плакала — ее макияж размазался и стекал на подбородок, — а на груди у нее виднелись уродливые рубцы.
Джим Боб явно возбудился и принялся показывать новые снимки, на которые Амелии совсем не хотелось смотреть. Ей пришлось изо всех сил напрячься, чтобы сделать вид, что ее тоже заводят подобные картины.
Скульптор принялся рассказывать о своих «партнершах». Но детектив Сакс слышала только слово «жертвы».
Десять минут.
Пятнадцать.
— Прошу меня простить, леди. Мне нужно сбегать в комнату для маленьких мальчиков. Ведите себя хорошо, пока меня не будет. Или!.. — Джеймс рассмеялся. — Я вернусь через пару сек.
— Подожди, — сказала Лили.
Верлен оглянулся.
— Мне всегда хотелось задать один вопрос, — продолжала Ротенберг.
Мужчина приподнял бровь, и она улыбнулась:
— Каким будет множественное число от сек?
— Сукин сын, — без улыбки сказала Лили, когда он вышел.
— Господи, какая мерзость! — добавила Амелия. — Что ты думаешь? — Она кивнула в сторону туалетов, где Джим Боб мог и в самом деле освобождать мочевой пузырь, но скорее всего — в этом она не сомневалась — наполнял там ноздри.
— Порочный и грязный, мне хочется принять душ и как следует вымыть руки, — отозвалась Ротенберг.
— Согласна. Но убийца ли он?
— Жуткие фотографии, — прошептала Лили. — Я работала в отделе сексуальных преступлений, но это худшее из всего, что я видела. Не сомневаюсь, что некоторых из женщин он отправил в больницу. — Она задумалась над вопросом коллеги. — Да, я могу себе представить, что он делает еще один шаг и кого-то убивает. А ты?
— Думаю, да.
— Надеюсь, так и есть. Не хочу, чтобы им занялся отдел по борьбе с наркотиками, — продолжала брюнетка.
Сакс не слишком нравились детективы, которые работали в элитном отделе, — у Мартина Гловера, Дэнни Винченцо и Кэнди Престона было эго, как у диких жеребцов, — но ни один полицейский не хочет думать, что его коллеги пытают и убивают свидетелей, чтобы повысить уровень раскрываемости, как бы благородно ни выглядели их намерения.
Амелия посмотрела на свою напарницу.
— А между вами с Лукасом что-то есть?
— Было, много лет назад. В Миннесоте, и когда он приезжал сюда. Нас влекло друг к другу. Что-то щелкнуло между нами. И сейчас щелкает. Но теперь все иначе. У нас обоих новая жизнь. А из вас с Линкольном, похоже, получилась хорошая пара.
— Да, все как ты говоришь. Нас тоже влечет друг к другу. Что-то щелкнуло. Не могу объяснить, даже не думаю об этом…
— У Лукаса возникают проблемы. Из-за его должности.
— Иногда такое случается. — Амелия рассмеялась. — Конечно, Линкольн очень давит на людей, они не выдерживают и говорят: «Ты такой ублюдок!» или «Да пошел ты!». И забывают, что он инвалид. Напряжение исчезает, все успокаиваются.
— У Лукаса за этим стоит нечто большее. Он никогда ничего такого не говорит. — Лили понизила голос. — Однако должна сказать: когда мы с ним познакомились, влечение было физическим. Я в нем нуждалась. А у вас с Линкольном?
— О да! Можешь мне не верить, но все хорошо. Конечно, не так, как обычно. Но хорошо… О, вот и наш господин!
Вытирая нос пальцами, Верлен пробирался сквозь толпу посетителей. Сакс не сомневалась, что он специально поворачивался так, чтобы лишний раз задеть чью-нибудь красивую задницу.
Одна из его «случайных» жертв — миниатюрная рыжая девушка в кожаной рубашке и черной куртке — быстро повернулась. Ее глаза превратились в черные злые диски, и она прокричала какие-то слова, которые детективы не расслышали. Верлен с невероятной быстротой наклонился — так, что его лицо почти коснулось лица девушки.
— Господи! — пробормотала Амелия, потянувшись к сумочке, где лежал маленький «глок». — Он сейчас ее ударит!
— Подожди. Если мы вмешаемся, то все испортим, — остановила ее Лили.
Они внимательно наблюдали за происходящим. На лице Верлена расцвела холодная улыбка, и девушка с опаской посмотрела на него. Она была привлекательной, с безупречной фигурой, однако не приходилось сомневаться, что в детстве у нее были угри или какая-то болезнь, после которой на лице остались следы.
Пока Джеймс что-то говорил ей, продолжая спокойно улыбаться, выражение ее лица изменилось от сконфуженного до полнейшего шока: Амелия поняла, что он говорит о ее коже. Скульптор продолжал наклоняться к ней, издеваясь над девушкой, и она, не выдержав, разрыдалась, схватила сумочку и убежала в туалет.
— Ты обратила внимание на выражение его лица? — спросила Сакс у Лили. — Что оно тебе говорит?
— Будто он кого-то трахнул, и теперь ему хочется выкурить сигарету, — поморщилась та.
Наконец Верлен протиснулся к ним:
— Привет, дамы, вы без меня скучали?
Практика показывает, что во время ограблений хозяева дома крайне редко беспокоят грабителя. Проблемы возникают из-за любопытных соседей.
Лукас сидел на темном крыльце дома, расположенного напротив жилища Верлена, наблюдал и слушал. Этот район, неподалеку от Ист-Ривер, был непростой. Его еще не успели облагородить: запущенные, неухоженные дома, стоящие слишком близко к верховьям реки. Тот, где жил Джеймс Роберт, напоминал кусок головоломки — всего в два этажа высотой, но широкий и глубокий. «Слишком большой для одного человека», — подумал Дэвенпорт. К узкой входной двери вело крыльцо из одной ступеньки, а окна первого этажа были заложены кирпичом. Возможно, прежде здесь находился хозяйственный магазин, а на втором этаже — квартиры. В другом районе, ближе к центру, тут открыли бы ресторан или ночной клуб. А здесь старое здание так и осталось полузаброшенным.
В доме царила темнота, и свет не горел не только на первом этаже, но и на втором. Есть ли в доме кто-то еще? Лукас знал, что сам Верлен сейчас в одном из баров в центральной части города.
Все застыло. И все же детектив ждал.
Он успел немного пообщаться с Линкольном. Когда женщины ушли, Райм сказал:
— Если ты подойдешь к черному шкафу у окна, то внизу, слева, найдешь ящик.
Лукас подошел к шкафу, открыл дверцу в нижней части и выдвинул этот ящик. Там он обнаружил электрическую отмычку. Вытащил ее и включил. Ничего не произошло.
— Артефакт из моей прежней жизни, — объяснил хозяин дома. — Она работает, только нужно вставить пару батареек.
— Ты хочешь, чтобы я забрался в дом Верлена?
— Лили говорила, что ты часто используешь нестандартные методы.
— Мне нужно взглянуть на местность, — проговорил Дэвенпорт. — Даже если эта штука работает, могут возникнуть другие проблемы. Рядом окажутся люди, да и замки сейчас стали делать надежнее.
— Ну, если возникнут проблемы, ты не станешь входить — и всё, — сказал Райм. — Просто мне кажется, туда стоит заглянуть. Конечно, использовать добытые таким образом улики мы не сможем…
Лукас кивнул:
— Да. Главное, что мы можем найти что-то важное. Когда ты знаешь, становится намного проще. — Он немного помолчал. — Послушай, я тебя рассердил, потому что не смог нормально отреагировать на твою болезнь.
— Да, так и есть, — подтвердил Линкольн.
— Так вот. — Его собеседник почесал шею. — Ты тут совершенно ни при чем. Все дело в страхе. Мой шрам. — Он снова потрогал шею. — Одна девчонка выстрелила в меня двадцать вторым калибром. Пуля прошла сквозь ворот куртки, пробила дыхательное горло и задела спину. Выстрел должен был меня убить, но рядом оказалась врач, которая сделала мне трахеотомию, и я смог дышать до тех пор, пока меня не привезли в больницу. Если бы девочка стреляла из другого пистолета или если бы пуля сначала не прошла сквозь воротник, она повредила бы позвоночник, и я либо умер бы на месте, либо стал бы таким же, как ты. Речь о четверти дюйма или о другом калибре. Я смотрю на тебя, но вижу себя.
— Интересно… — протянул Райм.
— Ты думал о самоубийстве после несчастного случая?
— Да. И весьма обстоятельно. И иногда у меня возникают сомнения, что я сделал правильный выбор, когда остался жить. Но любопытство не дает мне свести счеты с жизнью. А кроме того, у меня всегда есть работа. — Инвалид улыбнулся. — Да благословит Бог преступников!
— И у тебя есть Амелия, — добавил Лукас.
— Да. И Амелия.
— Ты счастливый человек, Линкольн!
Райм рассмеялся:
— Прошло много лет с тех пор, как я в последний раз слышал эти слова о себе.
После того как Дэвенпорт просидел на крыльце целый час, он решил, что ему следует или начать действовать, или уходить. Он встал, отряхнул джинсы и увидел, что к нему направляется какой-то мужчина. Сплюнув в канаву, этот человек продолжил идти дальше, а оказавшись рядом с Лукасом, спросил:
— У тебя есть лишняя двадцатка?
— Нет, — покачал головой детектив.
— На самом деле это не просьба, — заявил незнакомец.
— Посмотри на меня внимательнее, — предложил Дэвенпорт.
Мужчина бросил на него пристальный взгляд.
— Да пошел ты, — пробормотал он и зашагал дальше по улице.
Один раз он оглянулся, но потом свернул за угол и исчез. Лукас подождал еще несколько минут, чтобы убедиться, что мужчина не вернется, а затем перешел улицу и, используя сотовый телефон вместо фонарика, осмотрел замок на двери. Он оказался старым — хорошим для своего времени, но теперь устаревшим. Бросив последний взгляд по сторонам, Дэвенпорт вытащил из кармана отмычку и вставил в замок. Несколько мгновений отмычка вибрировала, пока наконец не раздался щелчок и замок не открылся.
Лукас вошел внутрь, закрыл за собой дверь и позвал:
— Есть кто-нибудь дома?
Он прислушался, но ответа не последовало. Лишь сверху кто-то завозился — видимо, крыса.
— Эй, кто-нибудь? Кто-нибудь? — повторил взломщик на всякий случай.
Тишина. Лукас вытащил из кармана фонарик и включил его. Оказалось, что он находится в широком коридоре. Справа вверх уходила лестница, а слева Лукас разглядел двойную дверь. В коридоре пахло горелым металлом, как будто кто-то работал со сварочным аппаратом. Значит, он попал в нужное место.
Дэвенпорт проверил двойные двери: они были не заперты, а на стене слева находился ряд выключателей. Он закрыл за собой дверь, включил свет и понял, что перед ним — просторная студия с бронзовыми скульптурами высотой в два фута, стоящими на тяжелых деревянных столах. Рядом лежали инструменты для работы по металлу — напильники, электрический шлифовальный станок, гравировальные резцы… В воздухе еще сильнее чувствовался запах горелого металла и смеси для полировки.
Все скульптуры имели садистские мотивы: обнаженных женщин связывали, пороли плетками или просто били руками. «Как раз то, что нужно, чтобы добавить гостиной колорита», — подумал Лукас.
В дальней части студии низкая деревянная стена высотой около десяти футов не доходила до потолка фута на два или три. За ней детектив обнаружил двуспальную кровать, комод и большую кладовку, набитую одеждой, ванную комнату, еще одну крошечную комнатку со стиральной машиной и сушилкой и небольшую кухню с маленьким столиком и двумя стульями. В ногах кровати, на выдвижной консоли, стоял телевизор. Лукас прошелся по комнате, но не нашел ничего интересного и вернулся в студию. В другом ее конце он увидел еще одну дверь, обшитую металлом и расположенную на одну ступеньку ниже уровня пола, и решил, что она почти наверняка ведет в подвал. Однако, посмотрев на замок на этой двери, Лукас понял, что отмычка с ним не справится: этому замку фирмы «Медеко» было не больше года.
Он еще раз быстро прошелся по первому этажу, выключил свет и вернулся в коридор. Включив фонарик, поднялся по лестнице на второй этаж. Там была настоящая свалка: цепочка комнат, которые использовали в качестве ночлежки, — в каждой имелась старая койка или грязный матрас и разная сломанная мебель. И крысы: ни одной не было видно, но детектив слышал, как они разбегаются в разные стороны.
Здесь для него не нашлось ничего интересного.
Лукас вернулся в студию, закрыл дверь, включил свет и снова подошел к двери, ведущей в подвал. Нет, у него не было никаких шансов ее открыть. Дэвенпорт несколько раз постучал по ней и прислушался — ничего. «То, что нам нужно, — подумал он, — находится за этой дверью, но туда не попасть».
Он находился здесь уже пять или шесть минут и чувствовал, что нужно торопиться.
Лукас вытащил из кармана пластиковый пакет, а из него — несколько пакетов поменьше с молниями и белой губчатой прокладкой внутри. Инструкции Линкольна были предельно просты: «Прижми прокладку ко всему, что ты хотел бы забрать с собой, а потом помести ее обратно в пакет и застегни его». Дэвенпорт принялся за работу: он взял образцы бронзовой стружки и опилок с пола и с рабочей поверхности стола, а также с напильников. Перейдя к той части студии, где находился сварочный аппарат, детектив обнаружил набор электродов и засунул по одному образцу каждого вида в карман, а из мусорного ведра прихватил несколько уже использованных.
Еще Лукас взял пробы пятен, подумав, что, возможно, нашел кровь, хотя здесь хватало и других жидкостей вроде масла и смазочных материалов, так что уверенности у него не было. Собирая очередную пробу, детектив заметил в стене небольшую нишу с полудюжиной христианских крестиков на цепочках, а также ожерелье из дешевых камней цвета морской воды, еще одно тонкое ожерелье с мелким жемчугом, кольцо на цепочке и три набора сережек. Все это крепилось к стене гвоздиками с широкими шляпками.
«Трофеи?» — предположил Лукас.
Если жертв было двенадцать… Больше ничего похожего в студии не оказалось. Дэвенпорт сделал полдюжины фотографий при помощи сотового телефона и решил, что пора уходить. На обратном пути он взглянул на бронзовые статуи и глиняный макет еще для одной и заметил, что каждая из изображенных женщин носила какое-то одно украшение — очевидно, чтобы подчеркнуть наготу. Может быть, коллекция ювелирных украшений — вовсе не трофеи, может, Верлен просто использует их во время работы с моделями?
Детектив размышлял об этом, когда позвонила Лили.
— Он уходит, — сообщила она.
— А меня уже здесь нет, — отозвался Лукас.
«Нет, это не для моделей, — подумал он. — Это трофеи, и всего убитых было двенадцать».
— Ты можешь себе представить? — сказал Дэвенпорт, входя в дом Райма и размахивая пластиковыми мешками. — Это дерьмо выпало из окна, когда я проходил мимо квартиры Верлена!
Хозяин дома развернул свое моторизированное кресло, нетерпеливо — почти жадно — поглядывая на улики, которые держал в руке парень из Миннесоты.
— Иногда нам сопутствует удача, — усмехнулся он. — Есть что-то очевидное?
— Я не обнаружил груд костей и окровавленных наручников. Но там есть стальная дверь, ведущая вниз, очевидно в подвал. Очень хотелось туда заглянуть, но…
Лукас объяснил, что электрической отмычке с тем замком не справиться. Им потребуется ордер на обыск и кувалда.
Линкольн занялся собранными им уликами, а его гость уселся в плетеное кресло, стоявшее напротив одного из больших мониторов, сияющих, как рекламный щит на Таймс-сквер.
— Лукас? — В дверном проеме появился помощник Линкольна Том Рестон, стройный молодой человек в рубашке цвета лаванды, темном галстуке и бежевых брюках. — Могу я вам что-нибудь предложить? Пиво? Что-то еще?
— Благодарю, позже, — кивнул Дэвенпорт.
— А для меня виски, — сказал Райм.
— Вы уже выпили сегодня два стакана, — проворчал Том.
— Меня восхищает твоя безупречная память. Так могу я сейчас выпить виски? Пожалуйста и спасибо? — попросил хозяин.
— Нет.
— Принеси мне… — попытался все-таки договориться с помощником Линкольн, но увидел, что уже обращается к пустому дверному проему. Он скорчил гримасу. — Ладно. Займемся делом. Мел, что у нас есть?
Мел Купер выглядел как компьютерный фанат. Вероятно, он им и был — один из лучших криминалистов на всем Восточном побережье, если не в стране. Это был бледный и худой мужчина, с редеющими волосами и очками, как у Гарри Поттера, которые все время сползали на нос.
Натянув перчатки, шапочку хирурга и одноразовый халат, Купер взял пластиковый пакет и высыпал содержимое на смотровую пластину, покрытую стерильной бумагой.
— Хорошая работа, — заметил он, глядя на аккуратно закрытые пакетики. — Вы уже собирали улики на месте преступления?
— Нет, — ответил Лукас. — Но я однажды проиграл в суде дело против убийцы-насильника из-за того, что новичок уронил в Медисин-Лейк башмак преступника, который позволил бы приговорить мерзавца и убедить не самых квалифицированных присяжных в его вине. В результате его освободили из-под стражи прямо в зале суда.
— Такие вещи трудно забыть, — заметил Линкольн.
— Конечно, через месяц он сделал новую попытку, — продолжил рассказ Дэвенпорт. — Однако его выбор получился не самым удачным. У очередной его жертвы, на этот раз не состоявшейся, под матрасом лежал пятизарядный револьвер. Калибр всего триста пятьдесят семь, а не сорок четыре. Но этого хватило.
— От гада что-нибудь осталось?
— Не слишком много выше шеи. Справедливость восторжествовала, но получилось бы гораздо проще, если б тот новенький парень не испортил нашу улику. С тех пор я понял, что они, улики то есть, дороже золота.
Сначала Купер и Райм внимательно изучили стружки и завитки бронзы и других металлов. Используя оптический микроскоп на малых мощностях, Линкольн сравнил их с кусочками бронзы, найденными на спинах жертв. Он смотрел на форму кусочков, а также на вмятины от инструментов, которые отсекли их от большого куска металла — предположительно, от одной из скульптур.
— Следы от инструментов выглядят похоже, — отметил Райм.
Лукас подошел к монитору высокой четкости, подсоединенному к микроскопу кабелем:
— Да, согласен.
Затем они сравнили химический состав металла, взятого на местах преступлений, и проб, добытых Дэвенпортом в студии. Мел взялся за анализ, используя спектрометр тлеющего разряда, газовый хроматограф и растровый электронный микроскоп.
— Давайте, пока мы ждем, займемся вот этим, — предложил Лукас, показывая на другой пластиковый пакет. — Здесь могут быть следы крови. Я взял образцы на полу, возле его спальни.
Купер провел анализ с помощью люминала и альтернативных источников света и объявил результат:
— Да, это кровь.
Тест-полоски показали, что кровь человеческая. Однако дальнейшая проверка не выдала совпадений с кровью жертв, взятой с мест других преступлений.
Они протестировали образцы бетона, которые тоже собрал Лукас, и сравнили их с бетонными частицами, найденными на спинах убитых женщин.
— Близко, — оценил криминалист. — Но — нет, не то же самое.
— Проклятье! — скривился Линкольн.
Он посмотрел на дверной проем: ему удалось уловить почти неслышный звук поворачивающегося ключа. Через мгновение в комнату вошли женщины-детективы.
— Как все прошло? — спросила Лили у Лукаса.
Тот пожал плечами:
— Кое-какие улики упали с грузовика. — Дэвенпорт кивнул на оборудование, которое продолжало анализировать его добычу, а потом перевел взгляд на наряд Амелии. — Черт возьми, тебе нужно чаще работать под прикрытием!
Ротенберг стукнула его плечу:
— Веди себя прилично!
— Какое впечатление на вас произвел Верлен? — спросил Лукас у женщин.
— Он опасен, — заявила Сакс.
— Смотрит так, словно ты голая, и не может решить, какое место лизнуть сначала, — добавила Лили.
— А потом — куда ударить хлыстом, — добавила ее напарница.
— Значит, садомазохистский мотив сработал? — уточнил Дэвенпорт.
— По полной, — кивнула его помощница. — Он настоящий садист. Хочет причинять боль другим.
И Лили рассказала о его личном альбоме.
— Господи, мне пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не лягнуть его по яйцам. Ты бы видел, что он делал с женщинами! — закончила она свой отчет.
— Он приглашал двух прелестных женщин к себе домой? — спросил Лукас.
— Конечно, но нам пришлось отложить наше тройственное свидание. Его бокал наполнялся снова и снова. После такого количества бурбона он уже не мог никого связать. Мне хотелось позволить ублюдку пойти домой пешком, чтобы какой-нибудь грабитель вытряс из него душу. Но Амелия проявила зрелость, и мы усадили его в такси, — усмехнулась Ротенберг.
Сакс посмотрела на пластиковые пакеты.
— А что говорят улики? — спросила она.
— Мы вот-вот получим результаты, — ответил Линкольн и проворчал, обращаясь к криминалисту: — Верно, Мел? Такое впечатление, что этому конца не будет.
Купер, сгорбившийся над монитором, ничего не ответил и только поправил очки.
— Интересно… — пробормотал он через некоторое время.
— Не самый содержательный ответ, Мел, — прорычал Райм.
На этот раз эксперт выразился более четко:
— Уже скоро. Лукас взял пять разных образцов бронзы у Верлена. Один — типичная современная формула: восемьдесят восемь процентов меди и двенадцать олова. Затем альфа-бронза, содержащая всего четыре или пять процентов олова. Некоторые другие образцы имеют более высокое процентное содержание меди, цинка и некоторое количество свинца — это архитектурная бронза. Остальное — бронза с висмутом, сплав, в котором много никеля со следами висмута. И один образец меня удивил: он обладает твердостью в двести единиц по Виккерсу.
— Это бронза, из которой делали мечи, — заметил Дэвенпорт.
Все удивленно уставились на него, и он принялся объяснять:
— Я сочиняю ролевые игры. Знание о старом оружии помогает. Римские офицеры сражались бронзовыми мечами, солдаты — железными.
— Ты думаешь, он пользуется бронзовым оружием? — спросила Амелия.
Лукас покачал головой:
— Нет. Я полагаю, он берет материалы там, где ему удается их находить. Наверное, с дюжины свалок и строительных площадок.
— Согласен, — откликнулся Линкольн.
— И еще здесь есть следы триэтаноламина, фтороборной кислоты и фтороборатного кадмия, — вновь подал голос криминалист.
— Это флюс, его используют при пайке, — рассеянно пробормотал Райм. — Хорошо, а теперь главный вопрос: есть какие-то ассоциации, Мел?
При работе на месте преступления лишь немногие улики «сходятся», то есть дают возможность сделать однозначный вывод. ДНК и отпечатки пальцев позволяют установить личность, но не более того. Однако улики с двух мест иногда удается связать, если они оказываются одинаковыми. Например, если стружка, найденная на телах первых жертв, окажется такой же, как стружка, которую Лукас нашел в студии Верлена.
Наконец Купер отодвинулся от монитора, но выглядел он не слишком довольным.
— Как и бетон, флюс и электроды для сварки близки по составу к тем, что найдены на местах преступлений.
Линкольн нахмурился:
— Но ими пользуются все, кто занимается сваркой и обработкой бронзы. Я хочу установить связь между бронзовыми стружками.
— Это понятно. Но тут возникают проблемы…
Мел объяснил, что четыре образца бронзы с первого места преступления полностью отличаются от всех кусочков металла, собранных Лукасом. Один из образцов совпадает по составу с несколькими фрагментами с первого места преступления. Остальные похожи, но имеют некоторые «различия в составе».
— Насколько они похожи? — резко спросил Линкольн.
— Я мог бы дать такие показания: возможно, кусочки бронзы, найденные на спинах жертв, — из студии Верлена. Но полной уверенности у меня нет, — развел руками эксперт.
Иными словами, улики лишь предполагали, но не доказывали, что Верлен — убийца.
— Такая же ситуация с его поведенческим профилем и с историей сексуальных преступлений, — добавила Лили. — Садомазохизм. Весьма вероятно, что он способен на убийство. Но этого недостаточно, чтобы убедить присяжных.
Детективам приходилось принимать во внимание раздражающее требование «вне пределов разумного сомнения».
Лукас рассказал женщинам о таинственной двери, ведущей в подвал.
— Могу поспорить, что там есть инкриминирующие улики, но без ордера на обыск мы их не получим, — недовольно вздохнул он.
Между тем Купер вывел на большой монитор фотографии ожерелий.
— Это трофеи, я уверен, — сказал Дэвенпорт.
— По большей части крестики, — заметил Райм. — Проклятье, получается, что было еще семь или восемь жертв! Но их тела не найдены.
— Или он приготовил их для будущих жертв? — предположил Лукас.
— Нам необходимо остановить подонка! — гневно сказала Лили. — Немедленно!
— Трофеи, кое-какие улики, профиль — все это очень приблизительно, — подвела итог Амалия. — Вероятно, он и есть наш убийца, но мы пока не готовы предъявить ему обвинение. Однако есть и хорошая новость: если это он, то в преступления не вовлечены люди из нашего департамента. Верлен — психопат-одиночка.
— Я бы не был так в этом уверен, — возразил Дэвенпорт. — Существует и другая возможность.
Линкольн его понял и кивнул:
— Нельзя исключать, что Четвертый отдел, занимающийся борьбой с наркотиками, использует Верлена, чтобы тот пытал и убивал женщин, способных навести их на других преступников.
— Совершенно верно, — подтвердил Лукас.
Амелия нахмурилась:
— Конечно. Верлен — плохой мальчик. Может быть, кто-то из отдела наркотиков принуждает его добывать информацию у женщин. И тогда у полицейских будут чистые руки.
Лили вздохнула:
— Я вызову удар на себя.
Все посмотрели на нее.
— Мы должны рассказать Марковитцу новости: во-первых, нам не хватает улик, чтобы произвести арест основного подозреваемого. А во-вторых, его знаменитый отдел по борьбе с наркотиками также под подозрением. — Ротенберг оглядела коллег. — Если только кто-то из вас не захочет это сделать вместо меня.
Все улыбнулись.
— Мы нашли еще одну жертву, сэр. Женщина, за двадцать.
Было восемь тридцать утра следующего дня после добычи и исследования улик, и шеф детективов Стэн Марковитц пил первую чашку кофе за день из старомодной чашки синего цвета, разрисованной фигурами греческих атлетов. Но услышав новость, он сразу перестал чувствовать вкус кофе, а заодно и бублика. А уж на ореховый сливочный сыр и вовсе не мог смотреть.
— За двадцать? — проворчал Стэн. — И что же это значит?
— Ей было двадцать девять, — ответил молодой худощавый детектив с итальянскими корнями. — Латиноамериканка. Тело нашли на пустой парковке в Нохо. — Он стоял в дверном проеме и не входил, словно боялся, что Марковитц может швырнуть в него степлером. Такое уже случалось.
— Мне нравится название Нохо. Такого места не существует. Я еще могу пережить Сохо, но даже Трайбек — это уже слишком.
Парень ничего не сказал — да и что тут ответишь?
— Сейчас там работает команда криминалистов, — добавил он после паузы.
Стэн погладил свой круглый живот через полосатую белую рубашку, которую выдала ему жена сегодня утром. Он завернул в салфетку остатки бублика и демонстративно швырнул его в корзину для мусора, где тот приземлился с удивительно громким стуком: корзина была пустой.
— Время смерти? — спросил шеф.
— Эксперт говорит, около полуночи, — ответил его подчиненный. — Пока нет явных улик. Свидетелей нет. Все как и прежде: она была наркоманкой — крэк и героин. Ее нашли на парковке, где часто продают наркоту.
— Он психопат, тут нет сомнений. И наркотики совершенно ни при чем. Не нужно запускать этот слух.
— Конечно. Только…
— Только, что?
Детектив колебался:
— Хорошо.
Марковитц посмотрел на лежавшую на столе папку.
«Операция «Красный крючок». Секретно».
В Нью-Йоркском департаменте полиции также имелись сверхсекретные документы.
«У Лэнгли ничего на нас нет», — подумал он.
— Это все, — сказал Стэн. — Я хочу, чтобы отчет с места преступления лежал на моем столе еще до того, как на нем высохнут чернила. Ты понял?
— Конечно, — кивнул молодой детектив, но оставался на прежнем месте.
Шеф бросил на него суровый взгляд, и тот поспешно ушел.
Зазвонил стационарный телефон, стоявший на письменном столе, — шесть кнопок, разноцветные лампочки, как на рождественской елке…
Один корреспондент, два корреспондента, три корреспондента, четыре…
Марковитц посмотрел на пустой дверной проем и послал текстовое сообщение, после чего нажал на кнопку интеркома.
— Да, сэр? — послышался голос секретаря.
— Ни с кем меня не соединяй.
— Да, сэр, за исключением…
— Я сказал — ни с…
— Комиссар на второй линии.
Естественно.
— Стэн. Еще одно? — Секретаря сменил комиссар полиции. У него отсутствовал ирландский акцент, но Марковитц часто представлял, что Патрик О’Брайен говорит так, словно он только что сошел с корабля, прибывшего из его родной страны.
— Боюсь, так и есть, Пат — отозвался Стэн.
— Это кошмар. Мне звонят из резиденции мэра. И из Олбани. — О’Брайен понизил голос и сообщил самую сногсшибательную новость: — Мне позвонили из «Дейли ньюс» и «Таймс». Из «Хаффингтон пост», да помилует нас Бог!
Один корреспондент, два корреспондента…
— Жертвы — меньшинства, Стэн. Эти убийства ужасны для всех, — продолжал комиссар.
«В особенности для самих жертв», — подумал Марковитц.
Наконец комиссар перестал жаловаться и начал задавать вопросы.
— Что у тебя есть, Стэн? — Его голос стал мрачным. — Очень важно, чтобы у тебя что-то было. Ты меня слышишь, Стэн? Это очень важно.
У тебя должно что-то быть. Не у нас. Не у департамента. Не у города.
— У нас есть подозреваемый, — быстро сказал Марковитц.
— А почему мне никто ничего не сказал? — возмутился комиссар, но в его голосе послышалось облегчение.
— Все произошло очень быстро.
— Он уже под стражей?
— Нет. Но он не просто подозреваемый.
Пауза показала, что Патрик хотел услышать нечто другое.
— Он убийца или нет? — потребовал ответа О’Брайен.
— Должно быть, убийца. Есть еще несколько вопросов, которые необходимо решить, прежде чем мы его возьмем.
— Кто он такой?
— Скульптор. Живет в центре. И у нас имеются серьезные улики.
— Послушай, Стэн… — комиссар снова начал ныть. — У нас и так слишком много дерьма. — Патрик О’Брайен всегда старался выбирать выражения. — Сделай так, чтобы все получилось.
— Но что я могу сделать, Пат?
— Ты же понимаешь, жители Нью-Йорка будут рады узнать, что у нас есть подозреваемый.
— Ну, Пат, у нас действительно есть подозреваемый. Но улик пока не хватает для ордера на арест. Или для заявления для прессы.
— Ты сказал, что собраны серьезные улики. Я сам слышал. Жители города с радостью узнают, что мы близки к успеху. Будет замечательно, если они прочитают об этом в следующем выпуске «Таймс онлайн».
Которые выходят каждые полчаса.
— И я буду лучше себя чувствовать, Стэн, — добавил Патрик.
Несмотря на то, что шеф полиции занимал свою должность уже дюжину лет, комиссар мог отправить его на незначительный пост, где ему пришлось бы заниматься связями с общественностью, куда быстрее, чем микроволновка успела бы подогреть лазанью.
— Хорошо, Пат, — сдался Марковитц.
Собравшись с мыслями, он взял сотовый телефон и набрал номер.
— Ротенберг слушает, — ответила Лили.
— Я только что узнал. Еще одно тело.
— Да, Стэн. Мы на месте преступления. Делом занимается Амелия. Как и в предыдущих случаях, жертву сначала пытали.
— Я хочу, чтобы ты знала: скоро пресса сообщит, что у нас есть подозреваемый.
После напряженной паузы Лили спросила:
— Кто это?
— Скульптор, Верлен.
— Он наш подозреваемый, Стэн. Он не подозреваемый для прессы. Тут большая разница. На данном этапе мы не можем использовать Верлена в таком качестве.
— А что тебе подсказывает интуиция, Лили?
— Он ублюдок и садист. И он совершил эти убийства.
— Какова вероятность?
— В процентах? Господи, я не знаю! Как вам понравится, например, такая: девяносто шесть и три десятых?
Шеф полиции пропустил неуместную шутку мимо ушей.
— Люди вздохнут с облегчением, Лили, — сказал он твердо.
Наступила тишина: очевидно, его собеседница пыталась сообразить, почему так необходимо успокоить людей.
— Моя работа состоит совсем в другом, Стэн. Я сажаю ублюдков за решетку, — подала она наконец голос.
Ее начальник поднял голову и увидел женщину в строгом костюме, которая ждала его во внешнем кабинете. Именно ей он послал текстовое сообщение пятнадцать минут назад.
— Я проверил твою вторую теорию, — сказал Марковитц.
— Вы о чем? — В голосе Ротенберг появилось напряжение.
— О том, что ты сказала мне вчера вечером. Будто бы кто-то из Четвертого отдела использует Верлена, чтобы убивать женщин. Так вот, не трать время на эту версию.
— Почему?
В голосе шефа полиции появился металл:
— Потому, детектив, что я ловил серийных убийц еще в те времена, когда тебя наказывали за подсказки в школе. Верлен работает в одиночку. Его психологический профиль очевиден, как первая страница «Пост». А теперь заканчивай обвинение против него. Срочно.
— Мне кажется, вы чего-то не поняли, Стэн? Если вы сделаете публичное заявление, он сожжет свою вонючую квартиру и у нас не будет никаких улик — дело развалится. А он уйдет от ответственности… и будет продолжать убивать.
Проблема со Щелкунчиками состоит в том, что они щелкают не те орехи, которые тебе нужны, а все подряд.
— Детектив, — резко сказал Стэн. — Через полчаса будет сделано заявление, что у нас есть подозреваемый в серийных убийствах. Если из этого следует, что тебе следует побыстрее шевелить задницей, — что ж, давай!
Он дал отбой, посмотрел во внешний кабинет и кивнул. Приземистая женщина, которой уже давно перевалило за сорок, со светлыми волосами и глазами, которые прямо указывали на то, что она не смеялась с рождения, вошла в кабинет. Одета посетительница была без малейшего намека на вкус.
Она огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что они одни. Марковитц кивнул на дверь, и детектив Кэнди Престон захлопнула ее.
— У нас проблемы, — прошептал Стэн.
— Я слышала.
Эта женщина также была Щелкунчиком. Кроме того, природа наделила ее удивительно мелодичным голосом, и Марковитц мог легко себе представить, как она читает книги детям.
— Я хочу, чтобы ты завершила дело, о котором мы говорили, — заявил он.
— Сейчас? — удивилась Кэнди. — Я считала, что мы не должны торопиться.
— Теперь у нас нет такой роскоши. — Шеф полиции отпер нижний ящик письменного стола и протянул ей конверт — туго чем-то набитый, но не такой толстый, как можно было бы предположить. Пятьдесят тысяч долларов в сотенных банкнотах занимают не так много места.
— Я сделаю все прямо сейчас, — пообещала Престон.
Она была одним из старших офицеров Четвертого отдела по борьбе с наркотиками. Убрав деньги в сумочку, женщина встала и направилась к двери. Ее босс заметил, что у нее такие же красивые ноги, как и голос.
Но, прежде чем ее ладонь легла на ручку двери, Марковитц сказал:
— Я хочу дать тебе совет, детектив.
Кэнди нахмурилась — ей не понравился намек на то, что она нуждается в советах из-за недостатка опыта.
— Я уже решала подобные проблемы в прошлом, Стэн. Я знаю…
— Нет, я хочу дать тебе другой совет. Вот он: не облажайся.
Амелия переключалась с одного городского канала на другой.
— Мы в полной заднице, — сказала она, опередив остальных.
— Вполне возможно, — отозвался Лукас и повернулся к Линкольну. — Мои эксперты утверждают, что пожары уничтожают ДНК?
— Всё так, — подтвердил Райм. — Теоретически, если он выльет несколько галлонов бензина в подвал и если подвал — это то место, где он убивал, огонь уничтожит бо́льшую часть улик. Мы не сможем найти следов ДНК, если не обнаружим тело.
— Ты знаешь, о чем я думаю, — сказал Дэвенпорт Лили. — Если на стене висят его трофеи…
— Так и есть, — вмешался Линкольн.
— То речь идет не о четырех трупах — их гораздо больше. И даже если у нас нет возможности получить ордер на обыск, нам необходимо попасть к нему в дом.
Ротенберг покачала головой:
— Нам необходим ордер.
Ее напарник повернулся к Райму:
— Мне нужна твоя помощь. Мы взяли образцы с бетонных ступеней у входа в здание — для этого нам ордер на обыск не нужен — и выяснили, что частицы бетона аналогичны тем, что мы нашли на спинах жертв. Кроме того, мы обнаружили кусочки бронзы, которые совпадают по составу с теми, что имеются в полиции. Анализ следов от инструментов показывает, что они также совпадают.
— Но… — начала было Амелия.
Линкольн поднял руку:
— Спокойно.
— Этого достаточно для ордера на обыск, — сказала Лили. — Во всяком случае, если я выйду на подходящего судью — а с этой задачей я справлюсь. Если вы запишете для меня все детали, я получу ордер через час.
— Я все сделаю, — пообещал Райм и обратился к Лукасу: — Съезди к его дому, возьми там несколько образцов и поставь время — сегодняшнее утро. Возможно, там не будет бронзы, но у нас ее достаточно. Прихвати несколько осколков. Ну, ты понимаешь, на всякий случай…
Все переглянулись.
— По меньшей мере дюжина трофеев, — проговорил Дэвенпорт.
— Как закончишь, — вмешалась Ротенберг, — жди там. Я появлюсь вскоре после этого.
— Возможно, тебе стоит захватить с собою штурмовой отряд, — сказал Лукас.
— Штурмовой отряд? Я приведу всех. И даже позвоню в ФБР — они наверняка захотят прислать наблюдателя.
— Я тоже там буду, — заявил Линкольн. — Не хочу, чтобы эта команда затоптала улики.
Они взяли машину Амелии Сакс, темно-бордовый «Форд Торина Кобра» 1970 года, наследника «Форд Фэрлейн», двигатель которого обладал мощностью в 405 лошадиных сил и вращающим моментом в 447 фунтов. Путь, обычно занимавший двадцать минут, детективы проделали за двенадцать. Через восемь минут гонки Амелия посмотрела на Лукаса:
— Ты ни за что не держишься.
— Ты знаешь, что делаешь, — ответил тот. — И почти так же хороша за рулем, как я.
Амелия фыркнула:
— Что ты водишь?
— «Девятьсот одиннадцатый».
— Я не раз слышала, — сказала Сакс, сделав паузу, чтобы подрезать лимузин, и делая левый поворот, — что у водителей этой марки…
— Маленькие пенисы. Я знаю. Всякий раз, когда я встречаю человека, который не может себе позволить «девятьсот одиннадцатый», я слышу про маленький пенис. И тогда я спрашиваю, насколько велик образец, который они видели.
Амелия усмехнулась:
— Вот что я тебе скажу: в честном поединке я живьем съем твою тачку.
— Мне не нравится слово «честный», — ответил Дэвенпорт. — «Честный» всегда предполагает преимущество для того, кто это говорит. Если у меня нет преимущества, значит, это нечестно. Если ты когда-нибудь доберешься до Миннеаполиса, возьми с собой свою машину. Мы съездим в Висконсин. Там есть узкая дорога из идеального асфальтобетона длиной в двадцать миль, с сотней тормозных кривых.
— Так нечестно, — возразила его собеседница и снова ухмыльнулась, бросив «Кобру» в переулок. Мимо пронеслись стены домов: они были на расстоянии двух футов с двух сторон и в шести дюймах от окна Лукаса, когда она ушла в сторону от мусорного бака. Лукас демонстративно зевнул.
— Разбуди меня, когда приедем, — пробормотал он, откидываясь на спинку. — Кстати, я один из лучших специалистов по компьютерным «стрелялкам».
Возле квартиры Верлена Сакс высадила своего пассажира. Он был в джинсах, рубашке поло и кроссовках, а в руках нес рюкзак, который одолжила ему Амелия. В довольно длинном квартале они видели всего четырех человек — каждый из них куда-то шел сам по себе.
Сакс свернула за угол, откуда могла наблюдать за задней частью дома. Лукас уселся на крыльце Верлена. Он слишком хорошо питался, чтобы кто-нибудь принял его за бродягу, но издалека, со стоящим в ногах рюкзаком, мог не вызвать особых подозрений. Они заранее положили несколько бронзовых осколков в пластиковые пакеты для улик, и теперь Дэвенпорт вынул их по одному, старясь, чтобы это выглядело так, словно он вытряхивает сигареты из пачки и кладет их на крыльцо. После того как Лукас вытащил все пять пакетов и взял образцы, он застегнул молнии и убрал их в рюкзак.
Покончив с этим, детектив встал и неторопливо зашагал по кварталу. Вытащив сотовый телефон, он позвонил Лили, Линкольну и Амелии, повторив одни и те же слова: «Все готово».
— Сорок минут, — ответила Ротенберг.
— Почему так долго?
— Все идет по плану. Просто вы оказались на месте быстрее, чем мы рассчитывали. Все необходимые бумаги у меня, через две минуты я встречаюсь с судьей, а штурмовая команда готовится выступить. Так что не волнуйся.
Лукас прошел первый квартал и зашагал дальше, а затем повернул и двинулся обратно. Возле дома Верлена ничего не происходило, и детектив свернул за угол, обошел квартал и отыскал припаркованную машину Амелии. Рядом стоял «Крайслер» Линкольна. Его помощница выбралась из машины со стороны пассажирского сиденья.
— Хочешь оставить рюкзак? — спросила она Дэвенпорта.
— Да. — Он посмотрел на часы. — Ждать еще полчаса. Я найду другое место для наблюдения.
— Оставайся на связи, — распорядился Райм из фургона.
— Я захватил с собой сэндвичи, — сказал еще один его помощник, Том, сидевший за рулем. — Эта парочка может часами торчать на месте преступления. Могу предложить сыр с ветчиной…
— Я не только с удовольствием его съем — сэндвич даст мне повод сидеть там! — оживился Лукас.
Он неспешно прошелся вдоль квартала, держа коричневый бумажный пакет в руках, и наконец нашел крыльцо в пятидесяти ярдах от входа в студию Верлена. Усевшись там, детектив достал сэндвич и откусил от него кусок.
— Замечательный сыр с ветчиной, — сказал он вслух.
Дэвенпорт размышлял о том, что сейчас почти невозможно купить такой вкусный сэндвич в Миннеаполисе. Интересно, почему? А вот в Де-Мойне или Чикаго — никаких проблем. Что ж, Чикаго называют мировым производителем свинины…
В этот момент дверь за спиной Лукаса приоткрылась и из-за нее высунулась голова недовольного мужчины:
— Это похоже на кафе? Проваливай отсюда, ублюдок!
Детектив дожевал, глотнул и вытащил из кармана сотовый телефон, после чего набрал номер Лили, включил громкую связь и, когда она ответила, сказал:
— Ко мне пристает какой-то парень. Его дом расположен напротив того, за которым мы следим… Сколько времени потребуется, чтобы сюда приехали с полдюжины строительных инспекторов? Дом выглядит недостаточно прочным.
— Думаю, через час, — ответила Ротенберг.
Лукас посмотрел на стоявшего в дверях парня:
— Час тебя устроит?
— Можете оставаться здесь сколько захотите, — пробормотал тот и закрыл дверь.
Через пять минут мимо дома Верлена проехал фургон. Сидевший на пассажирском месте мужчина внимательно посмотрел на Дэвенпорта и кивнул ему. Лукас кивнул в ответ. Фургон вернулся через пять минут и двинулся в противоположном направлении. Теперь детективу кивнул водитель.
Еще через десять минут позвонила Амелия.
— Блокирующий отряд на месте, — сказала она. — Мы с Линкольном подъезжаем.
И тут же позвонила Лили:
— Одна минута!
Штурмовой отряд появился на двух белых фургонах без опознавательных знаков. За ними подъехали Ротенберг, потом еще одна машина, а затем «Форд» Амелии и два патрульных автомобиля. Последним был фургон Линкольна. Лукас перебежал улицу. Фургоны остановились напротив крыльца Джеймса Верлена, и из одного из них выскочили два парня с тараном. За ними последовали четверо полицейских в броне, и в тот момент, когда Дэвенпорт подбежал к ним, дверь была взломана, и стражи порядка вошли в дом.
Лукас и Лили последовали за ними, но команда полицейских вдруг замерла на месте, и их командир сказал:
— Мы нашли тело.
Оба детектива протолкнулись вперед. За ними, отставая на шаг, следовала Амелия. Все вместе они свернули налево и оказались в студии.
Там находился хозяин — он смотрел остановившимися глазами на одну из своих скульптур. Его голова превратилась в кровавое месиво, а на полу рядом с рукой валялся полуавтоматический пистолет.
— Вижу гильзу! — воскликнула Сакс. Ее голос прозвучал, как у профессора-криминалиста, спокойно и аналитически.
Дэвенпорт увидел гильзу, которая валялась у ноги Верлена. Амелия повернулась к командиру штурмового отряда.
— Нам нужно изолировать дом, — сказала она. — На этом этаже хватит двоих парней, но они должны оставаться как можно дальше от места преступления.
Командир кивнул и начал отдавать приказы.
Линкольн пробрался сквозь толпу на своем кресле и тоже увидел убитого.
— Это может решить множество проблем, — сказала ему Лили.
— Да, не исключено, — ответил Райм. — Но статистика утверждает, что на такое везение рассчитывать не приходится.
— Что ты имеешь в виду?
— Серийные убийцы редко совершают самоубийства. Им нравится внимание, которое мы им уделяем. Убийцы с психическими расстройствами… да, они кончают с собой почти всегда, если им предоставить такой шанс. У нас тут либо проблема, либо возможность… — сказал Линкольн.
— Возможность? — не поняла Ротенберг.
— Если он не убивал себя — это проблема, — объяснил Райм. — А если убил, я смогу написать о нем интересную работу.
— Насколько все плохо, Сакс?
Оглядев квартиру Верлена, Амелия ответила:
— Я видела места и похуже.
Она беседовала с Линкольном, который находился на улице, перед входом в дом, через наушники и крошечные микрофоны.
Амелия имела в виду вовсе не малоприятные куски костей и мозга, устилавшие пол рядом с телом. Крови там было совсем немного, как это обычно и бывает при ранах в голову. Речь шла о том, что место преступления не сильно пострадало. Будь оно таким, каким его оставил убийца, криминалистам было бы намного проще работать. Но такое случалось крайне редко. Посторонние люди, охотники за сувенирами, мародеры и горюющие члены семьи засоряли место преступления отпечатками пальцев и следами, а иногда даже трогали и перемещали орудия убийства. И едва ли не хуже всех вели себя те, кто оказывался на месте преступления первым. Хотя их можно было понять: попытка спасти жертву в надежде, что та еще жива, или очистить все вокруг от плохих парней — едва ли не самая главная задача. Но улики в результате становились не пригодными для следствия.
Однако здесь, когда появилось подозрение, что Верлен покончил с собой, штурмовой отряд сразу отступил, позволив Лили и Амелии, вооруженным «глоками», очистить помещение. А сами женщины постарались ничего не потревожить.
Ротенберг отошла в сторону, позволив эксперту заниматься своим делом. Теперь она шла по заполненному мусором пространству в специальных сапогах и комбинезоне с накинутым на голову капюшоном.
— Здесь как на свалке, Райм, — сообщила Амелия своему другу.
На верстаках лежали инструменты и куски металла, маски для сварки, перчатки и кожаные куртки, похожие на бронежилеты… На полу стояли самые разные предметы. Грубые деревянные ящики были заполнены слитками металла, а на каменных плитах валялись куски гранита и металлический лом. Вдоль одной из стен выстроились канистры с бензином, ручные тележки и разные другие приспособления, электрические пилы и сверлильные станки. Вдоль всего потолка, на высоте в пятнадцать футов, шли рельсы с электрическими шкивами и лебедками для перемещения металла и законченных скульптур. С крюков свисали ржавые цепи.
«Как здесь уютно!» — усмехнулась про себя Амелия.
Еще повсюду стояли скульптуры Верлена, сделанные из листов металла, брусьев и прутьев, сваренные, спаянные или собранные на болтах. По большей части эти фигуры были бронзовыми, но попадались также железные, стальные и медные. Казалось, их автор хотел заполнить все пространство студии металлическими женщинами.
И все они находились в ужасном положении.
Несмотря на то, что Джеймс Роберт проповедовал импрессионизм, у Сакс не было сомнений в том, что изображает каждая скульптура: женщин подвергали страшным мучениям, как и рассказывал Лукас Дэвенпорт. Они стояли, откинувшись назад или на четвереньках, лежали связанными на спине, кричали от боли, умоляли… Из тел некоторых торчали арматурные стержни.
Амелия заставила себя не обращать внимания на эти ошеломляющие скульптуры и принялась за дело. Хотя все указывало на самоубийство скульптора, она работала с максимальной тщательностью. В конце концов, самоубийство технически тоже считается убийством. А то, что убийца и жертва в данном случае — одно лицо, означает, что расследование не будет столь же напряженным, как при обычном убийстве. Однако потрудиться все равно придется.
В данном случае на карту было поставлено очень многое — даже теперь, после смерти Верлена. Детектив Сакс понимала, что скульптор мог похитить и спрятать где-нибудь еще одну жертву, которая, возможно, связана и находится под землей, и ей грозит смерть от жажды или потери крови — если он уже успел с нею развлечься.
Амелия самым тщательным образом осматривала место преступления.
Сначала она изучила тело, сфотографировала его и сняла на видео, а затем занялась отпечатками пальцев. Она убрала в пластиковый пакет «глок», из которого застрелился Верлен, подняла единственную гильзу от девятимиллиметрового патрона, взяла пробу с рук покойника, чтобы выяснить, остались ли на его ладонях следы пороха, а затем надела на них пластиковые пакеты.
В другие пакеты детектив убрала персональный компьютер и телефон Джима, отметив, что нигде нет посмертной записки. Однажды ей довелось расследовать дело, в котором мужчина написал сообщение в «Твиттере», прежде чем спрыгнуть с моста на 59-й улице.
Амелия действовала по обычной схеме, разбив площадь студии на квадраты. Для этого ей приходилось шагать вдоль прямой линии, из одного конца комнаты в другой, а потом сдвигаться в сторону и возвращаться. Закончив, она пошла перпендикулярно прежнему направлению.
Целый час Сакс изучала квадратные участки студии и брала пробы. Она забрала все крестики из алькова в стене. Теперь, когда у нее появилась возможность разглядеть их внимательно, Сакс заметила, что некоторые из них кажутся ей знакомыми, но довольно быстро поняла почему. На фотографиях, которые Верлен показывал им с Лили в баре, женщины, с которым он играл в свои садомазохистские игры, носили такие же. Да, Лукас оказался прав, это трофеи. Трофеи сексуальных побед — но не убийств.
Потом детектив повернулась к стальной двери, о которой ей рассказывал Лукас, — той, что вела в подвал. Она была открыта, когда штурмовой отряд ворвался в студию, и они с Лили быстро осмотрели этот подвал. Теперь Сакс принялась обыскивать маленькое подземное помещение с кирпичными стенами и бетонным полом как криминалист. Здесь пахло нагретым маслом, плесенью, застоявшейся водой и по́том. Правда, последний запах мог быть плодом воображения Амелии, но она не сомневалась, что не ошиблась.
Она посмотрела на торчавшие из стены крюки и пятна на полу и спустилась по скрипучим ступенькам вниз. Потом быстро проверила несколько темных пятен с помощью флюоресцеина, и результат подтвердил ее подозрения — это была кровь. Темные эластичные комочки, которые Амелия сложила в пластиковые пакеты, и вовсе не вызывали ни малейших сомнений. Детектив сразу узнала высохшую плоть.
Неожиданно она услышала нетерпеливый голос Линкольна:
— Сакс! Проклятье, где ты?
— По другую сторону стальной двери. В подвале Верлена, — отозвалась Амелия, торопливо нажав пальцем в перчатке на кнопку микрофона.
— И?..
— Почти полная победа.
— Это вроде как быть почти беременной. Но на сей раз я готов простить тебе неудачную формулировку. Доставь улики в лабораторию как можно скорее.
Райм закончил разговор, не попрощавшись.
Лукас оставался в своем номере в «Четырех временах года» на 57-й улице. Он лежал в постели и почувствовал, как ноготь у него на ноге зацепился за простыню. Детектив подумал, что нужно подстричь ногти, а потом пройтись по Мэдисон-авеню, чтобы сделать кое-какие покупки перед наступлением осени, когда зазвонил его сотовый телефон.
— Приезжай прямо сюда, — сказала Амелия. — Немедленно.
— Что случилось?
— Паршивое дело. Но лучше не по телефону.
Дэвенпорту требовалось привести себя в порядок, и если в доме Линкольна не началась перестрелка, то время на это у него было. Лукас вышел из номера через пятнадцать минут после звонка и сумел взять такси прямо возле отеля — из него как раз вышел пассажир. Когда детектив сообщил водителю адрес Райма, тот проворчал:
— Нет смысла включать счетчик.
— Дело твое, но, когда мы доедем, я дам тебе двадцатку, — пообещал его новый пассажир.
Шофер тут же воодушевился, и Лукас позвонил в дверь своего коллеги через двадцать минут после разговора с Амелией.
— Что случилось? — спросил он, как только она распахнула дверь.
— Лили задержал отдел внутренних расследований. И они могут в любой момент приняться за нас.
— Что?!
— Пусть лучше Линкольн тебе расскажет.
Хозяин дома улыбнулся, когда Лукас вошел:
— Похоже, начинается самое интересное.
— Рассказывай! — потребовал его гость.
Оказалось, что улики, собранные Амелией, отправили не Линкольну, а в городскую лабораторию, которую тот назвал «очень неплохой, учитывая все обстоятельства».
Сначала нашли доказательства того, что в подвале скульптора мучили и убивали женщин. Это были не слишком серьезные улики: разные мелочи — капли крови, кусочки кожи, следы мочи, и из этого не следовало, что там находились мертвые женщины.
Затем произвели осмотр пистолета Джеймса — и здесь возникла проблема.
Райм рассказал, что в прошлом году по городу рыскал другой психопат, не отличавшийся особым умом. Это был серийный стрелок, парень по имени Левон Питт. Он владел городской свалкой и именно там бросал тела своих жертв. Лили руководила командой, которая выследила его. Штурмовой отряд ворвался в его квартиру, но дома никого не оказалось. Тогда отряд устроил там засаду и стал ждать. Вскоре Левон появился вместе со своим взрослым сыном. Когда к ним подошли полицейские, он понял, что сейчас произойдет, вытащил пистолет и попытался взять сына в заложники. В последующей схватке Питт успел один раз выстрелить, но затем Ротенберг прикончила его, сделав три выстрела. Он умер по пути в больницу.
Когда его застрелили, Лили тут же оцепила место происшествия и вызвала криминалистов. Среди прочего в квартире нашли семь пистолетов. После тестов удалось установить, что тремя из них Левон совершал убийства. Однако было известно, что все его жертвы были убиты четырьмя разными пистолетами, и четвертого у него дома не оказалось.
Линкольн замолчал, чтобы перевести дух.
— И что дальше? — спросил Лукас.
— Пистолет, обнаруженный вчера у Верлена, — тот самый четвертый.
— Что? — Дэвенпорт на мгновение был сбит с толку. — Верлен как-то связан с Левоном Питтом?
— У них возникли другие предположения, — ответил его собеседник. — Во-первых, никакой видимой связи между ними не существует. А во-вторых, на гильзе от пистолета Верлена есть отпечаток пальцев Лили.
Лукасу потребовалось несколько мгновений, чтобы сообразить, что происходит.
— И что они говорят? Она нашла пистолет на квартире Питта и сохранила его на будущее? А потом проникла в квартиру Верлена, убила его и представила дело так, словно это самоубийство? — предположил он.
— Именно.
— Но это же смешно!
— Отдел внутренних расследований так не думает, — сказала Амелия. — Все дело в том, что они не могут придумать, как еще отпечаток пальца Лили мог оказаться на патроне. Она не прикасалась к пистолету в квартире Верлена.
— Но зачем ей это? Зачем убивать Верлена? После того, как я там побывал, мы знали, что он у нас в руках! — ничего не понимал Дэвенпорт.
— Однако у нас не было прямых улик, а остальное отдел внутренних расследований не интересует. Так вчера доложила сама Лили, — объяснил Райм. — Мы не могли им сообщить, что у нас имелись прямые улики, потому что нам пришлось бы рассказать, что ты нелегально побывал в студии Верлена. В результате у них появилась следующая версия: мы знали, что Верлен — убийца, но не могли его арестовать, и тогда Лили убила его, чтобы остановить преступления.
— Но это же не так! — вспыхнул Лукас.
— Есть и еще один аспект, — снова заговорила Сакс. — Лили — человек действия. Она доводит дела до конца, но при этом может наступить кому-нибудь на мозоль. Пока ее защищают на самом верху, все в порядке. Однако сейчас почти сразу кто-то допустил утечку результатов работы лаборатории. Вероятно, кто-то из ее старых врагов. Сейчас на всех телевизионных каналах требуют суда над Лили.
— Ты ему еще не все рассказала, — добавил Линкольн.
— О да! — Амелия вытащила сотовый телефон и посмотрела на время. — Отдел внутренних расследований интересует, имеем ли мы отношение к убийству Верлена. Сюда едет пара полицейских из убойного отдела. Они хотят с нами побеседовать. Я их знаю. Это упрямые парни.
Дэвенпорт пожал плечами:
— Мы не станем сообщать о моем вторжении и сборе улик утром, а все остальное расскажем. И еще мы заявим, что их держат за дураков: Лили не могла этого сделать и кто-то хочет их подставить.
— Можно не сомневаться, что это их разозлит, — заметила Сакс.
— Вот и хорошо, — сказал Лукас. — Мы хотим, чтобы они перешли к обороне, оставили нас в покое и дали нам возможность разобраться, что произошло на самом деле. Так мы им и скажем. Вопрос лишь в том, — продолжил он, — кто подставил Лили?
Линкольн согласился. Это был единственный вопрос. Все трое не сомневались, что их коллега невиновна.
Каким бы мерзавцем ни был Джим Боб Верлен, какие бы ужасные убийства он ни совершал — и какой бы крутой ни была Лили Ротенберг, — она не могла его убить.
Теперь Лили с ними не было: ее так и не отпустили.
И ее отсутствие все ощущали очень остро.
— Итак, кто может за этим стоять? — вздохнул Лукас.
— Тот, кто ее ненавидел? — предположила Амелия.
— Вполне возможно, — кивнул Дэвенпорт. — У нее немало врагов. Или какой-то ублюдок хочет поставить под сомнение расследование, которое она ведет…
— А что насчет Верлена? — спросила Сакс. — Убивал ли он женщин? Или его подставили? И что тогда стоит за всем этим?
У Райма было своеобразное отношение к вопросу «почему и кто?». Он всегда считал, что важнее понять «как и что?» — иными словами, верил уликам.
— Зачем тратить время на бессмысленные предположения? — проворчал он. — Посмотрим на факты.
— У тебя бывает хорошее настроение, Линкольн? — спросил Лукас.
Хозяин дома что-то проворчал в ответ — очевидно, «нет».
Однако Дэвенпорт принял к сведению его довод.
— Как мы можем доказать, что самоубийство инсценировано? — начал он размышлять вслух.
— Ожоги и следы от дула показывают, что выстрел сделан практически в упор, — заметил присоединившийся к их совещанию Мел Купер, оторвав взгляд от фотографий тела Верлена, сделанных Амелией.
Лукас тоже посмотрел на фотографии:
— Ткани, кровь и кости на пистолете это подтверждают. Однако выстрел сделан в висок, а это редкий случай при самоубийстве. Обычно несчастный ублюдок берет ствол в рот.
— Из чего следует, что кто-то мог вытащить оружие, когда Верлен отвернулся, подойти к нему сзади или сбоку и выстрелить. Возможно, Верлен знал убийцу.
— Однако у него на руках есть следы пороха, — сказал Купер.
При стрельбе из любого пистолета и большинства ружей частицы сгоревшего пороха и газов остаются на руке, державшей оружие.
— Проклятье, это же совсем просто! — пробормотал Лукас. — Он стрелял дважды.
— Верно! — оживился Линкольн. — Хорошо. Верлен впустил преступника. Тот — или та — встал у него за спиной и вышиб ему мозги. Потом преступник вложил пистолет в руку Верлена и снова нажал на курок. Бум… Отпечатки Верлена остались на пистолете, а следы пороха — на руке. Преступник забрал вторую гильзу и оставил пистолет на полу.
— Где же тогда вторая пуля? — спросил Купер.
— Господи, да вы взгляните на фотографии, сделанные в студии! — воскликнул Дэвенпорт, возмущенный тем, что его подругу подставили. — Она похожа на тир — кругом полно кусочков металла. Половину произведений «искусства» вполне могла создать обезьяна с молотком. Никто не обратит внимания на валяющуюся на полу пулю.
— Хорошо, это может сработать, — сказала Амелия. — Но нам нужно найти ответ на главный вопрос: как отпечаток пальца Лили попал на гильзу? Как преступник умудрился это провернуть? — Она отбросила длинные рыжие волосы на спину.
Линкольн обратил внимание, что Лукас не отрывает от нее глаз.
«Можно быть верным мужем, но из этого не следует, что ты слепой», — подумал инвалид.
— Отдел внутренних расследований утверждает, что Лили взяла пистолет на месте преступления — там, где она застрелила Левона Питта, когда спасала его сына… как его звали?
— Мальчика? — спросил Мел, переворачивая страницы папки с тем давним делом. — Энди.
Лукас щелкнул пальцами:
— Подождите! Что-то здесь не так. Пистолет Левона Питта, предположительно, заряжен патронами Питта. Зачем Лили перезаряжать его своими? Бессмыслица какая-то. Она бы не стала никого убивать, но если б до этого дошло, ей хватило бы ума не совершать подобную глупость.
— Кто-то украл один из ее патронов и снарядил им обойму.
— И сделал это в перчатках.
— Или использовал костяшки пальцев, — сказал Дэвенпорт, сообразив, что пистолет можно зарядить, не касаясь его кончиками пальцев. — Нашему другу Марковитцу не слишком нравится, что к нашему делу имеют отношение ребята из отдела по борьбе с наркотиками. Но вслух он ничего не говорит.
— Отдел внутренних расследований не станет нас слушать, — вмешался Купер. — Как мы докажем, что кто-то украл патрон у Лили?
И тут Линкольну пришла в голову новая идея:
— Позвоните баллистикам. Пусть они проведут тест с пулями из нижней части обоймы пистолета, найденного в студии Верлена. Я хочу получить трехмерные изображения гильз, чтобы сравнить их с той, на которой отпечаток Лили. Немедленно.
— Будет сделано! — хором ответили все трое его собеседников.
Сделать все немедленно было невозможно, но уже через полчаса изображения гильз появились перед детективами на большом мониторе.
Райм посмотрел на Лукаса и Амелию:
— Вы оба — знатоки стрельбы. Что думаете?
Им не пришлось долго размышлять. Они кивнули друг другу.
— Гильза с отпечатком Лили обработана, чтобы ее можно было вставить в ствол пистолета Питта, — уверенно заявил Дэвенпорт. — Настоящий преступник взял один из ее патронов и потрудился над ним, после чего вставил в обойму.
— Верно, — согласилась Амелия. — И это провернул человек, умеющий работать по металлу и знающий оружие. Он сделал все мастерски, качество допусков высокое.
— Что ж, теперь у нас есть доказательства: Лили подставили. Но мы по-прежнему не знаем кто, — сказал Купер.
Все довольно долго молчали.
— Возможно, все-таки знаем, — наконец снова заговорил Лукас. — Амелия, ты знакома с кем-нибудь из отдела, где хранятся улики?
— Знаю ли я там кого-нибудь? — рассмеялась женщина. — Да это мой второй дом!
Стэн Марковитц стоял на подиуме рядом с комиссаром полиции, каким-то чиновником из офиса мэра и двумя офицерами из отдела по связям с общественностью. Все они собрались в зале для пресс-конференций департамента полиции Нью-Йорка.
Микрофоны, камеры и сотовые телефоны, работающие в режиме съемки, ощетинились, точно дула пулеметов, и были направлены на официальных лиц, но складывалось впечатление, что их главной целью являлся Марковитц: именно он чаще всего оказывался в перекрестье прицелов.
— Не думаю, что у босса сегодня выдался хороший день, — сказал Линкольн Амелии.
Они сидели рядом и смотрели большой телевизор, установленный в углу гостиной.
Лукас в это время находился в другом месте и готовился.
— Выглядит он не очень. А как иначе? — задумчиво сказала Сакс. — Пресс-конференцию смотрит полгорода!
— Полстраны, — уточнил ее друг. — В последнее время в новостях не было ни одного настоящего серийного убийцы. Все акулы пера стараются откусить хотя бы кусочек.
Казалось, на конференцию собрались представители всех средств массовой информации, за исключением телевизионного канала, который в это время показывал заседание Конгресса США, и «Телемундо».
— Леди и джентльмены, — начал Марковитц довольно спокойно, однако его тон не оставлял сомнений в том, что он считает своих слушателей настоящими акулами.
В следующее мгновение его захлестнул поток вопросов, которые начали выкрикивать репортеры:
— С какой целью преступник пытал своих жертв? Имел ли значение тот факт, что они принадлежали к меньшинствам? Существуют ли связь между этим делом и делом Беккера, которым занимается Лукас Дэвенпорт? Вы можете рассказать нам о сексуальной жизни Верлена?
Настоящее безумство.
Стэн явно оказался в подобной ситуации не в первый раз и поэтому начал говорить очень тихо — старый трюк. Журналисты внезапно осознали, что ничего не услышат, если будут одновременно что-то орать, и замолчали.
Марковитц сделал небольшую паузу и продолжил:
— Как вам, вероятно, известно, тщательное изучение улик и поведенческого профиля привело следователей к уверенности, что живущий на Манхэттене Джеймс Роберт Верлен является преступником, который в последнее время убивал женщин. У нас сложилось впечатление, что мистер Верлен покончил с собой, узнав о расследовании. Ряд улик подтвердил это предположение.
— Как я рад, что в Академии до сих пор учат использовать десять слов там, где достаточно одного, — пробормотал Линкольн.
Амелия рассмеялась и поцеловала его в шею.
— Вероятно, вы также слышали, что детектив полицейского департамента Нью-Йорка застрелил мистера Верлена и попытался скрыть убийство, представив его как самоубийство, — рассказывал тем временем Стэн. — Дальнейшее расследование показало, что детектив Лили Ротенберг не причастна к смерти мистера Верлена. Кто-то другой — один человек или несколько — сознательно подтасовал улики, чтобы детектива обвинили в убийстве. Сейчас она полностью оправдана. В данный момент стало очевидно, что мистер Верлен не убивал женщин. Детектив Ротенберг снова возглавляет группу, проводящую расследование. Мы полагаем, что подозреваемый вскоре будет арестован. На данный момент комментариев больше нет.
— Следует ли из ваших слов, что Верлен также убит подозреваемым?
На экране возник логотип еще одного канала: к трансляции присоединился «Телемундо».
— Вы не могли бы нам рассказать, над какими версиями сейчас работает детектив Ротенберг?.. Вы можете заверить жителей Нью-Йорка, что больше никому не угрожает опасность?
Марковитц изучающе посмотрел на акул пера, и Линкольн подумал, что сейчас он скажет: «Какими же идиотами нужно быть, чтобы не понять простых слов: «На данный момент комментариев больше нет».
Однако полицейский лишь заявил:
— Благодарю вас.
Затем он повернулся и покинул подиум.
Амелия позвонила на несколько телестудий, изображая рассерженного полицейского, и сказала журналистам, что Лили находится в доме Линкольна.
— Она виновна, это она совершила убийство, вам следует до нее добраться! — крикнула она напоследок.
Не прошло и часа, как на тротуаре перед домом Райма собралось шесть съемочных групп и с полсотни зевак. Один из них не выдержал, подошел к двери и постучал, Сакс приоткрыла дверь и спросила, чего они хотят.
Они хотели Лили.
После некоторой торговли Ротенберг вышла на крыльцо и сказала, что готова сделать заявление, но, кроме него, ничего говорить не будет.
— У меня есть вполне определенные идеи о том, как все могло произойти, — начала она.
— Вы виновны? — выкрикнул кто-то.
— Конечно, нет, — отозвалась Лили. — Я ни в чем не виновна, если не считать того, что старалась выследить серийного убийцу, пытавшего своих жертв. Однако сейчас возможностей осталось совсем немного — возможностей, при которых соблюдается логика. Я рассмотрю их последовательно, и, когда закончу, мы поймаем безумца. В течение одного или двух дней. Я в этом совершенно уверена.
Пресс-конференция продолжалась еще две или три минуты, а потом Ротенберг заявила, что больше ничего не скажет, и ушла в дом. Репортеры разошлись, за исключением одного радиожурналиста. Ушли по своим делам и зеваки.
Через час Лукас выглянул наружу.
— Если вы ждете Лили, то она ушла полчаса назад через заднюю дверь, — сказал он радийщику.
В тот же вечер, в десять часов, Дэвенпорт и Ротенберг направились в сторону Тридцатых улиц, к западу от Девятой авеню. За ними следовали две полицейские машины: в каждой сидели по два полицейских, среди которых была и Амелия.
Лили поговорила по сотовому телефону.
— Он уже в пути, — сказала она Лукасу. — Выйдет на Пенсильванском вокзале и дальше пойдет пешком, если только не направляется в другое место.
— Что-то мне неспокойно, — ответил ее спутник. — Он безумец. Если он нападет на тебя, то может просто…
— Он работает в больнице и вряд ли носит с собой пистолет. А ножом он мой бронежилет не пробьет.
— Ну, от клинка нет защиты, — возразил Лукас. — Нам не следует спешить.
— Я не согласна, — покачала головой Лили. — Сейчас он встревожен и внимательно отслеживает все вокруг. Если у него будет время спокойно обдумать ситуацию, он может начать заметать следы. И если он хорошенько поразмыслит, то поймет, что я не подойду к нему одна. Нам нельзя позволять ему думать.
Квартира Энди Питта находилась в темном доме из бурого песчаника, пережившем пару обновлений, где могло поместиться никак не меньше пятидесяти «яппи». Полицейские сидели в машинах в квартале от дома, и несколько человек на тротуарах постарались оказаться подальше от них, когда поняли, что в припаркованных автомобилях находятся люди. Мимо прошла парочка, а потом веселый парнишка с белой собакой…
Лили получила сообщение по полицейской рации:
— Он идет сюда.
— У тебя надежная прослушка, — сказал Лукас.
Поверх бронежилета у Лили шел провод, из-за чего она выглядела немного толстой. Но лучше так, чем оставаться беззащитной!
Им позвонила Амелия, которая пряталась в компании с тремя другими полицейскими на противоположной стороне улицы, спустившись по ступенькам к двери подвала.
— Мы рядом, — сообщила она.
Спустя минуту Ротенберг услышала:
— Он идет по Девятой. У него в руках сумка с покупками.
Еще через две минуты — следующее сообщение:
— Он в двух кварталах.
— Вперед, — сказала Лили.
Она подошла к крыльцу, ведущему к входу в квартиру. Дверь была заперта, но отмычка позволила открыть ее очень быстро, и Лукас оказался в прихожей. Внутри горела слабая одинокая лампочка, и он поднял руку и вывернул ее. Делать это пришлось в несколько приемов — она была горячей. Когда лампочка погасла, Дэвенпорт вытащил пистолет, снял его с предохранителя и прислонился к стене. Лили смотрела на него через стекло, находясь на расстоянии в пять дюймов, и он слышал ее рацию.
— Он свернет за угол через десять секунд. Девять. Восемь… — начала отсчет Сакс.
Лили распахнула дверь, выключила рацию и протянула ее Лукасу. Теперь они вместе считали про себя. Семь. Шесть. Пять. Четыре…
Энди повернул за угол. Дэвенпорт смотрел мимо головы своей коллеги.
— Он тебя увидел, — тихо сказал он. — Стучи в дверь.
Ротенберг принялась стучать.
— Он подходит, — сказал Лукас. — Осталось сто футов.
Лили отвернулась от двери, словно сдаваясь, но тут увидела Энди Питта и его сумку. Питт остановился под единственным горящим фонарем. Лили спустилась по ступенькам и сказала:
— Полиция. Это ты, Энди? Подожди меня.
Если он побежит, им придется придумать что-то другое.
Но он не побежал.
— Ты полицейская, которая убила моего отца, — узнал он гостью.
— Точно. У меня к тебе несколько вопросов. Мы пытаемся выяснить, как гильза от девятимиллиметрового патрона попала в пистолет, засветившийся во время еще одного убийства. Возможно, ты о нем слышал. Я немного подумала, Энди, и поняла, что возможность только одна, верно? Ты забрал ее тогда. Мы сразу огородили место убийства, но ты ведь находился в самом центре, рядом с отцом. Что ты сделал? Наступил на нее? Или встал на нее коленом? Ты ведь стоял на коленях рядом с ним…
Лукас наблюдал через окно и увидел, как Энди шевельнул левой свободной рукой: он опустил ее в карман пиджака. Со своего места Дэвенпорт не мог разглядеть подробностей, но Лили вела себя спокойно. Впрочем, она могла не заметить этого движения. Так или иначе, но она продолжала провоцировать Питта:
— Мы нашли след ДНК, которого не должно было быть на месте убийства. Не слишком много, всего несколько частичек кожи, но для нас достаточно. Так что у меня имеется ордер. Нам нужен образец твоей ДНК. Тебе не будет больно. Я прихватила с собой все необходимое, достаточно провести ваткой по твоим деснам.
— Я встал на нее коленями, — сказал Энди.
— Что?
— Я опустился на колени. И закрыл ими гильзу. Не специально. Случайно. А когда понял, что это такое, то положил ее в карман.
— А потом ты вставил в нее новый заряд.
— Конечно. Мы с папой всегда так поступали. Когда много стреляешь, не хочется терять столько меди. Мы экономили больше половины, но стрелять приходилось много, очень много.
— Кто убивал женщин? Ты или Верлен?
— Не Верлен. — Энди рассмеялся и бросил сумку с продуктами на тротуар. — У нас были схожие интересы, но у него не хватало духу сделать что-то настоящее. Он любил приводить к себе девушек, ставил их в позы рабынь, делал свои скульптуры, а потом ходил по садомазохистским клубам и хвастался. Но у него имелся подвал, где он хранил законченные работы — за большой стальной дверью, потому что воры забирали бронзу и расплавляли ее — просто идеальный вариант. Я приводил туда девушек и делал с ними все, что хотел. То, о чем он только мечтал. У тебя когда-нибудь был раб? С этим ничто не сравнится!
— Почему ты его убил?
— Из-за тебя. Я и не представлял, как ты близка к тому, чтобы до него добраться, несмотря на улики, которые я тебе подбрасывал. Например, стружку. Но у меня была гильза, а гильзы нельзя терять. Ты убила моего папу. Я подумал, что ты загремишь в тюрьму и у тебя будет время подумать об этом.
— Почему ты выбирал именно этих женщин, Энди?
Питт не ответил. Он сделал шаг вперед и вынул руку из кармана.
Лукас выскочил из-за двери с пистолетом и закричал:
— У него что-то в руке!
Лили отскочила назад, но Энди оказался рядом, схватил ее за воротник и дернул к себе, озираясь по сторонам.
— Не подходите, не подходите! — завопил он. — У меня скальпель, я порежу ей лицо!
Амелия и остальные полицейские выскочили из засады и окружили Питта и его заложницу.
— Уходите, уходите, или я ее убью! — продолжал вопить Энди. — Клянусь Богом, я перережу ее проклятое горло!!!
Он рванул Лили к себе, и она крикнула Лукасу:
— Мне не достать пистолет! Он застрял под броней, когда он меня дернул назад!
— Ты можешь упасть? — спросил Дэвенпорт.
— Может быть!..
— Не пытайся что-то сделать, — велел ей Питт. — Я просто хочу уйти. Мы пройдем до конца квартала, и я…
Лили двумя руками схватила его за запястье той руки, в которой он сжимал нож, и отодвинула его на дюйм от собственного горла. Одновременно она подогнула ноги и упала. Амелия и Лукас выстрелили одновременно, и голова Энди словно взорвалась.
Ротенберг упала и откатилась в сторону от рухнувшего рядом тела. Скальпель выпал на землю в нескольких футах от убитого.
— Не самый лучший вариант, — сказала детектив, поднимаясь на ноги и поворачиваясь, чтобы взглянуть на мертвого Питта-младшего.
Все остальное было уже рутиной: проверка записи, вызов криминалистов… Энди Питт получил два ранения в голову — одна пуля вошла в лоб и вышла через затылок, а другая пробила левый висок и вышла через правый.
Когда место преступления оцепили полицейские, Лукас подошел к Амелии:
— Ты как?
— Я нормально, а ты? — откликнулась она.
— У меня все отлично, — ответил Дэвенпорт и посмотрел на нее. — А ты знаешь, что на твоих губах появилась улыбка, когда ты спускала курок?
Они сидели в кабинете шефа: Райм в своем кресле, остальные — на стульях.
Лукас, Лили, Амелия и Линкольн. Они собрались на вскрытие, как пошутил Райм. Может быть, эта шутка страдала от недостатка вкуса, но никто из них не переживал из-за того, что тело Энди Питта лежало в морге.
Марковитц разговаривал по телефону, бессознательно кивая, из чего Линкольн сделал вывод, что он беседует со своим боссом, комиссаром. Райм огляделся и решил, что кабинет ему нравится. Большой, аккуратный, с отличным видом, хотя виды инвалида не интересовали. Окна его собственного дома, к примеру, выходили на Центральный парк, но он неизменно просил Тома задернуть шторы.
Чтобы не отвлекаться.
Наконец Стэн повесил трубку.
— Должен сказать, — начал он, — что наверху все счастливы. Я беспокоился. И они тоже беспокоились, поскольку то, что вы предлагали, было немного слишком радикальным. Но у вас получилось.
Линкольн пожал плечами — один из немногих жестов, на которые он был способен, — и слегка развернул свое кресло к Марковитцу.
— План был логичным, а приведение приговора в исполнение — компетентным, — сказал он.
Высшая форма похвалы из его уст.
Гипотезу о том, кто убил Верлена и подставил Лили, придумал Лукас.
Амелия, ты знакома с кем-нибудь из отдела, где хранятся улики?
Он предложил место, где можно было бы получить гильзу с отпечатком пальца Лили: там, где она прикончила Левона Питта. Оказалось, что криминалисты нашли там три пули и только две гильзы. Получалось, что кто-то забрал третью.
— Итак, пистолет, найденный рядом с телом Верлена, принадлежал Левону Питту. Гильза из студии Верлена — та, что осталась после того, как Лили стреляла в Левона Питта, — заметил Лукас, когда они получили эти сведения. — Как они могут быть связаны? Только через одного человека, имевшего отношение к обоим. Через Энди Питта, сына Левона, которого, как все думали, отец взял в заложники.
Но что, если, предположил Лукас, он не был заложником? Что, если отец и сын являлись сообщниками в серии убийств? Естественно, младший Питт пришел в ярость, когда Лили застрелила его отца!
Все сходится, согласился Линкольн и добавил, что Энди мог познакомиться с Верленом на свалке отца, где скульптор собирал металл для своих произведений.
Они выяснили, где живет Энди Питт, и установили за ним наблюдение.
Однако у них не было улик, которые указывали бы на его причастность к преступлению. Вот почему им ничего не оставалось, как спровоцировать его на решительные действия.
И тогда Райм придумал план, в котором детективу Ротенберг досталась роль наживки. Они доказали Марковитцу, что она невиновна и попросили сделать соответствующее заявление для прессы. Затем Амелия пригласила других репортеров в дом Линкольна. И Лили выступила перед ними. Теперь Энди был вынужден сделать свой ход.
— Я не знаю, как вас отблагодарить, — сказал Стэн. — Ты, Лукас, вообще приехал из Миннеаполиса! Это совсем не входило в твои обязанности.
— Рад помочь, — откликнулся Дэвенпорт.
— Ну а теперь пора возвращаться к работе. — Внимание Марковитца переместилось на заметки, которые он делал в блокноте, когда разговаривал с комиссаром. Их там было довольно много.
Однако никто не вставал. Линкольн посмотрел на Лили, которая являлась старшим офицером среди них.
— Стэн, мы все подумали еще об одной вещи, — сказала она. — И нам осталось развязать один узелок.
— Один узелок? — все еще рассеянно пробормотал ее начальник.
Он что-то зачеркивал в своем блокноте.
— Знаете, что нам пришло в голову? Помните, мы решили, что кто-то использует Верлена, чтобы убивать женщин? А что, если они использовали не Верлена, а Энди Питта?
— Что? Я не понимаю.
— Конечно, у него был мотив поквитаться со мной, — продолжала Ротенберг. — Но из этого не следует, что кто-то не принудил или не нанял его убить женщин и Верлена.
— Кто-то из Четвертого отдела, — вмешалась Амелия. — Энди Питт так и не сказал нам, как он выбирал своих жертв. Почему? Может быть, те женщины могли выдать интересную информацию о торговле наркотиками в городе. И поэтому кто-то из детективов Четвертого отдела завербовал Энди.
— И вот еще о чем мы подумали, — добавил Райм. — Кто делал все, чтобы защитить Четвертый отдел? Кто настаивал, что убийства — это дело рук психопата, не имеющего ничего общего с полицейскими?
— Речь о вас, Стэн, — сказала Лили.
И если ее слова не привлекли полного внимания Марковитца, то «глок», который она вытащила и направила на него, дал требуемый результат.
— Проклятье! — вздохнул шеф.
— Выкладывайте, Стэн, — холодно заявила Амелия, закинув волосы на спину.
Лукас снова посмотрел на нее.
Наступило долгое молчание.
— Ладно, — пробормотал Марковитц. — Я действительно подергал за ниточки, чтобы наркотики не связывали с этим делом.
— Позвольте мне угадать, — сказала Лили. — Женщин пытали и убивали для того, чтобы получить информацию на продавцов наркотиков, и тогда Четвертый отдел стал бы звездой департамента.
— Попробуй угадать снова, детектив, — гортанно рассмеялся Стэн. — Тебе не кажется, что могут быть и другие причины хорошей работы Четвертого отдела — и дело не в психопате, который пытает и убивает наркоманок?
Никто не ответил.
— А как тебе такая версия: Богом проклятый глава Четвертого отдела берет взятки? — продолжил Марковитц.
— Марти Гловер? — уточнила Ротенберг.
— Да, именно. Мы подозревали это уже шесть месяцев. Конечно, поставщиков и производителей метамфетамина арестовывали по всему городу — за исключением одного места. Мощная операция «Красный крючок» по распространению героина в Бруклине. — Стэн постучал по лежавшей на его столе папке. — Они платили Гловеру и использовали Четвертый отдел, чтобы избавиться от конкурентов. Остальные полицейские ничего не знали. Им лишь известно, что у Гловера хорошие информаторы.
Марковитц махнул рукой на пистолет Лили так, словно это оружие превратилось в надоедливое насекомое:
— Не могла бы ты… убрать это?
Лили засунула «глок» в кобуру, но по-прежнему держала руку рядом с рукоятью.
— Однако операции отдела внутренних расследований против Гловера не имели ничего общего с Верленом или Питтом, а также с пытками и убийствами. То, что женщины были наркоманками, оказалось простым совпадением. Но потом вы стали искать связи. Марти разволновался. Я подумал, что он испугается, уйдет в подполье и начнет уничтожать улики, поэтому и предложил вам отступить. Вот и вся история, — объяснил шеф.
— Что произошло с Гловером? — спросил Лукас.
— Я не хотел форсировать события, но у меня не оставалось выбора. Я позвонил Кэнди Престон из Четвертого отдела, и мы устроили для Марти западню. Я попросил ее использовать одного из своих информаторов, чтобы он предложил ему взятку. Пятьдесят тысяч. Я опасался, что он не согласится, но парень не сумел удержаться от искушения. Мы засняли на камеру, как он берет деньги. Не самое лучшее задержание — я хотел бы взять и часть мерзавцев из «Красного крючка». Но прокурор раскрутит Гловера. Тот назовет все имена, если мы пообещаем ему снижение срока.
Линкольн отметил, что Марковитц говорил вполне убедительно, однако все-таки у него остались сомнения.
Очевидно, похожие мысли возникли и у Дэвенпорта.
— Хорошая история, Стэн, — заявил он. — Но нам бы хотелось получить подтверждение. С кем бы мы могли поговорить и кто мог бы за тебя поручиться?
— Ну, один человек с самого начала был в курсе операции «Красный крючок».
— И кто же?
— Мэр.
Райм посмотрел на Лукаса:
— Меня это устроит.
Они покинули департамент полиции и направились к поджидавшему их фургону, за рулем которого сидел Том. Увидев всю компанию, он нажал кнопку, открывающую двери, спустил пандус и вышел из фургона.
Линкольн подъехал к фургону, затормозил и развернул свое кресло.
— Кто хочет заехать ко мне и выпить аперитив? Приближается час коктейлей.
— Немного рановато, — заметил его помощник.
Настоящая наседка!
— Том, наши гости пережили очень тяжелые моменты, — возразил Райм. — В том числе похищение, ножи у горла и стрельбу. Если кому и нужно немного расслабиться, то это им.
— Я бы с удовольствием, — ответил Лукас. — Но мне пора возвращаться к семье. Мой самолет улетает через час.
— А я намерена проследить, чтобы он добрался до аэропорта, — добавила Лили. — И благополучно поднялся на борт.
Детективы пожали друг другу руки и расцеловались. Линкольн заехал по пандусу в фургон, а его помощник зафиксировал ремни безопасности.
— Неплохо было бы еще раз поработать вместе, Дэвенпорт, — сказал Линкольн напоследок.
Том приподнял бровь.
— Он обращается к вам по фамилии, значит, вы ему понравились, — объяснил он Лукасу. — А ему мало кто нравится.
— Я никогда не говорил, что мне кто-то нравится, — проворчал Райм. — Откуда взялся такой подтекст? Просто я хотел сказать, что это расследование не превратилось в катастрофу, а такое вполне могло случиться.
— Едва ли я окажусь здесь в ближайшее время, — сказал Дэвенпорт, склонив голову набок. — А вы бываете в Миннесоте?
— Раньше бывал довольно часто.
— В самом деле? — удивилась Амелия.
— Конечно, я ведь вырос на Среднем Западе, помнишь? — нетерпеливо ответил Линкольн. — Я ловил щук-маскинонг и просто щук в Суон-Лейк и Миннетонке.
— Вы ловили рыбу? — пораженно спросил Том.
— И бывал в Хиббинге. Путешествие в честь Боба Дилана.
— Самый крупный открытый железный рудник в мире, — сказал Лукас.
Инвалид кивнул:
— Замечательное место, чтобы избавляться от трупов, — вот первая мысль, которая у меня возникла, когда я его увидел.
— Я подумал о том же, — улыбнулся Дэвенпорт.
— Тогда договорились, — пробормотал Райм. — Если тебе попадется какое-нибудь интересное дело, что-то по-настоящему сложное, позвони мне.
— Лили тоже бывала у нас, помогала вести расследование. Мы можем как-нибудь вновь собрать нашу команду. — Лукас посмотрел на Амелию. — И сходим в тир. Я научу тебя стрелять.
— И погоняем по шоссе, о котором ты упоминал. Я дам тебе пару полезных советов, как водить твою игрушечную машинку, — не осталась в долгу та.
— Поехали, Сакс! — позвал ее Линкольн. — Нам еще писать отчет.
