Глава 16

Вход в здание предварял уличный пост охраны из двух сотрудников, проверивших наши паспорта и со здоровой подозрительностью отнесшихся к пакетику с монетами в руках Веры.

– Личные сбережения, – обозначил я, оборвав смущенный лепет девушки про сдачу и мороженое.

– Накопила, – понятливо закивали охранники, но тут же посочувствовали: – Вам бы, ребята, в другой день прийти. Облака низкие, ничего сегодня не увидите.

– Может, исправится еще погода, – не стал Артем их разубеждать в цели нашего визита, поглядывая вверх, на темные тучи, принесенные южным ветром и словно забытые над нашими головами.

– Может быть, – вернулось к ним равнодушие.

Потому что позади нас подпирала целая толпа китайских туристов, подошедшая от экскурсионного автобуса. Этим точно не до выбора удачного дня – их вела судьба в лице двух экскурсоводов-переводчиков, у которых строгий график, маршрут и пачка документов на руках. И лучше бы нам быть у лифтов раньше, чем они пройдут охрану.

– Поторапливаемся… – прибавил я шаг.

Позади Артем взял на буксир Веру и охотно заспешил – еще и потому, что часть туристов приняла его за главный экскурсионный экспонат и с характерным китайским «ого!» защелкала объективами в его сторону.

Вера не спорила – она напоминала синий бантик, зацепленный за грузовик.

Внутри башни на наши паспорта взглянули повторно, провели через рамки металлоискателя (Вера снова прозвенела). Она же с радостью расплатилась за наше часовое посещение, избавившись почти от всех монет.

– А у тебя нет пропуска сотрудника? – не остался Артем равнодушен к избыточным тратам.

– Есть. Но нет гарантий, что Игорь не сбежит… – шепнул я ему и направился к туристическому лифту.

Были еще служебные и для персонала, а также отдельный – на верхние уровни, которые оккупировали директораты федеральных каналов, предпочитая тесниться на высоте. Хотя рядом, в пешей доступности, огромные пространства телецентра, да и собственных съемочных павильонов у каждой студии в достатке.

Странная любовь к почетной, но такой гибельной высоте – ведь даже сильнейшим из одаренных не выжить при падении, если случится пожар или другая беда. Стихийные щиты и защитные техники в основе своей привязываются к уровню горизонта, компенсируя кинетику удара за счет жесткой связи с миром. А вот по вертикали это совершенно не работает – разве что ветром себя как-то удержать, но мастерство и Сила для этого требуются нерядовые.

Тем не менее аристократы стремятся вверх, и все остальные повторяют вслед за ними.

В кабине лифта мы оказались единственными пассажирами – видимо, большинство желающих все же вняло предупреждениям охраны и не стало тратить время на созерцание непогоды с высоты.

Артем с интересом присмотрелся к кнопкам, на которых отражались не этажи, а отметки высоты башни, да еще без стабильного интервала меж ними – отчего ряд уровней незаметно выпадал для постороннего взгляда, словно их и не существует. На них можно было добраться только со служебных лифтов – посторонних и случайных туристов там не ждали.

– Нам какой?

Я нажал кнопку «Триста тридцать четыре».

– В ресторан для начала, – озвучил свой выбор и пояснил на недоуменные взгляды: – С пустыми руками в гости ходить неправильно.

Артем к фразе отнесся нейтрально, дернув плечом. Разве что чуть нервно покосился на монитор, который был вмонтирован в стену кабины у потолка и показывал прямую трансляцию из шахты поднимающегося лифта – не иначе чтобы было еще страшнее. В отличие от многих к высоте он относился весьма плохо. Самолеты не любил, жить предпочитал поближе к земле, да и у меня в гостях попросил апартаменты этажом пониже. А тут еще гул и ощущение давления в ушах от подъема на высокой скорости, ограниченное пространство и искусственный свет плафонов – и так почти минуту времени.

Но откровенно ворчать Артем стеснялся – не с Верой же рядом… А та смотрела на тросы и мелькание стыков плит с профессиональным интересом, не отпуская его руку.

Ресторан никого не ждал – поселившаяся за окном непогода распугала всех возможных клиентов. Не было желающих приобрести недешевые блюда и употребить их, глядя на темно-серую хмарь за окном. Даже хитрый механизм, поворачивающий зал вокруг оси башни раз в сорок минут, не спасал – сумрак был за каждым окном, в любом направлении и без малейшего просвета.

Разумеется, всегда нашлись бы романтики, верящие, что мгла вот-вот отступит, но для них были заведения уровнем ниже и изрядно дешевле. Здесь же царили апатия и мысли об упущенной выгоде – даже официант при виде клиентов только обозначил движение к нам, уже мысленно смирившись, что сейчас гости развернутся и уйдут.

Оттого, наверное, реакция на мою просьбу предоставить в аренду их кухню была недоуменной и без традиционного жесткого отказа, встречающего каждого, кто пожелает пройти в святая святых заведения, и – о ужас! – возжелает там хозяйничать (без санкнижки, без инструктажа!). Вместо этого официант вернулся в компании администратора и дежурного шеф-повара. Последний, обведя глазами пустой зал, все же осторожно поинтересовался, что такое могут приготовить уважаемые гости, с чем не справился бы он. Мол, может, нам не стоит утруждать себя?

В дискуссию вступать я не стал и просто обозначил сумму аренды – тут уже администратор заведения сам мягонько подхватил повара за локоток, отводя в сторону, а нам широким жестом указал на вход в помещения кухни.

– Владейте и ни в чем себе не отказывайте!

– Благодарю. – Скинув с себя пиджак, я передал его на руки Артему. Тут же получил чистый халат, чуть ли не бегом вынесенный официантом из кухни.

– Я помогу?.. – робко произнесла Вера, обозначив шаг к двери во внутренние помещения.

Я посмотрел на нее недоуменно и перевел осуждающий взгляд на ее кавалера.

– Ч-что не так? – повернулась она к Артему.

– Вера: вот производство высокотехнологичных пластиков – секретная информация? – Тихонько вздохнув, Артем положил ладонь ей на спину и медленно повел к ближайшему столику.

– Ну да. Но это ведь… – оглянулась она в мою сторону.

– А тут чистая биохимия: температурные режимы, давление, катализаторы и время.

Он, как и многие мужчины, знал, сколько мистики и магии может содержать фраза: «Варить до готовности».

– Да ну ерунда! – фыркнула девушка. – Как готовка может быть секретной?

– Все что угодно может быть секретным. Даже как правильно переходить дорогу, – терпеливо пояснил Артем и обратился к персоналу, деликатно вернувшемуся к стойке: – Можно нам кофе и что-нибудь из десерта?

– Сию секунду!

– И погода за окном ужасная… – проворчала девушка, устраиваясь за столиком.

– Если я что-то понимаю, совсем скоро будет ясно и солнечно! – донесся бодрый голос Артема за мгновение до того, как я плотно прикрыл дверь.

Сверху равномерно горели плафоны, освещая белоснежный кафель стен и дверцы промышленных холодильников, отражаясь от практически безупречного зеркала стеллажей, раковин и посуды из нержавеющей стали.

– Приступим, – ревизовав содержимое шкафов, удовлетворенно вздохнул я и встряхнул ладонями.

Свет медленно просел, восстановившись так же плавно – словно великан на секунду прикрыл глаза. Затем замерцал стремительно, будто крылья бабочки, чтобы через мгновение погаснуть совсем, оставив помещение в полной темноте. В центре которой синими, искрящими от влитой Силы линиями расцвел объемный алхимический конструкт с гранью в полтора метра, выглядящий шестью кубами, вложенными друг в друга и соединенными через вершины.

– Автоматика тут, конечно, ни к черту, – прокряхтел я, налетев в потемках на угол стеллажа. – Интересно, а если так?..

Комнату тут же осветили с десяток звездочек, своим мерцанием отгоняя темноту и разбавляя контрастно-синий оттенок, исходящий от конструкта.

– Вот, гораздо лучше! Как там он готовился-то?.. Ага, давление в сорок атмосфер и отделить белки от желтков…

Кубы конструкта начали медленное вращение – каждый вокруг собственной оси…

Через сорок минут мы вместе сидели в светлой приемной цвета орехового дерева: я, Артем, Вера и кусочек свежего торта, запакованный в пластик, на ее коленях. Торт располагался в рекомом месте в знак великого доверия и в результате очередной попытки Артема меня с Верой примирить. Она, видите ли, испугалась, когда на этаже рубануло электричество, а скатерть стала искрить. Ладно хоть Артем удержал сумасшедшую – синтез шел полным ходом, и так бы вместо торта запросто мог получиться студень. Это ж сколько зря переведенных ингредиентов и моего времени!

Сошлись на том, что Вера несет торт и ни в коем случае не открывает упаковку. Да и, честно говоря, со свободными руками было удобнее – электрическая подстанция только-только перезагрузилась, система охраны приняла мой пропуск (где-то наверху подозрительно синхронно с этим проревела сирена), и у нас было около трех минут, пока не запустятся лифты и Игорь не сбежит.

Вроде как успели, судя по тому, что симпатичная секретарша за столом приемной уже третий раз нервно перекладывала бумажки из стопки в стопку, а затем обратно. Они то формировали башню, то растекались тремя стопками, то обменивались вершинами, словно в головоломке Эдуарда Люка́.

За ее спиной сиял светлый день во всем его теплом августовском великолепии – с синим небом и ярким солнцем, слегка прикрытым перистыми облаками. Хмурые тучи оставили Останкино в покое, к несказанной радости туристов и рестораторов (которые по такому поводу не сильно ворчали на сбой в сети, тем более что прямо нас обвинить не получалось).

– Так, говорите, не придет? – переспросил я секретаря.

Нас уже успели заверить, что Игоря Александровича Долгорукого сегодня не предвидится.

– Нет! – подтвердила она.

– Ну, мы подождем, – улыбнулся я.

– Так ведь не придет… – робко уточнила девушка.

– А вдруг? – с обаятельной улыбкой развел я руками.

– Понимаете, у нас ремонт, – вдохновленно произнесла она, спрятав чуть подрагивающие руки под столом. – Полная замена мебели! Поэтому Игоря Александровича сегодня никак не может тут быть!

– Вот как… – погрустнел я.

– Да! – отчего-то расцвела она улыбкой. – Вот как раз грузчики пришли, старую мебель забирать, – приподнялась она из-за стола и стремительно вышагнула навстречу трем кряжистым молодцам в спецодежде, зашедшим в помещение. – Ребята, вам сюда!

– Так, может, мы подсобим? – произнес Артем, поведя плечом.

– Нет-нет-нет! Что вы! Вы же гости! – заверила нас секретарь и лично проводила грузчиков до двери, плотно прикрыв за ними створку. – Вот, ремонт в полном разгаре, – вздохнула она полной грудью. – Давайте я вас запишу на другой день?

– Мы подождем, – так же невозмутимо ответил я и откинулся на спинку кресла.

– Но…

– Вы ведь знаете, чей это кабинет?

– Да…

– Или кресло подо мной вы тоже решили поменять?

– Нет-нет! Ожидайте конечно же! Просто я хотела как лучше… – засеменила она обратно на свое место и с деловым видом взяла в руки бумаги.

– Вы их переверните лучше, – посоветовал я.

Девушка побледнела, затем порозовела, но продолжала читать перевернутый вниз головой текст.

Тем временем вновь открылась дверь кабинета – первым вышел грузчик, удерживая в руках по два сложенных друг на друга стула. За ним, с изрядными сложностями и тихими матерками, выглянули еще двое, вытаскивая из помещения массивный шкаф, зафиксированный по периметру скотчем – чтобы дверцы не повредить.

– Вы бы его разобрали для удобства… – с осуждением произнес я.

Грузчики замерли, словно вокруг ночь, а я участковый. Затем медленно и уверенно пошли дальше – уже беззвучно и с невозмутимым видом.

– Он же в лифт не пролезет! – с интересом оценил я габариты.

– А мы его п-по лестнице п-понесем… – просипел с надрывом идущий позади.

– Так сто этажей!

– А нам за каждый платят… – поравнялись они с нами.

– Стоять, – негромко, но выразительно произнес я. – Шкаф – поставить.

– А… – Поставив шкаф, они смущенно потоптались на месте, оглядываясь на секретаря.

– За дверь, оба, – встал я с кресла.

Грузчики молча вышли.

Я же подошел к шкафу и одним движением снял завязку из скотча с ручек. Затем мягко потянул дверцу на себя и заглянул внутрь.

– Игорь, да ты похудел! – обрадованно посмотрел я на смущенное бледно-розовое лицо друга, поправлявшего длинные волосы и выбившийся из-под клетчатого жакета ворот рубашки.

Мимо с видом ледяного спокойствия проследовала на выход секретарь. Потому что нет ничего хуже для карьеры, чем видеть непосредственного босса в глупом виде.

– О, Максим! А я тут, знаешь ли… – лихорадочно обвел взглядом Игорь невеликое пространство шкафа.

– Сидишь? – подсказал я.

– Ага! – кивнул он и робко улыбнулся.

– Так ты поудобнее присаживайся, – подавая пример, я потянул из-за спины свое кресло и пододвинул ближе.

Игорь аккуратно поставил ноги на пол и украдкой посмотрел в сторону двери.

– Сидеть! – положил я ему руку на плечо.

Рядом, проскрипев креслом, разместился Артем – на всякий случай перекрывая путь для побега.

– Добрый день, – вежливо поздоровался он.

Но Игорь отчего-то испуганно отшатнулся.

– Я знал, что этот день когда-нибудь настанет, – потерянно прошептал Долгорукий, переведя взгляд на меня.

– Виноват, давно надо было к тебе заехать, – улыбнулся я. – За пять лет не нашел время тебя увидеть лично. Ты уж извини, пожалуйста.

– «И-извини»?.. – из-под маски его отчаяния пробилось удивление.

– Плохой из меня друг, – виновато отвел я взгляд. – Одни подарки и открытки на день рождения, и то через третьи руки, а сам так и не выбрался к тебе ни разу. Хотел – честно, хотел! Только тебя всякий раз не было на месте, когда я мимо проезжал. Но и пост у тебя немаленький, все в трудах, заботах.

– Ну да… – пришел его черед отводить взгляд.

– Вот и у меня хлопот немало, – вздохнул я. – Тем не менее моей вины это не отменяет.

– Да ладно, что ты!.. – горячо и сбивчиво начал было Игорь, но я его прервал.

– Но, пожалуй, я знаю, чем можно загладить вину! – с торжеством, в котором чувствовалось то приятное лукавство, когда точно знаешь, что подарок придется по вкусу, произнес я. – Вера, торт! Вера?.. Вера!.. Артем! – возмутился уже я, поворачиваясь к другу.

Пусть объяснит ей, что не следует портить момент какой-то обидой! Только Артем тоже был временно недоступен для коммуникации – он ошарашенно смотрел назад.

Я тоже повернулся и тоже замер на несколько секунд, пытаясь осмыслить увиденное.

Над раскрытой и пустой пластиковой коробкой из-под торта замерла с маской ужаса на лице Вера, глядя на собственные ладони, запятнанные шоколадными следами немыслимого преступления. Крошки были на ее подбородке, крошки лежали на синей ткани ее юбки, и ни один адвокат мира, даже самый гениальный, не взялся бы оправдать ее перед лицом неопровержимых улик.

– Вера… ты зачем съела торт?.. – ошарашенно произнес Артем.

– Я… я… – залопотала она, переводя взгляд то на него, то на свои ладони. – Я не знаю, как так получилось… – перешла она на едва слышный шепот.

На ее лице были такое отчаяние, такая буря эмоций, что сложно описать словами. Словно у матери, считавшей себя образцовой и идеальной, после первой порки сына. Будто у молодого и отчаянно верящего в свой коллектив директора после первого увольнения сотрудника. Как у резидента, с треском провалившегося на какой-то ерунде…

– Вера, ты трогала крышку? – сильно зажмурившись, спросил Артем вновь.

– Я с-случайно, я хотела просто аромат…

– Ой, бли-ин… – как от зубной боли прошипел он, вцепившись ладонями в виски. – Максим, это ведь тот самый торт, да?

– Тот самый торт?.. – эхом взволнованно прошептал Игорь.

– Тот самый, – скорбным голосом подтвердил я.

– Прямо вот тот самый? – переспросил он, с тоской разглядывая крошки на платье девушки.

– Даже лучше, – присел я рядом с ним в шкаф, – он был свежий… ему не было и часа…

– Расскажи, каким он был?! – схватил он меня за руку и с отчаянием посмотрел в глаза.

– Само совершенство… – падали слова в абсолютной тишине. – В нем были свежесть послегрозовой весны и тепло южного ветра; энергия ветра, наполняющего паруса, и спокойствие лепестка на тихой воде…

– Р-ребята?..

– Тш-ш!.. – прошипел на Веру Артем, глянув совсем недобро.

– Сотни миллионов вольт напряжения – ради одного кусочка…

– Это один из самых печальных дней в моей жизни.

– Теперь представляешь, как было тяжело Нике Еремеевой, когда ты принес ей только часть торта? – спросил я, не меняя тона.

– Да, но у нее была хотя бы часть…

– Она ее не съела. Выбросила.

– Выбросила?! Она что, сумасшедшая? – возмутился Игорь.

– Как видишь, в этом поколении они все не очень умные, – похлопал я его по плечу. – А если это массовое явление, стоит ли из-за этого переживать?

– Значит, ты на меня не сердишься? – спросил он смущенно.

– Давно простил, – хмыкнул я, одновременно примеряя рост Веры и габариты шкафа. – Можно я одолжу у тебя половину шкафа и одну створку?

– Бери хоть весь.

– Весь не надо. Вторая сейчас все равно где-то в застенках…

– Максим, не надо! – встревоженно попросил Артем. – Она не знала, что делала. Вернее, знала… но не осознавала последствия!

– Ладно, – призвал я все свое долготерпение.

Мы же вроде как пришли ей карьеру делать.

– Игорь, вот эту девушку надо…

– Закопать?

– …трудоустроить, – при всем желании согласиться нашел я силы на иной ответ. – Нет, не на каторгу. Ведущей прогноза погоды. Прежнюю – в отпуск. Считай это наказанием за твое поведение с Еремеевой. Теперь ты каждый день будешь видеть человека, который съел твой торт. Как только простишь ее – уволишь.

– Значит, пожизненный контракт… – пробормотал Игорь. – Нина! Так… сейчас секретаря вызову, – и посмотрел по сторонам, словно в поисках телефона или кнопки.

А вокруг были только шкаф и какие-то ткани, пледы в нем. Хм…

– За дверь выйди, она, наверное, там.

– Ах да, вы проходите в мой кабинет, пожалуйста! – поднялся он с места и суетливо принялся выражать гостеприимство.

Вера продолжала сидеть в прострации – пришлось выводить ее из этого состояния традиционными методами.

– Ай! – тронула она волосы, за пряди которых я дернул.

– Секретарь подойдет, составит бумаги. Подпишешь, пройдешь с ней в павильоны, отснимешь пилотный выпуск. Все понятно?

– Я с тобой пойду, – хмуро сказал ей Артем. – Дождись меня.

– Хорошо… Я правда… Извините! – уперлась она взглядом в пол.

Оглядев парочку, осуждающе покачал головой и проследовал в кабинет Игоря. Тот, правда, по-прежнему искал секретаря где-то по коридорам… Будем верить, что она не решила спешно покинуть страну и Игорь ее найдет.

– Сложно винить человека в том, перед чем он не может устоять, – выработал-таки Артем свою позицию, зайдя следом и прикрыв дверь.

– Всего-то дел – не открывать герметичную крышку… – пожал я плечами, оглядываясь вокруг.

В довольно просторном – для размеров башни – помещении устроился друг. Большую часть занимали три круглых стола, занятых папками с проектами. На дальней стене тихо бормотал эфир телеканала в широкой рамке плазменного телевизора. Панорамные окна, вид из которых должен тут быть просто роскошным, отчего-то полностью скрывали полупрозрачные шторы, позволяя дневному свету наполнять кабинет, но основным источником освещения были плафоны дневного света на низком потолке. И над всем этим рабочим благолепием плыл едкий и неприятный запах табака.

– Это любопытство! Тебе ли не знать.

– Это гордыня, – не согласился я. – Желание убедиться, что у нее получилось бы лучше.

– Уверен, ничего общего, – продолжал упорствовать Артем.

– В музей сегодня не идем?

– Вере нужна поддержка. Стресс, незнакомые люди. Ее могут обидеть.

– Она кусок торта съела за двадцать секунд. Да за минуту она кому хочешь руку отгрызет!

– Закрыли тему, – знакомо насупился Артем.

Оставалось только рукой махнуть – ничего он слушать не станет. Что сейчас, что тремя годами раньше, когда я его час убеждал, что делать мангал из газового баллона – плохая идея, а он не верил и ходил потом в вязаной шапочке на лысую голову.

– Так, договор уже оформляется, – зашел в кабинет Игорь и быстрым шагом направился к центральному столу, за которым мы сидели. – Прошу простить, запамятовал: я представлен вашему товарищу? – произнес он, присев на свое кресло и переждав легкую одышку.

– Это Артем Шуйский, ты его, наверное, помнишь.

– О, я вас не признал! – честно постарался Игорь отыскать в нем знакомые черты. – В прошлый раз вы были…

Сложно охарактеризовать вежливыми словами преображение скромного худенького мальчишки в то, что сидело на соседнем стуле. Но Игорь справился.

–..со скрипкой! – выдохнул он и улыбнулся располагающе.

– Вы тоже изменились, – вежливо кивнул Артем. – В лучшую сторону, бесспорно.

Раньше Игорь был склонен к полноте, сейчас же куда больше походил на старших представителей его династии – высоких, стройных и поджарых. Только вот длинные волосы до плеч выходили из идеального образа, запечатленного на портретах и черно-белых фотографиях его династии. К слову, ни одного фото семьи в кабинете не было.

– Соблюдаю режим. Сладкое вообще не ем, – категорично произнес Долгорукий, – уже пять лет как, – и виновато посмотрел на меня. – С того самого дня. Ни кусочка не лезет.

– Курить тоже бросишь.

– Нервная работа, – повел он руками, указывая на горы бумаг на столах. – Стресс…

– Спортом займись.

– Да куда там!.. – еще раз с возмущением оглядел он пространство, намекая на отсутствие времени.

– Проблемы с мотивацией, – понимающе закивал я.

– При чем тут это?

– Через год вместе с Артемом побежите пять километров.

– Это все избыточно! Отвлекать уважаемого Артема…

– У тебя будет фора в три километра.

– Неравные условия опять же…

– Если он тебя догонит, то съест.

Игорь тут же демонстративно вынул пачку сигарет из кармана брюк и сдвинул по столу к нам.

– Завязал, – емко произнес он, с опаской косясь на Шуйского.

Артем же медленно повернул ко мне голову, тяжело вздохнул и вновь посмотрел перед собой. Ничего-ничего, он мне за Веру еще десяток таких забегов должен.

Ишь чего – если Ника что делает, то на мне долг, а когда его… недоразумение мне тут диверсию на ровном месте устраивает, то он еще и хмурится!

Тем более что Игорь через полгода точно будет на уровне третьего мужского разряда по бегу. Желание жить мотивирует!

– С родителями у тебя как? – Не вовремя вспомненная Ника навела на мысль, что хорошо бы и сейчас сделать пару шагов для улучшения положения ее семьи.

– Да никак, – спокойно и с тщательно скрываемой гордостью произнес Игорь. – Зовут на приемы, я не хожу.

На секундочку – пять лет назад его отправили в изгнание. Фактически чуть ли не отреклись, запретив появляться на пороге дома. Уж больно злы были родственники на бестолкового потомка, у которого, кроме доброго сердца, и не было выдающихся качеств. А такое не особо ценится в мире Силы.

За два года управления телеканалом, который из рук Долгоруких перешел в мои, отношение к непутевому сыну и внуку изменилось кардинально. Кроме деловой хватки, им проявленной, теперь у родича оказался неслабый инструмент влияния и власти, который род хотел вернуть себе – пусть и не владея лично, но транслируя через него собственный взгляд на события.

Изгнание сняли, повинились, пригласили влиться обратно в дружную семью. Игорь послал их ко всем чертям и выполнять их «мелкие просьбы на телевидении» отказался, отчего его зауважали еще сильнее – злопамятность и сила воли как раз таки ценятся особо… Но кровь все равно дает себя знать – все же не разругались окончательно и отношения поддерживают, пусть и натянутые, осторожные и ныне крайне уважительные друг к другу.

– Сходил бы? – не настаивая, поинтересовался я.

– Да ну… Отец меня женить хочет, – пожаловался Игорь. – Там не приемы, а смотрины.

– Так женись.

– Чего? – посмотрел он столь же подозрительно, как Машк, которому подсовывают в миску таблетку.

– А я тебе торт испеку на свадьбу. Тот самый.

– Максим, это подло, – пожаловался он, нервно барабаня пальцами по столешнице.

Как тот же Машк, только хвостом, когда таблетка перемещается в аппетитный кусочек мяса.

– Предложение действует только сегодня.

– Но за что?! – воскликнул он со взглядом мученика.

– Кто-то же должен в этом кабинете принимать решения!

– Я принимаю!

– Так принимай, – развел я руками. – Я же не заставляю. Но либо сладко и по твоему выбору, либо горько, через скандал с родней и на той, на которую они укажут.

– А торт большой? – вновь затарабанил он пальцами.

– Большой, – вздохнул я, прибегая к уступке, работающей в том числе на котов.

– Ладно… – вздохнул он.

Все это время я игнорировал ошарашенный взгляд Артема.

– Так, а теперь бери бумагу и ручку… Да не торт ты рисуй!

– А как же… – захлопал он глазами, словно обманутый в лучших чувствах.

– Торт потом нарисуешь и пришлешь почтой. Сейчас другое записывай. Надо сделать ролик… у нас же есть оптимистичный блок в конце новостей про рекордные надои или что-то такое? Вот туда про Еремеевых что-нибудь надо отснять и вставить. Они что-то там за рубеж поставляют, двигатели или вроде того. Как обычно: отечественное – самое лучшее, поэтому берут даже тамошние. Справишься?

– Да легко, – поморщился он, как от ерунды.

– Спасибо. А мы пойдем.

Нас проводили до дверей, предлагая заходить в любое время. Артем подхватил с кресла Веру, уже отошедшую от стресса и что-то восторженно вещающую про гонорар и первые съемки. На меня она старалась не смотреть, да и я не нуждался в ее внимании.

Дождавшись, когда они выйдут из кабинета, повернулся к секретарю и вежливо попросил у нее конверт. Заполнил его убористым почерком, выводя в получателях адрес лаборатории, а в отправителях – абонентский ящик, арендованный наряду с еще десятком в разных уголках Москвы. Выудил небольшой клок волос, принадлежащих Вере, и бережно поместил в конверт.

– Где исходящая почта?

– Вот тут, – указала она пластиковую конструкцию на краю стола. – Но я могла бы лично…

– Обычным порядком, вместе с остальными конвертами, – отрицательно повел я головой. – И я сегодня ничего не отправлял, вам понятно?

– Абсолютно. – Компенсируя провал в собственном поведении, секретарь излучала суровый профессионализм (то есть отсутствие любопытства и готовность забывать все по команде).

Скоро узнаем, кто это такой у нас к медведю прицепился и не отстает.

– Случилось чего? – Артем стоял возле лифта в одиночестве. – Вера уже вниз спустилась.

– Мелочь одну чуть не позабыл, – отмахнулся я, прикрывая дверь за собой.

Но перед тем как она закрылась, отсекая все звуки, до ушей еще успел долететь приглушенный отзвук мечтательной фразы Игоря:

– Ниночка, соедини меня с отцом…

Артем, разумеется, ее услышал тоже.

– Зачем ты его женить решил?

– Мне, может, интересно, каково это – семейная жизнь в близком приближении, на примере друга. Скажи спасибо, что сегодня это Игорь.

– А если серьезно? – не повелся Артем, подходя к лифту.

– У него в шкафу плед и постельное белье. Он спит на работе, это неправильно.

Все же Игорь действительно мне друг.

– Максим, я серьезно!

Даже растерялся на мгновение – посмотрел, а Артем стоит, насупившись, и явно ждет другого ответа.

Подумал, что он хочет услышать, и произнес с весомой обстоятельностью:

– Примирение Игоря с семьей позволит непосредственно влиять на Долгоруких. Также открывает варианты на воздействие через его будущую супругу. Абы кого ему не отдадут, он теперь в фаворе.

– Вот теперь – верю, – с довольным видом кивнул он. – А то вечно ты темнишь.

– Хм… – выдал я неопределенный звук, не желая спорить.

Артем шагнул в кабину лифта, и я проследовал за ним.

– И вот что, Максим. Насчет социального статуса… – произнес он, стоило створкам сомкнуться.

– Да?

– Про Веру ты все верно подсказал. Тут я не разбираюсь, не приходилось как-то. Но насчет Еремеевой могу подсказать.

– Слушаю.

– То, что ты для них сейчас делаешь, – эти ролики…

– Не только, – поспешил я уточнить. – Еще финансы на новые проекты. На бал и прием их пригласят, я почти договорился. Плюс попрошу кого-нибудь заключить с ними сделку на высшем уровне. Есть такие планы.

– Вот, – кивнул своим мыслям Артем. – Я примерно так и представлял. Так вот, это не сработает.

– Почему? – удивился я.

– Потому что это твои связи, твои деньги и твои друзья. Не их собственные, – качнул Артем головой. – Все они работают с тобой и делают одолжение тебе, а не Еремеевым. Я в этом разбираюсь.

– Но финансы и проекты…

– Тут все работает наоборот. Если бы у них были связи и знакомства, если бы их приглашали на приемы как род, а не по твоей просьбе, с финансами тоже никаких проблем не возникло бы. Деньги же и сделки сами по себе не дают положения в обществе.

Циферблат лифта мерно отсчитывал метры до отметки первого этажа. А в душе была некая растерянность.

– Так что тогда делать? – попросил я совета.

– Надо, чтобы с ними поделились статусом. Как это делается – сам понимаешь.

Мы вышли из лифта, а затем и из здания.

Я посмотрел на спину Артема, спешащего к девушке в синем возле микроавтобуса телеканала. Сам же повернул к своей машине, дожидавшейся чуть дальше общей проходной, неспешно вышагивая и обдумывая предложенные Артемом варианты. Не высказанные прямо, но вполне понятные без лишних слов.

Статус такого уровня можно либо отнять, либо присоединиться к чужому. Третьего не дано.

Чтобы отложить эти мысли, решил-таки позвонить сестрам. Есть такой период у информации, находящейся у них на хранении, когда уже проходит предвкушение легкого садизма, с которым истина будет цедиться по каплям в обмен на мольбы и просьбы. Но еще не дошло до той грани, когда долгое ожидание пережигает желание говорить вообще, перерастая в глухую обиду – мол, они старались, а я совершенно равнодушен к их помощи.

Этот период славен тем, что информацию вываливают скопом, потоком слов прорывая плотину формальностей и стандартной структуры разговора. В общем, когда их распирает, и никто не может остановить, пока лавина данных не накроет абонента с головой.

Сев в машину, я набрал номер и предусмотрительно отвел трубку подальше от уха.

– Короче, она тебя любила! – рявкнули в динамик через мгновение вместо гудка.

– Чего?.. За что?

– Сами не знаем! – язвительно ответили мне.

– Нет, за что – понятно. Но мне ж тогда было тринадцать, а она вообще в одиннадцатом классе!

– Любовь зла – полюбишь и…

– Неверная поговорка! – осадил я их рявком.

– Любви все возрасты покорны?

– Сойдет. Ну так любила, теперь ненавидит. Что с того?

– А с того, что талант Целителя зависит от любви, – с придыханием ответили мне. – Как у аристократов – от чести, а у тебя – от любопытства.

– Так… – почувствовал я неприятное ощущение в животе. – То есть эта ее ненависть…

– Целители лечат любовью, – перебили меня. – Но каждого больного придурка любить не заставишь! Поэтому Целитель обычно любит маму с папой, а их образ переносит на пациента, тем самым открывая возможность к их излечению. Но, как пишут на форумах, любовь к родителям не такая сильная, как… Ну, как другая любовь. Однако есть проблема, когда любящий Целитель приходит к дому возлюбленного и видит его с другой.

– Да я же знать не знал… – растерялся я.

– А когда Целитель вдобавок узнает, что ее любимый разрушил все счастье ее рода… – сурово произносили сестры.

– Да подождите вы…

– …уничтожил все, чем Целитель дорожил. Все, к чему он стремился…

– Тонь, Кать…

– …тогда дар ломается, – сухо ответили мне. – Целитель больше не может лечить. Ему некого любить.

– То есть это конец для Ники? – ответил я почему-то непослушными губами, пересохшим голосом.

– Нет, это ты – балбес! – сердито проворчали мне. – Мог бы сам уточнить, первая страница поиска!

– У меня первая страница поиска в восьмой класс пошла… – проворчал я, чувствуя, как отпускает напряжение.

– Что бы ты без нас делал! В общем, это обратимо.

– Мне ее в себя опять влюбить, что ли? – с подозрением уточнил я.

– Нет, просто показать ей, что ты обычный человек, – словно бы даже вздохнув от огорчения, произнесла Тоня. – Надо убрать ненависть, всего лишь. Тогда она сможет целить любовью к родителям, а там, глядишь, снова себе кого-нибудь найдет, полюбит.

– Хорошо, – уже с облегчением выдохнул я. – Сделаем, не проблема.

– Не-не-не! – затараторили они.

– Чего опять? – посмотрел я на телефон.

– Мы тут подумали и решили, что тебе не надо делать вообще ничего! Совсем-совсем! Ненавидеть только на расстоянии легко, а тут примелькаешься рядом – само пройдет! Увидит, что у тебя две ноги, две руки и нет рогов с хвостом – и нормально!

– Ничего не делать? – с сомнением уточнил я.

– Точно! Ты же ничего ей не делал пока?

– Ну… в принципе, ничего…

– А ты нам точно все рассказал? – вкрадчиво уточнили в трубку.

– Практически.

– И где сейчас Ника?

– В Москве, – бодро ответил я. – Не могу сказать, где точно, сами понимаете. Я за ней не слежу.

– Это правильно, – одобрили сестры. – С ней точно все в порядке?

– Уверен. Охрана шикарная, собеседники умные, понимающие, кормят три раза в день, – оборвал я себя, поняв, что заговариваюсь.

– Ты ее… посадил? – с каким-то удивленным негодованием спросила Катя.

– Но ее скоро отпустят, там никаких доказательств! Слушайте, у меня впереди еще четыре экзамена, а она ведет себя просто ужасно! Да, я понимаю, что пришло время добрых дел, но давайте оно наступит через три дня, а?

– Ты ее посадил… – ошарашенно пробормотала Тоня.

– Но ничего ж не потеряно, так ведь? Вон хвоста у меня не появилось, рогов тоже…

– Ты даже ничего не делать не умеешь нормально! – возмутились они.

– Слушайте, но это же было до вашего мудрого руководства!

– Ну… ладно, – неохотно приняли девчонки. – В общем, теперь ничего не делать не получится. Поздно! Вези ее к нам домой.

– Это еще зачем? – нахмурился я.

– Пусть увидит, какие есть у тебя замечательные мы, папа, Брунгильда, Машк, – вздохнули в трубку. – Только очень тебя просим – она сама должна прилететь. Не с мешком на голове, не под наркозом и осознавая, куда едет!

– Вам же понравилась та музыкальная группа… – проворчал я.

– Максим!

– Ладно, – согласился я. – Но все маневры – только через три дня!

– Ну уж три дня она переживет, – махнули на меня рукой.

– Три дня – это полная ерунда, – согласился я, с удовлетворением нажимая отбой.

Интересно, за это время можно успеть развязать и окончить войну? И будет ли достаточно обаяния кота с собакой, чтобы она меня за это простила?

Вновь прозвенел телефон.

– Алеу?

– Даже не думай! – рявкнули сестры.

И вновь гудки.

Я с подозрением посмотрел на трубку, а затем перевел взгляд на центральное зеркало машины, встретившись взглядом с водителем.

– Я же сейчас вслух ничего не говорил?

– Нет, господин.

– Сестры, – буркнул я недовольно, откинув телефон на кресло в сторону. – Ни танк угнать, ни войну начать нормально. Скорей бы уже замуж выдать…