Глава 6
Холдeн
— Выражаясь вежливо, — сказала с экрана Драммер, — предложенное вами решение не пройдет. Ваш образ действий потребовал бы фундаментальных изменений в Союзе. Мы не сажаем в тюрьму. Мы перевозчики, а не политики. У нас нет тюрем. Нет заключенных. Нет судей. У нас — контракты. Если кто–то нарушает условия контракта, мы выражаем протест. Затем выставляем штрафы и санкции. А затем, если они по–прежнему не выполняют обещанного, прекращаем с ними игру. Но арестовывать мы никого не арестовываем.
— Звучит злобно, — заметил Алекс.
Холден поставил запись на паузу. В рубке было темновато, как любил пилот. Пощелкивала вентиляция, гудел в костях корабля двигатель — звуки, привычные, как тишина.
— Да, — согласился Холден, — этот голос довольным не назовешь.
Алекс поскреб в бороде и сочувственно пожал плечами.
— Не хочешь досмотреть наедине с собой?
— Едва ли от этого станет легче.
Он прервал паузу, и Драммер снова задвигалась.
— А еще мы не допускаем, чтобы кто–то из капитанов зарегистрированных у нас кораблей определял политику всего Союза. Ваши действия на Фригольде не должны были создавать прецедента, после которого мне придется тем же образом поступать со всеми нарушителями во всех системах. Вы должны были передать сообщение. Не торговаться. Не заключать сделок. Вас выбрали для того, чтобы все наблюдавшие за происходящим — а наблюдали все — увидели, что происходит с нарушителями контракта Союза перевозчиков.
— Стало быть, предполагался в первую очередь театр, а уж затем казнь, — обратился к экрану Холден. Хоть она и не слышала его слов. Однако Драммер помолчала, опустив взгляд и собираясь с духом, словно услышала.
— Теперь мне предстоит решать, — снова заговорила она, — как с минимальным ущербом восстановить сломанное вами. Я проконсультируюсь с советом и нашими юристами и сообщу вам, когда мы примем решение. И вы его исполните. Искренне надеюсь, что выражаюсь достаточно ясно для вас.
— Мне начинает казаться, что она меня немножко недолюбливает, — промолвил Холден.
— Чуточку завелась, — успокоил Алекс. — Не принимай за личную обиду.
— А пока, — продолжала Драммер, — возвращайтесь к Медине с губернатором Хьюстоном. Пошлю кого–нибудь встретить вас на причале. Вам придется зачитать составленное для вас заявление. Возможно, это будет извинение. Или разъяснение правил Союза. Как бы то ни было, вам его доставят тотчас по прибытии. И вы воспроизведете его дословно. Вселенная, Холден, не станет такой, как вам нравится, по одному вашему слову. В ней живут и другие люди. В следующий раз уважайте их мнение.
Запись кончилась. Алекс медленно, протяжно выдохнул.
— А вот это, пожалуй, уже личный выпад, — сказал он, когда Холден закрыл сообщение. Экран переключился на прокрутку рапортов системы. Выход двигателя, стабильность среды, расход тепла. «Росинант» делал то, что умел лучше всего. Чем всегда занимался. Внутренности тихо стягивались в узел. Холден не знал, от гнева, разочарования или еще чего.
Алекс хрустнул костяшками пальцев.
— Вид у тебя…
— Нет у меня никакого вида, — огрызнулся Холден.
— Она по–своему права. Колоний до черта, если мы с каждой начнем тягать плохих парней… ну, работы будет по горло. Объяснить, что, если не соблюдают правил, их не допустят к игре? Это жестко, но не меняет сути Союза, так?
— Так удобнее, — резче, чем хотел, отозвался Холден. — Верно. Да, я понимаю. Понимаю, что проще вести Союз при условии, что любой нарушитель контракта лишается его услуг и… и через десяток–другой лет, когда все колонии выйдут на самообеспечение, разрыв торговых отношений будет вроде шлепка по рукам. Но прямо сейчас? Это смертный приговор.
— Возможно, — сказал Алекс. — Хотя я слыхал, что комплекс Бара Гаон и Оберон уже…
— Речь не о комплексе и не об Обероне. Речь о Фригольде. Отрезанная на три года колония не продержится, они все перемрут с голоду. Так что прямо сейчас она приказала нам их убить. Только сформулировала так, что это выглядит результатом их выбора, а не нашего.
— Ну, это да, — начал Алекс, но Холден еще не все сказал. Слова так и рвались из него.
— Они не голосовали за Драммер, — напомнил он, с силой стукнув по экрану. — Они не имеют возможности оспорить ее решение, а она держит в руках их жизнь и смерть. Она обязана руководствоваться высшими стандартами, чем «так будет удобнее». И — в любой армии любых времен, если командир отдавал преступный приказ, долгом солдата было его ослушаться.
— Так–таки в любой армии?
— В любой хорошей.
— Пусть будет так. — Помолчав, Алекс заметил: — Нас они тоже не выбирали.
— Именно! О чем я и говорю!
— И то верно.
— Стало быть, мы с тобой согласны.
— Да. И все–таки похоже, что предстоит драка.
— Похоже. — Холден откинулся на спинку амортизатора. Шарниры, проворачиваясь, зашипели. Узел в животе от этого не распустился а он так надеялся. — Дерьмо!
— Думаешь, она все же их закроет? Восстановит карантин?
— Не знаю, — ответил Холден. — Только если она так решит, то должна будет отправить пас везти Хьюстона обратно, умирать вместе со своими. А в политическом цирке не так уж красиво выглядит, когда капитан одного из прирученных тобой крейсеров отказывается выполнять твой приказ. Ей придется это учитывать.
— Тебя послушать, все правильно, — согласился Алекс. — А все–таки любопытно, что будет дальше.
— Да уж.
Минуту они помолчали. Когда Алекс собрался заговорить снова, Холден почувствовал это сразу. Десятилетия общей жизни и работы означают, что за столом тебе не приходится просить солонку. Тут было то же самое.
— Хочешь, можем поорать друг на друга?
— Спасибо, — отозвался Холден.
Алекс кивнул. Предложение было откровенным и лишь наполовину шуточным. Еще раз проверив узел в желудке, Холден встал и направился к лифту. Алекс не стал спрашивать, куда он собрался. Вероятно, знал.
В камбузе еще пахло имбирным чаем, которым Кларисса успокаивала желудок, но ни ее, ни Амоса не было. Кухонный автомат показывал уровень запасов, Холден посмотрел на дисплей невидящим взглядом. Он прожил на «Росинанте» дольше, чем где бы то ни было. Корабль он знал лучше самого себя.
Проходя по коридору к каюте, он постарался сбросить с себя горечь и злость. К горлу подступало чувство вины. Все равно она заметит.
Наоми лежала в койке, прикрыв локтем глаза, но дышала не так, как дышат во сне. То ли уже проснулась, то ли едва прилегла вздремнуть. Она улыбалась, и глубокие складки по углам губ украшали ее.
— Насколько плохи дела? — спросила она, не отнимая руки от лица.
Холден глубоко вздохнул и с шипением выпустил воздух сквозь зубы. Злость перешла в какое–то другое чувство. Может быть, в горе. Он скрестил руки на груди. Перевернувшись, Наоми взглянула на него. Седина у нее на висках появилась несколько лет назад и занимала все больше места. И средство против старения, которое принимала вся команда, не могло стереть морщинок в уголках глаз. Эти морщинки ее тоже красили.
— Думается, пора нам подыскивать другое занятие, — сообщил он. — Мне — так точно.
Она подвинулась, и амортизатор повернулся, приспосабливаясь к ее движению. Если на язык ей просилась шутка, желание разрядить атмосферу, то оно умерло при взгляде на его лицо. По ее реакции Холден понял, как серьезен сам. И как плохо выглядит.
— Выкладывай.
Он рассказывал вкратце — слова Драммер, о чем они говорили с Алексом, какие он сделал выводы — и с каждой фразой ощущал, как рассеивается смятение, о котором до сих пор и не подозревал. Просто выговориться, осознавая, что, даже если он ошибется в словах или мыслях, она услышит, что они значат на самом деле, помогало ему разобраться. Но узел в желудке никуда не делся.
— Когда мы охотились за пиратами, я мог принять капитуляцию, — говорил Холден. — Даже Свободный флот мог сложить оружие, и тогда нам приходилось их арестовывать. А теперь я работаю на бюрократов, которые велят убивать людей из политических соображений. Я чувствую себя не арбитром, следящим за соблюдением правил, а палачом, и… по–моему, мне это не по силам.
Наоми подвинулась, освободив ему место рядом. Он прилег к ней. Койка подладилась к удвоенной тяжести. Наоми тихо выдохнула — или хмыкнула.
— Туго нам тогда придется с работой.
— Эти колонии — они все зависят от перевозчиков, и, может быть, такое положение не навсегда, но пока они не встанут на ноги, должны иметь голос в определении правил Союза. И в том, как Союз навязывает их соблюдение. Они Драммер не выбирали.
— Они никого не выбирали. Ни Уокера, ни Санджрани, ни Па.
— Те не перекрывали торговлю. А Драммер перекрывает. Да, знаю: как посмотришь, иначе нельзя было. Пожалуй, чудо, что этого не случалось так долго. Но теперь случилось, и…
Из камбуза послышался голос. С кем–то заговорила Бобби: с Амосом, Алексом или Клариссой. Ответа он не расслышал, но Бобби рассмеялась. Узел еще сильнее скрутил желудок.
— Я мог бы дать сообщение для прессы, — заговорил Холден, погружаясь еще глубже в гель под тяжестью своих слов. — Оповестить все колонии о решении Драммер, объяснить, почему я считаю его неверным. Попробовал бы возглавить… не знаю, что–то вроде реформаторской коалиции. Можно бы обратиться к Ассоциации Миров, узнать, поддержат ли они.
— Ввязаться в большую драку, — без одобрения и без осуждения подытожила Наоми. Просто как есть.
— Это означало бы, что «Роси» встанет на прикол или будет на время заперт в пределах одной системы. Между Землей и Марсом и сейчас оживленная торговля. И еще Ганимед, Церера. Может, найдется и колония, достаточно развитая, чтобы мы нашли в ней себе место. Или создали его. Или я мог бы объяснить кое–кому, что происходит…
— Все уже знают, — возразила Наоми. — Драммер послала нас с оповещением. Все и так за нами следят. Каждое твое слово попадает в новости и обсуждается по всем колониям.
— Тогда я, может быть, найду кого–нибудь, кто бы завязал бой вместо меня. — Холден прикрыл глаза. — Подыскать бы контракт внутри системы и посмотреть, что будет. Это важное дело. Только… не знаю. Только я устал. Так устал, что не до драки мне.
— Или?
Он открыл глаза, перевернулся на бок. Наоми держала голову так, будто хотела укрыться за волной волос, — но лица не прятала. Губы у нее натянулись. Глаза встретили его взгляд.
— Помнишь, как мы впервые попали на «Роси»? — спросила она. — Мы тогда удирали от… кажется, от всех подряд. Заполучили краденый корабль. Ты спросил, хотим ли мы его продать, разделить выручку и уйти на досрочную пенсию.
Холден хихикнул.
— Тогда он стоил дороже.
— И «отставка» тогда значила больше, чем сейчас, — без улыбки добавила она. — А вдруг на этот раз ты не обязан решать за всех?
— В смысле?
— Мы оба знаем, что Алекс намерен умереть в пилотском кресле. Бобби здесь дома. У Клариссы со здоровьем неладно. И точно не скажу, но, если она решит обратиться в профессиональный хоспис на Церере или еще где, сдается мне, Амос уйдет с ней.
Холден дал этой мысли улечься. Он не понимал, что связывает Клариссу и Амоса, но связь эта была пылкой и платонической и продержалась годы. Если любовь, то с такой любовью он прежде не сталкивался, но и ничем другим это не выглядело. Он попробовал представить себе Амоса, оставшегося на «Росинанте» без Клариссы. До сих пор он о таком не задумывался. Грустная мысль.
— Да, пожалуй, — сказал он и, помолчав, добавил: — Да уж.
— У нас подходит тот возраст, в котором Фред получил инсульт при перегрузке. И ты уже полжизни ежедневно принимаешь противораковые. Как бы они ни были хороши, на организме сказываются. Подтачивают. Так что нам еще остается? Продать свои доли, выбрать курорт на Титане и наслаждаться заслуженным отдыхом.
«Нет, — подумал Холден. — Нет, я никогда не расстанусь с этим кораблем и этими людьми. Здесь мой дом, и никакие опасности, угрозы и битвы не заставят меня его бросить. Здесь мое место. Здесь место нам всем».
Только с губ у него сорвалось другое:
— Боже, какая чудесная мысль. Давай так и сделаем.
Наоми, приподнявшись, наморщила лоб.
— Правда? У меня ведь еще в запасе полдюжины доводов, почему эта мысль не так и ужасна.
— Ну да, держи их в запасе, — ответил Холден. — Я еще не раз и не два передумаю в ближайшие недели. Но прямо сейчас жизнь под куполом на Титане звучит как лучшая идея на свете.
— И тебе не кажется, что согласие порочит твое мужество?
— Ничуть.
— Что ты подвел вселенную, не ввязавшись в очередную драку? Потому что я и на этот счет подготовилась. Отрепетировала отличные реплики.
— Оставь на потом, — посоветовал Холден. — Еще пригодятся. А прямо сейчас я купился.
Она расслабилась. Он снова видел в ней ту женщину, какой она была еще на «Кентербери». Время и возраст, печали и смех сострогали округлости ее щек, сделали вялой кожу на шее. Они уже не молоды. Наверное, по- настоящему чью–то красоту только и можно увидеть, когда человек врастает в себя. Холден потянулся ее поцеловать…
И всплыл с койки.
Тягу отрубило внезапно, так что движение толкнуло его в каюту и развернуло в полете. Он машинально вытянул ногу, чтобы зацепиться за скобу, но корабль разворачивался, так что с первой попытки не удалось. Наоми уже закрепилась в раме койки–амортизатора.
— Ну–ну, — заметил Холден. — Похоже, что Драммер передумала допускать Хьюстона на Медину. Прискорбно.
— Странно, что Алекс не дал предупреждения, — ответила Наоми, выстукивая по панели системы. — Алекс? Все нормально?
— Я у вас хотел спросить, — отозвался из динамика пилот. — План изменился?
Холден вытянул из кармана ручной терминал.
— Амос? Переворот — твоя работа?
— Привет, кэп, — ответил сзади настоящий Амос, вплывая в тесноватый для него дверной проем. — Не моя. У нас новости?
По спине у Холдена пробежал холодок, не имевший отношения к температуре воздуха. Наоми уже занималась журналом и системой управления «Роси», но голос Клариссы по рации опередил ее выводы:
— Я получила тревожное предупреждение от системы воздушной циркуляции. — Ее зыбкий голос звучал сильнее обычного. — На нее пришла ручная команда из машинного — сбросить выход кислорода до нуля и залить все азотом.
— Плохо, — сказал Холден. — Нехорошо так делать.
— Я держала ручной контроль. Никто не сменит мне установки среды без моего согласия, — проговорила Кларисса с таким спокойствием, словно и не имела в виду: «Моя паранойя только что нас спасла». — Однако хотелось бы понять, что происходит.
— Машинный, мастерские и реактор — все перекрыто, — сообщила Наоми, прокучивая экран с такой скоростью, что Холден не мог уследить за показаниями. — По- моему, нам отрубили движок, но мне никак не…
Впрочем, Холден уже подтянулся в коридор. Амос прижался к стене плашмя, пропуская его, а затем толкнулся следом. Через камбуз, к лифту и на один уровень вниз. Сердце сбивалось с такта, пульс гремел в ушах, но это всего лишь адреналин. Всего лишь страх. С воздухом все в порядке.
Он надеялся, что в порядке.
Карцер представлял собой каюту, которую отделили от остальных и управление дверью которой отключили изнутри. За прошедшие годы здесь провели кто дни, кто недели и месяцы десятки пленников. Сейчас дверь была полуоткрыта, панель управления мигала, выдавая сообщение об ошибке. Холден осторожно подтянулся и заглянул внутрь — «тебя достанут из–за двери и из углов», — хотя уже заранее мог бы сказать, что увидит.
Каюта, не считая плавающего в ней мусора, была пуста. Ленточками парило стенное покрытие. Набивка матраса напоминала зависший в воздухе февральский снегопад. Яркие полоски указывали, откуда были вырваны ящички вместе с кусками направляющих планок. Стенная панель летала у койки, а на обнажившейся электронике не приходилось искать места, где закоротили дверной замок.
Губернатора Фригольда нигде не было.
— Вот это новость, — сказал Амос.
