Глава 30

Иссиня-черные небеса давили на землю гневным грузом, как будто грядущая ночь прильнула к полотну дневного летнего неба и местами уже прорывалась наружу. Вот оно, истинное затишье перед бурей. В случайных просветах в живой изгороди Кэтрин мельком видела луга и мерцавшее над их розовато-желтым цветением густое марево.

Но чем дальше от нее оставался Красный Дом, тем сильнее прояснялись ее рассудок и чувства. Измождение и тошнота, что переполняли ее в мастерской Мэйсона, рассеялись. Она вобрала в себя ароматный воздух и поняла, что хочет пить.

Красному «мини» она обрадовалась, как родному, после долгих лет жизни в среде враждебно настроенных чужаков. Через окошко автомобиля она углядела на приборной доске карту, солнцезащитные очки, жевательную резинку и ключ в замке зажигания. Какое все было современное и милое сердцу! Кэтрин еле-еле сдержала порыв запрыгнуть в машину и вернуться в привычный ей мир.

Ужасная химическая вонь напомнила о себе. Запах гнили запутался в волосах, осел на ее коже, забился в складки одежды. Даже здесь, на улице, Кэтрин воняла Красным Домом и его безумием. Мысль о том, что этот запах никогда больше не покинет ее, повергла ее в панику. Вот бы ветер унес эту мерзость прочь. Но нет же, как назло воздух здесь едва двигался — она почти всегда заставала здесь полнейшее безветрие. Тяжелый, вовлеченный в вечный сон Красного Дома ветерок будто ждал, когда навек оставившие его силы вернутся вновь, прозябая вяло и безнадежно.

Чем дольше она вглядывалась в необъятное индиго небес и луговой простор трав, что доставали ей до самого пояса, тем сильнее чувствовала себя слишком заметной, притом столь незначительной, чуждой и беззащитной, что хотелось плакать. Физическая свобода от Красного Дома заставила ее вновь задуматься о том, стоит ли возвращаться под его мрачные своды. Там ею попросту манипулировали. Совали под нос какие-то ужасы и богохульства. За пределами этого скопления острых шпилей и нагромождения убийственно-красных стен вся великая наука Мэйсона и его полубезумной старухи-хранительницы не имела ни смысла, ни толка, ни применения.

Кэтрин вдруг воспылала ненавистью к старухам. Они ведь стращали ее совершенно умышленно! Все, что она пережила, было умным образом подстроено, сомневаться тут не в чем. Даже Эдит, извечно-чопорная и неуживчивая, отреагировала предельно спокойно — ну разве это не выдает обманщицу с головой? Как можно быть настолько подлыми в таких-то почтенных летах?

Опорожняя завтрак в цинковую ванну в той ужасной комнатке с окном, облепленным мухами, она думала о том, сколь несчастлива ее судьба. Старые обиды и разочарования шли к ней огромной чередой, но за что ей все это? Все происходящее с ней задевало ее на личном уровне и выглядело предписанным, если не неизбежным. Либо мир был жесток, либо она как-то навлекла на себя его гнев. В том, какой из двух этих вариантов верен, Кэтрин никогда не была уверена.

А может быть, Мод и Эдит попросту утратили способность вести себя как-то иначе и тем самым насылали на нее без умысла паранойю и беспокойство. Трудно было сказать что-то наверняка. Здесь безумец погонял безумца.

Эдит не хотела отпускать ее наружу. Просила, чтобы Кэтрин осталась в доме и, как она выразилась, «сопровождала» ее в душную гостиную, забитую резвящимися чучелами. Эдит просто-напросто хотела запечатать ее внутри, как еще одну куклу, угодившую в коллекцию. Нам нужно сделать примерку, дорогая моя. Нет времени для прогулок. О чем это она вообще говорила — «сделать примерку»? Борясь с дурнотой, Кэтрин так и не удосужилась спросить.

Спеша выбраться на свежий воздух, Кэтрин не спросила и об этом. Ей просто хотелось побыстрее избавиться от этих идеологических силков Эдит и Красного Дома, в которых все ее мысли надлежало извратить, а все порывы — раздавить. Отвергнутая настоящим, Кэтрин и в мире старья места не находила — рак-отшельник в своей ракушке, и только. Невинная скупка антиквариата обернулась чем-то совершенно незапланированным, и ныне ей казалось, что неведомая сила оттягивает ее назад, к чему-то, что она не могла никак назвать, к чему-то, что следовало бы увидеть, прежде чем дать ему завладеть тобой.

Кэтрин прижала пальцы к вискам. Мысли кое-как замедлились. Увы, она была сверх всякой меры чувствительна к таким вещам. Представляла собой образец параноика — и с этим надо было как-то жить. Нужно было возобновлять все эти ритуалы, называемые психологами когнитивно-поведенческой терапией, чтобы выполоть из мозгов семена, что выросли в вымученно-запутанные теории заговора, обвившие ее сознание. Нужно было как-то идти вперед, как-то выживать. Предательство Майка подкосило ее, даже жуткие трансы вернулись. Вот и вся причина ее нынешних бед. Нельзя, чтобы еще и работа донимала ее. В случае проигрыша ни она, ни Леонард ничего не получат.

Ее сумка и ноутбук остались в доме, да и камеру она бросила в мастерской. Экспонаты, мебель, грандиозный интерьер, каталог, пресс-релиз, неподписанный контракт, репортажи в новостях, немедленное повышение репутации ее фирмы, Леонард, так много сделавший для нее, столь добрый с ней… Все эти обстоятельства давили.

Она не могла просто так уйти. Кэтрин бежала от неприятностей всю свою жизнь, и эта гонка будет вечной, если сейчас она сдастся. Да и куда податься, если она сегодня уедет? Запереться в своей квартире, иногда выползая на оценку дряхлеющего жилого фонда с рассованным по углам фамильным серебром, неполными обеденными сервизами и изредка попадающимися картинами со скаковыми лошадями? По сравнению с сокровищницей Мэйсона все это просто убого и смешно. Можно ненадолго и забыть о своих проблемах.

Но все-таки Красный Дом был стар. Его история пестрила странностями, его жильцы являли собой неуравновешенных беженцев из прошлого. Элегантные тряпки на допотопных костях… Мало кто мог составить этим двоим адекватную компанию. Но она должна быть готова. Она повидала кишащие мышами особняки двух скупердяев-миллионеров — один был в Ладлоу, другой в Монмуте. Их хозяева не просто умерли, но мумифицировались в своих кроватях, усохли заживо в комнатках с заколоченными ставнями, загроможденных хламом настолько, что свет солнца десятки лет не касался их. Конечно же, наслушалась она и всяких страшилок о своем ремесле — о Тернерах, Констеблях и Бэконах, найденных на своих чердаках мертвыми. Ее это все не пугает, причуды — обычная составляющая ее работы. И если она сладит с Красным Домом, настанет ее звездный час. Больше не надо будет никуда и ни от кого бежать.

Стоит успокоиться. Пережить сегодняшний и, возможно, завтрашний день. Но она совершенно точно поедет домой этим вечером — очередного званого ужина (которому куда больше подошло бы определение «званый ужас») она не потерпит. Она вернется и извинится за то, что ее вывернуло в этаноловую ванну Мэйсона, а затем приедет завтра утром вместе с Леонардом и начнет фактическую опись. Никаких «примерок», никаких «смотров» — Эдит давно пора понять. Леонард должен быть тверд с ней. Кэтрин вернется, пробудет здесь так долго, как потребуется, но — только вместе с начальством.

Как же хочется пить! Где-то в деревне должен быть продуктовый магазин. А вообще неплохо было бы пообедать с бокалом белого вина в пабе, чтобы нервы немного улеглись. Посидеть, взять передышку от напряжения, что вселяли в нее зловещая тишина, лишь по ночам нарушаемая какими-то шорохами, и вонь смертоносных химических соединений.

До деревни было рукой подать — каких-то две мили, может, чуть больше. Кэтрин решила, что вполне сможет дойти туда пешком, по свежему воздуху. Заодно и освежится.