Поезд отправился из Лондона и поспешил по плоскому невыразительному Бедфордширу, покатил по линкольнширским болотам и достиг Йорка, затем пересек просторы более дикие и зрелищные — Северный Йоркшир, и вот, наконец, миновав городки Тирск и Нортэллертон, Соан начал делаться все мрачнее и мрачнее.

— Ты посмотри на эти жуткие дома! — приговаривал он.

— Да просто дома, — возражала Софи. — Людям же надо где-то жить.

— Тут так… пусто. Мили и мили пустого места, одна трава и больше ничего.

— Это называется «поля». Фермеры на них растят всякую всячину.

— Ты не понимаешь. Меня вот это все будет теперь окружать. Ты, что ли, не улавливаешь этого ужаса?

— Но это же Англия. Англия тебя завораживает. Ты об этом книгу пишешь.

— И что? Раз я пишу про это книгу, это еще не значит, что я хочу в этом жить, господи ты боже мой. Думаешь, Оруэлл хотел жить в Военно-воздушной зоне № 1?

— Он антиутопию писал. Страшный сон.

— Именно в это моя жизнь вскоре и превратится! — Он подался вперед и схватил ее за руку. — Мой муж — мой жених — тащит меня прочь от всего, что я люблю, и заставляет жить среди чужих, посторонних людей. В милях от цивилизации. Меня высылают в изгнание — как Овидия. Я изгой воспитанного общества.

— Овидия выслали в Томы, на далекие берега Черного моря. Ты едешь в Хартлпул. Едва ли это одно и то же.

— Это совершенно одно и то же!

— Ты будешь преподавать на факультете английского языка Дарэмского университета. У тебя будут учиться те же милые девочки с частным образованием, каким ты преподавал в Лондоне. Даже пафоснее, я бы сказала. Вряд ли тебе предстоят трущобы.

— Но Хартлпул? За что он так со мной? Почему он так меня ненавидит? Если ненавидит, зачем тогда женится?

— Вряд ли все так плохо.

— Ты здесь бывала?

— Нет.

— Это станция «Брекзит-центральная». Семьдесят процентов местных проголосовало за Выход.

— Тогда ты сможешь поправить равновесие.

— Они мартышек вешают.

Вот это уже смогло удивить Софи.

— Они — что?

— Это знаменитая история. Тут как-то раз после кораблекрушения на берег выбросило мартышку, и местные решили, что это француз, поскольку ни одного француза в жизни не видели, ну они ее и повесили.

— Это когда было?

— Не знаю… Где-то в восьмидесятые.

Она вскинула брови.

— Ладно, во времена Наполеоновских войн это было, — сознался он. — Но их все равно называют мартышкиными палачами.

— Тебе это пойдет на пользу, — проговорила Софи. — Побудешь вне лондонского пузыря. Пересмотришь свои столичные предубеждения. А может, даже подружишься тут с кем-нибудь.

Соан скроил гримасу, но Софи знала, что он втихаря вне себя от счастья. Майк недавно сделал Соану предложение за ужином в Плюще — на вторую годовщину их первого свидания. И вот полгода спустя они возвращались в графство Дарэм, где Майк вырос, — в первую очередь, чтобы заключить гражданский брак, а затем и осесть насовсем. Майк оставил работу в Сити, накопив личное состояние, которое Соан (не допущенный к Майковым выпискам из банка) не способен был даже начать оценивать; Майк сказал, что теперь желает воздать общине, которая его вырастила и которую на его глазах последние сорок лет ставят на колени зверской деиндустриализацией. С этими целями он учредил собственный благотворительный фонд — образовательный центр, где обучали навыкам в цифровых технологиях. Были закуплены площади, нанят персонал (хотя команда и близко не укомплектовалась целиком), разработан план курсов, которые должны начаться в 2019 году. Плата за учебу минимальная, всем местным любого возраста предложено обучение веб-разработкам, программированию, созданию цифрового контента и новейшим технологиям с нуля. Майк не сомневался, что при помощи хороших учителей даже в пятьдесят-шестьдесят лет людей — даже тех, кто десятилетиями не находил почти совсем никакой работы, — можно переподготовить и снабдить базовыми умениями и новыми навыками, необходимыми в цифровое время. Все дело, как считал Майк, в настрое.

— Это все надо выпотрошить и переоборудовать, — говорил он в тот вечер, проводя экскурсию для Соана и Софи по заброшенному городскому спортклубу, купленному для новой академии. — Его закрыли три года назад, и он с тех пор ветшает. Но я вижу тут обширный ресурс для рабочих помещений, цифровой лаборатории, кафе, даже для пары небольших лекционных залов.

— Чудесное место, — сказала Софи. — Огромный потенциал.

Соан молчал.

— Что такое? — прошептала она, когда они шли по парковке к месту, где их ждала Майкова «тесла модель-С». — Не можешь поддержать, что ли?

— Я ни единого чертова слова не слушал, — отозвался Соан. — Меня пугает сегодняшний вечер.

Софи и Соана грядущий вечер предстояло провести очень непохоже. Софи должна была вернуться в «Бьюис-Холл», местную гостиницу, где завтра состоится бракосочетание, смотреть телевизор и пользоваться обслуживанием в номере и мини-баром. Соану же предстояло знакомство с родителями Майка.

— Ты им понравишься, — убеждала она. — Ты кого хочешь очаруешь по уши.

— Шутишь, что ли? Они так и не смирились с тем, что он гей. И никогда не смирятся. И они оба, наверно, голосовали за ПНСК.

— Наверно? Тебе это Майк сказал?

— Нет. Но тут за них все голосуют, правда же?

Софи наградила его чем-то вроде укоризненного взгляда — как она надеялась.

— Да боже ты мой…

— Ну ладно тебе. Короче, я знаю, что они возненавидят меня с первого взгляда.

Наутро за завтраком она спросила его, как все прошло, и была приятно удивлена ответом:

— Хорошо. Они оказались очень доброжелательными, очень гостеприимными. Необычайно нервничали, конечно, так ведь и я тоже. После пива-другого преодолели. И еда была отличная. Я вроде как надеялся, что будет рыба с картошкой и толченый горох, а Майкова мама сделала малу мирисату — настоящее шри-ланкийское блюдо, а еще рыбное карри с красным перцем.

Софи обалдела.

— И как, блюда удались?

— Не знаю, — сказал Соан, пожимая плечами. — Я шри-ланкийскую еду не ем. С детства. Но мне понравилось.

Софи налила им обоим еще кофе и намазала варенье на бледный, безжизненный гостиничный тост.

— То есть им вся эта гей-история нормально?

Соан покачал головой.

— Нисколько. Но им, видимо, ничего не остается. Это их единственный сын, они не хотят его терять.

Во время церемонии в тот день Софи все смотрела и смотрела на родителей Майка — особенно на отца — и пыталась постичь их чувства. Отец Майка был крупным, крепким мужчиной слегка за шестьдесят, грудь — бочка, волосы сбриты почти под ноль; мать повыше, постройнее; Майк вышел сложением в нее, — ее стать подчеркивало длинное темно-синее платье без рукавов. Ни мать, ни отец, пока звучали супружеские клятвы, никаких особых чувств не выражали. Мистер Ньюленд смотрел прямо перед собой, сквозь панорамные окна гостиничного зала приемов, за поле для гольфа, но, кажется, пейзаж никак не воспринимал: взгляд у него был остекленевший, он словно пытался представить себя где-то еще — да где угодно, лишь бы не здесь. Взгляд его супруги сновал по залу, она нервно посматривала на других гостей, когда же Соан надел на палец ее сыну обручальное кольцо, на лице у миссис Ньюленд не возникло и тени улыбки, она попыталась перехватить взгляд мужа, но тщетно. Когда церемония завершилась, они похлопали вместе со всеми, неуверенно и с опозданием в несколько секунд.

Гостей было шестьдесят или семьдесят, однако Софи многих не знала, знакомы ей были всего несколько ученых коллег Соана. Ужин и дискотека после оказались настоящим испытанием. Софи поймала себя на частых мыслях об Иэне, хотя сказала себе, что это совершенно точно не означает, будто она скучает по нему конкретно, — скорее, на этом счастливом светском событии она скучает по парности вообще. В любом случае к одиннадцати вечера, потанцевав пару раз и с Соаном, и с Майком, и потаскавшись по танцполу с чрезмерно увлеченным, но косолапым специалистом по экокритицизму с факультета Соана, Софи решила, что с нее хватит. К тому же она осознала, что в последние полсуток крепко пьет, а потому, не исключено, скоро отключится. Добыла себе стакан воды в баре и как раз пила ее, когда мимо к выходу прошел Майк с родителями.

— Я тебя знакомил с мамой и папой, Софи?

— Да, мы сегодня разговаривали. — Разговор вышел непростой — отчасти потому, к ее смущению, что у родителей оказался неразборчивый акцент. — Пора отдыхать? — спросила она.

Мистер Ньюленд кивнул.

— Давно уже пора лечь.

— Надеюсь, вам было весело, — сказала Софи.

— Замечательно, — ответила миссис Ньюленд.

— Держат марку, — проговорил Майк, поглаживая мать по руке. — Не так они себе представляли свадьбу сына.

— Приходится идти в ногу со временем, верно? — сказал отец, с виду гораздо веселее, чем несколько часов назад.

— Думаю, мне тоже пора лечь, — сказала Софи. — Уже немного мутит.

— Тогда не двигайся, — сказал Майк. — Мне тоже хватит. Постой тут еще пару минут, мы тебе поможем подняться.

Софи была гораздо пьянее, чем ей казалось. Она помнила, как вышла из танцевального зала гостиницы, при поддержке женихов взобралась по лестнице — они вели ее под руки с обеих сторон. Но как попала к ним в комнату, сбросила туфли, рухнула на их двуспальную кровать и заснула полностью одетой, она не помнила. Однако, надо полагать, случилось все так, поскольку через несколько часов она проснулась от мучительной головной боли и с чудовищным томлением по стакану воды — и обнаружила Соана и Майка, спящих по обе стороны от нее.

— Какого черта тут происходит? — спросила она надтреснутым голосом.

Майк перекатился и открыл глаза.

— Ой, привет, — произнес он. — Ты, значит, жива.

— Что я тут делаю?

— Ну, ты отключилась, а нам лень было тебя перетаскивать.

— Но это же ваша первая брачная ночь. Мне нельзя спать в вашей постели в вашу брачную ночь.

— Не волнуйся. Ты нам никак не помешала.

— В смысле — пока я была здесь?..

— Нет. В смысле, мы с Со уже ту стадию вроде как прошли. Ты, возможно, заметила, что ни он, ни я не были в белом.

— Все равно…

— Завтра в это же время мы будем в Вероне. Уверен, нагоним.

— Мне нужно воды.

Софи встала, дошла до ванной, налила себе стакан холодной воды. В итоге выпила три. Затем вернулась в постель, но легла с краю, Майк — посередине. Он успел заснуть, левую руку забросил мужу на грудь. Софи смотрела на них в полусвете, они лежали с закрытыми глазами, дышали ровно, над полуоткрытым ртом Соана витал призрак храпа. Вместе они выглядели совершенно довольными, спокойными и расслабленными. Софи проняло завистью. Все должно было случиться не так. С чего это Соан в итоге счастливо женат, а она — сама по себе?

Четыре утра. Еще час-другой Софи урывками задремывала, но к шести уже полностью проснулась. Тем же утром женихам предстояло ехать в аэропорт Ньюкасла. Ее поезд в Лондон отправлялся чуть позже десяти. Чем ей занять это время?

Перспектива гостиничного завтрака с гостями свадьбы не прельщала совершенно точно. Софи втихаря выскользнула из-под одеяла, надела туфли и побрела к себе в комнату. Собрав вещи, спустилась, выписалась из гостиницы и вызвала такси.

Таксист отвез ее на вокзал Хартлпула, но открытого кафе там не обнаружилось — как и вообще признаков какой бы то ни было жизни. Стояло теплое утро, потоки солнечного света пытались пробиться сквозь перистые полотна серых, переменчивых облаков. Кофе можно было разжиться, судя по всему, только в «Макдоналдсе». Девушка, продававшая кофе, показалась вполне доброжелательной, и Софи спросила у нее, нет ли поблизости пляжа — посидеть и посмотреть на море. Не успела она спросить, как сразу устыдилась: выглядела как бестолочь южанка, но беспокоилась зря — девушка оказалась из Восточной Европы и сказала, что проще всего доехать автобусом номер семь до Хедленда. Софи поблагодарила ее и пошла на автобусную остановку, одной рукой таща за собой чемодан, а во второй неся кофе.

Автобус повез ее по пустому двухполосному шоссе мимо гипермаркета «Асда» и торгового комплекса, напомнившего ей тот, что построили на месте старого Лонгбриджского завода. Когда автобус добрался до Хедленда, Софи обнаружила вереницу когда-то изысканных магазинчиков под изящными коваными фонарями, но все это теперь пришло в упадок, многие лавочки пусты и заброшены. В ряду старых домов ленточной застройки, что смотрели на высокую стену, окружавшую доки, с равными промежутками попадались заколоченные окна. Сами доки тоже выглядели призрачно и безжизненно. Было чуть за восемь, воскресное утро — да, действительно, время, когда кипучи немногие городские пространства, и все же здесь все казалось противоестественно тихим.

Открыто было только одно заведение — универсам, где Софи купила себе сэндвич с яйцом и салатом, а затем отправилась к старой городской стене. По дороге не встретила ни души. Ни единой машины не проехало мимо. Усталая и с перепоя, Софи постепенно прониклась ощущением нереальности происходящего. Ей вдруг почудилось, что она не понимает это место, что нет у нее ощущения здешней жизни. Разумеется, это не так: дом ее детства — менее чем в ста милях отсюда, и в любом случае здесь Англия, ее страна, однако этот угол был Софи, как ей казалось, совершенно чужд. В последние десять лет, несмотря на то что некоторое время провела в Средней Англии, сердцем Софи всегда была в Лондоне. Теперь уже считала себя лондонцем, из Лондона могла добраться поездом до Парижа или Брюсселя даже быстрее, чем сюда, и, более того, чувствовала себя как дома на бульваре Сен-Мишель или на Гран-Пляс даже больше, чем на этой скамейке, глядя по-над угольными водами Северного моря на краны, танкеры и высившиеся на горизонте ветряки.

Софи вновь задумалась о Соане и Майке, угнездившихся в обнимку в сонной супружеской постели, и ощутила пронзительный укол одиночества. Коротко вспомнила об Иэне. А затем кое о ком еще и не успела осмыслить, до чего безнадежно это предприятие, как уже отрезала себя от созерцания окружавшего ее безмолвного сурового пейзажа. Извлекла телефон и взялась просматривать цены на авиабилеты до Чикаго.