Глава 11
История Бора
Рассказ кота кузи
Правду говорят, что нет на свете ничего хуже неизвестности! Я метался по квартире в бессильной злобе, не зная, что происходит сейчас с моими девочками. Пришла ли в себя Вика? А если нет? Страшно подумать, что тогда будет… И бедная Алинка!.. Сейчас она гуляет в парке с соседкой Раисой Ивановной и даже не подозревает, что случилось дома. А потом? Что будет с ней, если вдруг…
Я был уверен, что Бор торжествует победу, ведь он наконец-то добился своей цели. Но, к моему удивлению, домового было не слышно и не видно. Я не без труда отыскал его – он сидел в детской, на самом верху Алинкиного уголка для лазанья, и вид у него был совсем не довольный, а задумчивый, даже скорее печальный и как будто даже немного виноватый. Ну и, конечно, я не удержался от иронии:
– Прям красавчик! – поддел я его. – Грохнул мать-одиночку. И кто мне теперь корм будет покупать, девчонка или ты?
– В цирк пойдешь работать, – буркнул он. – Или в зоопарк. Так и напишут на клетке «Самый вредный кот на свете»… А еще лучше – побираться будешь. По помойкам…
– Самого бы тебя на помойку, чтобы людям жизнь не ломал! – фыркнул я. И добавил, помолчав: – А ребенка, между прочим, теперь из-за тебя в детдом отдадут.
Тут он издал какой-то странный звук. Всхлипнул, что ли? Да нет, наверное, мне просто показалось.
Я запрыгнул на Алинкину кровать, так и оставшуюся с утра неубранной, поднял голову, чтобы ему было лучше меня слышно, и продолжал:
– Как ты не понимаешь, это же семья! Если ты делаешь плохо одному, то страдают все остальные!
– Слышь, блохастый, ты кого учишь? – возмущенно откликнулся Бор. – Что такое семья, я не хуже тебя знаю. Все-таки домовой, а не какой-нибудь там говорящий рыжий валенок…
– Да какой из тебя домовой! – не унимался я. – Мы, коты, все про домовых знаем. И в Интернете я читал… Вы о доме должны заботиться, о людях, которые в нем живут. Ну и о животных, конечно, о кошках в первую очередь… А ты? Ты-то что творишь?
– Не твое собачье дело, что я творю! – огрызнулся Бор, соскакивая на пол.
Я тоже вскочил и возмущенно заорал:
– Эй, ты! Ты кого собакой назвал?!
Не отвечая и даже не поглядев в мою сторону, он вышел из детской. Но я-то еще не закончил разговор! И потому выбежал следом и нашел Бора на балконе. Он сидел на перилах, свесив наружу босые ноги, и задумчиво смотрел на раскинувшийся внизу прекрасный город. Сейчас, в солнечно-хрустальное время золотой осени, это было поистине удивительное зрелище…
– До чего ж красива наша Москва… – пробормотал он, не оборачиваясь, – и так знал, что я стою в дверях. – И день еще, как назло, сегодня такой чудесный. Солнце яркое, на небе ни облачка, деревья в золоте… А у нас дома такое несчастье…
– И кто в этом виноват? – вкрадчиво поинтересовался я, тоже запрыгивая на перила. – По чьей милости Вику током убило?
– Да ты что? Ты совсем сдурел, рыжий?! – вскинулся Бор. – Валерьянки обпился? Ты думаешь… Думаешь, это я короткое замыкание устроил?! Да типун тебе на язык!
– Ну, а кто же еще? Кот Шредингера? – щегольнул я эрудицией, но ему, похоже, сейчас было не до того, чтобы восхищаться моей образованностью.
– Да никто! – похоже, я здорово задел его за живое. – Разве я хотел? Это случайно получилось! Здесь же проводка не менялась неизвестно сколько времени. Я домовой, а не электрик, чтобы вам проводку чинить! И Вика твоя тоже хороша… была. Поверила на слово этой хапуге-риелторше! Та напела, что тут, в квартире, все в порядке, ремонт вот только что делали, – а Вика и уши развесила. Обрадовалась, что такая квартира ей дешево досталась, и бегом въезжать, не проверив ничего… Разве так можно! Хоть бы электричество проверила. Мало ли, что может случиться… За себя не страшно, так о ребенке хотя бы подумала! Мать называется! А еще архитектор, сама дома строит!..
– Да хватит тебе наезжать на Вику! – прервал я его. – Неизвестно еще, выживет ли она после того, как ее током ударило. Может, ее уже на свете нет – а ты тут ее все критикуешь…
– Не каркай, рыжий! – хмыкнул он. – Ты ж все-таки кот, а не ворона. Может, обойдется еще…
Некоторое время мы посидели молча, глядя с высоты на город. Домовой вздохнул.
– Ох, и не везет мне с жильцами… – пожаловался он.
– Что, вот прям ни с кем? Ни разу в жизни не повезло?
– В этом доме не везет… – он снова вздохнул. – Я ведь не всегда тут жил, знаешь? Сначала-то у нас дом в Хамовниках был. Тогда Москва совсем по-другому выглядела… Дома деревянные, в один-два этажа, переулки кривые… Мостовые и фонари только на больших улицах, а в переулках темно, грязи вечно по колено, а зимой сугробы выше головы… Но знаешь, все равно красивый город был! Зелень кругом, у каждого дома – сад, огород, цветы. Весной вся Москва точно в пахучих облаках утопала – яблони цветут, вишни, черемуха, потом сирень… И церкви на каждом шагу, куда ни глянь – везде золотые маковки на солнце блестят. В праздники торжественный звон весь город наполняет, точно колокола со всей Москвы между собой разговаривают, перекликаются… А в каждом доме пирогами пахнет, такой дух стоит, что по улице пройдешь – и, считай, уже почти сыт…
– Надо же, – хмыкнул я, – а ты у нас, оказывается, романтик. Никогда бы не подумал! И что ж тебе в твоих Хамовниках не жилось? Зачем сюда-то перебрался?
– А сюда меня привезли, как и положено, – объяснил Бор. – Когда старая хозяйка из избы съезжала, то и меня с собой позвала – полотенце постелила, попросила вежливо, все честь по чести. Я и согласился. Эту квартиру ее внуку дали, инженеру, и его молодой жене. Родителей у него не было, а бабушка старенькая, хозяйка моя, одна оставалась, вот они и взяли ее к себе. С ними мы хорошо жили, душа в душу…
– Да ладно! – хмыкнул я. – Разве ты можешь с кем-то хорошо жить?
– А тебя, рыжий, вообще не спрашивают! – он явно обиделся, но я ободряюще ткнулся в его бок:
– Да ладно, не дуйся. Давай, рассказывай дальше.
– А чего рассказывать? – пожал он плечами. – Мне здесь, в новой квартире, тогда сразу понравилось, хотя, конечно, тут все совсем не так как в старом доме было. Ни погреба, ни печки, ни чердака, ни сеней… Ну, ничего, я быстро привык. Бабушка, хозяйка моя, и на новом месте обо мне не забывала, разговаривала со мной, конфетами и вареньем угощала, за помощь всегда благодарила. А потом, когда ее не стало, молодая хозяйка то же самое делала. У них к тому времени уже дочка родилась, хорошая такая девочка, на Алинку немного похожа. Я, пока она совсем маленькая была, ночами все колыбельку ее качал… Ну, и родителям ее тоже помогал, как мог. Если что потеряется – находил, на видное место подбрасывал. За девочкой приглядывал, чтоб не упала, не ушиблась… Уж такая семья чудесная – мне такие больше не встречались, ни до, ни после… Как же мне с ними было хорошо, рыжий! Какой уют был в доме, доброта… Все друг о друге заботятся, никто ни на кого не кричит, не ругается. Если и поссорятся когда, то тут же бегут мириться и просить прощения…
Он вздохнул, улыбнулся и замолчал, явно погрузившись в свои воспоминания.
– А потом что было? – заинтересовался я. – Что пошло не так?
– Потом… Потом они уехали, – на этот раз Бор вздохнул с сильной грустью. – А я остался. Инженера на новую работу перевели, в другом городе, в Средней Азии где-то. Вот они туда и перебрались…
– А ты чего с ними не поехал? – уточнил я. – Кочевряжился? Или жары испугался?
– Нет, что ты! – заверил Бор. – Я бы с ними куда угодно, и в жару, и в холод… Но они не позвали. Ты же знаешь, домовые могут переехать только тогда, когда их приглашают. А мои хозяева не пригласили. Наверное, они просто до конца не верили в мое существование. Тогда же все были эти, как их… материалисты.
– А ты и нюни распустил, – усмехнулся я. – Нет чтобы позвонить им по сотовому, мол, вернитесь, заберите…
Домовой покосился на меня:
– Прикалываешься, да, рыжий? Тогда ни о каких сотовых еще и помину не было. В книжках разве что. В научной фантастике…
– А после инженеровой семьи кто сюда въехал? – мне действительно было интересно.
– Потом профессорская семья жила, – охотно откликнулся Бор. Видно, начав вспоминать, он уже не мог остановиться, ему хотелось продолжать и продолжать свой рассказ. – С них-то все и началось…
– А что такое? – поддел его я. – Чем тебе профессор не угодил? Или профессорша на конфеты жмотилась?
– Конфетами они меня уже не угощали, это верно, – подтвердил домовой. – Но сами были вполне ничего. Интеллигентная такая семья, двое детей-старшеклассников, сын и дочка. Сначала, пока дети в школе и в институтах учились, все нормально шло. А началось уже, когда сын женился. И где он только ее нашел, эту хабалку, из какой только дыры ее в Москву нелегкая принесла? Ох и мерзкая была баба! Образования – четыре класса да три коридора, двух слов связать не могла, но зато гонору – как у герцогини. Вообразила себя красавицей и решила, что раз уж она так хороша, то все вокруг ей за это должны. Пока они не поженились, она еще как-то сдерживалась, скромницу из себя строила. Но родители, профессор с женой, уже тогда догадывались, что она за штучка, пытались сына отговорить от свадьбы с ней – да он уперся. Он тихий такой был, застенчивый, знаешь, из породы очкариков – женщины на таких не очень-то западают. И эта девица, Зоя ее звали, быстренько его к рукам прибрала… Вот тогда и закончилась у нас спокойная жизнь. Сначала родители с сыном ссорились, психовали, потом Зоя эта, наперекор их воле, заполучила штамп в паспорте и московскую прописку – и тут уж она как с цепи сорвалась. Вечно что-то требовала от мужа, и платье ей не платье, и шуба не шуба, и побрякушки не побрякушки… Ни родителям мужа, ни сестре его младшей житья не давала. Мешали ей все, понимаешь!.. Дня в доме не проходило без скандала.
– Ну, такую-то и не грех было б током шарахнуть, – заметил я.
– Теперь я тоже так думаю, – согласился Бор. – Но тогда сдерживался еще. Только грустил, слушая, как они ссорятся.
– А дальше что было?
– Да ясно что… Профессора с женой Зоя быстро в гроб вогнала, так и ушли они друг за дружкой, с разницей меньше года. Дочка их сразу после института из дома сбежала, уехала по комсомольской путевке целину поднимать, так Зоя, едва только дверь за золовкой закрылась, сразу как-то ухитрилась ее из квартиры выписать. В домоуправлении, что ли, кого-то подмазала… А муж ее с горя спился. Ему, по-хорошему, алкоголя вообще было нельзя – больное сердце. А Зоя и покупала сама, и наливала, и подносила после каждого скандала, вот мол, давай выпьем за примирение… Ну и добилась своего. Схоронила его молодым еще совсем, сорока ему не исполнилось, и осталась одна в этой квартире. Думала, заживет в свое удовольствие. Но не тут-то было!
– Ты не дал? – догадался я.
– Угу, – кивнул Бор. – Очень уж я разозлился тогда на нее!.. Да и жаль мне их было – профессорскую семью… Вот я и начал забавляться, как у нас, домовых, водится. Сперва просто бегал у нее за спиной, шумел в других комнатах, вещи ронял… Ну, а дальше – больше…
– И молодец! – одобрил я. – С такой стервой только так и надо было. И что же ты, прибил ее в итоге?
– Нет, ну зачем же, – поморщился домовой. – Я же не душегуб какой-нибудь! Просто из квартиры выселил. Думал, новые жильцы будут лучше… Да куда там! Чем дальше – тем хуже и хуже. Один мужик пил как извозчик, жену колотил чем попало, сына, лет пять тогда мальчишке исполнилось, в кладовке запирал, один раз даже на всю ночь… Ну я и не выдержал. Он, мужик этот, полез как-то лампочку в люстре менять, а я взял, да и пнул со всей силы по стремянке… После них еще одна семья жила, тоже приезжая откуда-то из провинции. С ними дед старый, дряхлый совсем, ему уже даже вставать трудно было. Так они его каждым куском попрекали, вечно орали на него: «Когда ты уже сдохнешь!» При нем я еще сдерживался, а как они его в гроб вогнали, такое веселье им устроил – вылетели из квартиры, как угорелые! Тогда-то я и решил, что, похоже, в этом доме мне уготована роль ангела мести…
– Скажите на милость! – захихикал я. – Какой высокопарный штиль! «Ангел мести»!
– Ничего смешного тут нет, рыжий! – обиделся Бор. – Сначала я себе слово дал, что больше ни к кому привязываться не стану, чтобы потом не страдать. А потом уже решил мстить.
– И кому же, позвольте поинтересоваться, вы, сударь, мстить изволите? – ерничал я.
– А всем, кто на это напрашивается! – отвечал он. – Кто мой дом разрушает! Кто приносит с собой в него не тепло и любовь, а всякую грязь – алчность, грубость, хищность, злость, бескультурье…
– И что ж получается, – вот прям все-все жильцы последних лет сплошь подлецы были? – уточнил я. – Помню, соседка наша, Раиса Ивановна, рассказывала Вике про старушку божий одуванчик, которую ты лет шесть из квартиры выживал… Вероникой Арнольдовной ее вроде бы звали. Что, та бабушка тоже злодейкой была? Грубиянкой? Или, может, недостаточно культурной для твоей милости оказалась? Она ж вроде искусство любила, картины собирала…
– Ну да, – кивнул домовой. – Собирала. В войну, в блокаду. Выменивала у голодающих людей ценнейшие картины чуть ли не на пару буханок хлеба или банку консервов. Я, как про это узнал, неделю не мог в себя прийти от возмущения. Ну и устроил ей веселую жизнь… У нее дневник сохранился, тетрадка такая потрепанная, где она записи вела – что выменяла, когда, у кого и за сколько. Так я, чтобы эти записи прочесть, тогда специально грамоте выучился. А потом стал на обоях возле каждой картины подписывать – у кого взято да во что ей обошлось. Ох, и бесилась она! Чего только не делала! И замазывала надписи, и обои переклеивала – а я все равно снова и снова писал…
– …пока старуху в психушку не увезли, – закончил я за него.
Мы немного помолчали. Я посмотрел на небо. Солнце уже заметно клонилось к западу.
– Ну ладно, про других жильцов я понял, – начал я после паузы. – Но мы-то чем тебе не угодили? Вика же вроде не хищница, не злодейка какая-нибудь, не хабалка… Милая женщина, одна ребенка воспитывает, книжки читает, дома проектирует…
– Ой, да видел я эти ее дома! – отмахнулся Бор. – Сплошное стекло и бетон! Что в этом хорошего? Разве дома такими должны быть?
– А какими? – не понял я.
– Да уютными! Теплыми. Чтобы в них приятно находиться было. А когда окно во всю стену – какие тут тепло и уют?
– Ну, знаешь… – заспорил я, – ты не прав. Это ж новое слово в архитектуре, понимаешь? Сейчас так принято строить. Небось когда в Москве высотки начали возводить, кто-то, кто еще в деревянных одноэтажках жил, тоже говорил – мол, что это за дом? Но жизнь меняется, понимаешь? Все должно развиваться. И дома, и люди. Небось когда Алинка вырастет…
– Вот даже не говори мне сейчас об Алинке! – замахал на меня Бор. – Вообще не знаю, как теперь с ней быть. Она же меня обвинять станет в том, что с ее мамой случилось! Скажет небось: «Я думала, что ты хороший, а ты…» И как я ей объясню, что не виноват? Разве б я не остановил это короткое замыкание, если б мог?
И тут я в очередной раз продемонстрировал возможности своего гениального ума.
– А ты ей записку напиши, – предложил я.
– Точно! – Бор вихрем слетел с перил обратно на балкон и помчался в комнату. – Это ты круто придумал, блохастый! Не такой уж ты бесполезный валенок, как я о тебе думал…
Ответить ему я не успел, потому что, оказавшись в комнате, мы оба явственно услышали звук отпираемого замка входной двери.
– Хозяйка вернулась! Она жива! – просиял Бор.
– Или это соседка Алинку привела, – предположил я. – У них тоже есть ключи.
Но это оказалась вовсе не Вика и не Раиса Ивановна с девочкой. На пороге появился парень в рабочем комбинезоне и бейсболке, и в первый момент я его не узнал.
– А это еще кто? Очередной знахарь? – удивился Бор.
– Не знаю. Я не вызывал! – заверил я. – Ладно, не трусь. Знахари в бейсболках с логотипами не ходят.
– Эй, хозяева! – крикнул парень с порога. – У вас тут дверь открыта. Все в порядке?
– Чего он гонит? – возмутился домовой. – Он же сам только что дверь открыл.
– Люди? Есть кто живой? – еще раз позвал парень.
Не получив ответа, он вошел в квартиру… И тут до меня дошло.
– Слушай, это ж тот тип, который Вике врачей вызвал, – вспомнил я. – Я его по татуировке на шее узнал. Она, когда дверь открыла после удара током, так прямо ему на руки и выпала… Только он по-другому одет был.
– То, что он врачей вызвал, это, конечно, хорошо… – пробормотал Бор. – Типа, добрый самаритянин… Но вот что он в нашей квартире делает? И откуда у него ключи взялись?
– Домушник? – предположил я. – Выкрал ключи у беспомощной хозяйки?
– А вот сейчас увидим… – Бор облокотился о стену и скрестил руки на груди, приготовившись наблюдать.
Тем временем парень осмотрел квартиру, прикрикнул на меня «Брысь!» и, решив, что тут никого нет (кроме породистого и очень умного кота, конечно!), зачем-то опять вышел на лестницу.
– Куда это он? – удивился Бор. – Сбежать, что ли, надумал?
Однако непрошеный гость тут же вернулся, катя перед собой багажную тележку со здоровенной коробкой. На коробке был тот же логотип, что и на футболке и на бейсболке парня.
– Ого! – прокомментировал домовой. – Похоже, кто-то хорошо подготовился.
Тут у парня зазвонил телефон. Парень состроил недовольную рожу, но все-таки вытащил сотовый из кармана и ответил на звонок.
– Сыночка, а ты где? – услышали мы низкий женский голос. – Чем ты занят?
– Мама, хватит меня контролить! – возмущенно отозвался парень. – Мне сейчас неудобно говорить. Я сейчас на работе…
– Где-где? – ехидно переспросил женский голос.
– Ну, не совсем на работе, не в автосервисе… – тут же принялся выкручиваться парень. – Тут халтурка одна подвернулась… Я к клиенту на дом приехал…
– Вот как? И где же, я интересуюсь знать, живет этот твой клиент? – продолжала допытываться женщина.
– Ой, мама, ну все… – забормотал парень. – Мне правда неудобно говорить. Я тебе перезвоню, как только освобожусь.
И торопливо нажал кнопку отбоя.
– А врать мамочке нехорошо… – осуждающе покачал головой Бор.
Тем временем парень открыл свою коробку и вынул из нее плоский круглый девайс на длинной ручке.
– Это еще что за фигня? – удивился Бор.
– Металлодетектор. Чтобы клады искать, – со знанием дела объяснил я. – Вот только здесь-то он зачем?
– Ну, мама… – пробормотал парень, включая девайс, – проверим, правду ли тебе твой астрал нашептал. Посмотрим, где оно тут, твое золото…
И медленно пошел по квартире, водя металлоискателем над полом.
– Эй, что это он такое говорит? – подскочил я к Бору. – У тебя тут что – золотишко где-то под полом припрятано?
– А тебе-то что до этого, рыжий? – усмехнулся домовой.
– Как это что? – возмутился я. – Это моя квартира!
– Не твоя, а твоих хозяев…
– А хоть бы и хозяев! Я сам выбрал этих людей, я воспитал их! Так что все, что находится здесь, принадлежит им. А все, что принадлежит им, принадлежит мне!!!
– Да уймись ты! – усмехнулся он. – Ишь, распрыгался! Успокойся, нет у меня никакого золота. У меня из ценностей разве что силодар и… Слушай, а может, он именно силодар и ищет? Бутылочки-то действительно в золото оправлены…
– Правда? Оно настоящее? – заинтересовался я. – Надо же, я не знал…
Парень тем временем уже добрался до стены кладовки и, услышав писк своего девайса, радостно воскликнул.
– Есть! Вот оно!
И ведь действительно – он стоял как раз над тем самым местом, откуда Бор как-то доставал при мне сундук с силодаром.
Отложив металлоискатель, парень метнулся к принесенной коробке, извлек из нее монтировку, вернулся и, наклонившись, прицелился, чтобы выломать паркет.
– Ах ты гад! На наше добро покушаешься! – яростно зашипел я.
– Заткнись! – прикрикнул на меня воришка. – Ща в окно выброшу!
И он уже занес ногу, чтобы пнуть меня, но подоспевший Бор вырвал у него из рук монтировку и с размаху шарахнул ею по дисплею металлоискателя.
– Не понял… – пробормотал парень.
Он потянулся было к монтировке, но та вдруг сама поднялась в воздух. У парня отвисла челюсть. Он привалился к стене, медленно сполз по ней на пол и вытаращенными глазами глядел на то, как монтировка сама летает перед ним по комнате – ведь он не мог видеть Бора, который ею размахивал!
– Ща я тебе задам, старатель хренов! – угрожающе бормотал Бор. – Ишь ты! Вздумал моего рыжего обижать!
– Врежь ему по башке! – посоветовал я. – Да посильнее!
– Зачем же по башке… – спокойно, но с какой-то очень нехорошей улыбкой проговорил Бор. – Есть более гуманные методы…
Зашвырнув монтировку в дальний угол («Твою ж мать…» – испуганно пробормотал при этом парень), домовой одним прыжком взлетел на книжный шкаф, где, как я уже знал, хранилось его барахло, и тут же спрыгнул обратно, держа в руках какую-то металлическую штуку, которой я раньше у него не видел. Размерами и формой она напоминала большую грушу, только наверху была вращающаяся ручка, как у кофемолки.
– Это еще что за хрень? – не без опасений поинтересовался я.
– Да ничего страшного, – ответил Бор, продолжая все так же коварно улыбаться. – Просто музыкальная шкатулка. Слышал, наверное, что все мы, ну, кого называют нечистью, умеем наводить морок? Так вот это он и есть. Люди думают, что морок – это что-то страшное, мрачное, черное… А это… Это просто музыка. Вот послушай.
Он начал крутить ручку – в комнате действительно зазвучала музыка, нежная и мелодичная, как журчание лесного ручья или перезвон колыхаемых ветром хрустальных колокольчиков. Сидевший на полу парень замер. Его лицо приняло восторженно-блаженное выражение, рот раскрылся, глаза закатились. А на голову вдруг посыпалась золотым дождем какая-то блестящая пыльца…
