Как принято у мальчишек

Календарь, по которому живет мода, диктует жесткие условия. Тирания сезонов обязывает представить мужскую коллекцию «весна – лето 2009» и «коллекцию от-кутюр осень – зима 2008/09» всего лишь с недельным интервалом! Бессонные ночи перемежались кошмарными снами о том, что модель выйдет на подиум в незаконченном платье, потому что до показа осталось два часа, о сломанных молниях и моделях, чей 36-й размер превратился в 38-й за три дня, из-за чего приходится все переделывать в последний момент. Июнь – месяц экзаменов. Исполнители главных ролей – бакалавры, аспиранты, студенты и арбитры элегантности – подпитывали свою энергию сарженором, горьким шоколадом и «Нутеллой». Все легальные допинги были настоящим благословением.

Неожиданно за кулисами раздается резкий звон мобильного. Жан-Поль судорожно ищет в сумке досаждающий ему айфон, пытается отключить звук, но вместо этого случайно включает будильник, прерывает звонок и сдается. Общий хохот. «Не знаю я, как обращаться с этими сложными штуками, – искренне признается он. – Однажды мне удалось сделать фотографию с помощью мобильника, но повторить это у меня так больше и не получилось». Маленькая хитрость: в реальности Готье не был таким уж «чайником», он продолжал разыгрывать открытость, но на самом деле был уже недостижим. В его кабинете на шестом этаже установили белый «Mac», но компьютер скорее составлял часть интерьера. Регулярно наш противник новых технологий принимался кричать: «Кто-нибудь может мне показать, как работает эта скверная мышь?» Готье был неисправимый old school. Рисунки, шаблоны выкроек, декорации, документальные исследования – он все делал от руки. Технически это был постмодернизм, застрявший в пещерном веке. Но по крайней мере Жан-Поль знал, как переключать каналы на своем огромном телевизоре. В Париже стояла невыносимая жара. Все на улице Сен-Мартен были в ужасе, но деться от нее было некуда. К счастью, никаких испытаний в столице не ожидалось. Нужно было постараться развлечь редакторов модных журналов перед большим показом, похожим на экзамен, столько ожидалось знаменитых гостей со всего мира. Среда, 2 июня, 15 часов. Позади Дворца на маленьком внутреннем дворике, куда члены команды выходили передохнуть и выкурить сигаретку, установили мифического монстра. Это была гофрированная труба-рептилия девяносто сантиметров в диаметре, которая разжималась до пятидесяти метров в длину и тянулась на три этажа. Эта гидра выдувала свежий воздух на подиум, где сложной системы кондиционеры поочередно выпускали призрачный туман.

На первом этаже был устроен буфет, где на белой скатерти красовались лукум и прочие сладости, к которым опасающиеся лишних калорий манекенщицы не прикасались, разочарованно хрустя морковкой и поедая мандарины. Сотрудники дома моды больше ничего не ели. Не было времени, все были при деле. Чтобы попасть на первый этаж, где шла подготовка к дефиле, нужно было все время перешагивать через вездесущий шланг с воздухом. Дюжины парикмахеров и визажистов стояли в ожидании, готовые по первому слову патрона подготовить моделей к выходу, чтобы все прошло безупречно, то есть точно по программе, составленной на трех языках. Зеркала, кресла, музыка в стиле «хаус», сопровождаемая глухим рокотанием фенов, – все это создавало атмосферу странного спа-салона или даже какой-то клиники. В дальнем конце тропического салона красоты площадью почти двести квадратных метров находилась сокровищница. Комната в форме буквы «U», где хранились модели одежды для дефиле, аккуратно развешанные на больших прозрачных вешалках.

К виниловым чехлам скотчем были прикреплены карточки с полароидной фотографией модели, ее именем и цифрами роста и размера. Любопытно, что рост метр семьдесят два уже не считался недостаточным, как раньше, когда стандартом считался рост метр семьдесят пять и не меньше. Готье боролся со всеми стереотипами и тиранией принятого в индустрии кутюр высокого роста. На черной ткани чехла в четыре строчки был описан телеграфным стилем наряд и даны короткие инструкции, с которыми модели ознакамливались перед выходом. Например, Антонин (20 лет, рост 1 м 78 см, размер 44) Жан-Поль предписывал «затянуть пояс потуже, потому что талия очень узкая. Брюки не должны болтаться». На полу были аккуратно расставлены остроносые сапоги из крокодиловой и страусиной кожи и разложены гладкие перевязи с закрепленными на них тремя акульими зубами, пояса апачи с пряжками из бирюзы. За этими королевскими аксессуарами неусыпно следила Фаиза, миниатюрная брюнетка: она не спускала с них ревнивых глаз, точно индейская женщина, проверяющая вооружение воинов племени шайеннов перед битвой с бледнолицыми. Дональд Потар больше не участвовал в делах семейства: после того, как он предложил приобрести лицензию на производство украшений для столовых, в 2003 году компания понесла серьезные убытки. Со скатертями и салфетками было покончено, однако дому «Готье» пришлось сократить штат и расстаться с тридцатью одним сотрудником. В результате глубоких разногласий между друзьями детства ситуация усложнилась, и все закончилось уходом Дональда из компании. Он открыл консалтинговую компанию для молодых модельеров «Агент люкс». Сдержанный комментарий Жан-Поля: «Рассорились смертельно!» В кругу семьи остались Айтиз, ассистент по продажам, и Фредерик, ассистент по производству. Эти ревностные служительницы «культа» еще из первой обоймы всегда были на своем посту. После ухода из жизни харизматичной Доминик Эмшвиллер – она умерла от рака поджелудочной железы в августе 2007 года – маленькая компания с улицы Сен-Мартен чувствовала себя уязвимой и растерянной. Эта деловая женщина, относившаяся к нему с материнской заботой, поддерживала Жан-Поля со времени его первых шагов в модной индустрии. Ему катастрофически ее не хватало.

Тема коллекции «Индейцы и ковбои» не вызывала ажиотажа, как прежние показы Готье. Все выглядело довольно серьезно, поразить воображение пытались только пара-тройка «вольных стрелков». Большинство участников работали три дня нон-стоп: «Аньес Би», «Луи Виттон», «Соня Рикель». Жуткая усталость и головокружение…

Жан-Поль, как всегда, набирал моделей, ничем не соответствовавших принятым канонам. Спортсмены и бодибилдеры в эпоху моды на андрогинные фигуры, усатые весельчаки на фоне хрупких юношей, афганцы с горящими глазами, совершенно не похожие на захватившую моду армию безусых старомодных Гарри Поттеров. От него можно было ожидать всего, кроме традиционного отбора похожих друг на друга моделей. И на этот раз шансы опять были у всех – проходимцев и пожарных, юных пижонов и анархистов, рыжих и лысых. Главное – яркая внешность, а не стандарты. Их оказалось восемнадцать. JP boys разбили бивак, не разжигая костра. Некоторых Жан-Поль принял уже в Милане, накануне показа, в течение часа… Французов было только трое, в итоге составилась русско-американско-британская команда. Но стоило посмотреть на перекосившиеся физиономии этих мужественно сложенных моделей, когда они с ужасом узнали, какую одежду им придется демонстрировать. Карлосу, например, предстоял выход в темно-синих облегающих плавках ретро и в замшевом жилете на голое тело, без носков и даже без ботинок. Наскоро ему удалили волосы на ногах, что, несомненно, этому мачо не понравилось.

На подготовку к стандартному дефиле обычно требуется не меньше двух часов. Зрители утыкались в дисплеи своих айпадов, звонили, настраивали свои многочисленные японские фотоаппараты новейших моделей, пытаясь справиться с нетерпением. Нагрянули взрывные нью-йоркские подростки с рюкзаками за спиной и с планом метро в руке. Они носили огромных размеров бермуды из шотландки, белые майки с широким вырезом. Их босые ноги утопали в высоких незашнурованных ботинках «Pataugas». В обычной жизни эти парни совершенно не походили на моделей, не имели ничего общего с традиционным образом cover boy на отдыхе. На кого они походили? Точно не на Брэда Питта или Антонио Бандераса. Они выглядели как типичные соседские мальчишки, сыновья консьержки, ставшие членами французской команды по гандболу. Но волшебное шоу превращало их в модных идолов, персонажей со страниц глянцевых журналов. Некоторое смущение из-за женственности их странной профессии заставляло их быть банальными, принимать небрежные позы баскетболистов, которые не знают, как себя вести в парикмахерском салоне, по большей части молчать и напускать на себя скучающий вид. Они также старались выглядеть немного неврастенично, эдакими утомленными топ-моделями, впавшими в подростковую апатию. Костюмерши их обожали. В отличие от девушек, они никогда не капризничали. Милые грустные мальчики готовились к показу самостоятельно, сами одевались, как будущие джентльмены, которых воспитывают мамы – они же, мамы, чаще всего исполняют роль их агентов, учителей и единственных ангелов-хранителей.

Модели знают по опыту, что все происходит очень быстро. В течение часа они должны сконцентрироваться, сжав кулаки, нахмурив брови, и уверенной спортивной походкой, почти как солдаты на параде, отшагать все свои пятнадцать минут показа. Это метаморфоза, которая происходит на подиуме, резкий бросок вперед, скачок адреналина. Двадцатидвухлетний Морган, пепельный блондин с фарфоровой кожей и дерзкими голубыми глазами, смелый, хоть и никому не известный, сильно выделялся среди них всех. На фоне молчаливых «барби-боев» он выглядел наглым клоуном, он заинтересовал Готье, выслушал от него замечания, вызвал смех и, к своей радости, обошел всех. Он любил показать себя, любил нравиться. Морган мечтал о театральной карьере. Он участвовал в показах только для того, чтобы сводить концы с концами, надеясь на лучшие времена. Шустрый юноша попал прямиком на кастинг у самого шефа, минуя агентства. «Я поднялся на подиум, держась довольно нагло в своем поношенном синем пальто, – рассказывает он. – В тот же вечер Готье позвонил мне и предложил участвовать в показе на следующий день. Он всего лишь попросил меня немного пройтись! Такое у меня было всего раза три: это редчайший случай!»

Морган немного рисуется, но так уж повелось в мире моды, где царит жесткая конкуренция образов, резюме и портфолио, так же как и у cover girls. Только здесь о закулисных делах рассказывают меньше. Над этой профессией сгущается артистическая дымка, скрывая шероховатости и защищая героев. Восемнадцатилетний Танел: узкие изумрудные глаза, усталое лицо и трехдневная щетина… Он гораздо прозаичнее размышляет о своей эфемерной карьере модели. Он попал на второе дефиле Готье по рекомендации друзей. Еще недавно он комментировал содержание «Неведомого шедевра» Бальзака. Но так ли необходим диплом, если мечтаешь о карьере рокера? Необязательно. Мать Танела звали Элена Ногуэрра. Сестра Лио, cover girl, комедийная актриса и певица, она назвала сына в честь своего друга, знаменитого манекенщика дома моды «Готье». Танел-младший преклонялся перед Танелом-старшим, а тот был ему вроде символического крестного отца. Очень к нему привязанного, надо сказать.

14 часов 30 минут. Жан-Поль, в белой рубашке, свитере и черных джинсах, осматривает свою команду. За кулисами все это происходит всегда словно по расписанию, это почти ритуал: минутная остановка в комнате сокровищ, где хранятся костюмы, минутка перед огромным столом, на котором разложены аксессуары. Здесь и восемнадцать «стетсонов» из черной и белой соломки, которые придадут шоу черты вестерна. Специалисты увидят здесь отсылку к сериалу «Дикий, дикий Запад». Коллекция была немного вычурной, но совсем не урбанистической. Затем патрон сделал два па-де-коте, просматривая полароидные снимки каждой детали коллекции от запонок до целого платья, прикрепленные к огромной доске на стене. Осторожный, сдержанный, замкнутый, он, казалось, совсем не интересовался тем, что происходит вокруг, потому что полностью погрузился в свои фантазии. Но голубые глаза за стеклами очков внимательно следили за всем происходящим. Рука слегка касалась подбородка, и он напоминал университетского профессора, оценивающего доклад студента. Время. «Это человек, который все время находится в танце, – так охарактеризовала своего друга хореограф Режин Шопино, – шаг вперед, шаг назад, словно он первопроходец в джунглях». Парикмахеры и визажисты пытались попадать в ритм его танца. Они знали, что вежливый осмотр – это строгая проверка. Остановка перед зеркалом: короткие диалоги, сопровождающиеся выразительными жестами, солнечные улыбки, одобрительный или саркастический смех, в зависимости от ситуации. А коротко говоря, всегда находилось два-три недочета, на которые мэтр обязательно указывал.

Длина волос Денни ему не нравилась. Накладная косичка, выглядывавшая из-под «стетсона», в точности походила на косички индейцев на старинных фотоснимках, которые, в качестве образца, были приколоты к листкам с описанием коллекции… Результат: Денни опять сидит на пыточном стуле перед зеркалом, и над ним порхают ножницы стилиста-парикмахера. Рафаэль, один из стилистов мастера-парикмахера Одиль Жильбер, так комментирует эту сцену: «Волосы у Денни были слишком длинные и густые для этой шляпы. Жан-Поль хотел все это немного поправить. Он сразу все видел, вот и все. Он выдумщик, это его дело. Кутюрье обычно очень заняты тем, что происходит за кулисами, backstage, а он, на первый взгляд, нет. Он кажется незаинтересованным, вроде бы развлекается, но за всем внимательно следит, словно рентгеном просвечивает. Вот поэтому стиль Готье один на тысячу. Прическа, макияж модели – он всегда знает точно, чего хочет, и ни на йоту не отступает от задуманного. Он никогда не рассчитывает на общее впечатление, не подстраивается под коллективное восприятие. Продумывается одежда каждой модели, ее прическа и макияж».

Напряжение нарастало. Зал заполнили фотографы, репортеры, родственники моделей и историки моды, но неожиданно там появились даже сотрудники дома моды, в своем фирменном стиле, а-ля скоростные поезда TGV. Они были единственные, кто искал себе место в последний момент, они пробирались в спешке по залу, нагруженные какими-то сапогами и коробками с лентами, словно были участниками призового забега. Всем присутствовавшим, кроме этих сумасшедших трудоголиков, выдавали бейджики розового цвета. Два охранника осуществляли строгий фейс-контроль на входе, безжалостно отсеивая нежеланных гостей. На этом роскошном рынке единственными якорями, единственной опорой Жан-Полю служили парикмахеры и стилисты, верные солдаты его армии, незаменимые на каждом показе. Их присутствие всегда было оправдано, придавало уверенности, их работа была четко выверена и подчинялась строгим правилам.

Сначала на подиум никто не выходил. Отрабатывали детали, пытались предотвратить возможные ляпы: болтающаяся подкладка, пояс со сломанной пряжкой… Последние тридцать минут перед шоу, несмотря на то что его, как всегда, охватывал Дантов ужас, Готье должен был давать последние указания своей команде, отвечать на вопросы журналистов двух радиостанций и трех телеканалов одновременно, ловко лавировать в оживленной толпе между столиками, сосредоточенный, ослепленный светом прожекторов. Наш Протей возникал то тут, то там, чередовал английский язык с французским, шутил, руководил шоу, блистал своим легендарным чувством юмора, заражал всех оптимизмом и одаривал знаменитой дурашливой улыбкой. Он уже привык к подобному двойственному шизофреническому существованию. Это было частью игры, частью цирка «JPG» на коммерческой основе. Пока он отвечает на вопросы с характерной искренней серьезностью, лишенной расчета, взгляд его скользит вокруг, отыскивая недочеты, которые требовалось исправить. Незаметно для всех непосвященных указательный палец поднимался вверх. Тут же появлялась шустрая помощница Фаиза, с наушниками на шее. Коротким жестом он ей дает понять, что на лице «идальго» Антонио – первый выход – еще не наведены тонкие усики. Она быстро ведет безусого латиноамериканца к гримерам, следуют два движения карандаша, и проблема решена. Камера все еще работает, а герой интервью, внимательно проследив взглядом за уходящим Антонио, непринужденно заканчивает прерванную мысль: «Вот почему тема вестерна кажется мне весьма многообещающей в этом году».

От показа к показу, от сезона к сезону, по большому счету, все повторялось. Казаться вездесущим и всевидящим, внимательным, произносить наполненные глубоким смыслом речи, которые должны выглядеть как импровизация, и быть веселым и легким в моменты наибольшего напряжения. Позволять наблюдать за собой за кулисами, чтобы армия журналистов, вооруженная шариковыми ручками и магнитофонами, могла обсуждать каждый твой шаг. Это племя модофагов, изнуренное недельным бдением во время показов от-кутюр, жаждущее новых и новых чудес, готовое вознести до небес или линчевать. Стильная свора, изголодавшаяся по сенсациям, опьяненная потенциальным скандалом… Голод этот неутолим, и требуются новые и новые жертвы. Эта братия действовала импульсивно, подчиняясь капризу, поэзии момента, но всегда прибегала к помощи технически, чтобы помогать слабеющей памяти. Технический прогресс: журналистки снимали на свои фотоаппараты все шоу от начала до конца. Какая там импровизация или неподготовленность! Моду внимательно изучали, фиксировали на пленку и анализировали. Тому, что воспринималось глазами вживую, предстояло попасть в лабораторию, где все тщательно препарировалось. Эфемерные образы застывали и начинали жить в другой реальности.

Через десять минут runway был наводнен ковбоями и индейцами. В типи затачивали в последний раз стрелы. Шум фенов стих, кольты перестали стрелять, и уже можно было услышать сдержанный шаг людей с Запада, готовых наконец к выходу. Нарисованные испанские усики выглядели чудесно, но «идальго» Антонио еще не был готов к родео полностью. Он разыгрывал странный спектакль. Его длинные волосы ниспадали на обнаженный торс, на котором не осталось ни одного волоска… Он еще не переоделся: в объемных шортах по волосатые икры, Антонио сидел, положив ноги на табурет, а визажистка подпиливала и покрывала лаком его большие ногти. Безумное шапито!

Наконец этот «рейв на Ибице» прекратился. Фаиза положила конец хаосу. Один за другим юные создания во вьетнамках разошлись по своим местам, надели великолепные брюки, рубашки в клетку, застегнули пряжки на поясах, обули остроносые сапоги, надели «стетсоны» и колье из акульих зубов. Мальчики дисциплинированно выстроились в ряд, стоически готовясь к выходу. Жан-Поль, главный сиу, которого скрывал занавес в глубине подиума, подбадривал своих воинов и следил за всеми их движениями, глядя на контрольный экран.

Вестрен модному городскому племени понравился. Ритуал, знаменующий конец шоу: птифуры и шампанское… Последние зрители не спешат уходить. Очевидно, что, когда наступит лето, улицы столицы захватят роскошные шайенны. Как заведено, Готье, прямой, словно проглотил шест, стоит на краю подиума и принимает поздравления приглашенных гостей. Завершающая сцена длится не меньше часа. Капов, главный редактор журнала «Ситизен К», странный чудаковатый модельер, нечто среднее между Дэвидом Боуи и Петулой Кларк, кажется, покорен. Азия, в белых байкерских ботинках и с огромной серебристой сумкой, склоняется в реверансе. Москва – шумная подвыпившая пара: энергичный грубоватый оператор и красотка в шелковых шортах – капитулирует. Усталый, но с улыбкой на губах, светловолосый предводитель индейцев, миролюбивый и спокойный, произносит речь вождя: «Все это спокойно можно носить, разве нет? Прямые брюки, вышитые жилеты? Я иногда думаю, что в самом начале меня обвиняли в том, что я представляю мужчин в ином свете. Полагаю, я исправился».

17 часов: он исчезает. Желька Мусич, директор по связям с общественностью, – в восторженном настроении. Сидя – а в такой позе эту энергичную женщину редко можно застать, – одетая во все черное и исключительно марки «Готье», она воплощала собой этот модный дом, похожая на жрицу Запада, суровую, внимательную, проницательную. Стрекоза с нервно подрагивающими крылышками, которая кружит над вами, подмечая малейшие детали происходящего… Она выполняла еще одну деликатную задачу – поддерживала контакты с прессой, приручала требовательные и обидчивые медиа. То есть она была такой правой рукой, которая одновременно справлялась с несколькими заданиями, служила и громоотводом, и парашютом. Словно многорукий Шива, она успевала сразу все и исполняла роль go between между патроном и окружающим миром, занималась планированием его работы, служила ему своего рода интерактивной записной книжкой. Для того чтобы попасть к Жан-Полю, чаще всего необходимо пройти через блокпост Жельки. Эта нестандартно мыслящая оптимистка заявляет, что тогда все прошло хорошо. И ей можно верить. Она отличный сейсмограф. Ее слова довольно точно отражают внутреннее состояние Готье. Но ее восторг длится недолго. «На следующей неделе, в это же время, мы начнем гораздо серьезнее относиться к моде», – объявляет она своим мелодичным голосом.