Голос звучал сипло, отчаянно:

— Дежурный!.. Это Ларионов из «Дивизиона» Ордынцева… Ты меня слышишь?..

И сонный, усталый голос дежурного:

— Ларионов, слушаю тебя! Это Спиридонов… И снова торопливый, захлебывающийся тенорок Ларионова:

— Але, Спиридонов… ты срочно разыщи Ордынцева… Передай ему, что они захватили богатого американца, фирмача… Ты ему только скажи…

Голос его прервался отдаленным треском, и наступила сипящая тишина магнитофонной ленты, разорванная криком встрепенувшегося дежурного:

— Ларионов!.. Ларионов!.. Отвечай! Что с тобой?.. Ларионов!..

Потом донесся стук, будто трубкой ударили по дереву, снова шипящая пауза и крик дежурного:

— Ларионов!.. Ларионов!.. Ты что, говорить не можешь?.. Ларионов!..

И неожиданно выплывший в тишине ласковый, сдавленный ненавистью голос:

— Всех вас, сук проклятых, перебьем…

Истерически быстрые, нервные гудки отбоя — трубку положили.

Я нажал кнопку на панели магнитофона, испуганно-тревожное гугуканье телефона смолкло, потом ткнул пальцем другую клавишу, и зашелестела, подсвистывая, перемотка кассеты.

— Вот это все, что мы сняли с переговорного терминала дежурной части, — сказала мне Ростова, пока я пристально рассматривал крутящиеся катушечки с пленкой, будто надеялся там высмотреть что-то важное. Или сквозь шелест пленки услышать еще раз голос умершего вчера Ларионова — чтобы шепнул, сказал, крикнул о чем-то очень важном, помогающем догадаться или понять — где, как искать того, кто вчера врезал в него из автомата в упор на товарном дворе Курского вокзала.

Но запись была короткой, автостоп цыкнул, и все смолкло.

Я поднял голову, посмотрел на ребят и негромко спросил:

— Какие будут соображения?

— Почему он звонил в дежурную часть города? Почему он не позвонил к нам в отдел? — вместо ответа переспросила Ростова.

— Вчера здесь дежурил Пикалов, — сказал я. — Я из него душу вынимаю с утра — он клянется, что не отлучался ни на минуту…

— Может быть, был занят телефон? — предположил Никита Морозов, по прозвищу Кит Моржовый, и откусил здоровый кусок от сладкой булки.

— Может быть, — кивнул аналитик К.К.К. — На таймере переговорного терминала дежурного по городу зафиксировано время разговора с Ларионовым и его убийцей — двадцать три часа двадцать семь минут. Связь длилась восемнадцать секунд… Я опросил наших — никто в это время не звонил Пикалову…

— А может быть, Пикалов врет? — медленно сказал я. — Врет, что сидел на месте? Не маленький — понимает, во что обошлась его отлучка, если он за кофейком в буфет бегал.

— Да сейчас это уже не имеет значения… — примирительно буркнул Кит Моржовый, потихоньку дожевывая булку.

— Имеет, — тяжело проговорил я. — Это вопрос не дисциплины, а нашей совести, ответственности друг за друга. Вокруг все воруют, врут и предают. Нас не уважает общество, не любит народонаселение, и от нас отступилась держава. И если мы сами не прикрываем спину товарища, нас убивают. И перебьют всех по очереди…

Я был самому себе противен — я говорил какие-то совсем не те слова, патетические, микрофонные, но ничего не мог придумать. Я надеялся, что ребята понимают меня.

Эксперт-криминалист Гордон Марк Александрович усмехнулся невесело:

— Как говорили в старину, большое поврежденье нравов и мире случилось…

— Мир повредился, — сказала Ростова, — чего уж тут про нравы рассуждать.

Я встал со стула, прошелся по кабинету, безмысленно-слепо уставился в окно. Стоял долго у стекла, широко расставив ноги, сцепив руки за спиной, и раскачивался с пятки на мысок, будто принимал какое-то трудное для себя решение. А какое я мог принять решение? Я ведь как Гулливер, привязанный лилипутами за каждый волосок.

Все молчали, и в этой напряженной тишине вдруг раздалось негромкое посвистывание — Любчик, задумавшись, насвистывал любимую песню Ларионова «Гуд бай, Америка, где я не буду никогда…».

Я смотрел прямо перед собой в неестественную для сентября синеву неба, быстро двигающийся от Крымского моста антрацитовый навал туч, размытый предгрозовой свет с сизой дымкой, рафинадно-белые дома с собственным свечением, пропылившуюся, пожухшую зелень в сквере напротив, клубящуюся вокруг статуи вождя расхристанную стаю костистых бабок с жестяными прическами и транспарантами сочно-мясного цвета, ерзливую суету машин и целеустремленно-бессмысленную пробежку пешеходов. Я слушал насвистываемую Любчиком мелодию, которую так часто напевал Ларионов, а перед глазами неотступно стояла грязная зассанная телефонная будка на задворках Курского вокзала и лежащий на полу съежившийся маленький Ларионов, с серым, будто замурзанным лицом. Я подумал, что это я и раньше видел много раз, у убитых — несчастные, обиженные лица. Но как-то не доходило до сердца, пока не увидел Валерку.

— Сколько лет ему было? — спросил К.К.К.

— Двадцать четыре, — не оборачиваясь ответил я и кинул Любчику: — Заткнись…

Потом прошел к своему столу, уселся на место, сильно потер ладонями лицо и медленно сказал:

— Вчера вечером, когда его убивали, я был у Келарева. Он мне велел подать докладную… Управление безопасности требует уволить Ларионова… Вот… Освободил меня Валерка от этой работы.

— И начальству приятнее — не какого-то там нарушителя и разгильдяя гнать с треском, а печально и гордо исключить из органов в связи с гибелью на боевом посту. Всем хорошо… — заметила Ростова.

Любчик беззаботно махнул рукой:

— А нас всех, кого не застрелят — или посадят, или выгонят!

— Но нас пока, слава Богу, не застрелили, не посадили и не выгнали. Какой отсюда вывод? — спросил я.

— Расквитаться со всей джангировской бандой, — спокойно-уверенно сказал Любчик.

— А ты думаешь, что это они? — Я внимательно посмотрел на него.

— Я тоже в этом не сомневаюсь, — вмешался Кит Моржовый. — Ларионов кричал по телефону: «Они захватили американца!»

— Они! — повторил К.К.К. — Ларионов уходил от погони, у него не было времени объяснять, он кричал как о само собой разумеющемся — кроме Джангирова с компанией, он ничем не занимался сейчас!..

— Погоди, не бухти… — остановил я его. — Келарев сказал, что несколько дней назад бесследно пропал американский гражданин Левон Бастанян. Ушел из гостиницы и сгинул. Может быть, это о нем кричал Валерка?

— У Джангирова от безнаказанности совсем стерлись тормозные колодки — делает что хочет, — эпически вздохнул К.К.К.

И Кит Моржовый согласился:

— Непонятно зачем, но нахальства украсть американца у них вполне достанет.

Гордон Марк Александрович поправил на носу золотые очки:

— Могу засвидетельствовать, как бывший доктор, что сдобное холеное тело мира быстро покрывает российская криминальная сыпь. Ждем-с рожистых воспалений, экзем, гнойных пролежней…

— Дождетесь, — пообещал я.

— Ах, если бы можно было узнать, с кем вчера встречался Валера! — с досадой стукнула кулаком в кулак Ростова.

— Невозможно, — покачал головой Любчик. — Агент наверняка позвонил внезапно, что-то важное посулил, он и помчался, никому ничего не сказав… А смотреть его агентурное досье — пустое дело! Он, кроме нас, никому уже не доверял и попросту не вносил данные агентов в картотеку.

— И не сказал ни единого слова… — пробормотал Гордон.

— Что? — удивился Кит Моржовый.

— Роман был такой хороший, — пояснил ему К.К.К. и повернулся ко мне. — Шеф, хочу напомнить пункт двадцать два из инструкции по системе эффективного управления…

— Началось… — махнул рукой Любчик. Гордон Марк Александрович улыбнулся.

Кит Моржовый покрутил пальцем у виска. Я согласно кивнул.

— Руководитель, созвав сотрудников и выяснив их мнение по обсуждаемым вопросам, должен дать понятные и четкие распоряжения по исполнению, — продекламировал К.К.К.

— Хорошенькое время ты нашел для шуток, — сердито бормотнул Любчик.

— А я не шучу, — спокойно ответил К.К.К. и снова обратился ко мне: — Пункт девятнадцать — «не прибегай к заседаниям как способу коллективной защиты от индивидуальной ответственности»…

— Спасибо, Куклуксклан, пошел в жопу, — оприходовал я рекомендацию аналитика. — Вытряси из своих компьютеров все мыслимые комбинации их связей.

Показал пальцем на Любчика:

— Насчет агентуры ты прав только частично… У меня на этот счет есть соображения… Ладно, вы с Ростовой знаете, чем заниматься… Марк Александрович представит все соображения к вечеру… А с тобой, Кит, мы сейчас прошвырнемся кое-куда…

Все встали, но Любчик еще успел возникнуть:

— Имею вопрос! Командир Ордынцев, прикажите, пожалуйста, Куклуксклану покопаться в компьютере… Нужен ответ…

— Что нужно?

— Почему мафиознику, попавшему на цугундер, вся их система помогает любыми средствами, а у нас в конторе — как раз наоборот? Почему?..

— Любчик, у тебя компас есть? Иди по нему, иди…