Давайте теперь обратимся к сценарию с вымиранием человечества, который кое-кому может показаться менее травмирующим: посмотрим на приходящий на смену человеку искусственный интеллект как на потомка, а не на завоевателя. Ганс Моравец поддерживает такой взгляд в своей книге Mind Children: “Их работа будет приносить и нам свои плоды, но лишь какое-то время. Рано или поздно они, как и естественные дети, отправятся на поиски своего счастья, а мы, их стареющие родители, будем постепенно молчаливо увядать”.

Родители, чье чадо стало умнее их, всему у них научилось, но добилось такого, о чем они могли только мечтать, должны быть горды и счастливы, даже если понимают, что не смогут увидеть всех удач своего ребенка. Схожим образом машины с искусственным интеллектом, приходя на смену людям, стараются сделать так, чтобы мы увидели в них своих достойных и благодарных потомков. Каждому человеку выдается на воспитание прелестное робо-дитя, с превосходными социальными навыками, которое учится у них, перенимает их ценности, дает им основания гордиться своим чадом и почувствовать исходящую от него любовь. Люди постепенно сходят со сцены благодаря глобальной политике “одна семья – один ребенок”, но окружены при этом такой любовью, что чувствуют себя счастливейшим из поколений.

Как вам такое? Что бы вы почувствовали? В конце концов, мы, люди, уже привыкли к мысли, что рано или поздно и сами мы, и все, кого мы знаем, покинут этот мир. Единственное изменение в новом сценарии состоит в том, что наши “потомки” будут несколько больше отличаться от нас, но зато, вероятно, окажутся более способными, благородными и достойными.

А вообще-то даже политика “одна семья – один ребенок”, наверное, будет избыточна: когда искусственный интеллект ликвидирует бедность и люди заживут полной увлекательной жизнью, падающего уровня рождаемости будет достаточно, чтобы истребить человечество, как уже говорилось ранее. Добровольное вымирание пойдет даже быстрее, если искусственный интеллект позаботится о наших развлечениях, и тогда никому не захочется отвлекаться на заботу о детях. Например, в эгалитарной утопии нам уже встречались Виты, которые так основательно погружались в виртуальную реальность, что утрачивали всякий интерес к своему физическому телу и переставали использовать его, в том числе и с репродуктивными целями. И в этом случае последнее поколение людей почувствует себя наисчастливейшим поколением всех времен, на полную катушку наслаждаясь жизнью до последнего вздоха.

У сценария с благодарными потомками, разумеется, есть свои недоброжелатели. Они говорят, что у умных машин нет сознания (есть только искусственный интеллект), и поэтому считать их потомками мы не можем – об это подробнее поговорим в главе 8. Найдутся и такие религиозные люди, кто скажет, что у машин нет души и поэтому невозможно считать их потомками, что мы не должны пытаться создавать машины с сознанием, потому что это посягательство на прерогативы бога и искажение самой идеи жизни – подобные соображения уже высказывались в связи с клонированием человека. Жизнь людей рядом с роботами тоже может приводить к социальным проблемам. Например, семьи, где есть человеческий ребенок и ребенок-робот, могут чем-то напоминать нынешние семьи, где ребенок воспитывается одновременно со щенком. Но разница между ними очень скоро начинает чувствоваться: к щенку, из-за значительно уступающего интеллекта, отношение быстро меняется, и дело кончается поводком.

А с другой стороны, хотя сценарии победителей и благодарных потомков могут вызывать у нас совершенно разные чувства, по идее своей они очень схожи: единственная разница между последними поколениями людей будет заключаться только в том, как к ним будут относиться, что они сами будут думать о прожитых жизнях и что случится, когда они уйдут. Мы можем надеяться, что эти милые на вид дети-роботы в полной мере восприняли наши ценности и построят, наконец, то общество, о которым мы мечтали, только после нашей смерти, но можем ли мы быть уверенными в том, что они не пускают нам просто пыль в глаза? Что, если все это не более чем коварная игра, и они откладывают свои планы относительно производства скрепок до более удобного момента, чтобы дать нам умереть счастливыми? В конце концов, они ведь уже дурят нам головы просто тем, что, разговаривая с нами, возбуждают в нас любовь к себе, они уже дурят нам головы, и даже специально, умышленно, в поисках общего языка с нами прикидываются значительно более глупыми созданиями (в частности, общаясь с нами со скоростью, в миллиарды раз меньшей, чем та, на которую они способны, – этот сюжет исследовался в кинофильме Her). Вообще говоря, построить равноправное общение двум существам с принципиально различными способностями и живущими на разных скоростях очень сложно. Нам известно, как легко разбудить наши человеческие чувства, и для сверхчеловечески умного AGI, каковы бы ни были его истинные цели, ничего не стоит обманом вынудить нас полюбить его и убедить нас в общности наших целей, как показано в фильме Ex Machina.

Возможны ли какие бы то ни было гарантии относительно будущего поведения искусственного интеллекта после нашего исчезновения, чтобы мы могли почувствовать себя успокоенными в случае сценария с благодарными потомками? Это как писать завещание потомкам, разъясняя, что им дозволяется делать с нашим коллективным наследством, с той только разницей, что здесь не будет никаких людей, которые могли бы оказать хоть какое-то давление. Мы еще вернемся к вопросу о воздействии на будущее поведение искусственного интеллекта в главе 7.