До сих пор речь в этой главе шла главным образом о том, как искусственный интеллект повлияет на нас как на потребителей, предоставляя нам качественно новые виды товаров и услуг по доступным ценам. Но как он может повлиять на нас как на работников, преобразуя рынок труда? Если мы сможем придумать, как достичь процветания путем автоматизации, не оставив при этом людей без заработков и без цели в жизни, то у нас есть все шансы на фантастическое будущее без забот и с беспрецедентными возможностями для всех, кто захочет ими воспользоваться. Мало кто из людей дольше и глубже размышлял об этом, чем экономист Эрик Бриньоулфссон, один из моих коллег по MIT. Хотя он всегда ухожен и безукоризненно одет, его исландское происхождение не дает о себе забыть, и я иногда не могу удержаться, представляя себе, как он подстригает свою непослушную рыжую бороду и укорачивает гриву, чтобы не слишком выделяться среди прочих в нашей бизнес-школе. Но он, конечно, не мог постричь и свои непослушные идеи и для своей полной оптимизма картины будущего рынка труда придумал название “цифровых Афин”. В древности граждане Афин вели жизнь полную досуга и могли наслаждаться демократией, искусством и играми, что обычно объясняют наличием у них рабов, выполнявших всю необходимую работу. Но почему бы не заменить рабов роботами с искусственным интеллектом, не создать цифровую утопию, где каждый может наслаждаться жизнью? Экономика, поддерживаемая искусственным интеллектом, в изображении Эрика не только избавит людей от стрессов и нудной работы и в изобилии снабдит нас всем тем, о чем мы мечтаем сегодня, но она также откроет нам мир замечательных новых продуктов и услуг, о каких сегодняшние потребители даже еще и не подозревают.

Мы можем попасть оттуда, где находимся сейчас, в “цифровые Афины” Эрика, если почасовая зарплата каждого из нас будет расти год от года, так что все, кто хочет иметь больше досуга, смогут постепенно сокращать время работы не в ущерб росту уровня жизни. На рис. 3.5 показано, что именно это и произошло в Соединенных Штатах между второй мировой войной и серединой 70-х годов: хотя неравенство доходов сохранялось, общий размер пирога рос так быстро, что почти всем доставались все бóльшие и бóльшие куски. Но затем, и Эрик признаёт это первым, кое-что изменилось: рис. 3.5 показывает, что хотя и экономика в целом, и средний доход на душу населения продолжали расти, этот рост происходит исключительно за счет наиболее богатого 1 % населения, а для беднейших 90 % рост доходов прекращается. Увеличивающееся неравенство становится еще более очевидным, если смотреть не на доход, а на уровень благосостояния (достаток). Для беднейших 90 % домохозяйств США этот показатель в 2012 году составил $85 000 – столько же, сколько двадцать пять лет назад, в то время как богатейший 1 % стал с учетом инфляции почти вдвое богаче, достигнув $14 миллионов. Различия еще заметнее в международном масштабе: в 2013 году совокупное богатство беднейшей половины населения мира (более 3,6 миллиарда человек) равно богатству восьмерых самых богатых человек – статистика помогает высветить и уровень бедности беднейших, и уровень богатства богатейших. На нашей конференции 2015 года в Пуэрто-Рико Эрик говорил собравшимся специалистам по искусственному интеллекту, что он уверен: прогресс в области искусственного интеллекта и автоматизации будет способствовать росту экономического пирога. Но нет экономического закона, гарантирующего выигрыш для всех или хотя бы для большинства людей.

Рост американской экономики в прошлом столетии и распределение доходов среди различных групп населения. До 1970-х рост благосостояния в них проходил синхронно. После этого рост приходился в основном на 1 % самых богатых людей страны, в то время как улучшение благосостояния 90 % практически ничтожно. В приводимых данных учтена инфляция, и доходы вычислены в долларах 2017 года.

Хотя существует общее согласие среди экономистов, что неравенство растет, они расходятся во взглядах на причины этого роста, и между ними не прекращаются очень содержательные споры о том, сохранится ли эта тенденция. Представители левой части политического спектра часто утверждают, что основной причиной являются глобализация и особенности экономической политики, такие как снижение налогов для богатых. Однако Эрик Бриньоулфссон и работающий вместе с ним в MIT Эндрю Макафи утверждают, что основной причиной является нечто совсем другое – технологии. А именно: они утверждают, что цифровые технологии рождают неравенство тремя различными способами.

Во-первых, старые профессии сменяются новыми, требующими бóльших навыков. Технологии вознаграждают образованных: начиная с середины 70-х годов зарплаты для лиц с высшим образованием выросли почти на 25 %, в то время как выпускники средних школ потеряли 30 % в оплате своего труда.

Во-вторых, как они утверждают, с 2000 года и без того непрерывно увеличивающаяся доля корпоративных доходов распределяется в основном среди тех, кто владеет компаниями, а не тех, кто работает там, и до тех пор, пока автоматизация будет продолжаться, мы должны ожидать, что владеющие машинами будут забирать растущую долю пирога. Это превосходство капитала над трудом может быть особенно важно для роста цифровой экономики, которую теоретик технологического прогресса Николас Негропонте определяет как движение битов, а не атомов. Сейчас, когда цифрой стало всё: книги, фильмы и налоговые декларации, – дополнительные копии могут быть проданы по всему миру при чисто нулевых затратах, по нулевой стоимости, без найма дополнительных сотрудников. Это позволяет бóльшую часть доходов забирать инвесторам, а не работникам. Вот почему при равенстве совокупного дохода “детройтской большой тройки” (GM, Ford и Chrysler) в 1990 году и “большой тройки” Силиконовой долины (Google, Apple, Facebook) в 2014 на предприятиях последней было в девять раз меньше работников, а акции стоили в тридцать раз больше.

В-третьих, как утверждают Эрик и его коллеги, цифровая экономика выгоднее суперзвездам, чем всем остальным. Создатель Гарри Поттера Джоан Роулинг стала первым писателем, вступившим в клуб миллиардеров, заработав гораздо больше, чем Шекспир, потому что ее истории могли продаваться в виде текстов, кинофильмов, игр миллиардам людей по очень низкой цене. Аналогичным образом Скотт Кук сделал свой миллиард на программе TurboTax, позволяющей заполнять налоговые декларации, потому что она, в отличие от человека, продающего свои консультации по заполнению деклараций, может быть загружена из интернета после покупки. А так как большинство людей готовы заплатить лишь совсем чуть-чуть или и вовсе ничего за десятую позицию в рейтинге лучших программ по составлению деклараций, на рынке найдется место только для совсем небольшого количества суперзвезд. Это означает, что если родители во всем мире станут советовать своим детям пойти по пути Джоан Роулинг, Гизелы Бюндхен, Мэтта Деймона, Криштиану Роналду, Опры Уинфри или Илона Маска, почти никто из этих детей не сможет построить на этом пути жизнеспособной карьерной стратегии.

Так какой же совет относительно карьеры мы должны давать нашим детям? Своих я, как правило, уговариваю заняться тем делом, с которым машины пока справляются плохо, поэтому перспективы автоматизации в ближайшем будущем там не просматривается. Последние прогнозы относительно таких перспектив захвата машинами рабочих мест позволяют сформулировать несколько полезных вопросов, которые стоит задать о выбранной профессии, прежде чем принимать решение о получении соответствующего образования. Список может быть, например, таким:

Чем больше утвердительных ответов на подобные вопросы вы можете дать, тем лучше будет ваш выбор будущей карьеры. Это означает, что относительно безопасно вкладываться в профессии учителя, медсестры, врача, ученого, предпринимателя, программиста, инженера, юриста, соцработника, священника, художника, парикмахера или массажиста.

Напротив, профессии, подразумевающие выполнение одних и тех же повторяющихся или очень структурированных действий в предсказуемой обстановке, с большой вероятностью скоро будут полностью автоматизированы. Наиболее простые варианты такой работы компьютеры и промышленные роботы захватили уже давно, и совершенствование технологии скоро приведет к ликвидации еще большего их количества – операторов интернет-магазинов, складских рабочих, кассиров, машинистов на железной дороге, пекарей и линейных поваров. Вероятно, за ними в самом ближайшем будущем последуют водители грузовиков и автобусов и таксисты. Еще больше профессий (включая параюристов, кредитных аналитиков, банковских служащих, бухгалтеров и налоговых инспекторов), которым не грозит полное исчезновение, но им суждено пережить автоматизацию большей части своих функций, и оттого в них будет занято значительно меньше людей.

Но держаться подальше от опасностей автоматизации – не единственный критерий в выборе карьеры. В эпоху глобальной информатизации стремление стать профессиональным писателем, режиссером, артистом, спортсменом или модельером рискованно по другой причине: хотя представителям этих профессий в ближайшее время не грозит серьезная конкуренция со стороны машин, у них будет быстро расти и ужесточаться конкуренция с другими людьми, в соответствии с теорией суперзвезд, о которой говорилось выше, и очень немногие смогут преуспеть.

Во многих случаях было бы проявлением близорукости и легкомыслия давать карьерные советы на уровне профессии в целом: многие из них не будут уничтожены полностью, но будут автоматизированы очень многие из тех задач, которые сейчас решаются специалистами. Например, если вы идете в медицину, не становитесь рентгенологом, задача которого анализировать снимки и который заменен системой IBM Watson, будьте врачом, который говорит рентгенологу, что надо снимать, обсуждает результаты с пациентом и принимает решение о плане лечения. Если вы идете в финансовую сферу, не становитесь “компьютерщиком”, который использует имеющиеся алгоритмы для анализа данных – он легко будет заменен программой, а становитесь управляющим фондом, который использует результаты анализа для стратегических инвестиционных решений. Если вы идете в юристы, избегайте подсобных функций помощника, который должен проверять тысячи документов на этапе сбора данных и легко может быть заменен автоматом, но старайтесь стать адвокатом, который дает клиенту консультации и представляет его дело в суде.

Пока что мы изучили возможности самих людей максимально увеличивать шансы на успех на рынке труда в эпоху искусственного интеллекта. Но что могут сделать правительства, чтобы помочь работоспособной части своего населения добиться успеха? Например, какая система образования лучше готовит людей для рынка труда, меняющегося в условиях быстрого развития искусственного интеллекта? Годится ли для этого наша уже существующая модель, с одним или двумя десятилетиями на получение образования, за которыми следуют четыре десятилетия работы по специальности? Или лучше от нее перейти к системе, когда несколько лет люди работают, затем на год возвращаются обратно в школу, чтобы потом еще поработать несколько лет? Или непрерывное образование (возможно, онлайн) должно стать необходимой частью любой профессиональной деятельности?

А какая экономическая политика будет наиболее успешной в деле создания новых рабочих мест? Эндрю Макафи утверждает, что есть много стратегий, которые могут быть успешны: и подразумевающие массированные инвестиции в науку и образование, и развитие инфраструктур, содействующих миграции и стимулирующих предпринимательство. Он чувствует, что “сборник легких этюдов для экономики написать можно, но никто не станет играть по написанному”, – по крайней мере, не в Соединенных Штатах.

Если искусственный интеллект будет продолжать совершенствоваться и все больше профессий будут автоматизированы, то чего нам ждать? Многие люди смотрят в будущее с оптимизмом: мол, на место автоматизированных профессий придут какие-то другие, еще лучше старых. В конце концов, именно так всегда и происходило раньше, со времен луддитов, беспокоившихся о технологической безработице во время Промышленной революции.

Но есть и пессимисты, утверждающие, что на этот раз все будет по-другому и что со временем будет расти число людей, не просто ставших безработными, но навсегда утратившими шанс найти работу. Эти пессимисты говорят, что свободный рынок устанавливает размеры оплаты труда на основе соотношения спроса и предложения и что растущее предложение дешевого машинного труда на рынке в конечном итоге уведет зарплаты людей под уровень стоимости жизни. Поскольку рыночный уровень оплаты труда определяется затратами времени кого-либо или чего-либо, выполняющего эту работу наиболее дешево, исторически доходы в любой профессии падали всякий раз, когда становилось возможным уводить данный вид деятельности в страну с более дешевой рабочей силой или выполнять ту же работу, используя более дешевые машины. Во время Промышленной революции люди научились заменять силу своих мышц машинной тягой, а сами занялись более высокооплачиваемыми делами, где требовалось больше полагаться на ум. На смену синим воротничкам пришли белые воротнички. Теперь мы все больше понимаем, как можно заменить машинами и наш ум. Если нам удастся и это, то что же останется для нас?

Некоторые оптимисты утверждают, что после автоматизации физической и умственной работы следующий бум придется на творчество, но пессимисты этот аргумент парируют: творчество – не более чем разновидность ментальной активности, которая также со временем будет освоена искусственным интеллектом. Есть оптимисты, которые надеются, что развитие технологий само по себе приведет к возникновению новых профессий, пока еще даже немыслимых, с ними-то и будет связан следующий бум. В конце концов, кто во времена Промышленной революции мог подумать о профессии веб-дизайнера или водителя Убер-такси для своих потомков? Но и пессимисты не сдаются: все это не более чем благие надежды, без всякого подкрепления эмпирическими данными. Они указывают на то, что мы могли бы выдвинуть тот же аргумент век назад, до компьютерной революции, предсказывая, что большинство сегодняшних профессий будут новыми, немыслимыми до появления определяющих их технологий. Но это предсказание было бы феноменально ложным, как показано на рис. 3.6: подавляющее большинство сегодняшних типов занятости существовали и век назад, а если расположить их по количеству рабочих мест в убывающем порядке, то нам придется дойти до двадцать первой позиции в этом списке, пока в нем появится что-то новое, а именно разработчики программного обеспечения, доля которых на рынка труда в США менее 1 %.

Чтобы лучше понимать происходящее, вернемся к рис. 2.2 из главы 2, на котором показан ландшафт человеческого разума с точки зрения сложности тех или иных видов интеллектуальной деятельности для машин, представленный в виде уровня моря, повышающегося по мере того, как машины эти виды деятельности осваивают. Основной тренд на рынке труда состоит вовсе не в том, что мы движемся к совершенно новым профессиям. Скорее, нам приходится все больше и больше тесниться на тех участках суши, до которых прилив технологий еще не добрался! Рис. 3.6 показывает, что эти участки суши подобны не единому острову, а сложному архипелагу, состоящему из островков и атоллов: они соответствуют всем тем видам деятельности, которые машинам все еще не удается выполнять так же дешево, как это делают люди. Это отнюдь не только хай-тек вроде разработки программного обеспечения, но и целый комплекс весьма простых профессий, требующих нашей особой анатомической ловкости и социальных навыков, начиная от лечебного массажа до игры в театре. Может ли так случиться, что искусственный интеллект сначала обгонит нас именно в выполнении интеллектуальных заданий, оставив вакансии только в секторе примитивных технологий? Один мой друг недавно пошутил, что, возможно, последней профессией, доступной для людей, будет самая древняя из них – проституция. Но в разговор вмешался японский робототехник, сразу запротестовавший: “Нет-нет, роботы в подобных вещах очень хороши!”.

Круговая диаграмма показывает профессии 149 миллионов работающих жителей Америки в 2015 году. Род деятельности каждого соответствует одной из 535 категорий по версии Бюро трудовой статистики США; категории расположены в порядке убывания популярности. Надписями снабжены категории более чем миллиона работающих. Новые профессии, возникшие благодаря компьютерным технологиям, начинаются только с 21-й позиции. Идея этой диаграммы возникла под влиянием анализа Федерико Пистоно.

Трудовики-пессимисты утверждают, что конец очевиден: весь архипелаг скроется под водой, и не останется такой работы, которую люди смогут выполнять лучше и дешевле, чем машины. В своей книге 2007 года Прощай, нищета шотландско-американский экономист Грегори Кларк писал, что мы можем узнать кое-что о наших рабочих перспективах в будущем, проводя сравнение с нашими лошадиными друзьями. Представьте себе двух лошадей, которые, глядя в 1900 году на первые автомобили, обдумывают свое возможное будущее.

– Я боюсь технологической безработицы.

– Иго-го, не надо быть луддиткой: наши предки боялись того же самого, когда паровые машины стали выполнять их работу в промышленности, а паровозы принялись вместо них тянуть экипажи по рельсам. Но у нас-то сегодня даже больше работы, чем раньше, и она гораздо лучше: мне намного приятнее катать легкую бричку по городу, чем целыми днями ходить по кругу в идиотских шахтах, откачивая воду помпой.

– Но что делать, если эта их затея с двигателем внутреннего сгорания действительно выгорит?

– Я уверена, что у нас, лошадей, возникнут новые профессии, о которых мы пока еще даже и не думали. Так же всегда было раньше, взять хотя бы изобретение колеса и плуга.

Увы, новых профессий, “о которых мы пока еще даже и не думали”, для лошадей так никогда и не появилось. Не востребованные больше лошади просто вымерли: только в США их поголовье упало от около 26 миллионов в 1915 году до 3 миллионов в 1960. Механические мышцы сделали количество лошадей избыточным. Не проделают ли того же с людьми механические мозги?

Так кто же прав: те ли, кто считает, что автоматизированные рабочие места будут заменены лучшими, или те, кто говорит, что большинство людей в конечном счете не смогут найти себе работу? Если прогресс искусственного интеллекта будет продолжаться в прежнем режиме, то обе стороны могут оказаться правы: одни – в ближайшей перспективе, другие – в долгосрочной. Но хотя люди часто говорят об исчезновении рабочих мест с унынием и досадой, в этом, может быть, и нет ничего плохого! Луддиты негодовали по поводу исчезновения определенных рабочих мест, не подозревая, что какие-то другие места предоставят им тот же социальный статус. Может быть, и те, кто негодует сейчас по поводу каких-то рабочих мест, просто слишком узколобы? Мы хотим работать, потому что это дает нам средства к существованию и сам его смысл, но, учитывая изобилие ресурсов, производимых машинами, может быть, удастся найти способ получения доходов и цели в жизни альтернативным путем, не работая? Нечто подобное ведь происходит и в лошадиной истории, которая отнюдь не закончилась истреблением всех лошадей. Более того, количество лошадей с 1960 года увеличилось более чем втрое, они теперь защищены системой социального обеспечения: даже несмотря на то, что лошади сами не могли оплатить свои счета, люди решили позаботиться о них, сохраняя рядом для развлечения и спортивных состязаний. Может быть, мы аналогичным образом позаботимся и о наших ближних, находящихся в нужде?

Давайте начнем с вопроса о доходах: перераспределение даже небольшой доли растущего экономического пирога должно дать каждому возможность значительно улучшить свое положение. Многие утверждают, что для нас это не только возможно, но и обязательно должно случиться. На симпозиуме в 2016 году Моше Варди говорил о моральным императиве, требующем от нас использовать искусственный интеллект для спасения человеческих жизней, на это я ему возражал, что моральный императив заключается также в другом – в любом его дружественном использовании, включая справедливое распределение богатства. Эрик Бриньоулфссон, также принимавший участие в симпозиуме, говорил, что “если все наше нынешнее богатое поколение не сможет уберечь от снижения жизненного уровня хотя бы половину всех этих людей, для нас это будет просто позор!”.

Есть много различных способов справедливого перераспределения богатства, и у каждого свои сторонники и критики. Самый простой – гарантированный минимальный доход, который предоставляется каждому человеку ежемесячно, без предварительных условий или каких-либо требований. Ряд небольших экспериментов такого рода либо проводится в настоящее время, либо планируется в ближайшем будущем, например в Канаде, Финляндии и Нидерландах. Сторонники инициативы утверждают, что гарантированный минимальный доход – более эффективная мера, чем какая-либо другая, – например, предоставление пособий нуждающимся, потому что избавляет от необходимости решать в административном порядке, кого следует так квалифицировать. Практика выплат пособий исключительно нуждающимся также подверглась критике за то, что удерживает людей от поиска работы, но это, конечно, становится неактуальным в будущем, где никто не работает.

Правительства смогут помогать своим гражданам не только деньгами, но и бесплатными или субсидируемыми услугами, такими как дороги, мосты, парки, общественный транспорт, забота о детях, образование, здравоохранение, дома престарелых и интернет; уже сейчас многие правительства обеспечивают бóльшую часть этих услуг. В отличие от гарантированного минимального дохода, такие услуги, финансируемые правительством, достигают двух различных целей: они уменьшают стоимость жизни и создают новые рабочие места. Даже в будущем, где машины могут превзойти людей в выполнении любого рода работы, правительства могут предпочесть нанимать людей для ухода за детьми или стариками вместо того, чтобы передавать эту работу роботам.

Интересно, что технический прогресс может привести в конце концов к тому, что многие ценные продукты и услуги станут предоставляться бесплатно даже без вмешательства правительства. Например, люди всегда платили за использование энциклопедий и атласов, пересылку писем и обмен телефонными звонками, но сейчас благодаря интернету можно получить все это без затрат, – а кроме того, в придачу бесплатные видеоконференции, обмен фотографиями, социальные медиа, онлайн-курсы и бесчисленное множество других новых услуг. Многое другое, в том числе исключительно ценное для некоторых, – скажем, спасительной курс антибиотиков для тяжело больного человека, – стало исключительно доступно по цене. Так что благодаря развитию технологий даже очень бедные люди сегодня могут пользоваться многим из того, чего в недавнем прошлом не хватало и богатейшим людям мира. Некоторые видят в этом знак, что требуемый для достойной жизни доход неуклонно снижается.

Если в один прекрасный день машины станут производить нужные товары и услуги по минимальным ценам, то общественное богатство, очевидно, увеличится достаточно, чтобы жизнь каждого сделалась лучше. Другими словами, даже относительно скромные налоги позволят правительствам обеспечивать гражданам своих стран гарантированный минимальный доход и бесплатные услуги. Но тот факт, что приобщение к богатству может случиться, очевидно, еще не означает, что оно непременно случится, и сегодня наблюдаются глубокие политические разногласия по поводу того, должно ли оно случиться. Как мы видели, нынешний тренд, наблюдаемый в Соединенных Штатах Америки, направлен, похоже, в противоположную сторону, и некоторые группы людей с каждым десятилетием становятся беднее. Политические решения по поводу того, как распределять растущее общественное богатство, затрагивают всех, и поэтому в обсуждении экономической модели будущего должны принять участие все, а не только исследователи искусственного интеллекта, робототехники и экономисты.

Многие из участников обсуждения сходятся во мнении, что стремиться к сокращению неравенства доходов нужно не только в связи с будущим преобладанием AI-технологий, но и независимо от него уже сейчас. Хотя основной довод в защиту этой точки зрения выглядит, скорее всего, моральным, есть основания считать, что равенство в распределении способствует лучшему проявлению демократии: когда есть большой средний класс образованных людей, электоратом труднее манипулировать, а одной небольшой группе людей или компаний сложнее выкупить себе исключительно право оказывать влияние на правительство. В свою очередь, лучше организованная демократия способствует построению лучше управляемой экономики, то есть менее коррумпированной, более эффективной и быстро растущей, приносящей в конце концов пользу практически всем.

Работа дает людям намного больше, чем просто деньги. Вольтер писал в 1759 году: “Работа отгоняет от нас три великих зла: скуку, порок и нужду”. И наоборот – обеспечить людей содержанием еще не достаточно, чтобы гарантировать благополучие. Римские императоры для удовлетворения своих подданных старались обеспечить их и хлебом, и зрелищами, а Иисус делал акцент на нематериальных потребностях людей, ибо, как сказано в Библии, “не хлебом единым жив человек”. Итак, чем же в точности обеспечивает человека работа кроме денег, и какими другими способами мы могли бы это ему возместить в обществе, где работы для него нет?

Ответить на эти вопросы явно непросто, так как одни люди ненавидят свою работу, а другие любят ее. Кроме того, дети, студенты и домохозяйки прекрасно без нее обходятся, в то время как история изобилует рассказами об избалованных наследниках и принцах, изнывающих от скуки и впадающих в депрессию. Мета-анализ 2012 года показал, что безработица обладает свойством вызывать долгосрочные отрицательные последствия, отражаясь на благополучии людей, в то время как выход на пенсию приводит к сложному комплексу переживаний, как положительных, так и отрицательных. Быстро растущая исследовательская область позитивной психологии выявляет ряд факторов, которые способствуют формированию у людей чувства благополучия и осмысленности существования, и обнаруживает, что некоторые виды занятости (но не все!) могут обеспечить многие из них, например:

Этот результат дает основания для оптимизма, так как все перечисленное можно обеспечить и при отсутствии работы: например, через спорт, хобби, образование или в семье, в кругу друзей, партнеров по команде, членов клуба или коммунальной группы, в школе, церкви, гуманитарной организации, политическом движении или в каком-то другом подобном предприятии. Чтобы создать процветающее общество низкой занятости, уберегая его от тенденции к саморазрушению, нам необходимо понять, каким образом мы можем способствовать развитию и расширению этих благодатных видов активности. К поискам такого понимания необходимо привлекать не только ученых-естественников и экономистов, но также психологов, социологов и педагогов. Если приложить серьезные усилия для того, чтобы обеспечить благополучие для всех, отчасти финансируя это из того богатства, которое в будущем будет создаваться благодаря AI-технологиям, то такое общество сможет процветать как никогда раньше. Как минимум, нужно сделать каждого настолько счастливым, как если бы у него была работа мечты, а если к тому же он избавится от требования, чтобы его деятельность приносила доход, то выше – только небо!