В «переговорной» комнате полицейского участка я сидел в одиночестве. Слева от меня находилось прозрачное с одной стороны зеркало, в котором отражался я, сидящий на стуле: сгорбленная спина, растрепанные волосы, щетина на бледном лице, словно плесень на фарфоре.

Я сидел там уже минут тридцать – или два часа, или полдня. Если вы думаете, что время останавливается в приемной стоматолога, значит, вам еще не приходилось сидеть в одиночестве в комнате для допросов. Известный трюк: вас оставляют в тишине, и вы варитесь в собственном соку, вина и сомнения прожигают дыру у вас в животе, а на кафельный пол вытекает правда.

Знал ведь, что Джона надо отвезти в больницу. Черт побери, нет чтобы позвонить в «скорую» сразу же после телефонного разговора с ним! Вместо этого я полдня страдал фигней, а тем временем черная дрянь разъедала Джону мозг.

Человек, способный найти правильное решение только спустя несколько часов после того, как совершил ошибку, – вот вам определение «тормоза».

В комнату вошел Морган Фримен и положил передо мной конверт из плотной бумаги. Внутри лежали фотографии. Вскоре к нам присоединился еще один полицейский, белый. Что-то в их поведении раздражало; они напоминали хищных птиц, бросившихся на добычу. А ведь я не преступник. Не я же торгую этой черной дрянью.

– Спасибо, что согласились прийти, мистер Вонг, – сказал Морган Фримен. – Бьюсь об заклад, ночка у вас выдалась нелегкая. Ну, если уж на то пошло, она и у меня вышла непростая.

– Угу. – Могу посоветовать отличное средство – большой стакан горячего напитка «Пошел ты к черту». – А где Джон?

– С ним все в порядке. Он беседует с офицером полиции в одной из соседних комнат.

Я не мог вспомнить, на какого актера похож чернокожий коп, и поэтому мысленно прозвал его «Морган Фримен». Хотя теперь, когда я его рассмотрел, то понял, что он совсем не похож на Фримена: крупнее, круглощекий, с бородкой, бритоголовый. Он представился, но его имя я забыл. Короткостриженный напарник топорщил усы: вылитый Дж. Гордон Лидди , стандартный коп из модельного агентства. Я невольно подумал о том, что он выглядел бы гораздо круче, если бы тоже побрил голову.

– Джон разговаривает? Правда? – спросил я.

– Не волнуйся, парень. Вы оба расскажете нам чистую правду, значит, о том, что ваши версии не совпадут, можно не беспокоиться, верно? Мы – твои друзья. Я не заставлю тебя сдавать анализ мочи, не буду спрашивать о том, что за история вышла у тебя в школе с тем мальчиком, Хичкоком.

– Эй, я не имею никакого отношения…

– Я же говорю – на этот счет можешь не волноваться. Тебя ни в чем не обвиняют – просто расскажи, что ты делал вчера ночью.

Инстинктивно мне захотелось соврать, но в последнюю секунду я сообразил, что не совершал ничего противозаконного. По крайней мере, насколько мне было известно. Хотя мой голос почему-то звучал виновато.

– Ходил на вечеринку у озера. Вернулся домой после полуночи. В два заснул.

– Точно? Может, ты заехал в бар «Одно яйцо» выпить стаканчик на сон грядущий?

– На сон грядущий?

– Все твои дружки там были.

– Нет. Вы же знаете, мне утром на работу. Я сразу поехал домой.

Я понимал, что нужно рассказать ему о ямайце, но меня удерживал инстинкт – ничего не сообщать копам по собственной воле. Что за бред! На моем месте должен быть Роберт Марли – ведь это он раздавал черное волшебное масло, которое, похоже, создает трещины во вселенной. Настоящее преступление, да?

Я вспомнил, как эта дрянь, словно червяк, вылезала из шприца, потом подумал, что она попала в Джона, и содрогнулся.

– Ты нормально себя чувствуешь?

Мой голос донесся до меня словно со стороны.

– Ага.

По телу прошел пульсирующий заряд какой-то странной энергии и потек наружу через мою грудную клетку.

Шприц.

В кармане.

Уколол мне ногу.

Пятно крови.

Внезапно мир стал невыносимо ярким, словно кто-то увеличил насыщенность цвета, словно я вдруг начал принимать сигнал высокой четкости. Я увидел мотылька на противоположной стене комнаты и заметил, что одно крылышко у него надорвано. Я услышал, как кто-то говорит по мобильнику, и понял, что этот человек стоит на тротуаре рядом со зданием.

Я посмотрел детективу в глаза и с удивлением обнаружил, что могу дословно воспроизвести вопрос, который мне сейчас задаст коп…

– Ты знаешь Натана Карри? Парень твоего возраста, у родителей автомастерская?

Сердце забарабанило у меня в груди.

– Нет, – пробормотал я.

– А Шелби Уиндер? Толстушка, учится в Восточной средней школе? Это имя тебе знакомо?

– Нет. Извините.

В голове будто солнце зажглось, наступила полная ясность, и я вдруг понял: коп идет по списку тех, кто был на вечеринке.

И все они умерли – или скоро умрут.

Как я это узнал? Как? Магия?

– А Дженнифер Лопес? – спросил полицейский.

– Ой. Да. Ее я знаю.

– Нет, не актрису, а…

– Я в курсе. Да, я вчера ее видел. С ней ничего не случилось?

– Аркейм Гиббс?

– Нет. Постойте… Да. Высокий чернокожий парень? Я с ним не знаком, но в моей школе он единственный чернокожий…

Я замолчал и взглянул на детектива. Да, это совсем не похоже на обычное дежурство. Он стал чему-то свидетелем, и воспоминание сидит в его мозгу, словно опухоль, отравляя все вокруг.

Внезапно я увидел копа насквозь.

У него двое детей – две прекрасных дочурки. Он очень, очень сильно напуган тем, что им придется жить в мире, где происходит такое. Этот человек – католик, и обычно он носит на шее золотой крестик на цепочке, но сегодня положил крестик в карман и постоянно потирает его между пальцами. Ему кажется, что наступает конец света.

Нет, я не читал мысли, я просто видел, что написано на лице. Каждый из нас может взглянуть на человека и сказать, что ему не нравится шутка, или еда, которую он ест. Вот и у меня то же самое. Вся информация уже была написана на лице, зашифрована в движениях лицевых мышц, сокращавшихся каждую микросекунду.

Полицейский зачитал несколько имен – Джастин Уайт, какой-то Фред и еще парочку. Их я не знал, о чем и заявил. Последним в списке значился Джим Салливан.

Я не сказал Моргану, что это имя мне знакомо. За годы, прошедшие с того дня, я часто думал о том, сколько жизней я мог бы спасти, если бы поступил по-другому.

– С тех пор как ты окончил школу, не прошло и трех лет. Почти все эти люди учились вместе с тобой, но ты знаешь только девушку?

– Я, в общем, был сам по себе.

– А потом тебя отправили в другую школу…

– Я больше ни слова не скажу, пока не узнаю, что с Дженнифер. Это же не секретная информация.

– Понимаешь, мы не знаем. В том-то все и дело. Вот почему сегодня я уже шесть часов работаю сверхурочно. К закрытию «Одного яйца» в баре оставалось, по крайней мере, девять посетителей. Четверо из них пропали. Твой друг здесь.

Коп помолчал – видимо, для большего эффекта.

– Все остальные мертвы.

Смешно – несмотря на предъявленные доказательства, до меня только сейчас дошло, во что я влип. Я снова подумал о том, что убил Джона, не доставив его сразу в больницу.

Я повернулся и посмотрел на себя в зеркало. Изображение искажено, а полицейского, находящегося в другом конце комнаты, не видно. В зеркале отражались только я и Морган: высокий, опрятный защитник народа и сгорбившийся небритый юноша в мятой майке с логотипом видеопроката, которая, похоже, пару дней валялась на полу в салоне автомобиля. Хороший парень и плохой парень. Уборщик и мусор.

– А Джастин Фейнгольд и парни, с которыми Джон ушел? – спросил я. – Келли и…

– Им ничего не угрожает. Я уже поговорил со всей группой: они разъехались по домам еще до того, как вечеринка продолжилась в другом месте. Таким образом, возникает следующий вопрос: из приехавших в «Одно яйцо» твой друг – единственный, кто остался в живых, но – только не обижайся! – похоже, он сейчас не в лучшей форме. Утром он тебе ничего не говорил? Может, упомянул о чем-нибудь, пока вы расставляли по полкам возвращенные клиентами порнофильмы?

Белый коп сделал шаг вперед и подбоченился. Морган спокойно ждал, не сводя с меня глаз. Повисло напряженное молчание. Старый трюк следователей.

– Джон позвонил мне часов в пять утра, совершенно не в себе: паранойя, галлюцинации, полный набор. Я приехал к нему. Он вел себя… ну, как псих, ему мерещились разные штуки, хотя соображал он нормально, и ни тошноты, ни конвульсий у него не было. Я успокоил Джона, мы пошли перекусить, потом поехали на работу. Вот и все.

– А что именно он сказал?

– Что в его квартире чудовища, что он не помнит, как там оказался, и тому подобное.

– Он говорил, чем обторчался?

– Нет.

– Ты ведь понимаешь, это легко проверить. Сажать в тюрьму твоих дружков-рейверов просто за то, что они закинулись какими-то таблетками, мы не хотим. Нет, для таких, как я, главное – жмурики. И если кто-то прямо сейчас, в данную минуту, продает отраву…

– Если бы я что-то знал, я бы вам сообщил. Вы же полицейский, вы видите, что я говорю правду. Значит, остальные умерли от передозировки?

– Дженнифер Лопес – твоя подружка?

– Нет.

Мне захотелось повторить свой вопрос, но я промолчал, а вместо этого еще раз прокрутил в голове вопрос копа, сосредоточился, изучил очертания каждого слова – и с ужасом понял, что способен извлечь целые библиотеки сведений из пауз между слогами. Дыхание полицейского, то, как он слегка подергивал уголком рта, как приподнял левое веко на третьем и пятом слове – все это было настоящим кладезем информации.

И вдруг, в одно мгновение, я узнал все, что знает этот детектив. Я узнал, как умерли те, кто был в «Одном яйце».

Натан Карри покончил с собой, выстрелив в висок из пистолета калибра 7.65 мм, который хранил под кроватью.

Аркейм Гиббс прыгнул в бассейн родительского дома. Юношу обнаружили несколько часов спустя, когда он уже утонул.

Шелби Уиндер и еще одна девушка, Кэрри Сэдлворт, умерли от сердечного приступа. Правая кисть Шелби была завернута в насквозь промокшую от крови рубашку.

Остальные – Дженнифер Лопес, Фред Чу, Большой Джим Салливан – исчезли. Прошлой ночью все они пили с Джоном в «Одном яйце».

Теперь в живых оставался только Джон.

– Перейдем к следующему вопросу, – продолжал я. – Мы с Дженнифер не были особенно близки, и поэтому я не знаком с ее друзьями и понятия не имею, куда она подевалась. Извините.

Детектив Фримен подошел к столу, открыл конверт и разложил передо мной четыре фотографии. На одной из них был запечатлен чернокожий юноша с дредлоками, мой «ямаец» – я знал это еще до того, как мои глаза сфокусировались на изображении.

На остальных трех снимках только яркие алые пятна.

Однажды – мне было лет двенадцать – по причинам, которые в тот момент казались очень вескими, я открыл три банки вишен для коктейлей, вылил содержимое в блендер и добавил льда. Закрыть блендер крышкой я не сообразил, а просто нажал на кнопку, и алая смесь изверглась наружу, словно вулканическая лава. То, что было запечатлено на лежащих передо мной фотографиях, очень походило на мою кухню в тот день – все залито красной жидкостью, в которой плавают какие-то комочки.

Полицейский указал на снимок «ямайца».

– Его ты знаешь?

– Он был на вечеринке. Именно он дал Джону наркоту. Так сказал сам Джон.

– Брюс Мэтьюс, торгует разными фармацевтическими препаратами на углу Тринадцатой улицы и Лексингтон-авеню. Без лицензии.

Я кивнул в сторону красных фотографий.

– А это что?

Морган показал на снимок Мэтьюса.

– До.

А затем на снимки, залитые красным.

– После.

На первой фотографии кто-то словно вывалил на пол ведро сырых бифштексов и куриных костей: куски мяса на ковре, некогда коричневом, а теперь покрытом свежей багряно-черной краской. На следующем снимке крупный план одной из стен; поверхность наполовину покрыта темно-красным, повсюду куски мяса. На третьем виднелась отрубленная смуглая рука в луже крови – пальцы полусогнуты, на ладони пластырь.

Я отвел глаза; внезапно меня прошиб пот. В зеркале снова та же картина – я лицом к лицу с Морганом. Неужели он думает, что я замешан в этом деле? Меня подозревают в совершении преступления? Я запаниковал и уже не мог «читать» полицейского. Он глядел на меня сверху вниз, позволяя тишине сгуститься в воздухе. В конце концов я сломался и нарушил молчание.

– Как это произошло? Бомба? Может, какой-то…

– В любом случае, вряд ли это сделал ты. Возможно, мы столкнулись с чем-то… э-э… находящимся за пределами нашего понимания.

По лицу Моргана снова промелькнул испуг. Теперь я уже четко определял это чувство.

Дверь открылась, и детектив замолк. В комнату вбежал толстый полицейский-латиноамериканец и что-то шепнул Моргану. Тот удивленно вскинул брови, и вышел из комнаты вслед с толстяком.

За дверью послышался шум, крики и звуки шагов. Минут через десять Морган с выпученными глазами ворвался в комнату.

– Твой друг умер.

В кассете кончилась пленка, и диктофон выключился. Должно быть, в какой-то момент Арни положил его на стол передо мной, а я и не заметил. Журналист что-то пробурчал, извиняясь, вытащил новую кассету и начал вставлять ее в диктофон. Я взглянул на его блокнот и увидел, что записи обрываются на слове «холокост».

Я отодвинул от себя тарелку с «Воссоединением огненных креветок» – блюдом, состоявшим из куриного мяса, риса и зеленого горошка. Я уже полчаса ковырялся в тарелке, откладывая в сторону курятину. При жизни эта птица страдала, поэтому я не мог заставить себя есть ее мясо. Кроме того, с рождения до смерти курицу с головы до ног покрывало дерьмо.

– А звонок в кафе «У Денни» указан в счете за мобильник?

– Что? Извините, я не понял.

– Ваш друг позвонил, когда вы были в кафе «У Денни»; при этом он сидел напротив вас, без телефона. Этот звонок указан в счете за мобильник?

– Мне и в голову не пришло проверять.

Официантка, проплывавшая мимо столика, забрала мою тарелку и оставила мне печенье с предсказанием и счет. Арни она проигнорировала. Я взял печенье и попытался сосредоточить на нем внимание и «увидеть» текст. Не вышло.

Арни почесал в затылке; его брови, словно вязальные спицы, вопросительно задвигались.

– Значит, это черное вещество, «соевый соус» – наркотик?

– Об этом мы еще поговорим.

– Он делает людей умнее? Позволяет читать мысли и тому подобное?

– Не совсем. Кажется, он усиливает ощущения. Точно не знаю. Когда вы под «соусом», это как будто ваш радиоприемник подключили к антеннам программы по поиску внеземных цивилизаций, SETI: вы принимаете сигналы отовсюду, видите то, что не должны были видеть. Но вряд ли «соус» поможет вам заполнить налоговую декларацию.

– И он у вас остался? – Арни бросил взгляд на серебряный контейнер.

– Это мы тоже обсудим.

– Вы приняли наркотик, да? Именно поэтому у вас получился… э-э… фокус с монетами, сном и всем прочим?

– Да, сегодня я принял немного «соуса». Впрочем, он уже выветривается.

– Значит, его эффект длится недолго.

– Недолго длятся побочные эффекты. Основные, наверное, останутся со мной до конца жизни.

Арни почесал лоб.

– Значит, эти подростки передознулись на рейве? В прошлом году подобный сюжет показывали на «Си-эн-эн». Дети съели отравленное «экстази» или что-то в этом роде. Так вы…

– До сих пор не понимаю, с какой стати журналисты обозвали вечеринку «рейвом»: ни тебе музыки «техно», ни танцев, ни виниловых штанов – и уж точно никакого рейва. Хорошенький рейв, черт побери! Это одно из тех слов, которыми пенсионеров пугают.

– Какого цвета комната для допросов в полицейском участке?

– М-м, белая. Местами краска облезла, и под ней виден слой зеленой.

– А если я свяжусь с детективом Эплтоном, он вспомнит разговор с вами?

– Удачи вам его найти.

Арни что-то записал в блокноте.

– Ну? Что вы об этом думаете? – спросил я.

– Если добавить подробностей, получится неплохая книга.

– Книга? В смысле – роман? То есть, вы считаете все это бредом?

Арни пожал плечами.

– Мне без разницы. Сюжет есть сюжет. Я репортер, и ваша уверенность в том, что это произошло в действительности, составляет часть моего сюжета. С другой стороны, возьмем Уитли Стрибера: никто не видел, как он общался с инопланетянами, однако же он продает свою книгу как документальный роман и божится, что все написанное в ней – чистая правда.

Журналист еще раз взглянул на маленький металлический контейнер, и я понял, что снова кручу эту штуку в руках.

– Арни, я не увлекаюсь теориями про НЛО, но мне кажется, что не следует обвинять этого парня во лжи.

– Вот именно. У него хороший дом, свое шоу на радио, в фильме его играет Кристофер Уокен… Вам этого не хочется? Кстати, по-моему, утром у меня в карманах не было мелочи. Вы сами подбросили мне монеты.

– И вы не почувствовали?! Да будет, Арни.

– Однажды в Вегасе я видел, как фокусник вызвал на сцену зрителя, украл у него очки с носа, а потом отправил беднягу на место. Несчастный зритель щурился и пытался понять, почему у него внезапно испортилось зрение… Нет, это не шутка. Мистер Вонг, магии не существует, есть только трюки, о которых знаете вы – но не ваша аудитория.

Я встал.

– Пойдемте, я покажу вам то, что лежит у меня в машине.

Мы пошли к старому, дребезжащему «форду-бронко». Я купил его после того, как разбил свою «хёндэ» в самой уникальной аварии за всю историю автомобилестроения.

Я подошел к машине и опустил задний откидной борт: за ним виднелась белая простыня, накинутая на ящик размером с портативный контейнер для перевозки собак. Неудивительно, ведь это и был контейнер для перевозки собак.

– Арни, назовите самое странное из того, что вы в жизни видели.

Он ухмыльнулся, разглядывая ящик… Черт побери, он смотрел на него, словно ребенок на рождественские подарки.

– Однажды, – начал Блондстоун, – я спустился в подвал нашего дома. А там из освещения только пара голых лампочек на проводах, понимаете? Сплошной сумрак, ваша тень тянется по всему полу… Ну вот, стою я в подвале и вдруг краешком глаза замечаю, что моя тень вроде как движется отдельно от меня – нет, не просто дрожит в свете качающейся лампочки, а машет конечностями, и притом довольно быстро. Это длилось всего секунду, но, честное слово, с тех пор в темное время суток я в подвал не спускался. У вас есть что-то покруче?

– Арни, вспомните, что вы чувствовали в тот момент. Мы в людном месте, здесь светло, это реальный, упорядоченный мир, но в темном подвале вы верили, что существует и другой мир – мир, в котором есть силы зла. Вспомните, откройте свое сознание.

– Мистер Вонг, мне просто показалось. Я же не говорил, что в подвале что-то было.

– Сделайте мне одолжение. Готовы?

Я стянул с ящика простыню. Долгая пауза.

– Видите?

– Нет. Вижу пустую клетку.

– Поверните голову и посмотрите на меня, тогда увидите ящик краем глаза, как тогда – тень в подвале.

– Ладно. – Улыбка Арни погасла. Он терял терпение.

– Арни, вы когда-нибудь ходили ночью в ванную? Вам никогда не казалось, что на секунду, на долю секунды, в зеркале есть что-то кроме вашего отражения? А потом вы, конечно, включаете свет – и все снова в порядке. Однако полсекунды – может, когда выходите из ванной, – краем глаза вы видите, что в зеркале не вы… а может, вы, но изменившийся. Может, на вас смотрит совершенно другое существо – не похожее на человека?

– Давайте вернемся в ресторан. Ваша история понравилась мне гораздо больше.

– Арни, вы умрете. Когда-нибудь, вне зависимости от вашего мировоззрения, вам придется столкнуться с абсолютным небытием, которое вы не можете себе представить, или с чем-то еще более странным, о чем тоже невозможно и помыслить. В тот день, Арни, вы побываете в невообразимом. Подумайте об этом.

На несколько секунд воцарилось молчание. Затем журналист едва заметно кивнул.

– Хорошо.

– Теперь посмотрите на коробку, не поворачивая головы.

Арни так и сделал – после чего подпрыгнул, завопил, потерял равновесие и плюхнулся на задницу.

– О, черт! – выдохнул он. – Черт! Что за херня? Ч-черт! Черт!

Я накрыл ящик простыней и запер машину. Арни поднялся и сделал десяток шагов назад, почти полпути к ресторану.

– Как вы это сделали? Что там? Какого черта…

– Я не знаю, как ее зовут. Жутковатая штука, верно?

– Вы… вы заставили меня! Я все выдумал. Вы напугали меня, чтобы я что-нибудь увидел…

– Нет, эта штука действительно существует. Хотя обычно ее замечают только пьяные или укуренные.

Арни все отступал, бормоча себе под нос.

– Я служил во флоте, аквалангистом, и мне пришлось кое-что повидать – глубоководных тварей, похожих на инопланетян, но даже они не сравнятся с этой… тварью.

– Арни, дослушайте мою историю до конца. Вы должны поверить, что я говорю правду. Готовы?

Журналист неуверенно посмотрел на меня и кивнул.

– Ладно, поверю вам на слово – пока сам не разберусь, что к чему.

– Договорились.

Секунду спустя мы уже шагали к ресторану. Пройдя через створчатые двери (на которых все еще виднелся лозунг «HOLA AMIGOS!» ), я продолжил свой рассказ.

– Так вот, полицейский подошел ко мне и сказал, что Джон умер…

В мгновение ока я вскочил со стула и бросился к выходу.

– Что?.. Как?!

Коп остановил меня, грубо толкнув в грудь.

– Успокойся, – сказал Морган, хотя сам спокойным не выглядел. – У парня начались конвульсии, потом остановилось сердце… Слушай, через полминуты здесь будет «скорая». Винни делает ему искусственное дыхание и массаж сердца. Винни подрабатывает спасателем, так что мальчик в руках профессионала. А ты к ним не относишься, поэтому прекрати истерику и не лезь не в свое дело.

Я оттолкнул его руку. К нам подошел белый полицейский – похоже, не очень потрясенный тем, что в его участке кто-то умер. Наверное, заниматься писаниной будет не он.

Губы Моргана слегка раздвинулись, приоткрыв крепко сжатые зубы.

– Сынок, ты сейчас сделаешь вот что… – Он вздохнул и продолжил: – Жди меня здесь. Через пять минут я вернусь, и ты расскажешь всю правду. Я хочу разобраться с этим делом; если попытаешься мне помешать, то будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

М-да, совсем не похоже на мысли нормального полицейского.

За стеной раздавались крики, звуки контролируемой паники, затем послышалась сирена. Скорая.

Пискнул мобильник. В любой другой день я бы просто его отключил, но сейчас это показалось не лучшим решением. Я посмотрел на офицера Лидди, стоявшего в центре комнаты, указал на свой карман, словно спрашивая разрешения. Коп ничего не ответил, и поэтому я принял звонок.

– Да.

– Дейв? Это Джон.

– Что? Ты…

– …где, в «скорой»?

– И да, и нет. Ты все еще в полицейском участке?

– Да. Нас обоих…

– Я уже умер?

Долгая пауза.

– Ну, копы говорят, что да. – Я взглянул на белого полицейского, который не проявлял к нашему разговору ни малейшего интереса.

– Некогда объяснять. Уходи оттуда.

– Но… но тогда меня объявят в розыск, – зашептал я, отворачиваясь от копа. – Они знают, где…

– Встань. Подойди к двери. Выйди из комнаты. Затем на улицу. Видишь здоровенного белого копа? Ни в коем случае не смотри на него в зеркало.

– А?

Я бросил взгляд через плечо на полицейского. Что-то было… не так.

– Уходи. Немедленно.

Я попытался «прочитать» копа и понял, в чем дело. Извлечь информацию из детектива, похожего на Дж. Гордона Лидди, не удавалось даже с помощью «соевого соуса». Я повернул голову на несколько градусов вправо…

…и посмотрел на прозрачное с одной стороны зеркало – в точку, находившуюся напротив полицейского.

В зеркале я увидел себя с мобильником в руке.

И больше никого.

Я повернулся к полицейскому.

– Не понимаю.

– Дейв, он не настоящий – по крайней мере, в привычном смысле слова.

– Коп идет ко мне!

– Беги, Дейв. Иногда ты будешь видеть что-то подобное, так что не пугайся.

Полицейский схватил меня за лицо; пальцы, твердые, словно железные прутья, воткнулись в мои щеки, и мне показалось, что зубы сейчас раскрошатся. Коп вдавил меня в стену.

Я попытался оторвать его руку, но с таким же успехом я мог бы отламывать конечности у бронзовой статуи. Я врезал ему по носу мобильником; усы копа дернулись, словно это сильно его позабавило. Усы все дергались и дергались и, наконец, выгнулись вверх и начали отделяться от лица, словно накладные. Затем они оторвались совсем, и под ними обнаружилась полоска розовой, изрезанной кожи. Половинки усов задвигались, словно крылья летучей мыши – нет, честно! – перелетели ко мне на лоб, устроились над правой бровью и впились в кожу. Я отмахнулся от них левой рукой, затем из всех сил засадил полицейскому коленом в живот, точно под ребра.

Бедро пронзила боль, как будто я упал на кучу бетонных блоков, но удар заставил копа отшатнуться. Усы вцепились мне в ухо: боль была такая, словно кто-то делал мне пять пирсингов одновременно. Я снова отмахнулся от усов и внезапно обнаружил, что полицейский отступил и упал на одно колено. Рука продолжала цепляться за мое лицо…

Вместо плеча у копа зияла кровавая дыра. Оторванная рука – которая теперь казалась совершенно бескостной – обвилась вокруг моей шеи в два оборота, словно мясной шарф.

Я забился, пытаясь стряхнуть ее. Змея-рука, мускулистая, жилистая, медленно сжалась, перекрывая трахею.

Перед глазами заплясали цветные пятна: недостаток кислорода вызвал в мозгу серию коротких замыканий. Я мигнул и увидел, что пол стал гораздо ближе, чем раньше: я стоял на коленях.

Усы закружили вокруг головы, жаля в щеки и лоб, потом нацелились на глаз, потянули за веко. Я не мог отогнать эту тварь: руки не слушались.

Мясной шарф еще сильнее сдавил горло, и комната потемнела. Я опустился на четвереньки, внезапно захотелось лечь и заснуть.

Краем глаза я заметил какое-то движение. Полицейский встал и пошел ко мне.

Я неуклюже пополз по направлению к двери. Гордон дотянулся до меня второй рукой, пальцы ухватили мою рубашку. Я бросился к двери, боднул ее, попытался нащупать ручку. Я задыхался; казалось, голова моя сейчас лопнет, словно воздушный шарик.

Ручка повернулась. Я ударил в дверь головой, вывалился из комнаты…

…И все было кончено.

Толстые кольца руки-змеи исчезли, пропали и летающие усы. По коридору промчались четверо парней с носилками. Я засунул в рот палец, затем вытащил: палец был в крови. Я посмотрел на мобильник, несколько секунд назад послуживший мне оружием, – корпус в трещинах, микрофон вдребезги, – и обругал себя за то, что уничтожил единственный, пусть и безумный канал связи с Джоном.

Мимо бежали люди; хотелось пробиться сквозь толпу и узнать, что стало с моим другом, но тут я вспомнил его инструкции и, воспользовавшись всеобщим замешательством, спокойно вышел из здания полицейского участка на улицу.

Сердце ухало в груди. Что теперь?

Толстяк в лоснящемся деловом костюме прошел мимо, даже не взглянув в мою сторону.

Вдруг, не прикладывая ни малейших усилий, я понял, что через две недели толстяк умрет от сердечного приступа, пытаясь ручкой швабры согнать с дерева кошку.

По улице проехал новенький «транс-ам», и по осанке водителя я понял, что машина украдена, а ее владелец мертв. Ремень вентилятора порвется через 26 931 милю.

Ладно. Я сделал глубокий вдох. Теперь что?

Моя машина осталась в двух милях от участка, рядом с «Уолли». И даже если одно из трех городских такси случайно находится где-то рядом, денег у меня все равно нет. Тут, к моему удивлению, зазвонил мобильник. Прижав сломанный аппарат к уху, я подумал о том, что должен сказать «спасибо» инженерам «Моторолы».

– Алло?

– Дейв? Это я.

– Где ты сейчас, Дейв?

– Рядом с полицейским участком, иду по улице. А ты где? В раю?

– Если догадаешься, дай мне знать. А пока продолжай идти. Двигай к парку. Не нервничай. Ты нервничаешь?

– Не знаю. Удивительно, что телефон еще работает.

– Долго он не протянет. На углу должен стоять продавец хот-догов. Видишь его?

Я сделал еще десяток шагов и почувствовал запах хот-догов раньше, чем увидел того, кто ими торгует. У тележки, облепленной наклейками с лозунгами правых, под желто-оранжевым зонтиком стоял болезненно худой старик, с виду лет ста шестидесяти – достопримечательность нашего города.

– Ага.

– Купи у него сосиску.

Судя по всему, задавать сейчас вопросы – значит попусту терять время.

Я дал старику три доллара и пятнадцать центов, а взамен получил сосиску в булке, завернутую в вощеную бумагу.

Помедлив, я взял бутылку с горчицей и провел по всей длине хот-дога две аккуратные полосы. Мне показалось, что так будет правильно.

В мобильнике, зажатом между плечом и ухом, снова заговорил Джон. С каждой секундой его голос слабел.

– Приставь к уху.

Я посмотрел на ручейки жира, вытекающие из хот-дога и смешивающиеся с горчицей, и порадовался, что не взял кетчуп или коричневый луковый соус.

Оглядевшись, я постарался как можно более непринужденно поднести сосиску к уху. В эту секунду мобильник сдох.

Капелька жира попала в самый центр моего уха, червяком проползла по щеке, затем по шее и, наконец, забралась за шиворот. Группа мужчин и женщин в деловых костюмах резко изменила курс и обошла меня стороной. С противоположной стороны улицы на меня с любопытством уставился одинокий бомж.

Да, я практически опустился на самое дно.

Я решил утереться салфеткой и оправдать вложенные средства, съев хот-дог, но тут до меня донеслись звуки.

– Дейв? Ты слышишь?

Голос Джона раздавался из сосиски. Я посмотрел на телефон: дисплей черный, стекло выбито, из покореженного корпуса торчит зеленая плата. До меня дошло.

– Понятно. Твой голос я слышу благодаря каким-то телепатическим волнам. Все ясно. Так бы и сказал. – Я опустил руку с хот-догом и приложил к уху мобильник. – Что дальше?

Ничего.

Еле слышные звуки донеслись из сосиски, и я снова приставил ее к уху.

– Дейв? Ты там?

– Да. По мобильнику тебя не слышно.

– Теперь тебе придется говорить со мной по сосиске.

– Почему…

Вздохнув, я потер глаза и почувствовал, что скоро разболится голова.

– Ладно. Что будем делать?

– Ты слышишь меня только потому, что в твой организм попал «соевый соус». В шприце его оставалось немного, так что надолго не хватит.

– Что это за соус, Джон? Он живой! Клянусь, я видел, как он…

– Послушай, доберись до дома Роберта. Сейчас полицейских там нет, но времени у нас мало – они обязательно туда нагрянут. Бери такси и двигай к «Уолли» за своей машиной. Затем поезжай по Лэтроп-авеню в Шир-Виллидж – это трейлерный парк к югу от города, за кондитерской. Если повезет, за двадцать минут доберешься.

– У меня нет денег. Было всего пять долларов, и три из них я потратил на хот-дог.

– Хот-дог стоит три бакса? Ни фига себе! Ладно, подожди секунду. Так, посмотри между сосиской и булкой – там сложенная стодолларовая купюра.

Обрадованный мыслью, что от черной магии может быть польза, я несколько секунд ковырялся в хот-доге.

– Джон, здесь ничего нет.

– Ладно, значит, не получилось. У тебя банковская карта есть?