Пролог

Разгадав загадку, приведенную ниже, вы раскроете страшную тайну вселенной – если, конечно, не спятите. Если же страшная тайна вселенной вам уже известна, можете спокойно перевернуть страницу.

Допустим, у вас есть топор – обычный дешевый топор, купленный в магазине хозтоваров. И вот в один трагический зимний день вы взяли вышеупомянутый топор и отрубили им голову одному парню. Не волнуйтесь, тот уже был мертв. Хотя, возможно, поволноваться бы стоило – именно вы его и застрелили.

Это был настоящий громила – дерганый, синие вены на огромных бицепсах, заточенные зубы, на языке татуировка-свастика. Наверняка вы таких встречали. Вы всадили в него восемь пуль, а теперь рубите ему голову топором, чтобы он уж точно не вскочил и не вцепился вам в глотку.

При последнем ударе топорище разлетается на мелкие кусочки. Так что теперь у вас есть сломанный топор. Потратив целую ночь на то, чтобы избавиться от громилы и его головы, вы берете топор и едете в город. В магазине хозтоваров объясняете продавцу, что темно-красные пятнышки на сломанном топорище – это кетчуп, после чего вам вручают совершенно новое.

Починенный топор спокойно лежит у вас в гараже, пока одним дождливым весенним утром вы не обнаруживаете на кухне существо, похожее на гигантского слизня с раздувшейся яйцевой камерой на хвосте. Челюсти у твари такие мощные, что без малейших усилий перекусывают вилку. Вы рубите существо на мелкие кусочки, но при этом ваше верное оружие врезается в металлическую ножку перевернутого кухонного стола. Значит, теперь у вас есть топор с зазубренным лезвием.

Вы, конечно, снова едете в магазин хозтоваров и покупаете другое лезвие, а вернувшись домой, обнаруживаете там парня, которого когда-то обезглавили. Голова у него новая, пришитая к телу леской, а на лице – совершенно особое выражение, словно он хочет сказать: «Не ты ли отрубил мне голову?!» Такое выражение лица не часто увидишь.

Вы – за топор, а парень смотрит на него полусгнившими глазами и орет, хрипя и булькая: «Этим топором ты меня и убил!»

Прав ли он?

Я пытался разгадать эту загадку в три часа ночи, сидя на крыльце своего дома на дешевом пластиковом стуле – одном из тех, что в грозу разлетаются по всей лужайке. Ветер холодил мне щеки и уши, ерошил волосы. Будь я лет на сорок старше, с удовольствием выкурил бы трубочку – если бы она у меня была. Подобные редкие моменты полного душевного покоя начинаешь ценить лишь после того, как они…

Заверещал мобильник; звук ужалил, словно пчела. Я вытащил маленький тонкий телефон из кармана куртки, взглянул на номер и, ощутив легкий укол страха, сбросил звонок.

В мире вновь воцарилась тишина, только еле слышно аплодировали деревья и шуршали сухие листья по дорожке. Моя собака Молли, не отличающаяся особым умом, после нескольких попыток залезть на соседний стул, наконец, опрокинула его и залаяла от злости.

Телефон зазвонил опять. Лай Молли перешел в рычание. Я закрыл глаза и помолился, коротко и раздраженно.

– Алло?

– Дейв? Это Джон. Звонил твой дилер. Он говорит – или сегодня ты отдаешь ему героин, или он тебя зарежет. Встретимся там, где закопали шлюху-кореянку.

На самом деле эта кодовая фраза означала: «Приезжай ко мне как можно быстрее. Дело важное». Мало ли, вдруг телефон прослушивается.

– Джон, сейчас три часа но…

– Да, и не забудь – завтра мы должны убить президента.

Он отключился. Последнее предложение было просьбой купить сигарет по дороге.

Скорее всего, мой телефон действительно прослушивался. Впрочем, эти шифры – дурацкая затея, так как в случае необходимости всю информацию можно получить, перехватив наши мозговые волны. Я глубоко вздохнул – и две минуты спустя уже мчал сквозь ночь на своей машине, надеясь, что печка наконец заработает, и пытаясь не думать о Фрэнке Кампо. Чтобы отогнать мрачные мысли, я включил радио и наткнулся на какую-то разговорную станцию правого толка.

– Я вам так скажу: Америка – это корабль, а имягранты – крысы, которые бегут на него. А знаете, что бывает, когда на корабле слишком много крыс? Он тонет, вот что.

Я подумал о том, что на самом деле корабли тонут совсем по другим причинам. И о том, почему в машине пахнет тухлятиной. И о том, лежит ли под водительским сиденьем мой пистолет. Что это там, во тьме? Я посмотрел в зеркало заднего вида. Ничего, просто тени. И тут я вспомнил Фрэнка Кампо.

Фрэнк был адвокатом. Однажды вечером он ехал с работы на новеньком «лексусе», сверкавшем, словно глыба черного льда. На приборной панели светились зеленые огоньки, и, глядя на них, Фрэнк чувствовал себя астронавтом, непобедимым супергероем.

Вдруг по его ногам побежали мурашки, и он включил свет в салоне.

Пауки.

Тысячи пауков.

Каждый размером с кулак.

Настоящие боевые пауки – черно-желтые, с длинными тонкими лапами, похожими на иголки.

У Фрэнка поехала крыша, он крутанул руль и слетел в кювет.

А когда его вытащили из разбитой машины и немного успокоили, копы объяснили ему, что в машине не было ни одного паука.

Конечно, все это легко списать на плохое самочувствие, обман зрения, пищевое отравление, – но история на этом не закончилась. Видения – жуткие видения – продолжались, и все королевские медики, все королевские таблетки не могли избавить Фрэнка от кошмаров.

А так с ним все было в порядке. Вот только в среду он произносит блестящую речь в суде, а в четверг клянется, что у судьи под мантией щупальца.

К кому прикажете обращаться в подобной ситуации?

Я подъехал к дому Джона и почувствовал, что ужас возвращается; внутри у меня все крутило, как при несварении желудка. Ветерок, догнавший по дороге к подъезду, попахивал серой: за городом находился завод, выпускавший средство для прочистки канализации. Этот запах и два холма вдали создавали полную иллюзию того, что неподалеку заснул какой-то великан и пускает ветры во сне.

Квартира Джона была на третьем этаже. Джон открыл дверь и немедленно указал на очень красивую и очень испуганную девушку, сидевшую на диване и нервно разглаживавшую длинную юбку.

– Дэйв, это Шелли. Ей нужна наша помощь.

Приступ страха настиг меня, как удар под дых. Видите ли, люди вроде Фрэнка Кампо и этой девушки не обращаются к нам, если у них, к примеру, сломался карбюратор.

Нет, у нас особая специальность.

Шелли было лет девятнадцать, и она походила на фарфоровую куколку – синие глаза, белая кожа, грива каштановых кудряшек. По таким девушкам парни с ума сходят. Она казалась такой маленькой и смотрела на вас так застенчиво и беспомощно, что ее немедленно хотелось спасти, отвезти домой, обнять и утешить.

На виске у нее белела полоска пластыря.

Я заметил, что Джон выглядит совсем как взрослый: волосы аккуратно собраны в хвостик, а рубашка застегнута на все пуговицы, будто он на собеседование явился. Он отошел в угол крошечной квартирки, служивший кухней, и мигом вернулся с кружкой кофе, которую ловко, словно заправский психотерапевт, сунул Шелли. Я едва не закатил глаза: подобное поведение в комнате с огромным плазменным телевизором и четырьмя игровыми приставками казалось просто нелепым.

Я как раз собирался предупредить девушку, что по вкусу этот кофе похож на кислоту, в которую кто-то помочился, когда Джон произнес тоном адвоката:

– Ну, Шелли, расскажи нам, что произошло.

Она робко взглянула на меня.

– Мой парень… не дает мне прохода. Преследует меня уже целую неделю. Родители на курорте, и я… боюсь возвращаться домой.

Девушка покачала головой, лишившись дара речи от избытка чувств, отхлебнула кофе – и тут же скорчила гримасу.

– Мисс…

– Моррис, – еле слышно ответила она.

– Мисс Моррис, я настоятельно рекомендую обратиться в центр защиты женщин. Там вам помогут подать в суд на вашего бойфренда, защитят и так далее. В городе три таких центра, и я с радостью позвоню в…

– Он… то есть, мой парень… умер два месяца назад.

Джон ликующе взглянул на меня, словно говоря: «Видишь, кого я тебе привел!».

Шелли продолжала:

– Один мой друг посоветовал обратиться к вам. Он сказал, что вы занимаетесь… ну… необычными проблемами.

Девушка отодвинула стопку дисков, поставила на стол кружку с кофе и подозрительно посмотрела на нее. Затем повернулась ко мне.

– Говорят, в таких делах вы лучшие.

Я не стал уверять ее в том, что у людей, которые считают нас «лучшими», скорее всего, довольно низкие стандарты. Да, возможно, мы действительно круче всех в городе, но хвастаться этим не будешь, да и рекламировать себя в телефонном справочнике – тоже.

Я подошел к креслу и снял с него четыре потрепанных журнала о гитарах, блокнот и Библию в кожаном переплете. Стоило мне усесться, как у кресла сломалась ножка; пришлось сделать вид, что так и должно быть.

– Ну, хорошо. Когда он к вам приходит, вы его видите?

– Да, вижу, и слышу тоже. И еще он… м-м…

Она потерла пластырь. Я изумленно уставился на нее. Это что, шутка?

– Он вас бьет?

– Да.

– Кулаками?

– Да.

– Вот козел! – возмущенно воскликнул Джон, оторвавшись от кружки с кофе.

На этот раз я позволил себе закатить глаза, а когда они вернулись в исходное положение, свирепо взглянул на Джона. Не знаю, приходилось ли вам иметь дело с призраками, но вряд ли они били вас по морде. Готов спорить, что и с вашими друзьями такого не случалось.

– Когда это произошло в первый раз, я подумала, что схожу с ума. Я никогда не вери…

– Не верила в призраков, – закончил я за нее. – Разумеется.

Нам все так говорят: каждый хочет казаться скептиком, заслуживающим доверия.

– Послушайте, мисс, я не…

– Я пообещал ей, что мы займемся этим делом сегодня же, – прервал меня Джон, чтобы я ненароком не высказал какую-нибудь здравую мысль. – Давай съездим вечерком в [название города удалено] и покажем этому гаду, что к чему.

Я разозлился – в основном потому, что душераздирающую историю девица выдумала от первого до последнего слова, и Джон прекрасно это понимал. Внезапно меня осенило: Джон хочет познакомить меня с Шелли. Красивая девочка, бойфренд умер, и у меня есть все шансы стать ее героем. Как обычно, я не знал, то ли благодарить его, то ли дать по яйцам.

В голову мне пришло сразу шестнадцать контраргументов, но каким-то непостижимым образом они уравновесили и нейтрализовали друг друга. Может, если бы их число было нечетным…

Мы поехали на моем «форде-бронко». Машину вел я: Шелли мы садиться за руль запретили – мало ли, вдруг у нее сотрясение мозга, – хотя на самом деле нас удерживало воспоминание о мистере Кампо и его паукомобиле. Видите ли, Фрэнк на горьком опыте убедился в том, что призраки селятся не в старых домах, не на кораблях, а в голове.

Шелли сидела на пассажирском сиденье, обхватив себя руками, и безучастно смотрела в окно.

– Вы часто занимаетесь такими делами?

– Время от времени. Уже пару лет, – отозвался Джон.

– А с чего все началось?

– Случай, точнее – череда случайностей: один жмурик, другой, наркотики… Долгая история. В общем, теперь у нас бывают видения. За мной, например, ходит мертвая кошка и просит ее покормить. А однажды я купил гамбургер, и он на меня замычал… Помнишь, Дейв?

Я хмыкнул, но ничего не ответил.

Шелли, похоже, его уже не слушала.

– Я называю это «синдромом Данте», – продолжал Джон.

В жизни не слышал от него этого выражения.

– Мы с Дейвом заглянули в ад, и оказалось, что он здесь – вокруг и внутри нас. В этом отношении он похож на микробов, которые кишмя кишат в наших легких, венах, внутренностях… Ой, смотрите! Сова!

Мы посмотрели в окно – сова как сова.

– Так вот, мы выручили пару человек и постепенно создали себе репутацию, – встрял я.

Пожалуй, этих сведений будет достаточно. Кроме того, мне не хотелось, чтобы Джон рассказывал Шелли о том, как сожрал свой кричащий гамбургер – целиком, до последнего кусочка.

Для начала мы заехали ко мне за снаряжением. Не выключая двигатель, я вышел из машины и направился к ветхому сараю, стоявшему за домом. Я отпер висячий замок, шагнул в темноту и осветил полки фонариком.

Винни-Пух с засохшими пятнами крови вокруг глаз.

Чучело барсуконды (гибрида барсука и анаконды) на подставке.

Большая стеклянная банка с помутневшим от времени формалином, в котором плавает шестидюймовый комок тараканов, похожий на кулак.

Я взял факел, который Джон украл из ресторана, оформленного «под средние века». Затем снял с полки пластиковую бутылку, заполненную густой зеленой жидкостью. От одного прикосновения жидкость стала кроваво-красной, и поэтому я поставил бутылку на место, прихватив вместо нее «гетто-бластер», винтажный кассетник 1987-го года.

Зайдя в дом, я позвал Молли, вытащил из кухонного шкафа небольшой пластиковый контейнер, отсыпал пригоршню розовых упругих штучек, похожих на ластики, и выскочил за дверь. Собака бежала за мной по пятам.

Шелли жила в обычном деревенском двухэтажном доме, стоявшем на крошечном островке необработанной земли посреди бескрайних кукурузных полей. Черные ставни резко выделялись на фоне белых стен. Мы прошли мимо почтового ящика в виде коровы и увидели на входной двери самодельную табличку: «Морриссон: построено в 1962 г.». Остановившись у входа, мы с Джоном принялись спорить о том, должно ли там стоять двоеточие или тире.

Да, да, знаю. Будь у меня хоть капля ума, я бы удирал оттуда без оглядки.

Джон взошел на крыльцо, толкнул дверь и отскочил в сторону, а я порылся в кармане и вытащил одну из розовых штучек – собачье лакомство в виде крошечного бифштекса с коричневыми полосочками от воображаемого гриля. Именно в тот момент я понял, что они нарисованы только для меня, так как ни одна собака в мире не сообразит, что они символизируют.

– Молли!

Я показал псине «бифштекс» и бросил его за порог. Молли помчалась вслед за лакомством.

Мы навострили уши: не слышно ли, например, как собаку расплющивают о стену? Из дома доносился только топот лап. В конце концов Молли вернулась, глупо улыбаясь, и мы пришли к выводу, что нам ничто не угрожает.

Шелли собралась выразить нам свое неодобрение, но, похоже, передумала.

Мы осторожно заглянули в темную гостиную. Шелли двинулась к выключателю, но я знаком остановил ее.

Джон щелкнул зажигалкой, и над факелом взметнулось пламя высотой в фут. Мы стали медленно осматривать дом. Я заметил, что Джон взял с собой целый термос своего кофе; похоже, намерен провести здесь всю ночь. Да уж, этот напиток вызывает такую изжогу, что не уснешь.

– Где он обычно появляется? – спросил я.

Пальцы Шелли снова вцепились в юбку.

– В подвале. А один раз – в ванной. Его рука… высунулась из унитаза, когда я…

– Ясно. Где вход в подвал?

– На кухне… я не хочу туда идти!

– Все нормально, – успокоил ее Джон. – Посиди на кухне с собакой, а мы осмотрим подвал.

Я недовольно взглянул на него: роль прекрасного рыцаря, спасителя благородных девиц, должна была достаться мне. Шелли села на корточки и принялась гладить собаку, а мы затопали вниз по лестнице, освещая себе путь факелом.

Чистый, современный подвал.

Стиральная и сушильная машины.

Тихо пощелкивающий нагреватель воды.

Огромный напольный морозильник.

– Его здесь нет, – сказал Джон.

– Какой сюрприз.

Джон прикурил от факела.

– Хорошая девушка, да? – спросил он тихо и даже как-то вкрадчиво. – Знаешь, она напомнила мне Эмбер, подругу Дженнифер. Когда она пришла, на секунду мне даже показалось, что это и есть Эмбер. Кстати, Дейв, спасибо, что согласился сыграть роль моего помощника. Не то чтобы я хотел воспользоваться тяжелым положением, в котором оказалась прекрасная дама, но…

Я перестал его слушать и попытался понять, что насторожило меня в этом подвале. Что-то явно выделялось из общей картины, словно двоечник, который поднимает руку, чтобы ответить на вопрос учителя. Джона увлекла роль детектива, и он потянул за белую тряпку, висевшую на огромной раковине.

– Вот это да. Взгляни на эту хрень.

Там лежало белое одеяние, похожее на фартук: большой кусок ткани с длинными завязками. Точнее, отчасти белое – в центре красовалось розоватое пятно выцветшей крови, словно ребенок пытался нарисовать японский флаг.

На меня снова накатила тяжелая, холодная волна ужаса. Я подошел к морозильнику и поднял крышку.

– Ох ты…

Под крышкой лежал пластиковый пакет с застежкой, а в нем – покрытый изморозью язык, длинный, упругий, лиловый и не похожий на человеческий. И это еще не все: хозяева до верха забили морозильник мясом – куски поменьше заботливо упаковали в прозрачные пакеты, а большие завернули в белую бумагу, на которой проступили розовые пятна.

Бумага для упаковки мяса. Белый фартук.

– По-моему, все очевидно, – сказал Джон. – Помнишь истории про инопланетян, которые расчленяют коров? Друг мой, мы только что раскрыли эту тайну.

Я вздохнул.

– Тупица, это же оленина. Отец Шелли, наверное, охотится, а добычу хранят здесь.

На дне морозильника обнаружилась индейка и пара сосисок. Опуская крышку, я чувствовал себя полным идиотом – хотя, как выяснилось позднее, моя ошибка состояла совсем в другом. Время было позднее, да и недосып сказывался, и я перестал соображать.

Пока Джон шарил по ящикам, я огляделся по сторонам в поисках кассетника и вдруг вспомнил, что мы оставили его наверху. Ну и что? Там же Шелли, верно?

– Дейв, помнишь парня, у которого подвал затопило? Он еще клялся, что видел там большую белую акулу длиной в пятнадцать футов.

Я помнил этот случай, но промолчал, боясь упустить мысль, которая ускользала от меня, словно воздушный шарик в ветреный день. Кроме того, в том подвале плавала не большая белая, а обычная тигровая акула длиной футов в восемь, не больше. А когда вода ушла, исчезла и акула, словно испарилась или утекла через трещинки в бетоне.

Никак не сосредоточиться… Здесь определенно что-то не так.

Я попытался зайти с другого конца. Джон купил кассетник на гаражной распродаже. В Ветхом завете есть притча о том, как юный Давид прогнал злого духа, играя на гуслях…

– Джон, по-твоему, девушка похожа на Эмбер.

– Ага.

– Но ведь Эмбер ростом почти с меня. Блондинка с пышным бюстом, верно?

– Да, чертовски симпатичная. Ну, то есть…

– И тебе кажется, что Шелли – девушка наверху – на нее похожа?

– Ага. – Мой друг повернулся ко мне. Он уже понял, в чем дело.

– Шелли маленькая. Маленькая голубоглазая брюнетка.

Они поселяются в голове…

Джон вздохнул и бросил окурок на пол.

– Черт.

Мы поднялись на одну ступеньку, но тут же замерли: на лестнице сидела Шелли, обхватив Молли за шею. Невинные глаза, настороженный взгляд. Играет свою роль.

Я медленно сделал еще пару шагов.

– Скажите, мисс… мм, извините, я забыл вашу фамилию.

– Зовите меня Шелли.

– Ага, спасибо, но все равно напомните мне, как вас зовут. Терпеть не могу забывать важную информацию.

– Моррис.

Еще один шаг наверх.

– Так я и думал.

Еще одна ступенька. Джон поднялся по лестнице и встал за моей спиной.

– Кому принадлежит дом? – спросил я.

– Что?

– На двери написано «Морриссон». Моррис-сон. Не Моррис. И, кстати, опишите, пожалуйста, свою внешность.

– Я не…

– Как выяснилось, мы с Джоном представляем вас себе совершенно по-разному. Конечно, у Джона слабое зрение, ведь он постоянно мастурбирует, но вряд ли…

Она озмеилась.

Да, именно так. Ее содержимое вытекло на пол, превратившись в темный шевелящийся клубок длинных черных змей, которые поползли вниз по лестнице, перекатываясь друг через друга. Мы пинали тварей ногами, когда они подбирались слишком близко, а Джон еще и хлестал их факелом.

Чешую змей покрывали странные пятна – светлые, словно кожа Шелли, или пестрые, словно цветы на ее юбке. У одной из тварей в боку сидел судорожно дергавшийся человеческий глаз с голубой радужкой.

Молли отпрыгнула и залаяла – поздновато, как мне показалось, – а затем набросилась на одну из змей. Продемонстрировав тем самым свое усердие, она рванулась наверх и исчезла в проеме.

Мы помчались вслед за ней, попутно отбиваясь от скользких тварей, однако тут люк захлопнулся.

Я потянулся к ручке, и в ту же секунду она порозовела, начала менять форму и в конце концов приняла вид обвислого члена. «Член» зашлепал о дверь, словно какой-то мужчина пытался просунуть его из кухни в подвал.

Я повернулся к Джону.

– Дверь не открыть.

Мы бросились вниз по лестнице. Змеи, напуганные светом факела, исчезли под полками и среди картонных коробок.

В подвал потекло дерьмо.

Из дренажного отверстия в полу полилась коричневая жижа, распространявшая невыносимое зловоние. Я огляделся в поисках окна, через которое можно вылезти, но ни одного не заметил. Лужа экскрементов растекалась по комнате, огибая подошвы моих ботинок.

– Есть! – крикнул Джон, стаскивая с полки пластиковый ящик и залезая на него.

Он немного постоял, безмолвно возвышаясь над морем дерьма, а затем обратил внимание на меня.

– Что ты делаешь? Давай, вытаскивай нас отсюда! – завопил он.

Подозрительно теплая масса уже добралась до моих лодыжек. Я поднял глаза к потолку и зашлепал по подвалу, пока наконец не нашел то, что искал: отверстие рециркулярного воздухопровода, связывавшего подвал с первым этажом. На одной из стен висел щит с инструментами; я снял с него длинную отвертку, засунул ее в бороздку между трубой и полом, а затем потянул вверх. Конструкция оторвалась от пола, скрипя, словно дюжина гвоздей, которые одновременно вытаскивают из доски.

Я взялся за край трубы, почувствовав, как металл впился в ладони, и рванул трубу вниз. В потолке показалось квадратное отверстие, перекрытое металлической решеткой. Подпрыгнув, я сбил решетку рукой, затем еще раз подпрыгнул и ухватился за пол первого этажа, ощутив под пальцами ковролин. Бешено извиваясь и дергаясь, я подтянулся и вылез в гостиную.

Через пару минут в дыре показался огонек, затем факел, и наконец рука Джона. Вскоре мы уже стояли посреди комнаты, тяжело дыша и оглядываясь.

Ничего.

Внезапно со всех сторон на нас хлынул низкий, пульсирующий звук – смех, сухой и неприятный, похожий на кашель. Казалось, кашляет сам дом, извергая воздух из легких, сделанных из дерева и штукатурки.

– Козел, – сказал Джон.

– Я завтра же сменю номер мобильника, и новый ты не получишь. А пока что давай разберемся с этим делом.

Мы оба понимали, что должны выманить поганую тварь. Джон протянул мне зажигалку.

– Зажги свечи, а я душ приму.

Мы с Молли пошли в комнату, где лежал кассетник и остальное снаряжение. Я расставил свечи по всему дому – ровно столько, чтобы создать жутковатую обстановку.

Джон залез под душ и начал причитать, заглушая шум воды:

– Ой, мамочки! Здесь так темно! А я в душе, один-одинешенек, голый и беззащитный!

Я нашел еще одну ванную комнату и смыл с ног коричневую жижу. Затем немного побродил по дому, обнаружил спальню и со вздохом улегся на кровать. Было почти четыре утра.

Дело может затянуться на несколько часов или даже дней, ведь время – это все, что у них есть. Молли плюхнулась на пол рядом с кроватью; я потянулся погладить собаку. Псина лизнула мою руку. Зачем собаки это делают? Может, в следующий раз мне тоже стоит облизать кому-нибудь пальцы – дантисту, например?

Через двадцать минут в комнату вошел Джон, завернутый в самое маленькое полотенце из тех, что были в доме.

– Кажется, я нашел ход на чердак, – тихо сказал он. – Надо проверить, нет ли там большого и страшного шкафа, в котором могла бы спрятаться эта тварь.

Я кивнул.

– О нет! Это ловушка! Мы совсем одни! Я иду за подмогой! – воскликнул мой друг, повысив голос, словно театральный актер.

– Да, давай разделимся, – громко ответил я.

Джон вышел из спальни, а я попытался расслабиться и, может, даже вздремнуть. Призраки обожают подкрадываться к спящим. Я почесал голову Молли и…

Сон. Язык лизал мне руку. Тихо журчала вода в соседней комнате. Мне снилось, что какая-то тень, отделившись от стены, поплыла в мою сторону. Почти все мои сны такие: в них случается то, что так или иначе уже происходит в действительности.

Я открыл глаза. Правая рука по-прежнему свисала с матраса, а шершавый язык продолжал усердно полировать мой безымянный палец. Сколько я провел в отключке – полминуты, два часа?

Я сел и попытался освоиться в темноте. В ванной стояла свеча, и в коридоре мерцал ее слабый отсвет.

Я тихо слез с постели, вышел из комнаты и, ведя рукой по шершавой штукатурке, пошел по коридору – туда, откуда доносился звук и свет. В конце концов я добрался до ванной, где слышался плеск воды. Нет, не плеск – хлюпанье. Я заглянул в ванную.

Молли пила воду из унитаза. Заметив меня, она посмотрела на меня с особым, кошачьим, выражением, словно говоря: «Чем могу помочь?»

«Она только что лизала мне руку, а теперь тем же языком лакает воду, в которой плавают какашки…» – рассеянно подумал я.

Я взял с полочки свечу; ее свет окружил меня неровным ореолом, разгонявшим тени. Вернувшись в спальню, я подошел к кровати и увидел…

Мясо. Десятки обернутых, а теперь уже частично развернутых кусков мяса из морозильника были аккуратно, почти ритуальным образом, уложены в виде человеческой фигуры на полу рядом с кроватью.

Головой служила замороженная индейка в упаковке, а между птицей и торсом торчал олений язык – он двигался по своей собственной воле.

Внезапно индейка, язык и кусок мяса с ребрами взмыли в воздух, заставив меня подпрыгнуть от неожиданности.

«Человек» поставил на пол ладони с пальцами-сосисками и начал приподниматься на руках, сделанных из кур и бекона. В моей голове промелькнула фраза «изнасилован сосисочным полтергейстом». Наконец фигура встала во весь рост: теперь она походила на рекламу лавки мясника, который все свои деньги тратит на наркоту.

– Джон! У нас тут… э-э… кое-что.

Фигура, примерно семи футов ростом, ворочала головой-индейкой из стороны в сторону, изучая комнату. Язык бесполезно болтался. Мясной человек протянул ко мне сосиску.

Слово прозвучало обвинением. Неужели нам уже приходилось иметь дело с этой тварью? Сомневаюсь… Впрочем, у меня плохая память на лица.

– Шесть раз ты мучил меня. Но теперь тебе настал холодец!

Возможно, на самом деле он сказал «конец», а не «холодец»; переспрашивать я не стал.

– Джон, Джон! Ситуация «пятьдесят три»! – завопил я, бросаясь наутек.

Существо погналось за мной; шлепая по полу ногами, сделанными из ветчины. Свеча погасла.

Заметив дверь справа, я резко затормозил, распахнул ее и метнулся в темноту. Полки с бельем ударили меня в нос и, ошеломленный, я выпал из стенного шкафа.

Мясной человек ухватил меня за шею холодными сосисками, поднял и прижал к стене.

– Я разочарован. Ведь мы столько раз сходились в поединке – и в пустыне, и в городе. Ты думал, что победил меня в Венеции, верно?

Пораженный тем, что существо может говорить, я с трудом уловил смысл его слов.

Он сказал «Венеция»? Что происходит?

В эту секунду в комнату невозмутимо вбежала Молли, словно в ее собачьем мире все было тип-топ. Заметив, что в комнате есть мясо, собака радостно вцепилась зубами в батон вареной колбасы, служивший гиганту лодыжкой.

– ААААААА!!!

Существо уронило меня на пол. Я вскочил и бросился вниз по лестнице; мясной человек помчался за мной.

У лестницы стоял Джон с кассетником в руках.

Заметив его, монстр остановился на полпути; индейка – голова без глаз – уставилась на магнитофон, словно понимая, какую угрозу таит в себе это устройство.

О, как, наверное, выл и стонал тот демон из Ветхого завета, завидев в руках юного Давида гусли – древний волшебный артефакт, способный разогнать любую тьму. Похоже, мясное чудовище тоже сообразило, что сейчас произойдет; оно знало, что мы черпаем силу из того же магического источника, что и библейский герой.

Джон кивнул, словно говоря: «Шах и мат».

И нажал кнопку воспроизведения.

Комнату заполнила хрустально чистая мелодия, одна из тех, что вселяют надежду в сердца людей и гонят прочь силы зла – песня «Here I Go Again» группы «Whitesnake».

Чудовище прижало руки к индейке в тех местах, где полагалось быть ушам, и упало на колени. Джон выставил перед собой магнитофон, словно священную реликвию, и пошел вверх по лестнице, приближая источник звука к монстру. Кожа чудовища, покрытая хрящами и прожилками сала, трепетала в агонии.

– Получай! – завопил Джон, внезапно расхрабрившись. – По-моему, ты какой-то хилый! Одна кожа да кости, а где же мясо?!

Существо схватилось за живот – от боли, подумал я.

Внезапно оно вытащило банку консервированной ветчины и метнуло ее в кассетник, как бейсболист бросает мяч. Джон среагировать не успел.

Прямое попадание. Во все стороны полетели искры и куски пластмассы. Джон выронил магнитофон, и тот с грохотом упал на ступеньки.

Оставшись без оружия, мой друг прыгнул вниз; чудовище вскочило и сцапало Джона за шею. Затем оно потянулось ко мне, но я увернулся, схватил со стола термос и выплеснул кофе на руку, державшую Джона.

Мясной монстр завопил: его рука задымилась, пошла волдырями и вспыхнула. Затем она обуглилась, выскочила из сустава и шмякнулась на паркет. Высвободившись, Джон упал на колени и принялся судорожно глотать воздух.

Чудовище завыло и рухнуло на пол, протягивая ко мне оставшуюся у него руку.

– Ты никогда не одолеешь меня, Маркони! Я запечатал все входы и выходы. Тебе не выбраться отсюда!

Я подбоченился и уверенно подошел к монстру.

– Маркони? Тот самый доктор/священник Маркони? Парень, который ведет передачу «Тайны магии» на канале «Дискавери»?

Джон подошел ближе и уставился на раненное существо.

– Идиот. Маркони седой уже, ему лет пятьдесят – больше, чем нам с Дейвом вместе взятым. Сейчас твой кровный враг, наверное, читает очередную лекцию, стоя по пояс в собственных деньгах.

Мясной человек повернул индейку в мою сторону.

– Давай так, – начал я. – Мы сведем тебя с Маркони, ты сам с ним разберешься, а нас отпусти подобру-поздорову. Как тебе такая мысль?

– Ты лжешь!

– Вот еще! Сюда я его привести не могу, а такое могущественное существо, как ты, способно уничтожить его и на расстоянии, верно?

Я вытащил из кармана мобильник, набрал номер, пообщался с секретарем, затем с пресс-агентом, потом с телохранителем, с оператором, снова с секретарем и, наконец, с личным помощником, который соединил меня с Маркони.

– Это Маркони. Секретарь говорит, что там у вас какое-то мясное чудовище?

– Ага. Минутку.

Я протянул телефон Мясному.

– Ну что, по рукам?

Существо встало, секунду промедлило и, наконец, кивнуло индейкой. Я мрачно взглянул на Джона, надеясь передать ему информацию о «плане Б», который заключался в том, что я удираю через окно, пока монстр выбивает дух из Джона. И к черту девицу с «бойфрендом-призраком». Маркони ни за что не попался бы на эту удочку.

Связка сосисок взяла из моей руки телефон.

– Итак! Мясново встретились, Маркони! Ты думал, что победил меня, но я…

Внезапно чудовище превратилось в шар адского синего пламени и, оглушительно завопив, покинуло наш мир. Куски мяса один за другим безжизненно рухнули на пол, а рядом с ними с грохотом упал мой мобильник.

Тишина.

– Во дает! – восхищенно воскликнул Джон.

Я поднял телефон, желая спросить у доктора, что он сделал с монстром, – но на линии уже был секретарь. Маркони даже поздороваться с нами не захотел.

Джон сделал движение рукой, как будто сметая невидимую пыль.

– Глупо как-то вышло…

Входная дверь легко открылась; кто знает, может, она вовсе и не была запечатана. Мы немного прибрались в доме и, не найдя ни одного связанного или расчлененного Морриссона, пришли к выводу, что семья действительно поехала отдыхать, как и сказала «Шелли». Дерьмо в подвале исчезло, но поставить трубу на место мне так и не удалось. Мясо мы, как смогли, сложили в морозильник – правда, не все.

Когда я добрался до дома, солнце уже растворялось в вечернем небе. Открыв сарай, я занес в него сломанный кассетник, затем налил формалина в пустую стеклянную банку и бросил в нее олений язык. Банку я поставил на полку – рядом с набитой обезьяньей лапой, вытянувшей два пальца вверх. Потом я запер сарай и пошел спать.