Секреты. Калеб знал, как ими делиться, как поймать тебя ими на крючок. Поэтому, скорее всего, он знал и как их хранить. Что мне о нем известно? Какие книги он читает и любит. Чего не хочет показывать мне и почему не хочет этого делать (письма из университетов, наше туманное будущее). Однако было то, что он действительно хотел скрыть от меня, – кое-что более потаенное, неприятное, личное. Назревающее предательство.

Макс уже нашел тайник между матрасом и пружинной сеткой кровати. А я просмотрела ящики комода, шкаф и сброшенные с полок книги. Опускаюсь на четвереньки и касаюсь лицом ковра, ворсинки которого царапают щеку. Я в новых поисках. Что еще хотел скрыть от меня Калеб? На ковре есть вмятина длиной десять дюймов, как будто кровать недавно сдвигали влево. Может, это дело рук Макса, а может она была сдвинута раньше. В учиненном здесь беспорядке этого теперь не понять.

Первым делом я просматриваю места, куда Калеб мог запихнуть свои деньги и деньги Макса, если на самом деле их взял. Я обшариваю основание кровати – пружинную сетку, металлический каркас, – но ничего не нахожу. Ни конверта, ни пакета с наличкой. Возможно, когда Калебу исполнилось восемнадцать, он наконец открыл счет в банке.

Большую часть пола под кроватью занимает объемная сумка. Я дергаю ее на себя и тащу по ковру. Она цепляется за ножки кровати. Это спортивная сумка с экипировкой для лакросса. Калеб носил ее на спине, перебросив ремень через грудь. Однако, расстегнув молнию, я вижу длинные и тонкие лыжные палки, защитные очки, прикрепленные к лыжам жесткие ботинки. Калеб собрал все свое снаряжение в одном месте. Все самое ценное припрятал под кровать.

Лыжные палки и клюшку для лакросса я оставляю в сумке. Очки разворачиваю к окну и смотрю сквозь них. Они окрашивают окружающее пространство красным, приглушая яркий свет. Я надеваю их и опускаю взгляд на руки. Те словно принадлежат кому-то другому, из другого времени и места.

Калеб дал мне поносить эти очки в январе, во время группового выезда за город, за несколько месяцев до нашего с ним похода. Фотография, сделанная в тот день, тоже висела у него на стене. Снежный фон, наша скученная группка, улыбки. Родители заставили Джулиана сопровождать нас. Я ведь даже не спрашивала, можно ли мне поехать за город. Да и не думала, что должна спрашивать на это разрешения. Я просто сказала родителям о поездке, а они спросили:

– Кто еще едет?

– Хейли, Софи, Макс, Калеб, – ответила я.

Не стоило упоминать имя Калеба. Тем более заканчивать им перечисление. У родителей создалось ощущение, будто мне есть что скрывать, – то, что, возможно, им не понравится.

– Только если брат поедет с тобой, – был их ответ.

Чертовы двойные стандарты, знаете ли. Джулиан годом раньше тоже ездил кататься с друзьями на лыжах. Но он, конечно же, заслуживал доверия. А меня на днях застукали в комнате с Калебом, когда его там не должно было быть. Мы всего-навсего делали домашку. И да, его ладонь лежала на моей пояснице, под футболкой, но, блин… Мы делали домашку. Меня до сих пор жгло чувство обиды. И угнетало недоверие родителей. В нашей семье, похоже, только мне требовался сопровождающий.

Джулиан встречался с кучей девчонок – я знала это, поскольку мы учились в одной школе. Полагаю, ему просто не хватало храбрости тайком провести их к себе. Или рассказать о них нашим родителям. Брат повел себя так, словно ему не в лом нас сопровождать. Он даже предложил отвезти меня на лыжную базу. И притворился, будто сам хотел покататься на лыжах и если бы знал, что я хочу того же, то давно бы уже съездил со мной. По дороге мы заехали за Хейли, а Калеб подвез Макса с Софи. Все это походило на свидание под контролем – так в школах на экскурсиях сопровождают детей. В этом были и свои плюсы, и минусы. Увлеченность Хейли моим братом только возросла за прошедшие годы, и кое-какие мысли, касающиеся их двоих, напрягали меня больше, чем их возможное объединение.

Я не запрещала подруге подкатывать к брату, но умоляла ее не делиться со мной никакими подробностями. Никогда. Никогда, никогда, никогда. К счастью, Джулиан не выказывал к Хейли особого интереса. Думаю, он все еще не отошел от шока, вызванного недавним осознанием: Хейли – моя ровесница, я встречаюсь с тем, кого он знает, и дружу с его друзьями, наши миры соединились и наслоились друг на друга без всяческих границ и рамок.

Позже, на базе отдыха, мы с Максом и Джулианом взяли напрокат лыжное снаряжение и встретились с Калебом, Хейли и Софи, у которых на хранении лежал их собственный инвентарь. Бросив взгляд на мои защитные очки, Калеб нахмурился.

– Дрянные очки. Ты сломаешь себе нос, если они не сядут как надо.

– Печально. Они совершенно точно не сядут как надо.

Калеб снял свои очки и поменялся со мной. По размеру те как раз ему подошли.

– Спасибо! – Я чмокнула Калеба в щеку. Опустила его очки на глаза, и мир окрасился приглушенно красным.

– Не за что. Мне просто нравится твой нос.

Мы с Хейли сначала попробовали спуститься по самому легкому склону. Я – потому что по привычке пошла от простого к сложному. Она – потому что ужасно стояла на лыжах. Правда, при этом она столь же ужасно очаровательно катилась на попе вниз, крича: «О черт, о черт, о черт!» Поднявшись, Хейли медленно направилась к подъемнику, но не совладала с лыжами и снова бухнулась на пятую точку. Ей крайне повезло, что она ничего себе не сломала. Жаль, у меня не получается лажать так эпически очаровательно.

Подруга даже умудрилась привлечь внимание Джулиана. Захваченный происходящим, он пораженно смотрел на чудо по имени Хейли Мартинес. Я ждала Хейли внизу лыжной трассы, потому что она упала почти в самом ее начале и сейчас медленно пыталась подняться. Джулиан смотрел на нее, а не на меня. Он сопровождал нас на спусках, словно был приставлен к нам нянькой.

Краем глаза я заметила Калеба, идущего к подъемнику с другой стороны. Подняла руку окликнуть его… и застыла. К нему подъехала какая-то девушка, и даже издалека я по языку его тела поняла, что он ее знает. Что она ему нравится. Да и какому бы парню она не понравилась? Обтягивающий фигурку красно-белый лыжный костюм, длиннющая светлая коса, безукоризненная осанка. И ясно как день, что она катается намного лучше меня.

До меня донесся смех Калеба. Я оглянулась посмотреть, обратил ли на это кто-нибудь внимание, но Джулиан по-прежнему не сводил глаз с Хейли. Снова развернувшись в сторону Калеба, я в приглушенном монохромном свете линз на секунду увидела, как он обнимает девушку, прижавшись к ее лицу своим. Затем меня охватили сомнения: не привиделось ли мне это? Весь мир был неверного цвета, с закругленными гранями, с отфильтрованными ультрафиолетовыми лучами и солнечным светом. Реальность была искажена. Когда я снова взглянула на Калеба, он уже ехал прочь. Позже, в раздевалке, я сняла лыжный костюм и вернула Калебу его защитные очки.

– Валяй, Джесса. Спрашивай.

– Спрашивать о чем?

Он посмотрел на меня, нарочито вытаращив глаза.

– То, что тебя так интересует.

Калеб увидел, что я наблюдала за ним и девушкой? Сразу или в конце? Он никак этого не показал.

– Ладно. Кто это была?

– Эшлин Паттерсон. Несколько лет назад мы с ней отдыхали вместе в круглосуточном лагере.

– Ты отдыхал в круглосуточном лагере?

Он улыбнулся, забавляясь моим недоумением.

– Да. И, опережая твой вопрос, отвечу: да, она была моей девушкой.

Мне вспомнился его смех, то, как они обнимались, прижимаясь друг к другу лицами, и сердце дрогнуло.

– Ее интересует, вакантно ли еще это место?

Калеб хохотнул, отстегивая лыжные ботинки. Мы сидели рядом на деревянной скамейке. Наклонившись ко мне, он ответил:

– Больше – нет. – И коротко поцеловал меня в губы.

Мы переобулись и понесли не взятое напрокат снаряжение к машинам.

– Кстати, – сказал Калеб, – спасибо, что не устроила сцену.

Я разозлилась. За кого он меня принимал? Он был на год старше меня и считал себя гораздо взрослее? Считал, что может в знак приветствия целовать свою бывшую девушку в щеку, спокойно выражая тем самым свою недоступность, и желать ей всего наилучшего, видя, как я молча наблюдаю за этим, и прекрасная зная, насколько меня это расстроит? Я рассказала об этом Хейли в машине на обратной дороге. Упирая на его последнюю фразу.

– Слава богу! – отозвалась она. – Наконец-то заклятие пало.

Помнится, Хейли махала передо мной воображаемой палочкой, прося ту вернуть ей подругу. Я выразительно посмотрела на нее, и она схватила меня за руку.

– Слушай, это нормально – видеть не только хорошее, но и плохое. В отношениях не всегда все солнечно и радужно.

Я кивнула. С моих глаз словно сняли розовые очки. Я видела теперь не только достоинства Калеба, но и его недостатки, наряду с его прошлым. И мне нужно было все это как-то переварить. По дороге домой я снова и снова прокручивала в голове случившееся, окрашенное в красный тон. Вспоминала прилив адреналина. Меня вдруг разобрало любопытство.

– А что обычно делают в круглосуточном лагере? – спросила я, глядя в окно.

Хейли прыснула от смеха.

– Боже! Да ты не на шутку разволновалась.

– Из-за чего? – влез в наш разговор Джулиан.

Хейли не обратила внимания на предназначенный для нее взгляд, который я направила в зеркало заднего вида: «Моему брату совсем необязательно знать об этом. Боже, только ничего ему не говори!» Она цеплялась за любую возможность поболтать с Джулианом, даже если дело касалось меня и моего парня.

– Калеб на базе наткнулся на свою бывшую. Девчонку из круглосуточного лагеря.

Джулиан, нахмурившись, перевел взгляд на меня.

– Правда?

– Господи! Хейли, пройди уже наконец программу по распознаванию сигналов, которые тебе подают глазами.

Подруга ответила мне улыбкой.

– Дай-ка подумать… круглосуточный лагерь. Там ходят в походы, – многозначительно подняла она палец. – Плавают в озере. Спят в летних домиках или палатках. Вода и мыло у них там не в чести. Все зарастают толстенным слоем грязи. Удивительно, как они вообще умудрились друг друга узнать.

Ее слова вызвали у меня смех, а у брата – улыбку.

– Тебя подбросить домой или ты едешь к нам, Хейли? – спросил он.

Я фыркнула. Мне не нужно было смотреть на Хейли, я и так знала, что она сияет, как медный таз. Джулиан обратился к ней, назвал по имени, улыбнулся ее шутке.

– К вам, – ответила она, даже не пытаясь скрыть воодушевление в голосе.

Я возвращаюсь мыслями к найденному в книге письму. Оно от той девушки? От Эшлин Паттерсон? Если да, то зачем Калеб хранил его, если она была ему безразлична?