Глава 1
Путь к счастью
Верным путем идете, товарищи!
В.И. Ленин
Все мы там будем…
Народ
Данная глава суворовского творения представляет собой массив эмоциональных выкриков и бездоказательных рассуждений с непонятно из какого контекста выдернутыми цитатами из Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина и некоторых других вождей мирового коммунизма. Среди них попадаются фразы неведомого происхождения и неизвестной степени достоверности. Причем знакомая по советской историографии манера строить умопостроения не на самом историческом источнике, а на его сокращенном авторском пересказе немножечко утомляет. При общей оценке главы как «полный бред», имеются моменты, на которых хотелось бы заострить внимание.
Очевидная натяжка видна в следующем суворовском пассаже:
«Может быть, я ошибаюсь, но прочитав многое из того, что написал Гитлер, я не нашел решительно никаких указаний на то, что Адольф Шикльгрубер в 1916 году мечтал о Второй мировой войне. А вот Ленин мечтал» (с. 16<16>).
В таком случае можно подкинуть нашему полкописцу еще один довод того же разряда: в 1888 году Гитлера и на свете-то не было, а Ленин — БЫЛ!!! Говоря о мечтах вождей на 1916 год, Суворов делает вид, что между ними нет разницы ни в возрасте (Ленину — 46 лет; Гитлеру — 25), ни в имущественном и социальном положении (Ленин — швейцарский мигрант в котелке и с тросточкой; Гитлер — окопное мясо, до армии жившее в ночлежках и с трудом сводившее концы с концами путем рисования рекламы — «Покупайте свечи» и «Присыпка от пота „Тедди“»), ни, наконец, в интеллектуальном развитии (при разном отношении к Ленину его можно смело назвать, по крайней мере, незаурядным экономистом и политиком, а Гитлер в 1916 году был совершенно никем). Кстати, позвольте полюбопытствовать, что из того «многого… что написал Гитлер», вы, господин Суворов, прочитали, датируется 1916 годом? По нашим данным, в те времена крошка Дольфи писал только пейзажи. Или вы их к психоаналитику носили?
«Ходы Ленина во внешней политике не менее коварны. И тут он использует тот же принцип: вы деритесь, а я пока понаблюдаю со стороны, а когда вы друг друга ослабите…» (с. 17<16>).
Да что вы говорите! Действительно, такого коварства еще никто и никогда в мире не совершал: еще никто обезоруженным и ободранным до нитки не отказывался от участия в драке между двумя до зубов вооруженными противниками с тем, чтобы, когда они пообломают себе в драке зубы, встрять и своей мускулистой, мозолистой, но несколько безоружной рукой показать им «кузькину мать». А что же тогда можно сказать об изверге, который во время вселенской драки не только не вступил в нее, а разминался за углом и заодно ставил деньги на дерущихся с тем, чтобы потом дулом «Льюиса» навязать им свой мир и свободу? Между тем это всего лишь всемирно известный американский миролюб-президент Вудро Вильсон. Так безо всякого Ленина его политику придумали и претворили в жизнь США, в Первую мировую практически не воевавшие, но, тем не менее, сразу по ее окончании начавшие диктовать победителям, кому и как теперь жить, за что им заслуженно вручается переходящая пальма ленинского коварства. Но, видимо, Суворова истории в свое время не учили, взамен вдолбив, кто такой В.И. Ленин. Только, похоже, перестарались…
Суворов пишет:
«В марте 1918 Ленин заключает мир с Германией и ее союзниками. В это время положение Германии уже безнадежно. Понимает ли это Ленин? Конечно. Поэтому и подписывает мир, который…» (с. 17<16–17>).
Что это за бред? Во-первых, положение Германии было совсем не таким уж безнадежным. Во-вторых, видимо не совсем оно было у Германии безнадежное, раз не они мира запросили. И, наконец, в-третьих, если положение Германии характеризуется как «безнадежное», то положение России каково? Запредельное? Обреченное? Посмертное? Никакое? Что, наш суперштирлиц не знает, что с лета 1917 года фронт наши держали далеко не везде, и продвижение немцев иногда проходило даже без боя. А посмывались с фронта солдаты. Не любят они, когда их не кормят и патронов-снарядов не дают. Давайте отвлечемся от Суворова и затронем проблему дезертиров.
Проблему снабжения фронта продовольствием правительство пыталось ликвидировать дважды: первый раз, когда в 1915 году были созданы «Особые совещания» по обороне, по перевозкам, по топливу и по продовольствию. Проблему это решило лишь отчасти — гнившие в Поволжье, на Урале, в Сибири титанические запасы зерна, муки, мяса и прочего добра удалось-таки с грехом пополам доставить на передовую. Тем не менее, уже в следующем году закрома начали пустеть, еды на фронте опять стало недоставать. В качестве выхода правительство ввело продразверстку, которую почему-то принято считать чисто большевистским изобретением. Однако это тоже надолго не помогло: у крестьян окончательно пропал интерес к продаже продовольствия по назначаемым твердым ценам, вследствие чего еда начала заканчиваться и в деревне. Пришлось в тылу вводить карточную систему, задолго до еще сидевших в Швейцарии социал-демократов. Вот и стала армия голодать, что выглядело огромным контрастом с резко увеличивавшимся благосостоянием представителей оборонки, смачно поглощавших свои немалые проценты с военных заказов. Хотя русскому солдату и не впервой воевать полуголодным и полураздетым.
Последней каплей стало положение в действующей армии с боеприпасами. Вот вам свидетельство Антона Ивановича Деникина, командовавшего в те времена 4-й стрелковой бригадой, получившей название «Железной». Она служила «пожарной командой» 8-й армии генерала Брусилова, то есть эту наиболее боеспособную часть посылали затыкать дыры на самых опасных участках фронта. По всей логике эту часть должны были снабжать боеприпасами лучше других. И вот что он пишет:
«Собственно, уже в конце 14 года обнаружился острый недостаток снарядов и патронов, но беспечный военный министр Сухомлинов умел убеждать Государя, думу и общество, что „все обстоит благополучно“. И к весне 1915 г. окончательно назрел страшный кризис вооружения и особенно боевых припасов».
«Эта весна 1915 г. останется у меня навсегда в памяти. Тяжелые, кровопролитные бои, ни патронов, ни снарядов. Сражение под Перемышлем в середине мая. Одиннадцать дней жесточайшего боя Железной дивизии. Одиннадцать дней страшного гула немецкой тяжелой артиллерии, буквально срывавшей целые ряды окопов вместе с защитниками их… И молчание моих батарей… Мы не могли отвечать: нечем было».
И чувство «отчаяния» и «нелепой беспомощности» испытывал далеко не один Деникин. Не любит армия без боеприпасов воевать. Не любит — и все тут.
Вот и побежали с фронта солдаты. Всего при царе с фронта дезертировало 195 130 солдат. При Временном правительстве дело окончательно пошло на лад: с февраля по август 1917 года фронт похудел еще на 170 007 человек. Ежу понятно, что с такой текучестью кадров армия воевать не может. Не может армия, теряющая только от дезертирства по 170 тысяч солдат каждые полгода, быть боеспособной. Кстати, прибавьте к этому голод и отсутствие боеприпасов на фронте. Такая армия воевать не могла, что и констатировал Брестский мир. Между прочим, все варианты Временного правительства оказались неспособными правильно оценить эту ситуацию на фронте, и продолжали делать вид, что у них «все путем», что и привело к быстрому и бесславному концу. Большевики, наученные их опытом, такого счастья себе не хотели. Вот и пришлось забыть на время свою гордость и бежать в Брест договариваться.
О чем же, кстати, тогда говорит наш разоблачительный танководец, утверждая, что «Брестский „мир“ сделал ненужными миллионы русских солдат, и эти миллионы никем не управляемых людей пошли по домам, ломая по пути основы государственности…» (с. 17–18<17>)? Да эти миллионы в момент подписания мира уже давно сидели по домам, а что они вам не доложились, так это не их вина, а ваша. На самом деле Брестский мир просто констатировал факт отсутствия у России возможности сопротивляться, о чем любой профессиональный историк знает. И вот еще: это какие же такие основы государственности наш «агент 007» выкопал в России в 1918 году? Ленин о них тогда только мечтал… Насчет демократии — вот как раз ее тогда было в избытке: фабзавкомы, советы (прямая демократия на местах!) — хоть на экспорт вывози, в ту же Антанту, где тогда, между прочим, рабочие демонстрации разгоняли, а иногда и расстреливали.
Самое главное, что вся первая глава «Ледокола» пересказывает нашу историю с позиции западной, и в частности, англосаксонской точки зрения. Героический эмигрант Суворов стандартно ругает Брестский мир за то, что он учитывал интересы только Германии и России (из которых первая не хотела, а вторая не могла продолжать войну на этом театре военных действий), будучи при этом сильно невыгодным Западу, впервые за всю войну оставшемуся наедине с Германией. При этом Суворов, совершенно не ориентируясь в ситуации, действия правительства Ленина, которые были абсолютно логичны и зачастую просто не имели альтернативы, представляет как злоковарный заговор Красного Нечистофеля. Кстати, насчет альтернативы: что же может предложить России наш новоявленный гуру? Альтернатива — оккупация России, насколько хватит бензина у австро-германских вояк, а по капитуляции оных передача судьбы всех оккупированных земель на суд западных держав. Одна проблема — злой Ильич почему-то не хотел, чтоб первое в мире государство рабочих и крестьян накрылось медным тазом. Вот ведь редис!
Подобных ляпов и натяжек в главе очень много, перечислять можно до вечера. Например, у Сталина в 1939 году (и у Ленина в 1918-м) на Западе отыскались какие-то союзники; «в разоренной войной Европе на обломках империй возникают коммунистические государства» (с. 18<18>) — это что же за государства?; в поражении в Польше виноват, оказывается, Тухачевский; «Мир — это передышка для войны. Так говорит Ленин, так говорит Сталин, так говорит „Правда“. НЭП — это короткая передышка для будущих войн» (с. 21<21>); а «Майн Кампф» Гитлера, оказывается, является лишь «точкой зрения одного человека: МОЯ борьба» (с. 21<21>).
Опровергать все просто нереально — получится многотомник. Намного легче людям в головы навалить всякой ерунды, чем потом все это расчистить.
И о чем же нам говорит текст этой главы? О том, что «Декларация об образовании СССР была открытым и прямым ОБЪЯВЛЕНИЕМ ВОЙНЫ ВСЕМУ ОСТАЛЬНОМУ МИРУ. Эта декларация действует до сих пор» (с. 21<21>). То есть Советский Союз, начиная с ленинских (а то и прямо с марксовых?) времен, уже являлся угрозой всему человечеству; то, что он начнет Вторую мировую, написано у него на роду. В доказательство врожденной агрессивности приводятся якобы коварные шаги Ленина, направленные, по словам автора, на расшатывание тогдашнего миропорядка. Однако, как мы с вами убедились, шаги Ленина во внешней, а зачастую и во внутренней политике определялись не его намерением немедленно захватить планету, чтобы огородить каждого колючкой, а острой необходимостью сохранить Советскую власть в России. И никакого коварства в этом его стремлении нет. А что касается объявления войны, следует напомнить, что чуть ли не первейшей акцией большевиков во внешней политике были неоднократные попытки заключения мира и выход России из Первой мировой. А вот грабительский Версальский мирный договор, о котором уже тогда говорили наиболее прозорливые деятели (и Ленин в том числе), что он заложил бомбу под Европу, — дело рук англичан, французов и американцев. Равно как и интервенция в Россию (а вовсе не наоборот), а также усердная подпитка белых армий на нашей территории деньгами и оружием, что очень сильно эту войну затянуло.
