Недавно я наблюдал, как трехлетний мальчик медленно тащился за мамой и папой через переполненный аэропорт. Он яростно кричал с пятисекундными интервалами и, что особенно важно, делал это по желанию, а не из необходимости. Он не был на пределе своих сил – сам будучи отцом, я могу сказать это по его тону. Он раздражал своих родителей и сотни других людей, чтобы привлечь к себе внимание. Может быть, ему было что-то нужно. Но это не способ получить желаемое, и его родители должны были его об этом оповестить. Вы можете возразить: «Может, они вымотаны или у них джетлаг после долгой дороги». Но тщательно продуманные тридцать секунд общения разрешили бы проблему, и позорный эпизод был бы пресечен. Более вдумчивые родители не позволят тому, о ком они искренне заботятся, стать объектом презрения целой толпы.

Также я наблюдал пару, неспособную или не желавшую сказать «нет» своему двухлетке, и вынужденную шаг за шагом за ним повсюду следовать. И так на протяжении всего вечера, который задумывался как приятный отдых в компании. Все потому, что ребенок вел себя отвратительно, как только оставался без микроруководства, и ему невозможно было дать и секунды свободы без риска. Родительское дозволение ребенку свободно действовать по первому импульсу имело ровно противоположный эффект: они лишили его любой возможности независимого действия. Поскольку они не дали себе труд объяснить ему, что значит «нет», у него не было никаких представлений о разумных границах, обеспечивающих максимальную автономию для маленького ребенка. Это был классический пример того, как чрезмерный хаос воспитывает чрезмерный порядок (и обратное тоже неизбежно). Точно так же я видел родителей, которые не могли участвовать во взрослых разговорах за праздничным столом, потому что их дети, четырех и пяти лет, доминировали на социальной сцене. Они выедали сердцевины из хлебной нарезки и подвергали всех детской тирании, пока их мама и папа на это смотрели, смущенные и лишенные возможности вмешаться.

Как-то раз, когда моя теперь уже взрослая дочь была ребенком, другой ребенок стукнул ее по голове игрушечным металлическим грузовиком. Год спустя я видел, как тот же самый ребенок гневно толкнул свою младшую сестру через хрупкий стеклянный кофейный столик. Мать тут же подхватила его (а не испуганную дочь) и тихонько попросила не делать так, похлопывая его при этом в успокаивающей манере, совершенно ясно означавшей одобрение. Она создавала маленького Бога-императора Вселенной. Это неустановленная цель многих матерей, включая тех, что считают себя защитницами полного гендерного равенства. Такие женщины будут крикливо возражать против любой команды, озвученной взрослым мужчиной, но за считанные секунды подорвутся, чтобы по первому требованию своего отпрыска сделать ему сэндвич с арахисовым маслом, пока сын самодовольно погружен в видеоигру. Будущие подруги этих мальчиков имеют все основания ненавидеть своих свекровей. Уважение к женщинам? Это для других мальчиков, для других мужчин – только не для их дорогих сыночков.

Нечто подобное может стоять и за предпочтением детей мужского пола, особенно распространенным в таких странах, как Индия, Пакистан и Китай, где широко практикуются аборты ради полового отбора. Статья в Википедии относит существование такой практики к «культурным нормам», согласно которым мальчики предпочтительнее девочек. Я цитирую Википедию, поскольку она написана и редактируется коллективно, и, следовательно, это идеальный источник общепринятой мудрости. Однако нет свидетельств, что такие идеи сугубо культурны. Есть правдоподобные психобиологические причины для развития такого отношения, и они совсем не симпатичны с современной, эгалитарной точки зрения. Если обстоятельства вынуждают вас положить все яйца в одну корзину, сын – это лучший выбор, согласно строгим стандартам эволюционной логики, для которой важно только распространение ваших генов. Почему?

Ну, успешная с репродуктивной точки зрения дочка принесет вам восемь или девять детей. Пережившая Холокост Ита Шварц, рекордсменка в этом отношении, имела три поколения прямых потомков, которым удалось добиться такого репродуктивного максимума. К моменту ее смерти в 2010 году у Иты Шварц было почти 2000 потомков⁷⁷. Но с репродуктивно успешным сыном лимит потомства простирается до небес.

С учетом того, что женщины, как правило, рожают по одному ребенку за раз, доступ к экспоненциальному росту потомства мужчине открывает секс с многочисленными партнершами. Слухи гласят, что актер Уоррен Битти и атлет Уилт Чемберлен переспали с несколькими тысячами женщин. То же самое касается рок-звезд. Они не нарожали детей в таком же количестве. Современные средства контроля за рождаемостью накладывают свои ограничения. Но в прошлом знаменитости подобного склада это делали. Например, основатель династии Цин Джоканга (около 1550 г.) является предком по мужской линии для полутора миллионов людей на северо-востоке Китая⁷⁸. Средневековая династия Уи Нейллы произвела на свет до трех миллионов потомков мужского пола, сосредоточенных, главным образом, в северо-западной Ирландии и США (в силу ирландской миграции)⁷⁹. Ну а король процесса – это, конечно, Чингисхан, завоеватель большей части Азии, праотец восьми процентов мужчин из Центральной Азии – это 16 миллионов потомков мужского пола через 34 поколения⁸⁰. Так что с сугубо биологической точки зрения есть причины, по которым родители могут предпочитать сыновей настолько, чтобы избавляться от плодов женского пола, хоть я и не претендую на то, что нашел прямую причинно-следственную связь и не отрицаю иные, в большей степени зависящие от культуры, причины.

Превосходный уход, которым награждают сына в период развития, может помочь ему стать привлекательным, гармоничным и уверенным мужчиной. Так, по его собственному мнению, произошло с отцом психоанализа Зигмундом Фрейдом: «Мужчина, который был бесспорным фаворитом у своей матери, на всю жизнь сохраняет ощущение завоевателя, уверенность в успехе, которая часто вызывает настоящий успех»⁸¹. Достаточно честно. Но «ощущение завоевателя» может слишком легко превратиться в «настоящего завоевателя». Выдающийся репродуктивный успех Чингисхана, конечно, был оплачен ценой чужого поражения, а это миллионы погибших китайцев, персов, русских и венгров. Если баловать сына, это может сработать с точки зрения «эгоистичного гена» (известное выражение эволюционного биолога Ричарда Докинза) – позволит генам любимого ребенка воспроизводить себя в бесчисленном потомстве. Но это может привести и к мрачному, болезненному зрелищу в настоящем и мутировать в нечто неописуемо опасное в будущем.

Сказанное выше вовсе не значит, что все матери предпочитают сыновей дочерям, или что дочерей порой не предпочитают сыновьям, или что отцы порой не предпочитают сыновей. На первый план могут выйти другие факторы. Случается, например, что бессознательная ненависть (порой она, правда, не такая уж и бессознательная) превосходит любое беспокойство, которое родитель может испытывать в отношении ребенка, безотносительно его пола, личности или ситуации.

Я видел четырехлетнего ребенка, которому регулярно позволяли ходить голодным. Его няня получила травму, и за ним временно присматривали соседи. Когда мама мальчика привела его к нам в дом, она утверждала, что он весь день не станет ничего есть. «Это нормально», – сказала она. Но, конечно, нормальным это не было. Когда моей жене наконец удалось обильно накормить его полноценным обедом, попутно поощряя за взаимодействие и не давая отложить ложку, тот мальчик преданно и неотступно ходил за ней несколько часов подряд.

Началось с того, что он сидел за обеденным столом со мной, моей женой, двумя нашими детьми и двумя соседскими, за которыми мы в течение дня присматривали. Сидел с закрытым ртом. Моя жена поднесла к нему ложку, терпеливо и настойчиво выжидая, пока он мотал туда-сюда головой, отказываясь эту ложку в себя впустить, используя защитные методы, типичные для непослушного и не слишком ухоженного двухлетнего ребенка. Она не позволила ему потерпеть провал. Она гладила его по голове всякий раз, когда он наполнял рот, и, пока он ел, искренне говорила ему, что он хороший мальчик. Она и правда думала, что он хороший мальчик. Он был симпатичным испорченным ребенком. Через десять не таких уж мучительных минут он покончил с обедом. Мы все за этим напряженно следили. Это была драма жизни и смерти. «Смотри, – сказала она, поднимая его миску. – Ты все съел». Этот мальчик, который с несчастным видом добровольно стоял в углу, когда я его впервые увидел, который не взаимодействовал с другими детьми, постоянно хмурился, не отвечал, когда я щекотал и подталкивал его, пытаясь вовлечь в игру, – этот мальчик вдруг улыбнулся широкой, лучезарной улыбкой. И подарил радость всем, кто сидел за столом. Двадцать лет спустя, когда я об этом пишу, у меня все еще слезы на глаза наворачиваются. После этого весь оставшийся день он ходил за моей женой повсюду, как щенок, отказываясь упускать ее из виду. Когда она садилась, он прыгал к ней на колени, обнимал ее, вновь открывался миру, отчаянно ища любовь, в которой ему постоянно отказывали. Позже в тот день, увы, слишком рано, его мать появилась снова. Она спустилась по лестнице в комнату, в которой мы все собрались. «О, Супермама», – обиженно сказала она, увидев своего сына, сидящего на коленях у моей жены, в обнимку с ней. И она ушла – черное, жестокое сердце осталось без перемен. Обреченного ребенка она волочила за руку. Она была психологом.

Вот что можно увидеть даже одним глазом. Ничего удивительного, что люди хотят оставаться слепыми.