Книга Бытия, похоже, объединяет две истории о Сотворении мира из двух ближневосточных источников. В хронологически первом, но исторически более позднем источнике под названием «Священнический кодекс» Бог создал мир, используя свое божественное Слово, вызывая свет, воду и землю к существованию. Затем он создал растения и небесные тела, потом птиц, животных и рыбу (все это, опять-таки, с помощью речи) и закончил человеком – мужчиной и женщиной, причем обоих вылепил по собственному образу и подобию. Все это происходит в первой Книге Бытия.

Во второй, более полной версии, «Яхвисте», мы находим другую историю о происхождении, включающую Адама и Еву (тут детали создания несколько отличаются), а также истории о Каине и Авеле, Ное и Вавилонской башне. Это Книга Бытия 2:11. Чтобы понять Книгу Бытия, «Священнический кодекс», в котором делается акцент на речи как на фундаментальной созидательной силе, необходимо рассмотреть несколько основных древних теорий (надо сказать, что они заметно отличаются по своему типу и цели от научных теорий, которые, говоря с точки зрения истории, сравнительно новы).

Научные истины были четко сформулированы всего пятьсот лет назад в работах Фрэнсиса Бэкона, Рене Декарта и Исаака Ньютона. До тех пор наши предки не рассматривали мир через научную оптику, и даже взглянуть на Луну и звезды через телескопическое стекло они смогли далеко не сразу, ведь и телескоп появился сравнительно недавно. Теперь мы так научны и так решительно материалистичны, что нам трудно даже понять, что может существовать другой взгляд на мир. Но те, кто жил в давние времена, когда фундаментальные эпосы нашей культуры еще только зарождались, были гораздо больше озабочены действиями, обеспечивавшими выживание, и интерпретировали мир таким образом, который соответствовал этой цели, а не ставили во главу угла то, что мы теперь понимаем как объективную истину.

До того как наступил рассвет научного мировоззрения, реальность толковалась иначе. Бытие понималось как место действия, а не как место нахождения вещей³¹. Оно понималось как что-то более близкое к истории или драме. Эта история или драма проживалась, это был субъективный опыт, она проявлялась от раза к разу в сознании каждого живого человека. Это было нечто похожее на истории, которые мы рассказываем друг другу о наших жизнях и их индивидуальном значении, нечто похожее на события, которые описывают романисты, когда на страницах своих книг им удается ухватить правду существования. Субъективный опыт включает, в первую очередь, знакомые предметы, такие как деревья и облака, объективные в своем существовании, но также (и это еще важнее) эмоции и мечты, голод, жажду и боль. Именно такие вещи, переживаемые лично, являются наиболее фундаментальными элементами человеческой жизни в архаической, драматической перспективе, и их нелегко свести к чему-то отстраненному, сугубо объективному даже для современного редукционистского, материалистического ума.

Взять хотя бы боль – субъективную боль. Это нечто настолько реальное, что ни один аргумент против нее не выдвинешь. Все ведут себя так, будто их боль реальна – предельно, окончательно реальна. Боль имеет значение, она важнее любой материи. Думаю, что по этой причине многие мировые традиции рассматривают страдания, сопровождающие существование, как неизбывную истину Бытия. В любом случае, то, что мы испытываем субъективно, может быть в большей степени схоже с романом или с фильмом, чем с научным описанием физической реальности. Это драма прожитого опыта – смерть вашего отца уникальна и трагична, в отличие от объективной смерти, задокументированной в больничных записях. Так же уникальны и боль вашей первой любви, боль разбитых надежд, радость за успехи ребенка.