Несмотря на всю свою деловитость на предыдущей неделе, на то, с каким важным видом он явился к Прю в кабинет и дал обширную историческую справку о Мартине Бишопе, Оуэн Джейкс вскоре стал появляться весьма редко. Вместе с Лу Барнсом Рейчел выяснила, что рассказ Джейкса о берлинской деятельности Бишопа заслуживает доверия, хотя даже Барнс знал об этом немного. Оуэн добросовестно просмотрел сообщения, поступившие на «горячую линию» ФБР. Поскольку никакого заявления о пропавших четырехстах сторонниках Мартина Бишопа сделано не было, а Шумер пока не предложил собственную историю о них, результатом стала лишь горстка неподтвержденных наблюдений. Когда Оуэн позвонил Прю, он признал, что пока ничего существенного нарыть не удалось.

– Но я еще потереблю старые контакты, – пообещал он.

– Ради чего?

– Пока рано говорить.

Такой расклад вызывал у Рейчел раздражение: в конце концов, кто здесь на кого работал?

– Почему бы вам не сказать мне, что вы надумали?

Выдержав паузу, Джейкс ответил:

– Сейчас, при глобальном развитии интернета, любая активность приобретает международный характер. Я отработаю свои европейские контакты. Возможно, «Бригада» зародилась именно в Европе, и число ее поклонников в Старом Свете растет. Вы ведь видели надписи на стенах в Берлине.

Учитывая, что им нужно было разыскивать четыреста человек, эта «блестящая» идея походила скорее на бесполезную рутину. Но, с другой стороны, это помогло бы держать Оуэна Джейкса на почтительном удалении. Он бы просто не мешал Прю.

– Ну ладно, – сказала она. – Держите меня в курсе.

Рейчел поддерживала связь с Джанет Фордем из Стратегического авиационного командования, которая обещала проинформировать ее, если получит важные сведения от своего тайного агента. Вместе с тем особо радужных надежд у Фордем не было.

– Я знаю Освальда с тех пор, как он впервые начал работать под прикрытием в две тысячи десятом году, – рассказала она. – Ему тогда было всего двадцать два года, и он только что окончил учебный центр в Куантико. Мы выбрали его, потому что этот парень явился к нам, по сути, с улицы. Забавная штука: год в академии сделал его мягче. И чище, что ли. А пять недель спустя, когда он оказался в больнице с ножом в правом легком, я попробовала вывести его из операции. Но он не захотел. Он спросил, что может произойти, если он внезапно исчезнет. Шонду – женщину, с помощью которой он проник в «Бригаду», – наверняка заподозрят в связи с ним. Или станут пытать, или убьют. И тогда он вернулся к ним. Два года спустя мы отменили целую операцию – и, прежде всего, в результате его работы.

Эта история, как показалось Рейчел, была своего рода завещанием, примером огромных навыков и уровня преданности, но Фордем пыталась донести до нее еще кое-что.

– Он слишком много переживает и чересчур много берет на себя, и в этом, наверное, его слабость, – объяснила Джанет. – Новый Орлеан стал удачей для новичка. Теперь он исчез, и две недели мы ничего о нем не слышали. Я слишком стара, чтобы полагаться на удачу.

Рейчел думала о той беседе утром четвертого июля, в свой первый выходной после исчезновений. Она пила кофе в гостиной у матери в Кротоне-на-Гудзоне, читая «Серый снег». Книгу подарил ей сам автор, Дэвид Паркер, – так было лучше, чем встречаться с ним самим. И внезапно Прю с удивлением обнаружила, что чтиво ее увлекло. У одной героини, Ирины, оставшейся в живых узницы концлагеря, после трех дней голодания украли еду. Что, черт возьми, произойдет с Ириной?

– Почему ты не ложишься? – спросила мать Рейчел, перемещаясь с помощью ходунка от дверного проема до кресла. Мешковатый зеленый халат выглядел слишком просторным для ее тощего тела. – Ты ведь и так явилась очень поздно.

Она была права. В аэропорт «Уэстчестер» ее дочь прилетела ночью из Теннесси после непростой встречи с Хэнком Эбернати, который руководил региональным отделением ФБР в Мемфисе.

– Я поспала достаточно, – ответила агент.

– Не терпи, детка. Или закончишь так же, как я.

– Ты хочешь сказать, что нехватка сна приводит к артриту?

– Может привести, – сказала мать, усаживаясь в кресло. – А где пульт?

Рейчел отыскала его между подушками на диване и, нажав на кнопку, включила телевизор. Потом сделала звук погромче, чтобы мать могла лучше слышать любимый канал. После чего отправилась на кухню, чтобы открыть ноутбук и пробежаться по заметкам, сделанным в Теннесси.

– Целых две недели, – напомнил ей Эбернати в сыром конференц-зале. – Вы летите сюда из Вашингтона, как будто на вас сошла божья благодать. Вы и в самом деле считаете, что мы сидели здесь сложа руки? Пятеро подростков исчезли в Мемфисе, еще девять – в Нэшвилле. И ни один из пропавших не позвонил родным. Каждый выбросил телефон и кредитные карты. Послушайте, если в наше время молодой человек оставляет свой компьютер, это что-нибудь да значит. Или если он выбрасывает свой телефон. Понимаете?

Рейчел, конечно, понимала это, но Эбернати пытался донести до нее другую мысль. С того момента, как она вошла к нему в кабинет, он все время пытался приводить собственные доводы. Она не впервые сталкивалась с таким приемом: Джексон и Детройт возглавляли список крайне неблагоприятных для нее мест.

– Выходит, у вас уже есть рабочая версия, – сказала Прю.

– Вот именно, – кивнул ее собеседник, а затем сделал глоток кофе, явно испытывая ее терпение. Она решила не делать ему одолжений. И он не вытерпел. – Они мертвы. Все четыреста.

Первая мысль Рейчел была инстинктивной: «Вот как вы избавляетесь от большого объема работы: просто отмахиваетесь от него!» Но вслух она сказала другое:

– Вы хотите сказать, что Мартин Бишоп собрал четыреста человек со всей страны, чтобы… что? Отравить их всех, например?

Мужчина наклонился вперед и развел руки в стороны.

– Послушайте, эти дети… они оставили любимые вещи, с которыми никогда не расставались. Целых две недели никто из родных не получал от них никакой весточки. Они бесследно исчезли. Как такое возможно? Как может ребенок не позвонить домой – хотя бы для того, чтобы сообщить, что он все еще жив? Напрашивается единственный ответ: они мертвы.

– Но зачем это Бишопу?

Эбернати откинулся на стуле и пожал плечами.

– Кто может сказать, что там на уме у Бишопа? Может быть, он хочет заполучить толпу мучеников. Выходит, он явно не в ладах с головой. Он управляет собственным культом. Впрочем, такое случается далеко не в первый раз.

– Вы вообще-то читали что-нибудь из его сочинений?

– А что, нужно было?

Агент, который отвозил Прю в аэропорт, сочувственно вздохнул.

– Память – такая штука, – сказал он ей, когда вдали показался украшенный в честь праздника красно-бело-голубыми постерами международный аэропорт Мемфиса. – Если только что-то не разорвется у человека прямо под носом, он может тут же забыть о существовании этого. А потом начинает придумывать разные оправдания своей забывчивости.

«Трагедия плюс время – вовсе не фарс, – подумала Рейчел. – Это амнезия». То же самое она видела в докладной записке, которую Филли отправил ей ранее. В ней сообщалось о беседе с матерью Бенджамина Миттага, Дженни. Она работала на стоянке трейлеров и проживала в предместьях Уэйнсборо.

– Да, он доставлял неприятности, – сказала Дженни. – Но таковы все мальчишки. Хотя у него были свои убеждения. Вы знаете, что он даже пытался стать одним из ваших?

– Одним из нас? – переспросил агент.

– Ну да. Федеральным агентом. Если бы тогда его приняли, все было бы по-другому.

В записке упоминалось, что агент проверил то, что рассказала мать Миттага: заявление Бенджамина, поданное в две тысячи восьмом, было почти сразу же отклонено. На такое решение повлияло весьма «богатое» криминальное прошлое юного Миттага.

– Но он действительно пытался убедить меня, – продолжала Дженни. – Вот я и говорю: у него были убеждения и принципы. А потом, через год или позже, приехал тот парень. Поговорить. Они уходят, пьют вместе пиво. Бен возвращается и сообщает мне, что ФБР передумало. И что теперь они хотят взять его к себе.

Здесь в записке было сделано примечание, что данное заявление нельзя проверить, и агент объяснил это Дженни: «На этот счет у нас нет никаких данных, мэм».

– Думаете, я идиотка? – возмутилась она. – Да, вначале я поверила. Я ведь все-таки мать. Мне следовало бы хорошенько напрячь память, но тогда я не стала. Он ведь у меня всегда был хорошим лгуном, наверное, лучшим из всех. Он укатил на юг, и я ничего не знала о его похождениях, пока его имя не стали произносить вместе с этой пресловутой «Бригадой». Чертов лгунишка!

– Рей! – окликнула мать Рейчел из соседней комнаты.

Агент поспешила к ней. Мать держала в руке ее мобильный телефон, который ярко светился и вибрировал. Звонил Даг. В выходной день!

– Ты смотришь это? – спросил он у своей коллеги.

– Что?

– Скорее включи телевизор!

Она включила. На экране одна женщина показывала другой, как фаршировать индейку.

– Ну включила, и…

– Новости, Рейчел! Переключи на новости.