Глава 25
Лейка
Пятно на прозрачной столешнице с третьего подхода поддалось, я подышала на него и протерла еще раз. Готово! Этот отпечаток стакана явно готовился отметить свою годовщину, а тут я с тряпкой… Сквозь чистое стекло прекрасно просматривалось дно журнального столика – огрызки, фантики, смятые пакетики из-под чипсов, припорошенные ровным слоем пыли. Я сгребла это безобразие в пакет и потерла ноющую спину. Вот так все утро – одно цепляло за собой другое, конца и края не видно. А я всего лишь хотела помыть посуду.
В квартире прочно обосновался феерический бардак, который хозяйка именовала «домашним хаосом». Целых два дня я старалась не смотреть по сторонам и есть только то, что не надо класть в тарелки, но как только осталась одна – кинулась к раковине. После торопливо отмытой кухни и прихожей я честно пыталась остановиться, но… Надеюсь, хозяйка не сильно рассердится за самоуправство – я же старалась возвращать вещи туда, где они лежали. Хотя, похоже, места у них не было вовсе. Колготки вперемешку с плюшевыми совятами, завязанные морскими узлами шарфы, компакт-диски в царапинах, мятые модные журналы, коробки из-под пицц – целая башня, с фигуркой пластикового пони на верхушке…
Хозяйка задерживалась – собрание в Совете началось четыре часа назад. О чем можно говорить столько времени?! Сцилла встретила меня вчера утром, на вокзале, едва я вышла из вагона. Каким-то чудом высмотрела мой энергетический след на пути в Барселону и примчалась, настойчиво приглашая в гости. Это было очень мило с ее стороны. И как нельзя кстати – деньги почти закончились, а при мысли о возвращении в дом Бланки становилось тоскливо. Со Сциллой было легко – она не задавала лишних вопросов, пережитого в Мадриде не касалась. Болтала о своей работе агента по недвижимости, просвещала, как продержаться в ночном клубе дольше часа и заказывать на испанском языке кофе. Я узнала все о районах Барселоны и алкогольных коктейлях, которые при сильном даре ни в коем случае пить нельзя, не то «проснешься, а в голове вертолет». Надо будет Киру расстроить. В ответ я научила Сциллу печь сырное печенье и выражению «истинная правда». На русском она общалась не часто, и многие сочетания слов ставили ее в тупик. Между делом, мы съездили в консульство, узнали, что нужно для получения долгожданного свидетельства о возвращении. Повезло же остаться совсем без документов…
Закончив со столиком, я рискнула заглянуть под кровать. Как итог – шок и очередной мусорный пакет, заполненный до краев. Я затолкала его в кухне под раковину – к трем таким же и с удовольствием огляделась. Красота! В распахнутые окна влетал ветер и приносил свежесть и шум улицы. Но теперь он не выдувал из-под кресла клочки непонятно чего. И в само вычищенное кресло присесть было не страшно. И цвета оно оказалось не серого, а почти белого.
Водоворотом закрутилась мощная энергия, громыхнула входная дверь. Не разуваясь, в комнату влетела Сцилла – растрепанная, с потекшей тушью и всполохами паники. Рухнула на диван – лицом в еще влажную после стирки подушку и издала нечто похожее на:
– А-а-а-ы…
Ох! Что в таких ситуациях делают? Присев рядом, я осторожно тронула ее за плечо.
– Проблемы с Советом?
Она всхлипнула, отбросила подушку. Глаза у нее были круглые и испуганные, ощутимо попахивало спиртным. Черт!
– Что было на встрече? – заволновалась я.
Сцилла села, неторопливо убрала за ухо распрямившуюся кудряшку.
– Собрали всех, рассказали, что продолжают искать у себя виноватых, убивать нас не хотят, – скороговоркой выпалила она и нацепила улыбку. Совершенно неправдоподобную. – Но от Марии избавились…
– Как это? – опешила я.
– Последним предупреждением.
– Последним китайским?..
– Про Китай не знаю. У них не Совет, а что-то свое.
Вот они – очередные трудности перевода.
– Не обращай внимания, – отмахнулась я. – Русское выражение. Так что за предупреждения?
– Их Совет выдает, – Сцилла недоуменно уставилась на меня, – за любое использование дара с угрозой для людей. После пятого – все, в клинике запрут, как бы на лечение, а от тех лекарств ловушке попадаются быстро.
Ничего себе! Впрочем, странно было бы думать, что Совет вечно будет грозить пальчиком. А пять раз навредить людям – это еще постараться надо.
– Неужели ты не знала? – удивленно протянула Сцилла. – Хотя… С твоими-то пометками в личном деле.
– Какими пометками? – заинтересовалась я.
Пометки представлялись как замечания красной ручкой на полях, и виделась печать с вердиктом «Все плохо». Сцилла пододвинулась ко мне ближе.
– На тебя общие правила не распространяются, – прошептала она и оглянулась, будто нас могли подслушать. – И трогать запрещено, почти год как. Всем, кроме высшего руководства. Так что, поздравляю, у тебя фактически полная неприкосновенность! Подобное решение только в главном офисе принять могут.
Дивно…
– Главный офис – в Женеве?
Она кивнула и замерла, явно ожидая от меня пояснений. Я пожала плечами, встала с дивана. Чего некоторые только не придумают, вместо того, чтобы просто извиниться.
Я помолчала, давая понять, что тема закрыта, и повернулась к Сцилле. Если ничего страшного на собрании в Совете не произошло, с чего была истерика? Сомневаюсь, что ей настолько жаль Марию. И не думаю, что дело в моей непрошеной уборке. Хотя, как знать, может, это была ее любимая пыль…
– Что у тебя случилось? – спросила я прямо.
Сцилла опустила глаза, подтянула к себе подушку и снова уткнулась в нее носом.
– А-а-а-о… – раздалось невнятное.
Импульсы дикого беспокойства и смущения разлетелись по всей квартире.
– Кошмар, – пробубнила она в подушку, схватила меня за руку и рывком усадила назад на диван.
– Ты жива, – спокойно сказала я, – здорова. Вернулась домой. В целом не совсем кошмар.
– Я не представляю, что делать! – Сцилла мученически закатила глаза, отпустила мою руку. – Он… он такое устроил. Господи, зачем… За что?.. Не понимаю, что теперь. Бардак!
Интересно, кто «он», и с каких пор ее смущает бардак? Сцилла шмыгнула носом и решительно выпрямилась. В ней не осталось ни страха, ни сомнений, одно лишь желание выговориться.
– Он – мой куратор из Совета, – произнесла она на выдохе. – Да-да, тот самый, о котором ходят ужасные слухи. Кстати, половина из них – истинная правда! А меня к нему вдруг потянуло, и… Ты меня осуждаешь?
Ну… Я последний человек, который имел бы право ее осуждать.
– Несерьезно начиналось, по приколу. – Сцилла откинулась на спинку дивана, сжав в руках подушку. – Как игра: ведьмы, инквизиторы, запретные свидания. Подыгрывали друг другу, было весело. А потом все вышло из-под контроля… Я и не заметила – как, когда. Все это время, пока расследование в Мадриде шло, у меня единственная мысль была – хоть бы не он! Вот я вляпалась!
– Почему вляпалась? – нахмурилась я. – Ведь это оказался не он.
– Да у него крыша поехала… – простонала Сцилла. – Честное слово! После собрания нас по отдельным кабинетам отправили, побеседовать. Я вошла, там – Вик с Маэвой и новым руководством филиала, и он как… заявит, что я его девушка. Боже! Ей! И всем. Вслух! А-а-а-и…
Она опять впечаталась лицом в подушку, вихрем закружилось дикое смятение. Кажется, припоминаю этого Вика… Тот самый, с первой встречи в Совете, который потом в библиотеку первым кинулся, будто там был пожар. Выходит, о Сцилле беспокоился. Не так уж все несерьезно. Я принесла из кухни воды, влила в страдалицу весь стакан, усадив ровно и отобрав подушку. Надо же позволить несчастной вещи высохнуть, в конце концов.
– Теперь столько сложностей… – прошептала Сцилла, размазывая остатки косметики по лицу.
– Сложностей? – насторожилась я. Под ложечкой засосало. – А как Совет к такому относится?
– Ну, без особого восторга. – Она вздохнула, по-детски выпятила губу. – Случаи редкие, но бывают. В общем-то, им все равно кто кого… и с кем. Если это никому не доставляет проблем. Но моим куратором он больше быть не может. Нового назначат. И все принятые им решения относительно меня отменяются, а его мнение больше не учитывается. Считается, что предвзят.
Ясно. В принципе, логично.
Я забрала пустой стакан, поднялась с дивана.
– Что мне делать? – всхлипнула сзади Сцилла.
Нашла кого спрашивать…
– Ты давно решила, – озвучила я очевидное. – Но тебе страшно.
– Еще как! – Она поискала глазами подушку, обняла колени. – Представляешь, что будет, когда наши узнают? Кошмар. Никто не поймет. В лучшем случае дурой назовут. В худшем – вообще разговаривать не станут.
– И что? – усмехнулась я.
Сцилла потерла покрасневший нос и неожиданно улыбнулась.
– А ничего! Если им что-то не понравится – пусть. Переживу.
Вот и молодец. Пережить можно что угодно. Было бы ради чего. Я отправилась на кухню варить кофе, а Сцилла в ванную, умываться. Вышла в пушистом длинном халате, без косметики и следов пережитого стресса. Совсем другое дело! Вид у нее был свежий, относительно спокойный, с отблесками упрямства и запоздалой радости. Мы пили кофе и болтали про ее друга Марка, который чуть не открыл собственное детективное агентство, намереваясь что-то там расследовать с помощью дара, но вовремя одумался. Предупреждения от Совета не получил, лишь профилактический щелчок по носу. Все-таки повезло Кире, что «Перспектива» загнулась сама по себе. Об устроенной без разрешения уборке я не услышала от Сциллы ни слова. Похоже, она ее просто-напросто не заметила…
Мерно тикали часы со стены, сквозь полоски жалюзи на окне проникал мягкий свет. Вечернее небо было ясным и безмятежным, с белесыми прожилками облаков. Ни палящего солнца, ни изнуряющей духоты. Свежесть, какая бывает разве что ранним утром, и долгожданная приятная прохлада. Кофе согревал изнутри, наполняя странной уверенностью и мыслями, благодаря которым пришло оно – осознание. Пора. Домой, и вообще.
Сборы заняли мало времени – я не распаковывала вещи. Через несколько минут Сцилла тащила мой чемодан вниз по лестнице, бухая его о каждую ступеньку, и расстроенно бубнила про те места, которые так и не успела мне показать. У открытой дверцы такси чмокнула меня в щеку, подозрительно шмыгая носом, и пихнула на память браслет, утверждающий, что я люблю Барселону. Гляжу, от некоторой любви не отвертеться! Таксист усвоил адрес Бланки с первого раза. Или я стала лучше говорить, или просто понятливый попался. Привез, к счастью, куда нужно. Кусты шиповника вдоль дороги, высокий кованый забор, за ним – цветник в окружении стриженых деревьев и аккуратный, ухоженный дом. Совсем рядом пульсировала энергия. Сильная, напористая, до боли знакомая. Уверенность подтаяла, к горлу подкатил ком. Я сглотнула его, выдохнула и вышла из такси.
Приблизилась к воротам, толкнула тяжелую створку. Браслет оттягивал запястье, наверху плыли равнодушные облака, легкие и белые. Шаг вперед, второй. В уютный двор, к наливающемуся жаркому свету. Цветы были всюду. Обвивали забор, усеивали клумбы, выглядывали из горшков и кашпо. На резной садовой скамейке сидел Паша и неотрывно смотрел прямо перед собой. Веяло задумчивостью и непроницаемым, совершенно неестественным спокойствием. Ох…
Я прислонила чемодан к стене дома и села на скамейку, с краю. Нас с Пашей разделяли полметра, обоюдное молчание и плотная завеса напускной сдержанности. Небо медленно темнело, ветер стих.
– Ну, – вдруг нарушил Паша затянувшуюся тишину, – как дела?
– Хочу домой…
– Самолет завтра, – сообщил он и наконец посмотрел на меня.
Глаза у него были усталые, даже слишком. Сосредоточенное, безучастное лицо. Ни подколов, ни привычной усмешки…
– Тебе и Кире придется со мной в консульство сходить, – ровно выговорила я, хотя внутри все предательски сжалось. – Там хотят двух свидетелей, без них нужную для вылета бумажку не дают.
– Что случилось с твоими документами?
Вот он – момент, который я всеми силами хотела отсрочить. Этот вопрос был неизбежен. А следом потянутся другие…
– Я не улетала в Москву, – торопливо сказала я. Лучше уж признаться сразу, скопом. – На меня в аэропорту напали, выкинули в глубокий Лектум. Хранитель спас, но очнулась в клинике. Повезло – телефон забыли отобрать, успела позвонить…
Паша медленно кивнул:
– Не мне.
– Не тебе, – глухо подтвердила я.
Тяжелый взгляд, короткий вздох в мою сторону.
– А кому?
Только сейчас заметила, как на улице потемнело. Посеревшие облака, холодное небо. Тонкая, почти слившаяся с крышей по соседству линия горизонта. Но это только кажется. На самом деле они безумно далеки друг от друга.
– Феликсу, – ответила я. – Он как раз случаи с клиниками расследовал. Говорю же – повезло.
За соседним забором зарычала собака. Сердито, отрывисто. Я невольно вздрогнула.
– Что ж… – Паша отвернулся и потер переносицу. – Понятно.
Пахнуло гвоздикой и свежескошенной травой. Резко, отчетливо, до головокружения. Я откинулась на спинку скамейки, Паша прикрыл глаза и спокойно, без тени сомнения констатировал:
– У вас же были проблемы осенью.
Значит, просчитал… Впрочем, два плюс два сложить немудрено. Кира рассказала ему о том, что Вениамин подловил меня не в полной силе. А с чего бы моему дару брать выходной именно после встречи с Феликсом?
– Уже нет, – твердо сказала я.
Паша вяло усмехнулся:
– Ну да. Особенно на фоне новых.
– Каких? – не поняла я.
– Когда вемов из особняка в больницу отправляли, я тебя пытался высмотреть. – Он повернул голову и серьезно посмотрел на меня, внутри похолодело. – А заметил кое-кого другого. Лишь один вопрос. Единственный. Ты уверена, что это его надо спасать, а не спасаться от него?
Я приросла к скамейке намертво, не вышло ни вдохнуть, ни пошевелиться. Факты неумолимы… Алекса убила тьма, Артем был рядом. Давно было известно: там, в первородном мире, все началось. Побежденная тьма. Первая смерть Вестника. Только победил не он, а его. Паша это понял. Ему всегда хватало пары подсказок.
– Не смей… – прошептала я.
– Ответь! – жестко потребовал он.
– Уверена, – произнесла я четко, без малейших колебаний. – Он может их уничтожить. Совсем. Только он.
– Да… – протянул Паша, не сводя с меня глаз. – Не зря же они его так боятся. До ужаса. Только его.
Верно, боятся. Отгораживаются, прячутся. Ловушки ставят, вычисляют. А еще кто-то охотится на Вестников в реальности, и весьма успешно. Пятьдесят миров в Потоке тому подтверждение.
– Что будешь делать? – спросила я обреченно.
– Точно знаю, что я делать не буду. Злить его лишний раз…
Да, Вестники могут убивать одним прикосновением, и неизвестно на что еще способны. Но я разберусь. Смогу, справлюсь.
– Мне угрожала опасность, – сказала я убежденно. И ему, и самой себе. – Настоящая. Иначе бы Артем не стал…
– Обнадеживает.
– Его истинные враги в нижнем Потоке, – я сцепила озябшие пальцы в замок. – Хранитель сказал, они нарушают баланс. Из-за этих пятерых Потоку плохо. Ты видел?..
– Видел. И ты думаешь, твой мелкий их одолеет? У предыдущих Вестников не получилось. Он явно не супермальчик, а всего лишь оружие. И, кстати, в чьих руках? Не задумывалась, например, откуда вообще взялся Хранитель и какого черта ему надо?
Снова засыпало вопросами, а ответа – ни одного…
– Успокойся, – устало сказал Паша. – Никто не задался вопросом, что Норд забыл в первородном мире, и как умудрился отхватить там сердечный приступ. Всем не до того было. А потом эта история обрастет такими слухами и легендами, что до правды будет просто не докопаться.
В нем мелькнуло что-то колючее, отчаянно сдерживаемое. Глубоко скрытое, очень. Там, за привычной ослепительной яркостью, растекалась странная энергия. Вроде его, но подозрительно тусклая, будто без цвета вовсе. Как это?.. Я нахмурилась, Паша вспыхнул раздражением пополам с замешательством и уставился в другую сторону.
Так…
Я придвинулась ближе. Моя ладонь легла на его щеку, по коже словно электрический заряд прошел. Паша попытался не то отвернуться, не то отодвинуться. Разбежался!
– А ну, сидеть! – сказала ему категорично и развернула к себе.
Ощутила горячее дыхание и обжигающие всполохи удивления. Послушался. От неожиданности, видимо… В его глазах не просматривалось ни бурлящего океана энергии, ни стремительного напора, ни живых всплесков яркости. Лишь похожая вывеска, скрывающая марево дикой усталости и сотню неконтролируемых, пульсирующих болью нитей. Они оплетали сознание, словно сеть оголенных проводов, искря от малейшего воздействия извне. А тревожило их что угодно, вплоть до случайно перехваченных чужих эмоций. Использовать дар прицельно и вовсе чистый мазохизм. Выжато все, до капли. Как Паша умудрился?.. Наверняка в глубоком Лектуме. У меня была поддержка Хранителя, а у него? Немного одолженных сил. Вот и результат геройства – надрыв по всем пунктам. И ведь не мог не чувствовать, что делал! Дар приходил в норму – сам, постепенно, по чуть-чуть. Нити медленно, но верно тянулись друг к другу, сплетались, стремясь слиться в единое целое и вновь разлиться податливой энергией. Увы, сейчас эта непрочная конструкция напоминала карточный домик, готовый обрушиться из-за любого неосторожного касания.
Я покачала головой и выдохнула:
– Это пройдет… Восстановится. А вот мозгов не прибавится. Чем ты думал, доводить себя до такого?!
– Надо было тебя одну бросить? – едко осведомился Паша. – И всех? Нас бы, конечно, сожрали, зато никаких последующих претензий.
– Ты… – голос дрогнул, горло предательски сдавило.
Хлынули непрошенные, давно и тщательно погребенные воспоминания. Там, тогда… Я его почти потеряла. На несколько минут в особняке, невыносимо долгих, как и те недели четырьмя годами ранее. Так уж повелось – то, чего больше всего боишься, обязательно случается. Опять.
Пальцы дрогнули, прикосновение к Пашиной щеке начало обжигать. Его ладонь легла поверх моей – легко, невесомо. Скользнула вниз, убрав мою руку мне на колени. Секунда, и он меня отпустил, расстояние между нами увеличилось. Полметра свободного пространства, звенящее напряжение и въедливая тишина.
Вот так. Мне казалось, если вычеркнуть Пашу из моей жизни, то терять будет нечего. Станет все равно. Я ошиблась.
Как хорошо, что есть столько других проблем…
Я на пару секунд закрыла глаза, помассировала виски. Волнение отпустило, дыхание выровнялось. Раскисать некогда, дел полно.
– Значит так. – Я повернулась к нему. – В идеале тебе бы на необитаемый остров на пару месяцев. Но ведь не согласишься. Учти: придется туго. Даром пользоваться нельзя. Совсем. А с пассивным откликом нужно как-то справляться.
– Поверь, я знаю, – Паша закатил глаза, – и работаю над этим.
– Только попробуй раньше срока сорваться!
– Сдаюсь… – усмехнулся он и театрально поднял руки.
Повеяло слабой неуверенной теплотой. Отчуждение таяло, былое оцепенение отступило. Взамен пришли спокойствие и уверенность. Я помогу Артему, это решено. Я справлюсь. Вернее, так – мы справимся.
В конце концов, я тоже не одна.
